И он убивает меня, терзающий меня смех Как же хочется стереть все эти улыбки, Потому что они убивают меня, медленно, заставляя биться в агонии. Как же хочется стереть все эти улыбки! Я иду, окруженный неясным шумом, Он проходит сквозь меня и вырывается наружу. И я говорю со стенами, Пытаясь разглядеть своих демонов. Когда я ослабляю хватку, внезапный ужас накрывает меня с головой. Я иду, окруженный неясным шумом, В окружении собственных демонов. IAMX - Walk with the Noise (с)
- … приговариваетесь к смерти. Исполнять немедленно. Она задохнулась в одну секунду. Нехватка кислорода и сил резанула лезвием по горлу лютой беспощадностью. Этот шрам навсегда. Даже на той, вечной стороне страданий (обещанного покоя нет, все ложь), блуждать ей с этим порезом, гладить пальцами свою награду. Убей сейчас. Я не хочу ни секунды жить с этим. Медленно и тягуче, слеза ласкала на прощание девичьи, не целованные щеки. Она и подсказала: он только что тебя убил. Заключенные в темнице ее мертвой души покорно склонили головы. Воспоминания, надежды, мечты, сны, украденные украдкой прикосновения; ненужные и опозоренные, они последуют за своим тюремщиком, несчастной хозяйкой. Тина глядела в мольбе на своего убийцу. Что вы сделали с собой, мистер Грейвс? Где ваша доброта, ваша чистая, честная доброта в уголках уставших глаз? Почему танцующим движением руки, вы лишаете меня возможности видеть вас? Я привяжу к вам мои мечты, я не заберу их с собой. Мнимо легче оставить их, тогда вы навсегда останетесь осененным моей верой в вас… Ноты плачущей души взмыли к боли у висков, но Тина успела уловить фальшь. И не в своей элегии. - Мистер Грейвс! Прошу вас! Узкое плечо, полетом слабой стрелы, дернулось к ответчику, что прятал глаза. Тонкие руки, словно борозду, оттянули назад, и теперь лишь ее голос мог протянуться к цели. Напряженной струной, Тина рвалась вперед (и на части), захватывая, задыхая каждую тень мысли в черных глазах. - Я, осужденная на смерть, прошу услышать перед смертью ваше обещание. Вы обещали, мистер Грейвс! Тонкая линия губ смялась, выдох прошел по кривой. Грейвс покачнулся, обхватив цепляющим, детализирующим взглядом зрителей спектакля, сымпровизированным им. - Исполняйте. Испуга была слишком много, страх не дал повторить вежливый жест смерти. Надо было прикончить на месте, как ему и обещал, - раздраженно шипела злоба под чужой личиной. Шрам-проклятье послушно, а самое главное, согласно, исчезло с алебастровой кожи, дав впервые за долгое время вздохнуть полной грудью. Оказалось, перед смертью можно надышаться, и даже за все страшные месяцы горечи и отчаяния. Колючий воздух заколол легкие изнутри, а снаружи чужие руки царапали грубыми прикосновениями. Тело Тины безвольно отпрянуло от пристани жизни, увлекаемое белыми руками в комнату казни, но измученное сознание и истерзанное сердце тихо твердили ее мертвой душе; Это не твой мистер Грейвс.***
- Тина, запомните, пожалуйста, что я вам скажу… Девушка резким взмахом удалила дорожки слез, позабыв о том, что в сжатом кулаке у нее хранится последний экземпляр контрабандного зелья, а к тому же, улика. Склянка чуть не последовала по траектории взмаха руки и не улетела во все-таки неудавшееся дело. Мужчина вопросительно склонил голову набок. - Больше не буду, - покладисто сообщила Тина и спрятала зелье в широкий карман. Надо будет забрать по окончанию разговора, - и Грейвс медленно поднял взгляд, скользя по строчкам пальто. Девушка моргнула и наконец установила контакт с черными глазами. Она не знала, что в данном случае, черны они не по своей природе, а по расширенному пульсирующему зрачку, который жадно раскрывался навстречу ей. Не знала она, что сейчас выдает себя таким же образом. - Тина. Запомните мои слова. Никогда не бойтесь своей силы. То, что есть в вас, - то, чем вы сияете,- не может причинить зло или непоправимую ошибку. - А если я все же ошибусь? - Я тебе помогу. - Обещаете? – сейчас он ей не начальник, а проводник и спутник в этом мире. - Обещаю. Помоги и ты мне. Тина радостно и широко улыбнулась, выдавая в себе ребенка и вручая его в руки мистера Грейвса. А он, со страхом перед силой чувства, осознал, что его душа окончательно и бесповоротно примагнитина.***
Впервые он ударил его как не-маг. До этого он считал ниже своего благого достоинства опускаться до тех, кого так ненавидел. Постыдно и горько, Грейвс осознал, что этот удар наотмашь, что обжег и оглушил половину принимаемого мира, это первое прикосновение за долгие месяцы. За долгие, вечные месяцы. Если оно же было и последним в его жизни, кто ему ответит, за что он заслужил такую страшную участь? - Разве ты рассказал мне все? Грин-де-Вальд вскинул руку для нового оскорбления, но дрогнув, придумал способ лучше. - Это твоя вина, Персиваль, ты меня довел до этого магловского, дикого рукоприкладства. Хотя, видел бы ты себя со стороны… Тюремщик брезгливо встрепенул рукой, словно хотел стряхнуть даже отдаленное предположение, что он касался измученного узника. Грейвс, провалившийся в колодец черных сплетений своих мыслей, как только мог отрешенно качал головой. Силе и рассудку было больше не за что хвататься. Небытие, что дышало уже в центре жизни, остановилось в нескольких шагах от победы. - Ну же? Что я упустил, а ты так невежливо не указал на мой недосмотр? - Ты забрал у меня все, - страшное признание слетело с разбитых губ, уже не имея веса и цены. - Все да не все. Твоя девчонка, о, как она мне надоела. Ходячее недоразумение и раболепие. Что ты мне не рассказал про нее? Неужто, у вас что-то да было? С пустыми руками, пустыми ножнами и вот-вот пустой душой, Персиваль, по законам физики, должен был уже давно воспарить с этой земли. Но пустой и поломанный, он оставался в этом подземелье. - У меня не осталось ничего, что ты хочешь? Что мне отдать еще? – мужчина прохрипел сиплым голосом в ненавистное лицо. Грейвс никогда бы больше не смог смотреть в отражение, Грейвс рад что скоро (?) умрет, иного не осталось. Он бы с радостью выцарапал каждую черту и линию этой маски, забыв, что это наследие его родителей. Глаза мамины, ямочка под узкими губами, папина, сдержанность в улыбке, - привет от обоих. Все теперь опорочено и переврано. Как бы он хотел больше никогда не видеть своего отражения, но оно маячило перед глазами и радостно скалилось. - Все да не все, - баюкал нараспев Грин-де-Вальд, - что я тебе обещал в тот раз? - Тина! – Грейвс оторопело глядел на тюремщика, не веря даже после всего. Значит он мало молился и отдавал в жертву последнее чем он обладал – мужские слезы. - Что ты?.. - Я? Уверяю, нет. Это твоя вина. Если бы ты не упрямился, Персиваль, и рассказал все, что носишь таким ценным грузом внутри, я бы не просчитался с Тиной, а Тина не лезла на рожон. Считай, ты подставил нас всех. А я обещал, что если она попадется под горячую руку, ей не на что рассчитывать? Грин-де-Вальд нашептывал волнами свои важные объяснения, дабы мученик мог прочувствовать все ступени пропущенных событий. - Не грусти сильно, ее смерть не ужасна. Считай, она просто задумалась и не заметила, как потерялась в мечтах. Ваша комната казней до смешного гуманна. Если бы он мог, он бы умолял утешить его Круциатусом. Или убить, убить, убить. Пусть остается один он, ведь Персиваля Грейвса больше нет. Воя в мокрый камень дна клети, он сбивал ногти, пытаясь пробить путь вниз. Узник, приговоренный к вечному перманентному исполнению смертной казни. Повергнутый разум даже не выдвигал предположений что это ложь. Жизнь, свет, надежда, - все отвернулось от него, оставило в этом чистилище, на распутье. Он желал, мечтал и думал только о том , чтобы уберечь чистую, светлую душу девушки, что случайно заберла в его руки, на его счастье. Но он не уберег, не спас, и даже не сказал... И все что он может, это надломлено рыдать, выдавая с каждым стоном свою душу, корчась в ногах у того, кто всего лишь расчетливо и холодно выбрал из всех вариантов лучший. Холодный, скрытный, одинокий, отрешенный Персиваль Грейвс был лучшим вариантом и с ним не могло быть просчета. Если бы не она. К великому сожалению и незнанию Геллерта Грин-де-Вальда, Тина разрешила свой узел страха.