Корица

Она заставляет вспоминать все то, что я пытался забыть. Обиду. Предательство. Боль. Она — маленькая дрянь — заставляет меня чувствовать и переживать это снова. Как в прошлый раз. Все до тошноты похоже. Точно такая же ситуация от которой хочется лезть на стены, разбивать кулаки в кровь, сжимать до боли челюсть. Вколачиваться в слишком не такое тело быстрыми и резкими толчками, сжимать худые бедра до синяков, кусать тонкую шею милой Элисы и видеть, как в ее глазах стоят слезы. Видеть, что ей не нравится. Видеть, что она терпит ради меня. И будто бы от этого станет легче. Будто бы вся боль уйдет. Наивный. А перед глазами она, сидящая в объятиях Итачи, который так и норовит в своих грязных мыслишках залезть ей в трусы. Сильнее сжать бедра, гулко рыкнуть и резко вонзится в Эл. Зажмуриться в попытке убрать их из головы. Бесполезно. Сегодня ему было больно. Она разворошила то, что нельзя ворошить. Ненависть к старшему брату раньше была никчемной горсткой пепла. Ведь он думал, что простил его. Думал, что это ничего не значит. Они же, мать его, братья. Но стоило этой девчонке появиться в его жизни, и он вспомнил все. Снова прочувствовал все. Вернулся в самый болезненный период своей жизни. И он был зол. Херова Харуно со своими херовыми чувствами будила в нем ненависть, разжигала ее так умело, что грозился разгореться пожар. Спалить бы их всех к чертям. Запутаться в черных волосах, сжать их, потянуть на себя, чтобы и Элиса прочувствовала всю боль. Молочная кожа на шее неприятно натянулась, она закусила губу, лишь бы не издать стон. Стон, пропитанный болью. Стон обиды и разочарования. Он прижимается к ее спине своей грудью, грубо хватается за талию и тяжело дышит ей на ухо. А она молится о том, чтобы это поскорее закончилось. Еще немного и она не выдержит… И не выдерживает. Когда его зубы в очередной раз впиваются в плечо, она всхлипывает. Он разбивает ее, но вместе с тем она понимает — он сейчас не здесь, не с ней. Он где-то там, в своих мыслях и переживаниях. Где-то, куда ей путь закрыт. Он первый раз был настолько груб. Конечно, вначале он дал ей ощутить удовольствие, только потом он развернул ее к себе спиной, поставил на колени и стал безжалостно вколачиваться. Она понимала — он будет сожалеть и извиняться. А она просит его. Простит, даже после того, как ей кажется — или не кажется? — она слышит, как он глухо рычит имя. И в этот момент она не чувствует физической боли. Только моральную. Настолько сильную, будто бы кто-то силой хватается за ее ребра и вырывает их, ломает кости, будто бы он сейчас разрывает зубами ее сердце. Имя, которое он снова произносит, уже более четко, когда последний раз толкается и изливается в нее. Не ее имя. Да, она простит его. Обязательно простит. Потому что не может иначе. Уже утром, собираясь на занятия, он извинится, крепко поцелует и уйдет. А у самого на душе неприятный осадок. Повел себя как последний мудак — он понимал это. В его сознании всплыли синяки, которые Эл пыталась прикрыть, когда закрывала за ним дверь. И ее глаза. Она выглядела потерянной и взволнованной. Пока она не поцеловал ее еще раз, вкладывая в этот поцелуй нежность и извинения. Ее глаза снова загораются, а на губах расцветает улыбка. Просто потому что она не может на него злиться, когда он ее так целует. И он знает об этом. Использует этот нехитрый приемчик в попытке загладить вину. Учиха Саске тоже может быть нежным. День прошел как-то скомкано и непонятно. Скорее всего, из-за того, что его гложило чувство вины. После занятий помогал отцу на работе, выполняя поручения на автомате. После работы он решил пройтись пешком. Оставил машину на парковке и не спеша направился к дому. Вечерний воздух был пропитан свежестью, солнце медленно заходило за горизонт, окрашивая небо в удивительные тона. Теплый ветер приятно ласкал кожу и кружил нежные лепестки сакуры. Такая вот атмосфера заставила его впервые за день улыбнуться и завернуть в цветочный магазин. Сколько он себя помнил за все отношения с Элисой, он не дарил ей цветов. А сейчас он понял — ему хотелось сделать ей что-нибудь приятное. Загладить вину перед этой милой девушкой. Эл действительно влияла на него хорошо — с ней он стал мягче, если не брать в расчет последнюю ночь. С ней было комфортно и уютно. Она никогда не навязывалась, всегда и во всем знала меру, была доброй и ласковой. Он не любил ее, но относился к ней с уважением. Старался, по крайней мере. Поэтому он выбрал красивый, но не вычурный букет и, прикурив сигарету, медленно зашагал домой. Оставался всего лишь один квартал, когда он услышал матерную мужскую речь. Ну, ссорится мужик с кем-то — с кем не бывает? — подумал он и прошел мимо, вскользь осматривая широкую спину высокого мужчины. — Эй, куколка, ты чего-то не поняла? Я говорю: сумку гони, и я не трону тебя, — эта фраза донеслась до сознания Саске, когда он уже шагнул на проезжую часть, чтобы перейти дорогу. Учиха нахмурился, воровато огляделся по сторонам — никого. Сделал несколько шагов обратно к тому нелюдимому переулку. — Я вызываю полицию! — раздался громкий бесстрашный женский голос. И тут Саске понял — он попал. Ноги уже несли его к этому увальню. Потому что этот голос врезался в его сознание. Не узнать его — было бы преступлением. Узнать — тотальной катастрофой. Этот надоедливый, дерзкий, наглый, пропитанный возмущением голос. Даже сейчас. Эта дура без какого-либо страха хамит вору. Что с ней не так? Саске даже не замечает, как откидывает букет в сторону, как хватает тонкое девичье запястье и тянет к себе, закрывая ее своей спиной. Изумрудные глаза в удивлении расширяются, она взглядом изучает ровную спину своего спасителя. Саске. Это действительно Саске. — Какие-то проблемы? — о, фраза из какого-то второсортного криминального фильма. — Это я у тебя хотел спросить, — хмурится Саске, крепче сжимая девичью руку. — Слушай, сопляк, иди подобру-поздорову, — небритый мужчина, грозно сверкал своими маленькими, как у свиньи, глазами. Черт, Харуно, почему я даже не удивлен, что именно ты попала в такую ситуацию? Зато удивляет другое… Так резво спохватился и помчался на помощь. Рванул так, что сбилось дыхание. Даже не думал. Одной мысли о том, что ей грозит опасность, хватило, чтобы мозги отключились, и он вклинился между ними. И почему именно в этот момент, когда эта свинья замахнулась, в голове у Учихи промелькнуло: будь это не она, ты бы так же рьяно хотел помочь? И он пропустил удар. Даже не заметил. Лишь ощутил, как во рту разлилась теплая влага с металлическим привкусом. И та мысль оглушила его сильнее, чем этот удар. Было непонятно, что разозлило его — мысли или удар, но он достойно ударил в ответ, разбив обидчику с первого раза нос. Сакуру он оттолкнул назад, чтобы не мешалась и не попала в эпицентр драки. Хищно оскалился и закатал рукава, пока незнакомец отходил от удара. Как же он давно ни с кем не дрался. Последнюю драку не хотелось вспоминать — это слишком личное. Но в последнее время у него так чесались кулаки, что эта ситуация была очень кстати. Наконец-то он сможет выпустить пар. — Ах ты маленький ублюдок! — проворчал незнакомец и кинулся с кулаками на Саске. Сакура до сих пор пребывала в шоке. Стояла, хлопала глазами, пыталась заставить себя не дрожать и достать телефон, чтобы вызвать полицию. У Саске уже была рассечена бровь, на скуле красовался кровоподтек, но он явно разошелся. И хотя мужчина был больше его по комплекции, Саске брал ловкостью. Пусть не всегда получалось уворачиваться, но вот попадал он всегда. Нос, челюсть, живот, солнечное сплетение. После последнего удара глаза незнакомца опасно блеснули, он сплюнул вязкую кровавую слюну, небрежно вытер рот рукавом, а в его другой руке блеснуло лезвие ножа. — Ну что, доигрался, мелкий? Саске с трудом проглотил слюну, оценивая свои шансы выбить у него нож. Сейчас он не чувствовал страха, возможно, потому что адреналин так и гонял его кровь. Он был слишком взвинчен, чтобы здраво мыслить и сделать несколько шагов назад. Сакура закрыла ладонью рот, чтобы не закричать. Вот ей явно хватала страха. Она боялась за них двоих, но по большей части за него. Сердце вот-вот вырвется из груди. Саске, что же ты делаешь? Зачем спасаешь меня? Полиция ехала, кажется, целую вечность. — Проваливай, мне нужна только девчонка, — опасно прошипел незнакомец, делая шаг к Саске. Учиха, пьяный от адреналина, ребром ладони ударил в район сгиба кисти, тем самым ослабив хватку, после чего так же резко ударил другой рукой, выбивая нож из рук врага. Ногой постарался пнуть его как можно дальше, пропуская несколько ударов подряд. Сакура думала, что прям сейчас отключится. Просто упадет на землю, наблюдая за тем, как Саске избивают. Звуки полицейской сирены заставили ее вздрогнуть. Мужчина округлил глаза, толкнул Сакуру и попытался бежать. Далеко не убежал — работники полиции скрутили его, впечатав лицом в асфальт. Сакура спокойно выдохнула и опустила веки. Голова болела, наверное, от падения. Она приложила немало усилий, чтобы открыть глаза и посмотреть на Саске, который, немного шатаясь, что-то пояснял полицейскому. С ним все в порядке, — последняя мысль, которая посетила ее, перед тем как провалиться в темную дрему. Слишком сильный стресс она пережила в купе с неплохим ударом головы.

***

Цветы он все-таки подарил Элисе, мятые, как и он сам. Чувствовал он себя действительно паршиво, больше всего болели ребра. На лице, конечно, были последствия драки, но Эл сказала, что его даже украшает это. Саске усмехнулся, вспомнив взволнованное лицо девушки, когда приперся ночью избитым с букетом цветов. Несколько часов он провел в участке, писал заявление, отвечал на некоторые вопросы, а потом еще час ошивался возле палаты, куда положили ее. Врач сказал, что это просто пресловутое переутомление из-за стресса. Тогда какого черта он, как идиот, не мог уйти, пока его буквально не выпроводили, обосновав это тем: «вы этой девушке никто и звать вас никак». Как это никто? Я ее личный демон-искуситель. Она моя личная игрушка. Она именно та, кто заставляет испытывать давно забытые эмоции. Она та, кого я ненавижу. Сказали, что уже завтра утром она будет в порядке. Конечно, как только Узумаки узнал о том, что случилось — подумал, что это все неудачная шутка. Хотел заявиться к Саске и хорошенько отколошматить его. Хотел. Безумно. И не только за эту дурацкую «шутку». Но как только Учиха скинул ему фотографию своего разукрашенного лица, то его пыл поубавился. Зато планка под названием «беспокойство за мою маленькую Сакуру» подскочила до небес. Он хотел посреди ночи мчаться в больницу, несмотря на то, что все двери там были закрыты. Саске еле отговорил его от этой глупой затеи. Завтра. Все завтра утром. А сейчас Саске слишком устал. Он даже не дошел до кровати, как сел на диван, пока разговаривал с Наруто, так и уснул там, свернувшись калачиком. Для него этот день тоже был через чур эмоциональным. Утром он не помчал к ней в больницу. Вот еще. Больно много о себе возомнит. Он и так ее спас, кто бы знал, чем все могло закончится. А думать он об этом не хотел. Потому что это было выше его сил. Он чувствовал себя выжатым лимоном. Черт возьми, да она ему по гроб жизни должна будет! Я жду благодарностей, Харуно. Надеюсь, ты порадуешь меня. О, непременно, я добьюсь от тебя этого. Узумаки, что было неудивительно, как только проснулся, поспешил в больницу, где всю ночь провела его любимая подруга. Ворваться с криками в палату — в этом весь Узумаки. Сакура ласково улыбнулась своему другу. Она только что переоделась и собиралась покидать это «чудесное» заведение. Судя по всему, Саске рассказал ему. Она хотела что-то сказать, но не смогла — Наруто стиснул ее в своих крепких объятиях, уткнулся носом в ее макушку и зажмурился. — Я так переживал, — тихо, так, что девушку пробрала мелкая дрожь, — я буду всегда тебя провожать домой. Она крепко обняла его в ответ, поднялась на носочки и чмокнула друга в щеку. Она всегда так делала, когда хотела его поблагодарить или успокоить. И это было гораздо важнее слов. — Как там Саске? — все-таки спросила она и отвела взгляд, смущаясь вопроса, который крутился в ее голове с того момента, как она проснулась. Они уже медленно шли к ее дому. Наруто задрал голову, посмотрел в чистое небо и немного нахмурился. Она беспокоиться о нем. Конечно, беспокоиться, болван, это же он ее спас. Герой недоделанный. Безусловно, Узумаки был благодарен ему. Но — куда же без этих сотен «но»? — он боялся, что у Сакуры снова проснуться убийственные чувства к Учихе. Боялся, что тот может использовать это для своей выгоды. Боялся, потому что не хотел, чтобы она страдала. Никогда. Особенно из-за него. — Нормально, — буркнул он, сжав руки в кулаки. А будет не нормально, если он что-нибудь выкинет. Сакура хватает его за руку, как в детстве и улыбается так, что Наруто моментально забывает о Саске. Так может улыбаться только его подруга. Подруга. Его маленькая Сакура. Его лучшая подруга. Его не кровная сестренка. Он всегда переживал за нее больше чем за себя. Он действительно любил ее. Бесконечно любил. Но, глядя в эти изумрудные глаза, в которых вечно плещется искренность, он понимал, что его любовь братская. Не более. По-другому любить он ее не мог. Теперь он особенно ясно понимал это. Теперь его любовь была взаимная, поскольку Сакура тоже питала к нему такие же чувства. Наверное, Узумаки был ближе, чем Сува — родной брат — ближе намного. Ведь он всегда рядом. Ведь он знает почти все. Почти. Червячок под названием «совесть» неприятно зашевелился. Она обманывает самого близкого человека. Врет и не краснеет, глядя в эти добрые глаза. Паршивая из тебя подруга, Харуно, — грустно усмехается второе «я». Черт. Черт. Черт. — Наруто… — она только произнесла его имя, как он перебил: — Знаешь, я так рад, что у меня есть ты, — слегка смущается, но не отводит взгляд, смотрит ей точно в глаза, улыбается и крепко-крепко сжимает ее маленькую ладошку. Ее глаза слегка увлажнились, но она заставила себя улыбнуться. — Я тоже рада, что ты есть у меня, Наруто. Я счастлива, что ты мой друг. Я недостойна иметь такого друга. Ты лучше меня, Наруто. Ты никогда не стал бы мне врать, окажись ты в такой ситуации. А я… Я проклинаю себя за каждую сказанную тебе ложь. Ненавижу. Ты узнаешь все. Обязательно узнаешь. Но сейчас я слишком слаба, чтобы признаться тебе. Прости меня, Наруто. — Не волнуйся, я в порядке, — улыбается ему на прощание. — Невозможно. Невозможно за тебя не волноваться. Это просто выше моих сил. Она обнимает его крепко-крепко, мысленно вымаливая прощение. Сакура снова была одна. Сказала, что хочет отдохнуть и вернулась домой одна. Квартира была холодной, неуютной, как будто все в ней было не так. Все было не так и в душе Сакуры. Господи, столько всего навалилось. Саске вдруг оказался героем, который так часто встречается в седзе манге. Да уж, типичная такая ситуация для манги, но не для жизни Харуно Сакуры. О, как она хотела, чтобы это все происходило лишь там, а не в ее жизни. Но он действительно спас ее. Неизвестно, что было бы не подоспей он вовремя на помощь. Сакура, со своим строптивым характером непременно огребла уйму проблем, если бы не лишилась жизни. Он бросился ее защищать, как только услышал ее голос. Защищал так, словно она была чем-то дорогим для него. И это было совершенно не похоже на того Учиху Саске которого она знала. В тот момент на нем не было никаких масок. Учиха Саске действительно дрался за нее. Действительно защищал. Несмотря на то, что сам мог серьезно пострадать. Помешивая недавно заваренный кофе, Сакура тяжело вздохнула. Взглядом обвела свою кухню. Настенные часы показывали час дня, а это значило, что целый день впереди — она снова устанет от собственных мыслей. Прежде чем снова впасть в уныние, она решила, что непременно поблагодарит его. Прямо сейчас. Иначе просто не сможет спокойно жить. Она решительно добралась до его квартиры, когда она сравнялась с его дверью, сердце екнуло, а все подготовленные слова по-вылетали из головы. Черт. Просто нажми на этот чертов звонок. Она несколько раз отходила от его двери и подходила вновь. Думала уйти — не уйти. Все-таки, кто бы что не говорил, у нее есть страхи. Но если бы кто-нибудь узнал, что самый большой ее страх это Учиха Саске — рассмеялся бы в лицо. Наконец, она сделала глубокий вздох и нажала на кнопку звона, еле переборола желание позорно сбежать и закрыться в своей квартире под семью замками. Как же она боялась его. И как она была взволнованна, поэтому, пока она ждала открытия двери, то и дело переминалась с ноги на ногу, кусала щеку с внутренней стороны. Она не знала, чего ожидать от него. Он был самой запутанной загадкой из всех, что она встречала. Он мог ее послать, а на следующий день подойти со спины и жарко обнять. Он был таким непонятным и непостоянным. Слишком быстро менялся. Но он оставался все тем же засранцем. Так, просто скажи «спасибо» и уйди. Ничего страшного не случится, ведь так?.. Дверь распахнулась, и глаза Сакуры удивленно расширились. Она замерла, не в силах отвести взгляд, бестактно пялилась в дверной проем, и не могла выдавить из себя хоть одно слово. Сердце болезненно сжалось, когда она с ног до головы оглядела девушку, что стояла с раскрасневшимися щеками, прикрытая какой-то простыней. Элиса приветливо улыбалась, а ее глаза светились восторгом. Похоже, Учиха во всем хорош. Черт! Сейчас не об этом нужно думать. Об этом вообще нельзя думать. Она почувствовала, как ее щеки краснеют, и отвела взгляд. — Чего-то хотела, Сакура? — улыбается, покрепче прижимая к телу простынь. — Я… Эм. Да. Прости, я не во время, — нервно улыбается, заламывая пальцы, делает шаг назад, собираясь уйти. — Дорогая, в чем дело? Не бери в голову, что-то случилось? — она выглядела взволнованной. Похоже, Саске ей не рассказал, из-за чего явился вчера таким «красавцем». — Я просто… Не важно, Элиса, в другой раз. До встречи! — только и смогла проговорить она, прежде чем скрыться за дверью своей квартиры. Элиса стояла на пороге и удивленно моргала, глядя на то место, где недавно стояла подруга Саске. Нахмурилась и закрыла дверь, скинула с себя простынь и обнаженной вернулась в комнату. — Кто приходил? Саске уже расхаживал в домашних спортивках, а вот футболку не мог найти. И куда она могла ее закинуть в порыве страсти? О, сегодня Саске извинялся за все свои грехи. Сегодня он подарил Элисе такое удовольствие, о котором можно было только мечтать. Выложился на полную. Этот вопрос застал ее врасплох. Имя, которое вертелась в ее мыслях. Имя, которое он вчера ночью гулко рычал сквозь зубы. Имя, которое причиняло ей боль. Имя, которое она не смогла ему сказать. — Соседка с седьмого, спрашивала, есть ли у нас соль. Мило улыбнулась, надевая нижнее белье. Саске знал Эл хорошо, а еще он просто чувствовал неумелую ложь. Похоже, Элиса впервые решила ему соврать. Только был ли в этом какой-то смысл? Если только… Это была Харуно. Определенно, иначе и быть не могло. Саске хищно улыбается, наливая в стакан янтарную жидкость. Прости, малышка, кажется, ты пришла не во время. Выпивает напиток, который приятно обжигает горло, закрывает глаза и наслаждается под музыку, которые начинают исполнять его демоны. Харуно умела удивлять. Он не ожидал, что она придет. Не ожидал, сунет свой нос в логово врага. Не ожидал от нее, что осмелиться. Что ты чувствовала, когда проснулась сегодня утром? Когда дверь открыла обнаженная Эл? Какие эмоции ты испытывала, Харуно? Что было бы, не будь Эл дома? Что бы ты сказала, если бы дверь открыл я? Как долго смогла сопротивляться бы мне? Непременно, было бы очень интересно и волнующе. О, он уже сожалел, что разрешил Эл пропустить учебу и остаться у него. День быстро сменил вечер. Все-таки качественный секс и дорогой алкоголь — залог увлекательного времяпровождения. Жарко поцеловав Саске на прощание, Элиса упорхала по делам. Сегодня он ночует один. Вечер обещает быть интересным. Хмельно усмехнувшись, Саске вышел на балкон, прикурил сигарету и без каких-либо препятствий перешел на балкон Харуно. Свет в ее комнате горел — она еще не спала. Постучал по стеклу, в ожидании увидеть ее лицо. Розовая макушка выглянула из-за штор, девушка нахмурилась и задернула обратно шторы. Саске уже подумывал над тем, что она испугается — не выйдет, но спустя пару минут балконная дверь отворилась и в дверном проеме показалась Харуно. О, Ками-сама, лучше бы она не вышла. Она выглядела так по-домашнему: голубая майка облегала ее фигуру, словно вторая кожа. И, кажется, на ней не было лифчика. Р-р-р, черт возьми, Харуно, ты бы еще голой вышла. Он отвел взгляд в попытке успокоить свой пыл. Не надолго. Его взгляд коснулся ее тазовых косточек, что слегка выпирали. Это безумие. Перестань на нее пялиться. Он проследил линию ее стройных ног. Господи, да у него трусы длиннее, чем ее шорты! Проглотил вязкую слюну, заставил посмотреть на ее лицо, не ниже. Иначе он сойдет с ума прямо здесь и сейчас. — На своем балконе не интересно курить? — сжала губами сигарету, чиркнула зажигалкой, прикурила и прислонилась к дверному косяку. Она смотрела сквозь него. Старалась избегать столкновения их взглядов. Иначе она утонет в его глазах. Не сможет сказать ему то, что так сильно хочет. А Саске наблюдал, как ее пухлые губы сжимают фильтр сигареты, как она затягивается, как с легкостью выходит дым обратно. Он с удивлением отмечает: ему нравится, как она курит. Никогда. Никто. Его всегда отталкивали курящие девушки. А эта чертовка чем-то притягивала. Ему хотелось подойти ближе, вдохнуть в себя тот дым, что вылетал из ее рта. — Или боишься, что Элиса узнает и уйдет от тебя? — она хотела, чтобы ее голос был пропитан желчью, хотела, чтобы Саске захлебнулся от количества яда в ее голосе. А звучал он… Ну, неуверенно и немного ревниво. Саске смерил ее насмешливым взглядом, легко провел рукой по взъерошенным волосам, вальяжно облокотился о балконные перила и продолжал изучать лицо своей собеседницы. Она все-таки посмотрела ему в глаза. На несколько секунд — не больше. Иначе она бы окунулась в этот темный омут с головой. Но и пары секунд хватило, чтобы на дне его глаз она увидела доселе незнакомую эмоцию. Что-то такое плескалось в его глазах. Сакура не могла понять это «что-то» искреннее, или, как это обычно бывает, фальшивое. О, по нему так и не скажешь, что вчера участвовал в драке. Маленький синячок на скуле, пластырь на носовой перегородке и небольшая ранка на брови. И, судя по всему, чувствовал он себя хорошо, раз целый день мог траха… заниматься «любовью» с Элисой. Черт. И зачем ты только вышла? Сейчас бы сидела себе спокойно и корила себя за то, что вообще решила поблагодарить его. Продолжала бы ненавидеть себя за ложь Узумаки, за такие неправильные чувства к Учихе. — Почини дверь, Учиха, — Сакура метнула взгляд в сторону двери, что раньше всегда была заперта, — иначе тебе придется заплатить неустойку, — усмехнулась, копируя его фразу, которую он как-то сказал ей. Его губы скривились в усмешке, он продолжал молчать и изучать ее взглядом. Только не опускай свой взгляд ниже ее плеч. Тогда все будет хорошо. — Зачем пришел? — задала она вопрос, который вертелся на ее языке с того момента, как он нагло заявился на ее территорию. — Тот же вопрос я хотел задать и тебе, — он слегка прищурился и крепко затянулся. Сакура вспыхнула. Он узнал, что она приходила к нему. Слегка прикусила губу — она всегда делала так, когда нервничала. — Я… — она закрыла глаза, в попытке успокоиться, — хотела поблагодарить тебя. Да, я хотела сказать «спасибо». Спасибо, — протараторила она, смущаясь. Неожиданно для самого себя, а тем более для Сакуры — он улыбнулся. Искренне. Впервые, наверное, со дня их знакомства он улыбался ей. Это была не издевательская усмешка, эта была улыбка. Чистая, искренняя. И — Господи, помоги, — он был так прекрасен, когда улыбался. Ее сердце сделало очередной кульбит, а щеки еще больше покраснели. Ками-сама, она готова была прямо сейчас отдать душу дьяволу, лишь бы он всегда улыбался. Саске выкинул сигарету на улицу, сделал шаг к ней, боясь спугнуть. Впервые боясь спугнуть ее. Нежно провел кончиками пальцев по ее предплечью, аккуратно сжал ее ладонь, притягивая к себе. Сейчас он был серьезен, не было ни намека на улыбку или насмешку. Сакура заворожено следила за ним, затаив дыхание. Сердце заходилось, грозилось проломить к черту грудную клетку, лишь бы быть ближе к нему. — Скажи мне, почему я не удивлен, что именно ты попала в такую ситуацию? — его голос был низким, с приятной хрипотцой, непослушная челка упала на глаза. А у Сакуры руки зачесали от того, как же сильно ей захотелось убрать ее назад. Поправить. Че-е-ерт. Если она это сделает, то точно сойдет с ума, потеряет остатки контроля и самообладания. — Я приму твою благодарность лишь в одном случае, — чуть наклоняется, шепчет ей на ухо, не отпуская ее ладонь, — поцелуй меня. Сакура закрыла глаза. Мысли спутались, но одна была особенно явной: «он снова играет». Свободной ладонью она уперлась ему в грудь, отодвигая его, и сама делает шаг назад. — Какой же ты все-таки… — о, в ее голове было столько ругательств в его адрес, но она не смогла выбрать какое-нибудь подходящее, поэтому устало вздохнула. — Обаятельный? — снова усмехается, не отпуская ее руку. — Идиот, — пожимает плечами, глядя под ноги, взгляд цепляется о сигарету, которую она не докурила — выронила, когда Учиха притянул ее к себе. — Ну же, малышка, я хочу, чтобы ты меня хорошенько поблагодарила. В его глазах блеснуло что-то опасное и такое горячее от чего ее ноги чуть не подкосились. — Не думала, что ты спасал меня только ради того, чтобы требовать что-то взамен. Попытка одернуть руку не привела абсолютно ни к чему. Он все так же держал ее за руку, только значительно крепче. — А ради чего еще? — усмехается, наслаждаясь ее удивлением и промелькнувшей болью в глазах. — Лжец. Она разочарованно вздыхает, с бесконечной усталостью смотрит ему в глаза и ждет, когда он отпустит ее. А он удивляется. Она не так глупа. Раскусила его ложь, не повелась на эти глупые уловки. Конечно, Господи, конечно, он спасал ее, потому что хотел, чтобы с ней было все хорошо. Но, он же Учиха Саске, верно? — Нисколько. Зачем мне было спасать такую, как ты? Рисковать собой? Хм, — он насмехался, легко провел рукой по ее щеке, пальцами сжал ее подбородок и приподнял голову, заглянул в глаза, которые горели и метали молнии. — Ненавидишь меня? — Не представляешь насколько сильно, — шипит, бесстрашно глядя на него снизу вверх. Улыбка трогает его губы, наклоняется, больше поддается навстречу к ней и целует ее губы. Целует, даже после того, как она начинает сопротивляться, толкает его, кусает за нижнюю губу, мычит что-то сквозь недопоцелуй. Отворачивает голову, прерывая это безумие. Саске шумно выдыхает. Облизывает свои губы — этот жест не остался незамеченным. Он чувствует вкус корицы на своих губах и это дурманит его больше чем какое-то виски. Снова впивается в ее губы, сильно, мокро, раздвигая непослушные губы своим языком, пробираясь в ее рот. А она задыхается от возмущения и чего-то еще. Она не понимает что это. Не хочет понимать. Ничего не хочет. Но медленно и неуверенно начинает отвечать ему, пробуя снова его вкус. Он чуть ли не зарычал, как только почувствовал ее язык в своем рту. Господи, он чуть не умер, его сердце готово было остановиться в этот же миг. В штанах стало тесно. Будто бы и не было целого дня секса. Эта девчонка будила в нем нечто такое, от чего ему самому становилось страшно. Они трогают друг друга губами, смело, страстно, сильно. Кусают друг друга, задыхаются, но не могут оторваться. Сошли с ума. Прямо здесь. Эти два врага готовы убить друг друга за лидерство в этом безумном танце языков. Ее губа начала немного кровоточить от очередного укуса. Насрать. Сейчас на все насрать. Саске слизал каплю крови, после чего снова прикоснулся — сначала почти невесомо, потом сильнее. Язык облизывает ее сладкие губы, затем вновь проникает в такой тугой, податливый и горячий рот. Она сходит с ума. Почти стонет сквозь поцелуй. Господи, это Учиха Саске. Это Саске. Перестань, прошу тебя. Будто бы наперекор ее мыслям он прижимает ее к стене, запутывается в ее длинных волосах, рукой обвивает ее талию, прижимаясь к ней. Вторая рука скользит вдоль линии бедер и останавливается на ягодице. Рычит, сжимая ее, упираясь своим достоинством в ее тазовую косточку. В его душе демоны на время затихли. Он не чувствовал ничего, кроме ее губ, кроме ее горячих рук, кроме ее хрупкого тела. Она дурманила его. Он не мог оторваться, потому что если прервется хоть на один миг — все закончится. Она убежит, скроется в своей квартире и будет тихо рыдать в подушку. А он будет сожалеть о том, что не довел ее до такого состояния, когда она сама молила бы его о продолжении. Как же сильно я ненавижу тебя, — кажется, это одна мысль на двоих. Такие сильные и противоречивые чувства. Он почти теряет остатки самообладания, когда сжимает ее грудь сквозь тонкую майку и чувствует, как твердеют ее соски под его умелыми руками. Она кусает его губу, протяжно стонет и заливается румянцем. Как же возбуждающе она выглядела. Ее красные щеки, влажные, блестящие глаза, красные и легка припухшие от поцелуев губы, небольшая, но упругая грудь. Невозможно. Невозможно просто взять и отстраниться. Сейчас она и ее губы просто блядски необходимы ему. Ее ноги дрожат от такого напора, еще немного и она стонет ему в губы «Саске» — тихо, томно и почти неуловимо. И в его имя она вкладывает мольбу. Просит его, чтобы он отстранился. Чтобы прекратил это чертово безумие. Саске, когда слышит это, закрывает глаза. Дежавю. Ее голос. Его имя. Она только что снова заставила его вернуться в воспоминание. Снова наполнила его болью. Снова заставила вспомнить о ней. Она когда-то сломала его. Разбила. Ушла. Она — не Харуно Сакура. Она — та, о которой он не вспоминал. Которая уже давно в прошлом. Харуно будила в его сознании ее. Крепко сжимает плечи Сакуры. Отстраняется и брезгливо вытирает свои губы тыльной стороной руки. Смотрит на нее с ненавистью и отвращением. Одним взглядом заставляет ее сжаться, заставляет понять, что она в его глазах — дешевая и такая доступная шлюха. Она читает это в его взгляде, в его жестах. Он гадко усмехается и произносит: — Послушная шлюшка. Ее губы дрожат, она вся дрожит, словно осиный лист. Он снова топчет ее чувства. Снова разбивает то, что она так старательно собирала. Ее рука автоматически замахивается, но так и не соприкасается с его щекой. Саске ловко ловит ее руку, прижимает к стене и опасно шепчет: — Знай свое место, сука. Одергивает свою руку, выпрямляется, последний раз безразлично смотрит на нее и уходит. Херова дура. Его словно окатили ледяной водой. Пришел в себя. Какого черта он вытворяет? Какого черта сейчас испытывает вину, за сказанные слова и действия? Этого не должно происходить. Но происходило. И всему виной была она — девушка, которая, смахнув слезы, гордо задрала голову и ушла в свою квартиру. Девушка, которую он… ненавидит? Харуно Сакура. Ты делаешь мне больно. Я просто плачу тебе той же монетой.