Gift mahope iho o ka make

      Гигантские крылья с яростью лупят по воздуху. Взгляд сокола такой, что казалось, может испепелить. Он был зол, нет, не на Моану, что вновь затронула болезненную для него тему, хотя могла бы и промолчать! Он не был зол на нее, просто не мог…       На себя — вот на кого он был зол.       Рядом беспокойно следовал океан, пытался своим сиянием хоть немного успокоить взбешенного-расстроенного полубога. Но на свете нет ничего, что могло бы заглушить эту ноющую боль в груди. Даже Моана… даже она не смогла бы, наверное. Мауи не был в этом уверен.       В темноте ночи резко блеснула яркая звездочка, что была расположена прямо на конце рукоятки созвездия крюка Мауи. Полубог резко остановился, его словно пригвоздило ни к чему, как тот только не махал массивными крыльями, с места не двигался. Кто-то держал его… — Киану… — пораженно прошептал Мауи, непроизвольно превратившись обратно, падая камнем вниз, но вовремя был подхвачен океаном за талию.       Улетел он достаточно далеко, вокруг были одни водные просторы и ни намека на сушу, только вода, вода, вода и… он…       Дух ласково и беззаботно улыбался, но молчал. В руке он сжимал кору священного дерева Вахари, на которой были выжжены четверо существ. Мауи с трудом узнавал там себя, прижимающий к своей, пока не очень татуированной груди, теплый сверток, заботливо завернутый в листья. Рядом с ним стояла худая девушка, устало, но счастливо улыбаясь, также прижимала к груди запеленатый в листья сверток.       Вновь блеснула звезда в созвездии, но на этот раз на самом конце острия. Мауи почувствовал легкое дуновение теплого ветра в спину. Обернулся… никого. Повернулся обратно. — Калани…       А рядом с духом Киану, стоял его младший брат-близнец Калани. Черт, как же они похожи на него, даже не показывая сейчас свой характер, он прекрасно видел в мимике их блестящих, пустых черных глаз без белка, себя. Хотя во внешности они были похожи больше на мать, чем на отца. Все, что они переняли из его внешности — кудрявые черные волосы и телосложение. Остальное же все досталось от Хины, включая глаз и бледного цвета кожи, что на духах смотрелось гораздо хуже, нежели когда те были… живы. — Ты должен быть счастлив, пап… — Мы бы не хотели, чтобы ты грустил, отец.       Киану всегда звал Мауи не иначе, чем просто ласково «папа». Калани, которому досталась некоторая доля характера Хины, называл полубога «отец» и никаких милостей. — Да… ты должен быть счастлив, отец!       Их голоса хором отдавались на всю округу, раздваиваясь, соединяясь друг с другом, создавая чудовищно завораживающий резонанс.       Полубог еще долгое время находился в «руках» океана, молча наблюдая за сыновьями. А они, тоже молча, смотрели на него. В свете луны они казались намного ярче и прозрачнее, чем были. Мауи не мог понять, что же случилось, они не должны быть такими… они не должны быть призраками! Не должны… они должны быть живыми. — Ты думал, что, превращая нас в звезды и отправляя освещать людям путь, мы будем живыми? Нет, отец. К сожалению, но это невозможно. — Мы разговариваем с другими, особенно часто удается поговорить с луной. Она говорит, что, попав на небо однажды, обратно уже не вернешься.

***

      Он сидит на своей излюбленной за тысячу лет горе, крутя в руках кору с высеченными портретами. Невидящим взглядом он пытается прожечь дыру в океане, что как ни крути, а своей заботой уже порядком надоел. Не понимает, почему не прилетел на Мотонуи, не прилетел к ней, что, возможно, может как-то ему помочь… просто складывалось чувство, что она не сможет ему тут помочь.       Полубог чувствует слабое шевеление ветра за спиной, тихое и взволнованное дыхание и понимает — это она. Снова приплыла на эту проклятую каменную тюрьму и снова за ним. Но она ничего не делает, просто стоит.       Моана вздыхает едва слышно и подходит ближе, садясь в метре от полубога, и, так же как он, свешивает ноги с обрыва. Облокотившись на руки и прикрыв глаза, она молчит, просто сидит рядом и молчит. За это Мауи был ей несказанно благодарен, ибо тишина и родной человек рядом — все то, что ему сейчас необходимо.       Проходит много времени, промежуток которого стал замечать полубог только тогда, когда начало светлеть и созвездие медленно, по звездочке сходить с небосвода. Сокрушенно вздохнув, смирившись с тем, что все эти года он жил в собственной лжи, полубог развернулся. — Слушай, Моа… на.       А на земле, свернувшись в клубочек, мирно посапывала Моана, обхватив своими ручонками крюк и положив на него голову. Его обладатель только умилился этой сцене. Черт, какой же он дурак, раз заставил волноваться ее, свою истинную… А ведь он чувствовал ее чувства, но умело игнорировал и считал их за свои, но нет… те чувства высочайшей скорби, грусти и сожаления — их хозяйка Моана.       Когда он улетел, оставив ее одну, Моана еще долгое время не могла осмыслить его слова, но когда поняла, единственной ее мыслью было — «нужно плыть», ей было плевать, выгонит ли он ее прочь, не желая видеть кого-либо сейчас. Ей не нужны были объяснения, она понимала, что полубог живет достаточно длинную и очень сумбурную жизнь, в которой обязательно имеет место быть темной полосе… если захочет — сам расскажет.       Мауи осторожно, стараясь не разбудить, поднял девушку на руки, после, поднял и крюк. Спускаться с горы пришлось долго, было бы быстрее, но только орлом, а став им он разбудит Моану, что делать не собирался и не хотел. — Ты герой, Мауи… — пробормотала сквозь сон, Моана, заворочавшись в руках полубога.       Его не столько удивило, что девица разговаривает во сне, сколько произнесенные из ее уст слова. Он больше одной тысячи лет убеждал себя, что будет героем, что он и есть герой, он шел к этому! Герой… герои не убивают своих детей, герои не возносят их на небеса с целью, что там им будет лучше. Герои не могут быть героями, принося людям вред, с целью обратного. Он думал, что оставив Киану и Калани жить на земле, они могут сделать хуже людям? Глупо… все, что можно, полубог сделал сам. Это было роковой ошибкой. Мауи — он тот, кто хочет совершать добро, но вечно совершает вред.