present

{soulmate!au, где соулмейты задыхаются друг без друга} Лорел им очарована, вот и все. У Оливера голубые глаза, в которых хочется тонуть, чуть пухлые губы, которые хочется целовать, и он сам — плохой-плохой, его так и хочется исправить, но Лорел умеет только наказывать — и, если честно, Лорел иногда кажется, что Оливеру хочется, чтобы его наказали, поставили в угол, лишили сладкого перед сном. Сара морщится и кричит, громко кричит, Лорел бы заподозрить что-то, на секунду остановиться и подумать, но она — очарована, и все крики сестры приравниваются к ревности, зависти и эгоизму; Лорел сбегает по ночам, прячется в его объятиях и позволяет делать с собой абсолютно все, что ему вздумается, и Олли пользуется ее покорностью, снимает слои постепенно, лезет все глубже, получает все больше. И когда Лорел ловит его, целующегося с Сарой на свое восемнадцатилетие, она только рыдает в ванной да чиркает черной ручкой по прозрачной коже — ‘очарована.очарована.очарована’; Оливер стирает ее слезы нежно, выцеловывает каждую косточку и пальцем ведет по воспаленному бедру, делая вид, что ничего не понимает. Оливер — просто избалованный мальчик, и Лорел не хочет быть очередной его игрушкой.

…Ты ведь помнишь, что теперь мы сильнее …В лёгких ещё есть воздух, разум по-прежнему ощущает страх

Лорел — цельная, у нее прекрасное образование, благодаря которому она может быть кем угодно, прекрасный парень, готовый на все ради нее, любящая семья, что будет поддерживать в любой ситуации, и маленький секрет, спрятанный в душном шкафу, но у кого из нас такого нет? Каждый третий вторник Лорел срывается и несется к нему в особняк, как какой-то маньяк залезает через черный ход, стучит два раза и надеется, что хоть в этот раз он не откроет, что позволит ей остаться целой, нерушимой, сохранит ей остатки гордости, но Оливер открывает раз за разом, тянет за запястья несильно, но ощутимо, и у Лорел ноги подкашиваются. Оливер целует глубоко, грубо, агрессивно, прижимает Лорел к стене и сковывает как губами, так и руками, вдавливается всем телом и пытается насытиться кислородом, что может дать только она, Лорел в ответ дышит лишь им, обхватывает торс ногами и боится сделать что-то неправильно, оступиться и здесь. Она уходит на цыпочках, так неслышно и незаметно, что Оливеру кажется иногда — и не было нечего, просто сон, прекрасный, красочный, необходимый, но кислород в легких доказывает обратное, и он способен жить еще пару недель.

Твоя ложь покрыта кровью Небо разверзлось над нами Тебе негде спрятаться

— Мы не можем быть соулмейтами! — Лорел хрупкая-хрупкая, сломается от единого слова, отшатывается невольно, спиной к стене, ладонями к лицу, лишь плечи дергаются и выдают — плачет, а у Оливера внутри все трясется: Лорел же сильная, она никогда не рыдает. — Я задыхаюсь без тебя, — отнимает руки от лица, прикладывает к своей груди и заставляет почувствовать, сердце бьется тихо-тихо, едва ли не замирает. — Я-то нет, — врет почти убедительно, не дрогнувшим голосом, и ей можно даже поверить, но Оливер знает, кто она по профессии, поэтому лишь закатывает глаза и фыркает; Лорел дергается и скатывается вниз, тянет руки и по венам, ниже локтя, отчетливо виднеется ‘очарована’. Оливер целует впервые за пять лет, и Лорел понимает, что до этого — не жила.

Я иду сама по себе, я — сочетание всего Я всё ещё слышу звуки, могу говорить Мораль взывает ко мне, я знаю, моя душа верит мне

У нее белая фата и фальшивая улыбка на лице, на пальце несколько десятков карат, а за спиной — сестра, держащая Оливера за ладонь, и у Сары-то улыбка ярче на кучу вольт; Томми заглядывает и просит поторопиться, у него кислорода почти не осталось, Лорел обещает быть на месте через пять минут. Оливер, прищурившись, сидит в первом ряду, а у него по бицепсу чужое клише — ‘очарован’, и это бьет гораздо сильнее ночей, в которые кашель вспарывает тебя наживую, выворачивает и заставляет пальцами лезть в горло; Лорел бросает взгляд в сторону и произносит самое желанное слово, наполненное настоящей любовью: — Нет.

(я бегу. я бегу. я бегу.)

— Ты все-таки нашел меня, — Лорел, бледная-бледная, почти меловая, кажется Оливеру самым желанным призом; он берет ее за руку и закрывает глаза. Татуировки соприкасаются, и они снова могут дышать.