Безмолвие

      Каждый человек, когда умирает, хочет, чтобы по нему скорбели, чтобы его помнили. Как говорится, пока мы помним человека, он будет жить. К сожалению, так происходит не всегда. Это зависит от того, как именно ты прожил свою жизнь. Всё ли ты сделал, чтобы тебя помнили. Однако и воспоминания бывают разные. Был ли ты филантропом, помогая и оберегая, или же наоборот. Всё сводится к поступкам, которые ты совершал. Хорошие или плохие — все поступки запомнятся, и за них тебя будут благодарить или осуждать.       Только что выпавший снег таял под ногами. Порывы ветра холодили спину под тонкой курткой, не предназначенной для такой погоды. Гроб медленно погружался в землю под всхлипы родственников отчима, коих оказалось очень много. Собственно, почти никого из присутствующих я не знала; как мне сказали утром, до совершеннолетия я буду жить с сестрой отчима. Она проживает в соседнем квартале, и школу менять мне не придётся, так что не всё так плохо. Рядом с ревущей матерью стоит капитан из участка, в который меня и все мои вещички отвезли после того, как труп отчима забрали в морг. Как только я очутилась в этом муравейнике, начался настоящий ад, который длился весь день. После долгого заполнения кучи бумаг и в пустую потраченного времени, мне предлагают переночевать на узком диванчике, в какой-то общей комнате. Собственно говоря, уснуть я так и не смогла, и на утро со словами: "Это временно" меня отправили в детский дом. В этом "заведении" оценили моё молчание, и меня никто не трогал, к сожалению, про кошмары того же сказать не могу. В школе я так и не появилась, как и не видела Карла. Последнее обстоятельство отзывалось непонятным чувством в груди, которое я пыталась не замечать.       — Сочувствую вашей утрате.       Я уже не помню, какой раз за сегодня говорят мне эту фразу. Вдоволь наплакавшись на кладбище, все направляются в дом моей "тётушки" скорбеть на пару с закусками. Это всё напоминает похороны моих родителей. В точности. Только тогда я действительно не находила себе места от горя. А сейчас? Плохо ли мне? Должна я ли плакать и причитать, что он умер таким молодым? Понятия не имею. Тогда мне всё это не казалось цирком или просто поводом собрать всю родню вместе. В доме, куда все завалились подальше от стужи, тепло и чисто. В гостиной, пропахшей новой мебелью, стоит накрытый кипельно-белой скатертью стол со всевозможными закусками. Диван и кресла у камина обёрнуты в полиэтиленовые чехлы. От созерцания комнаты меня отвлекает постукивание по плечу. Повернувшись, обнаруживаю озирающуюся по сторонам женщину. Сестра отчима, на неё мне указали утром, когда я расписывалась в очередных бумажках, выходя из детского дома, оставляя за спиной всех его обитателей, что с завистью смотрели мне в спину. Женщина, вдоволь мной налюбовавшись, с придыханием заговорила:       — Привет, Рене, я — Шейла. Я так рада, что ты будешь жить со мной. Обнимемся? — и резко подаётся вперёд, сжимая меня в объятиях до хруста рёбер. — Я так опечалена смертью Боба, — а так вот, как его звали. — Мы в последнее время были с ним не слишком близки, всё из-за его шлюховатой жены. Никогда она мне не нравилась. Не зря видимо.       Выбираясь из объятий, сочувственно сжимаю руку. Её взгляд исследует моё лицо, затем она, чуть отходя назад, вновь осматривает меня всю с головы до ног.       — Неужели ты ходишь в таком? На улице же мороз, — тут же отвечает себе. — Ну ничего, это мы исправим. Завтра же идём по магазинам. Точно, решено, — и вдруг осеклась, заглядывая в глаза. — Ты ведь потеряла своих родителей? — дождавшись кивка, вновь сжимает в объятиях. — Ох, бедное дитя, я о тебе позабочусь. Обещаю.       Её кто-то зовёт, и она, ещё раз обняв, уходит. Наконец нормально вздохнув, я плюхаюсь на диван, наблюдая за всеми со стороны. Большая часть людей столпилась у стола, хватая с него всё, до чего дотянутся руки. Некоторые о чём-то без остановки разговаривают, остальные же, беря пример с матери отчима, не могут успокоится и всё время ревут. И вдруг среди всей толпы людей я вижу Карла и его сестру, боже, надо вспомнить её имя. Увидев меня, он направляется в мою сторону.       — Привет, Шейла сказала, что взяла к себе приёмную дочь брата. Так это ты? — после моего кивка продолжает. — Я слышал, что тебя упекли в детдом? Всё в порядке? Тебя никто не трогал?       Качаю головой, указываю большим пальцем вверх, показывая, что всё хорошо. Он, с резким скрипом одежды о полиэтилен, разваливается рядом на диване, закидывая ноги на журнальный столик. Протяжно выдыхает, будто весь день трудился и только сейчас выдалась свободная секунда.       — Хочу предупредить, что Шейла у нас с приветом, — говорит полушёпотом, наклонившись чуть ближе. Проведя пальцем по виску, продолжил. — Так что сильно не удивляйся. Хотя, ты же с ней уже говорила?        — Шейла нормальная, не говори херни, — речь обрывает его сестра. — Ну, возможно только чересчур скрупулезна. И убери ноги! — шикает на него, садясь на кресло. — Рене? Я — Дебби, сестра этого кретина.       Так вот как её зовут. Махнув девушке в знак приветствия, я откидываюсь на спинку, выдыхая, ощущаю, что начинаю съезжать с неприятным скрипом. Немного повозившись, усаживаюсь так, что ноги до пола не достают, я чувствую, что мне удобно. Карл, дождавшись, пока устроюсь, убирает ноги со стола, ложится на диван, кладя голову на мои колени, а ноги вытягивая в сторону Дебби.       — Ты совсем обнаглел?! — возмущению девушки нет предела.       — Так уж устроены кретины, смирись, — улыбается, закидывая руки себе за голову. — Шикарно.       Действительно, шикарно. Отчего-то я только сейчас осознаю, что слишком быстро стала привыкать ко всему этому. К хорошему отношению, заботе. Слишком быстро я стала частью этого всего. Страх клокочет где-то там, в груди, предвещая, что всё привычное скоро рухнет. Рухнет так же легко, как карточный домик, оставив после себя пустоту. Крах, он всегда поблизости, за спиной, поджидает своего часа и тогда, когда ты его не ждёшь, разрушает всё. Этого не избежать, ведь это я. Всех, к кому я привыкла, кого я полюбила, больше нет рядом и никогда не будет. Хаос — это я, и мне пора держаться от всех остальных как можно дальше.       Карл почти ощутимо мурлычет, во сне обхватив моё бедро рукой. Провожу рукой по его волосам, понимая, что не хочу разрушать эту жизнь.