Под кожей

      Несмотря на довольно прохладное, раннее снежное утро, во внутреннем дворике замка, одном из тех укромных мест, куда редко захаживали студенты, Драко нашёл Полоумную: она обходила дворик по периметру, а так же по диагонали, и что-то разбрасывала едва ли не пригоршнями. Прислонившись спиной к каменному проёму, он задумчиво наблюдал за её действиями. Ему и найти-то Лавгуд удалось по довольно странному ориентиру: начиная с подземелий на полу был отмечен след, причём отмечен маленькими голубыми цветками, разбросанными, точно хлебные крошки в одной из детских сказок, что читала ему эльфиха перед сном. Чуть раньше Драко уже видел бусы из таких же цветков на шее у Полоумной. Ещё удивился тогда, что это не редиски какие-нибудь, а вполне себе обычные цветы, очень по-девчачьи. Но, зная поехавшую когтевранку, можно быть уверенным: наверняка во всём этом имеется какой-то странный смысл. Вот он и решил выяснить.       Не то что бы они хорошо стали общаться, но ночные разговоры, как выяснилось, очень даже сближают. И куда больше сближает тот факт, что тебя понимают и принимают со всеми твоими «особенностями». Факт, что ты можешь хотя бы так быть самим собой.       Ещё только-только начинало светать, и небо, едва тронутое розовой дымкой, причудливо отражалось на снегу и волосах Полумны, сбросившей капюшон плаща. Вот она обернулась — да, точно, бусы по-прежнему у неё на шее, — и махнула рукой, подзывая Драко. Тот, постояв на месте для виду, всё же подошёл, хмуро глядя на неё. — Ты что устроила?       Девушка вместо ответа нахально нацепила на него вторые бусы (их было несколько, оказывается), и Драко отшатнулся, пытаясь стянуть украшение. — Это что за хрень? — Не трогай! — едва ли не в приказном тоне сказала Лавгуд (впечатление усилилось странной потусторонностью её голоса и вида), и Малфой так и замер на месте, вцепившись пальцами в нежные цветки, нанизанные точно бусины на прочную нить. — Ну и? — Это приманка, — торжественно объявила Полоумная. — Для рождественских фей. Они любят всё красивое.       Драко заржал в голос. — Серьёзно? Рождественские феи? Совсем уже свихнулась? — Тише! Ты их спугнёшь. А я зарисовать хочу.       Полоумная достала свой альбом и уселась на скамейке, совершенно забыв о присутствии Драко. Тот, немного подумав, тоже присел, а когда решил потянуться спустя несколько минут, получил приказ не шевелиться вовсе. — Они возле тебя, — прошептала Полоумная, глядя на него, как заворожённая. — В край рехнулась, — одними губами прошептал Драко, глазами пытаясь отыскать, что же увидела соседка. — Сейчас увидишь. Вот папа обрадуется доказательствам!       Рисовала она долго и упорно, закусив нижнюю губу так, что та на морозе в итоге лопнула, и капли нет-нет да падали на ткань плаща. Драко с ужасом поймал себя на мысли о том, что хотел бы смахнуть одну из капель пальцем и попробовать на вкус. Это настолько его поразило, что он вскочил с места и сорвал с себя дурацкое украшение.       «Рехнулся следом за ней! Охренеть».       Но тут Полоумная протянула ему альбом, и он в шоке уставился на себя (прорисован он был плохо, считай одни беглые линии и небрежная штриховка). Однако вокруг него действительно вились какие-то странные, чудны́е существа, напоминающие лесных фей, про которых пишут в сказках: совсем маленькие, с крыльями, в платьицах и прочее дерьмо. Как Лавгуд смогла их увидеть? А уж тем более так быстро зарисовать? — Я же говорила, их привлекает всё красивое, — безразлично произнесла Полумна, наблюдая за тем, как меняется выражение лица Малфоя. — Воспользовалась мной, да? — хмуро буркнул он, пытаясь вновь обрести способность едко острить в её присутствии. — Ты очень помог мне, — совершенно без эмоций произнесла Лавгуд, так что сторонний мог бы подумать, что она издевается. — Правда что ли? Может, в качестве награды перестанешь вытворять эти свои странные штуки хотя бы парочку дней, что остались до Рождества?       Лавгуд с отстранённым видом глядела на него, затем закрыла альбом и отложила на скамейку. Драко меж тем сосредоточил внимание на каплях, что красными пятнами остались на снегу, когда Полоумная быстрым, каким-то отчаянно-решительным движением потянулась и запечатлела на его щеке лёгкий, невесомый поцелуй. Пальцы сами взлетели к тому месту, которого касались холодные губы, а взгляд метнулся к Полоумной, на лице которой вдруг проступил такой ужас, какого Драко не видывал даже когда к ней приставали слизеринцы. Точно маска наконец-то спала с неё, на совсем короткий миг, и она осталась беззащитна и безоружна — совершенно обычная девчонка-изгой, поддавшаяся глупому порыву.       Сам не зная, зачем, Драко провёл пальцем по кровоточащей губе; рыбьи глаза Полумны следили за каждым его движением, она почти не дышала.       И тогда он понял. — Ты одинока. У тебя странный отец, и сама ты оттого странная. От одиночества тебе куда легче придумывать несуществующих тварей и существ, которые тебя окружают. Живёшь в этом коконе, потому что так легче. Как будто эти придумки могут спасти тебя от реальности. Но ты слишком самодостаточна, чтобы в ком-то и чём-то нуждаться. Тебе не составляет труда терпеть боль, потому что ты только с ней и сталкиваешься. Ты знаешь ей цену и потому не желаешь причинять её другим. А благодаря этому видишь и тех, кому больно сейчас.       Неожиданно Полумна вздохнула и покачала головой. — Неправда.       Драко прищурился, но она продолжила: — Эти существа есть на самом деле. Вот, смотри, — и она протянула ему ладони, в которых сидела маленькая рождественская фея, игравшая с голубым цветком.