Он сказал: «О, малышка, ты знаешь, мы станем легендами, Я — король, а ты будешь моей королевой, и мы побредём в рай».
Кейтлин, о боже-боже, грешна до самых кончиков волос, что каждую неделю выстригаются заостренными ножницами — мертвецки бледный точно не сочетается с темным каштаном и с кристально-голубым, окрамленным черными ресницами; Барри чувствует себя чуть ли не святым с силами, не подлежащими никакому контролю, и полным отсутствием чувства правильности. Они идут рука об руку, не замедляя шага, не оборачиваясь и не оступаясь, бредут по чужим головам, по позвоночникам как на ступенях взлетают под небеса; они могут столкнуться лишь друг с другом, но это априори невозможно, их связь гораздо глубже банальной любви — умрет один, второй падет за ним, единая душа теперь не просто фигура речи. Они — Бонни и Клайд нашего поколения: без банков, пистолетов и длинных пустынных дорог, но с ледяными пальцами и сверхскоростью, официальной работой, ярлыками 'герой Централ Сити' и Оливером Куином на быстром наборе.(— Оливер — бог? Не смеши меня! — Он — наш бог, верь ему.)
Ты считаешь себя юным богом? Знаешь, мы оба такие, И мы полетим по улицам, наблюдая за людьми под нами, Которые бегут, бегут, бегут.
Люди бегут как букашки, либо толпятся в стайках, держась вместе, либо, как мухи в варенье, тонут в серой обыденности и обычности, поднимают воротники повыше, наглухо прячутся в собственных норках; Кейтлин и Барри смотрят на них как на тупиковую ветвь эволюции, как на неудачный виток матушки-судьбы, расклад, ей-богу, нелепый настолько, что хочется скальп снять, лишь бы не мучились. Централ Сити распознает в своих героях слэш ангелах-хранителях эгоистичных ублюдков с манией величия слишком поздно, город прогнил до такого основания, что почти не держится, гнется к земле, рассыпается и рушится подобно Содому и Гоморре; заигравшиеся божки пасьянсами решают, кому жить, а кому выживать за пределами безопасной зоны — Циско не успевает спастись на Земле-2, навечно застывает в охлажденной лаве, Айрис и ее неугомонная семейка бежит было к Оливеру, но оказывается между Сциллой и Харибдой, взрываясь где-то в семи минутах от Стар Сити. Кейтлин хохочет, наблюдая за порочной копией Готэма, ползающей у нее в ногах, вымаливающей разрешение на своего Бэтмена — Барри разрешает отпраздновать Рождество и собственноручно в каждый дом ставит елку с обязательным условием украсить все до завтра: боги вечны, их последователи взаимозаменяемы и скоростно пополняемы.(— С Рождеством, крошка. — Вены себе вскрой, божок.)
(Мы будем бежать, бежать, бежать снова)
(— Мы сорвемся и падем. — Зато здорово повеселимся в процессе.)
У Барри язык бритвы острее, режет суставы за один замах, крошит черепа за пара секунд, сверхскорость — наркотик, героином пропечатанный в венах, осевший на легких; Кейтлин — холодная, расчетливая и завораживающе красивая, разрывает сердца одной улыбкой, никакого динамита не требуется. В их руках — весь мир, но, господи, как же это ску-у-учно.