Zaubererbruder

И всё же прошёл не один день, прежде чем Крабат поговорил с глазу на глаз с Мастером в следующий раз. Дни, в которые ему снова и снова снился сон о падении. Крабат никогда не разбивался об землю, но на четвёртую ночь понял, что значат те красные капельки. В ту ночь он видел очередной сон и проснулся от того, что шею разорвала пуля. И тогда ему стало ясно, что ему снится. Хоть ещё и было раннее утро, он выскочил из кровати и кинулся к Мастеру так быстро, как мог. Дверь в комнату Мастера оказалась закрыта. Но, когда Крабат постучал, внутри раздались шаги. Мастер открыл ему. Его лицо было землистым, волосы — растрёпанным. Он глядел на Крабата мутным взглядом. Под покрасневшими глазами лежали глубокие тени. Мастер выглядел так, будто последние несколько ночей снова пытался утопить свою боль в вине. Он впустил Крабата в комнату, не говоря ни слова, а сам неуклюже добрёл до кровати и сел. Крабат чуть помедлил в дверях, оглядел лежащую в страшном бардаке комнату, а затем закрыл двери. Он направился к окну: надо проветрить. В комнату ворвался холодный ночной воздух, разогнал духоту и алкогольный душок. Крабат чуть озяб: на нём была только рубаха и кальсоны. И всё же он остался у окна: ждал, пока от холода не начнёт щипать пальцы и нос. Потом закрыл окно и обернулся к кровати. Мастер опирался на изголовье, полусидя, полулёжа и глядел в потолок. Помедлив, Крабат подошёл ближе. Он сел на краешек кровати, как делал уже так часто. Опустил глаза на свои руки. Крабат чувствовал, что на нём остановился взгляд Мастера. От этого взгляда ломило затылок. — Почему ты здесь? — холодно спросил Мастер. Его голос звучал так дрожаще, так измотанно и старчески, что Крабат почти не узнал его. — Потому, что мне приснился сон, — он почти шептал, — Потому, что мне приснился Ирко. С этими словами Крабат поднял взгляд на Мастера. Его лицо сделалось застывшим. — Что? — резко спросил тот. — Мне снилось, как он падает, — Крабат умолк на мгновение и прибавил, — Но на его месте падал я. И как пуля разрывает мне шею. Судя по звуку, Мастер тяжело сглотнул. Его выдало шуршание одеяла: руки сжались в кулаки, вцепившись в ткань. — Вон! Оставь меня одного! — прошипел он. Но Крабат не сдвинулся с места, и он повысил голос, — Вон отсюда! Исчезни! Он пытался говорить угрожающе и гневно, но попытка с треском провалилась. Крабат ясно слышал, сколько страха и ярости он пытается скрыть в своём голосе. Крабат всё ещё не двигался. Тогда Мастер сам кинулся вперёд. Он ухватил Крабата за плечи с грубой силой и хотел скинуть с кровати, но Крабат лишь перехватил Мастера за запястья и вцепился в них железной хваткой. Заставил его успокоиться. Спокойно посмотрел в глаза. Он чувствовал, как напряжение в теле Мастера сходит на нет. — Нет, — твёрдо ответил он, — Нет, я не уйду. Я не позволю вам снова уйти в себя. В глазах Мастера пылал гнев, он вырвался из хватки Крабата. — Ты не смеешь мне указывать, парень! Он отвернулся, скрестив руки на груди, глядя в окно пламенеющим от гнева взглядом. Крабат ждал. Они оба знали, что на этот раз уже не отвертишься. Крабат загнал Мастера в угол, он может отступать только вперёд. Сдастся ли Мастер — это только вопрос времени. Крабат будет ждать. Снаружи медленно забрезжило утро, ночь растворялась в сумерках. Туман лежал вокруг мельницы, будто заплутавшие призраки. Луна, всего лишь узкий бледный серп, крепко застряла в верхушках деревьев. Скоро серп поглотила синева неба, становящаяся всё светлее и светлее. Крабат вновь обратил взгляд к Мастеру. Тот задумчиво глядел на него. Кажется, он успокоился; из взгляда исчез прежний гнев. — Почему? — наконец тихо спросил он. — Я уже ответил, почему, — отозвался Крабат и сел рядом. На губах играла тёплая улыбка, — Из-за тебя, Мастер. Мастер вновь отвёл взгляд, отвернулся к окну, но у него не вышло скрыть выступившие на глазах слёзы. Крабат успокаивающе коснулся его скрещённых рук. — То, что тебе приснилось, Крабат, — сказал Мастер, не глядя на него, — мучало меня во сне долгие десятилетия. Выдалась едва ли одна ночь, в которую я спал спокойно. Кроме ночей, в которые я был болен, а ты сидел у моей постели, — он всё же взглянул на Крабата. В нём заговорила затаённая горечь — заставила голос дрожать, когда он продолжил, — Считается, что за столько лет привыкаешь к этому. — К такому невозможно привыкнуть. Даже за тысячу лет. Но можно отпустить эти сны, принять и научиться на них. Тогда будет не так больно. — Как? — Не знаю, — не стал врать Крабат, — Может, если разделить их с кем-то. Он хотел убрать ладонь, но Мастер перехватил её, крепко взял обеими руками. — Да, может быть, — равнодушно отозвался он, и единственная слезинка прокатилась по его щеке. Крабат не ответил, только придвинулся чуть ближе, чтобы положить руку на плечо старого мужчины и притянуть его к себе. Мастер не сопротивлялся. Он прижался к Крабату в объятиях и наконец позволил себе ту близость, которую отвергал десятки лет.