(Не)страдающие от одиночества

— Тише. Все хорошо, я с тобой… Адриан смеется, запрокинув голову. Адриан чувствует острую боль в грудной клетке, такую знакомую и родную, что сжимает его тело, заставив трястись в судороге. Адриан больше не хочет это терпеть. Вдох Она всегда приходила только тогда, когда стиралась тонкая грань между жизнью и смертью. Сейчас намного проще. Сейчас ему не обязательно резать вены и избивать себя до потери пульса. До неузнаваемости. Даже сам не замечает первобытного удовольствия, приходящего попеременно с колючей болью в сердце. Он не может вдохнуть. А она опять приходит. Просит, безостановочно просит, умоляя его дышать. Зачем? Какой смысл в ежедневных терзаниях, в существовании без нее? Адриан сходил с ума. Адриан мечтал о панических атаках. Выдох Сегодняшний день выдался особенно темным, благодаря дождю. Ленивой походкой Агрест перешел порог школы, вдыхая запах сырости и дерева. Еще одна причина, заставляющая его сбегать с этого чертового места — здесь слишком много людей, узнающих его. Да это же тот самый суицидник! Как он еще не умер… Он и вправду очень плохо выглядит… Бедный, бедный парень… На самом деле ничего подобного он не слышал, но выражения их лиц говорили сами за себя. И единственным плюсом этой ситуации было то, что Хлоя могла наконец от него отстать. Все-таки для девушки своя репутация была важнее всего. Такая же, как и его папочка. — Адрианчик! Вот ты где! Как видите, этого не произошло. Буржуа вопит, стремглав мчась в его сторону, заставляя всех школьников расступиться перед ней, в то время как Агрест ищет любую возможность смыться, но рядом был только женский туалет. — Адриан! — она хватает его за руку, — где ты был вчера? Мсье Белуа до сих пор не знает, как ты выглядишь. — Мне все равно. Хлоя хмурит брови, что сейчас особенно видно, сколько макияжа она использовала. Покачиваясь с пятки на носок, что она часто делает, когда нервничает, дочь мэра проговаривает: — Ну прости, Адрианчик, — даже не знает, за что извиняется, — просто я устраиваю вечеринку у себя дома. Ну, ты же знаешь, как всегда она будет самой бомбезной! Поэтому вот, твое приглашение. Хлоя протягивает ему конверт розового цвета, на котором было слишком много блесток и бантиков. Адриану захотелось истерически смеяться, ибо девушка не могла быть настолько глупой, чтобы пригласить его. Накричать, биться головой о стену, потому что вечеринки — часть нормальной жизни. Жизни, которой у него больше нет и к которой он никогда не сможет вернуться. Еще неделю назад Адриан пытался умереть, а сейчас его приглашают на вечеринку. Неужели? 1. Он видит галлюцинации во время непрекращающихся панических атак, каждая из которых чуть не убивает его. 2. Он ненавидит своего отца и абсолютно все, что его окружает. Пойдет ли он? Всегда один тот же извечный ответ. — Отец меня не отпустит, — все еще сдерживает крик, стиснув зубы, проговаривает Агрест. Потирает шею, чувствуя боль, давящую на виски. Пытается отдать ей конверт, блестки которого осыпались на руки, но Хлоя заговорчески смеется. — Он уже тебя отпустил, не переживай. — Что? — Он все равно собирался на командировку в Нью-Йорк, и когда папа предложил оставить тебя у нас, не стал протестовать. На самом деле, это вполне в стиле Габриэля, Адриан уже не помнит, когда узнавал важные новости не от Натали или же других прислуг. И сейчас это совершенно не удивляет. По крайней мере до той части, где ему следует черт знает сколько жить с Буржуа. Не устанет жалеть о том, что его спасли. — Отлично, — надсадно говорит Агрест, положив руку на лоб. — Просто прекрасно. — Ты тоже рад? Теперь ты сможешь пойти на вечеринку! Хлоя хлопает в ладоши и ему дико хочется, чтобы она перестала казаться такой раздражительно счастливой. Три урока и три попытки заснуть вполне хватает для того, чтобы сломать и так уж слишком слабое терпение Адриана. Тот уже в привычной манере собирался прогулять остальные уроки, однако замер, мельком заметив Маринетт в дверях столовой, которая решительно направлялась к столику компашки Буржуа. Прищурив брови, он, не понимая того, что делает, зашел в столовую, дабы при любой возможности помочь ей. Просто потому что они его раздражают, говорил себе Адриан, оперевшись о колонну. Первое впечатление, которое производит Маринетт — тихая, замкнутая в себе девушка. Она обязательно заплачет после очередной издевки своих однокурсников. Еще она будет пытаться извиниться перед ними совершенно ни за что. Но то, что она сделала, казалось абсолютно невероятным и таким восхитительно смелым. Маринетт опрокидывает две порции лапши на голову Буржуа и Сезер, со словами «Приятного аппетита, стервы». Стоит протереть глаза, дабы убедиться в действительности того, что это произошло. Все замерло. Даже Эйван перестал чавкать, наблюдая за разыгравшейся картиной, разинув рот. Поскольку порции в этой школе были довольно внушительных размеров, девушкам конкретно досталось, ибо лапша была абсолютно везде: стекала по волосам, лицу, размывая макияж (особенно Хлои), плечам, падая на скрещенные ноги. — Ах, ты тварь! — первая отмирает Алья, пытаясь кинуть лапшу Маринетт ей в лицо, но та уворачивается, откровенно посмеиваясь. Адриан не мог поверить в то, что скромная и слабая, так часто убегающая со слезами девушка, сейчас в открытую мстила им. Она, чёрт возьми, мстила им! — Да ты! Ты ответишь за это! О боже, моя прическа! Мой макияж! Хлоя также швыряется лапшой в Маринетт, ни разу не попадая. Девушки с визгом выбегают из столовой, заставив всех буквально ожить, брюнетка же сконфуженно вертит головой, встречаясь взглядом с блондином.

***

— Здравствуйте, я Маринетт. Мы с Адрианом пишем лабораторную по химии. Практически пропищала. Стыдно. Как и за свой внешний вид, ибо даже в воротах семьи Агрестов было намного больше изысканности, чем в ней: потертые джинсы и кожаная куртка (сегодня довольно дождливо) и, как понимаете, зонтик взять Маринетт также не додумалась. Мокрые волосы комками липли к лицу и губам. Девушка пыталась собрать локоны в подобие хвоста, когда женский голос наконец проговорил: — Войдите. Ворота открылись, показывая взгляду усадьбу, ни чуть не уступающую в изысканности. Маринетт вздыхает, всерьез подумывая над тем, чтобы развернуться и уйти, ибо это место, каждый уголок которого был явно дороже ее пекарни, не внушало доверия. Она чувствовала себя в каком-то музее или в Лувре, разглядывая миловидные фонтаны и прекрасный сад. Картины эпохи Ренессанса украшали коридор, заставляя девушку замереть в первобытном восхищении напротив каждой. — Маринетт, — голос Адриана раздается со стороны лестницы, заставляя девушку вздрогнуть и отвлечься от созерцания полотен. — Привет, — прокашливается, пытаясь привести голос в норму, — я тут подумала, что лабораторную нам стоит написать вместе. — Вместе? Его лицо кривится в неком подобии удивления, что девушка, будучи и так неуверенной в своих действиях слишком сильно, начинает жалеть о том, что явилась сюда. Этот дом наглядно показывал — они не просто из разных миров. Из разных вселенных. Парень, которому никогда не приходилось сталкиваться с трудностями, не поймет ее. Парень, мыслящий так же поверхностно, как и Буржуа, не поймет ее. С беззаботной жизнью и неплохой внешностью в придачу. В последнее время абсолютно все стало отталкивающим. Запоздало и неуверенно кивает. Сутулится, потому что не находит в себе сил держать осанку. Как и безразличие на лице. Не понимает, что это, но чувствует, как все перед глазами начинает плыть, а нижняя губа подергиваться, что приходится кусать щеку изнутри, дабы сдержать просящиеся наружу всхлипы. Почему это так волнует ее? Почему правда давит на сознание? — Я вполне могу справиться сам, — поднимаясь по лестнице на второй этаж, дабы скрыться с глаз. Маринетт, честное слово, планировала уйти. — Это работа на двоих, Агрест, — возмущенно выкидывает в спину, потому что не хочет, чтобы последнее слово было за ним. Станет сегодня с позорных ситуаций. — Маринетт, тебе лучше уйти, — сухо отрезает блондин, даже не повернувшись, что заставляет чувствовать девушку еще более ничтожно. Она, конечно, догадывалась, что вряд ли он будет максимально гостеприимным и нальет ей чай с жасмином, но это было слишком. — Ничтожество, — напоследок, забирая всю ярость одним словом. Маринетт оборачивается, широкими шагами направляясь к выходу, потому что вся эта роскошь рябит в глазах. А ему плевать. Так ведь? Тогда почему остановился? Не пошел же дальше в свою комнату задыхаться от ненависти к себе, Почему имеет непотребное желание объяснить ей, оправдать? Адриан никому и ничего не должен. Ни тогда, ни сейчас… Потому что это был удар ниже пояса. Серьезно? Он не хотел становиться Хлоей в ее глазах. И плевать на всех. Всегда было плевать на мнение окружающих, так почему сейчас это разрывает? Почему он стал замечать Маринетт? Шаги стихают за звуком закрываемой двери. Уже не первый раз она убегает. И второй раз он не бежит за ней.