hidden in the shadow

POV Audrey 🎧Lea rue — I canʼt say no!  Возвращение. Вновь с опьяняющим Лондонским воздухом и атмосферой, такой давящей, но давно не удушающей. Слишком долго училась жить вдали, чтобы вновь оказаться в центре своей вселенной. Картина превращается в цельную на выходе из аэропорта, когда я поднимаю голову к небу, чтобы принять первые капли собирающегося дождя. Доброе утро, Англия. Хмурое небо окрашивает мой мозг в воспоминания, и снова мою руку сжимает отец, пока я пытаюсь ухватиться за каждое мгновение с ним. Мы бежим. Не знаем куда и зачем, и наш смех разносится на всю округу, пока я хватаю ртом первые снежинки. Мы снова строим план по поиску потерянной Антарктиды, где он капитан, а я старший помощник. И скоро, совсем скоро, когда я вырасту, наш корабль из песка станет реальным, и мы найдём то, что ушло под воду. Откопаем сокровища потерянной земли и будем странствовать дальше. Мороженное в парке и просьба не говорить об этом маме. Мы не ощущаем холода, хотя шапка давно слетела и уже завтра я простужена. Простужена и счастлива. Просто папа не пошёл на работу, потому что заварить мне чай с утра важнее. Он простужен так же, как и я, ведь не оставил меня на ночь, зная, как боюсь темноты. — Папу забрала темнота, мам? Обычный понедельник с необычным звонком под вечер. Мама плачет и слез становится больше, образуя потоп моего мира. Сложно было понять, что происходит, потому что меня с сестрой сразу увезли далеко. Неделю я не видела дома, и просила бабушку отпустить меня к папе, он меня заждался. Нас ждёт Антарктида, и нашей крепости в лесу не хватает защитников. У нас столько дел, мы ещё столько всего не изучили. Помню, как вскочила с кровати, когда услышала шум на первом этаже. Упала на лестнице, и снова побежала, не обращая внимания на боль в ноге. Папа приехал. Все будет как раньше, он посадит меня на плечи и мы будем ловить снежинки, сравнивая их узоры. Мы снова проберемся на кухню, пока обед будет не готов, чтобы стащить кусочек сыра и спрятаться за дверь, деля наш улов пополам. Мама приехала ночью, совсем одна. Я стояла на пороге гостиной и смотрела, как она плачет на плече бабушки. Мама никогда не плачет… Треск камина и тепло комнаты не согрели, когда мурашки пробежали по моему телу. Глаза мамы встретились с моими, и я впервые разглядела в них то, что мир не таков, каким казался. Она вытерла слезы, чтобы медленно подойди ко мне, ее колени встретились с полом, а глаза с моими. Мы впервые были на равне… — Папа нашёл Антарктиду, Одри… ~~~ Одинокая слеза бежит по моей щеке, и я рада каплям дождя, что никогда не раскроют моих секретов. В Америке осталось моё прошлое, со скитанием и поиском себя, мамиными звонками и моим нежеланием брать трубку. Здесь новая реальность со старыми кулисами, и как прискорбно, что я так и не успела стать хорошей актрисой. За окном машины Лондон выглядит все тем же, каким я оставила его пять лет назад. Словно пленка на обратной прокрутке, картинки сменяются в моей голове, и я вырисовываю непонятные узоры на стекле машины. Никогда не представляла своего возвращения сюда, то, как вновь отворяю забор перед огромным фамильным особняком, чтобы встретиться с прошлым лицом к лицу. Мой взгляд бежит по белым камням вверх, к крыше, к которой я всегда стремилась бросить мяч. Слишком сложно в реальности, так просто в воображении. Мама сидела на лужайке с книгой и соком рядом с ней, когда папа усадил меня на плечи, и мы вместе пытались поймать бабочек. Мама отпивала свой сок, временами поглядывая на нас, и хихикала, пока моя недовольная старшая сестра играла со своими куклами, которые никак не могли понять правила правильного чаепития. Солнце, тёплый июльский день, и мы прячемся от жары под огромным деревом на лужайке нашего дома, вокруг нас тишина и бабочки. Моя нога переступает за порог, и я вдыхаю с закрытыми глазами. Тишина все та, но теперь никаких бабочек, хихиканья мамы и объятий отца. Вокруг пустая тишина. Я вижу мисс Росс, что была моей матерью когда-то и стала теперь кем-то похожим на неё. Она приветливо машет рукой, но не бежит на встречу. Гравий не для лабутенов? Её волосы аккуратно уложены, и она красива на тот размер кошелька, которым обладает. Мне жаль, что за папой в могилу ушла и та милая женщина, что читала романы о любви, приглядывая за своей семьёй, что веселилась неподалёку. Сейчас холодная глыба, стоящая на пороге фамильного особняка, ломает убогую комедию, в которой я не стану играть. Мы теперь ближе физически, и она делает шаги на встречу до того момента, пока я не вытягиваю руки перед собой. Она не станет меня обнимать, и не будет той, чьи объятия я приму. Она на секунду теряется в пучине моей решительности, но вновь натягивает улыбку, делая вид, что все в порядке. Я помню ту, что сидела у моей кровати, пока я не засну, накрывала тёплым пледом и целовала в лоб, наивно полагая, что я сплю. Помню ту маму, что выходила из моей комнаты, оставляя слабый свет ночника, зная, как боюсь темноты, и ту, что крепко прижимала меня к себе, когда я выбегала вслед за ней из комнаты, чтобы уснуть между ней и папой. Не знаю и не хочу знать ту, что сменила четырех мужей позже, играя своей фальшивой улыбкой на публику. Ту, что сделала свое пафосное имя на памяти о моем отце. Её новый парень Стейк, или как там его зовут, приветливо машет мне, но я не отвечаю им двоим никак, просто проходя мимо к своей спальне, местонахождение которой я отчётливо помню до сих пор. Мисс Росс  следует за мной, пытаясь развести меня хоть на какой-то разговор, но я слишком устала и погружена в воспоминания, чтобы говорить с ней о чем-либо. — Тебя не хватало, Одри, — она шепчет, когда я буквально хлопаю дверью своей спальни перед её лицом. ~~~ Наша первая встреча была похожа больше на сон. Моё явное 'всё равно' под его пристальным взглядом, дисгармония слов за столом и как его зеленые глаза горели, когда я ловила его взгляд на себе. Он выглядел смущённым, пока я находила это милым. Его описали мне, как серьёзного мужчину, молодого предпринимателя, знатока своего дела. Откуда у такой суровой персоны кудряшки? Своим 'я слышал о тебе только плохое', он бросил мне вызов. Я бы не стала доказывать, что являюсь кем-то иным, и его, уже сформированное мнение обо мне, поставило наши отношения в определённые рамки. Он выглядел расстроенным, а мне просто было скучно. К салюту на празднике я сидела в своей комнате, и мир казался чуть ярче в свете переливающихся огней. Правда они не интересовали меня. Мой взгляд был прикован к самой кудрявой голове этого вечера, его одиночество в сопровождении с моей сестрой казалось убийственным. Я смотрела на него, он на Эмми, она на свои ногти. И никто на салют. Вот таким был вечер, когда я второй раз в своей жизни почувствовала тягость в грудной клетке. Небо покрылось звёздами, холод повеял запахом ночи, и все было, как обычно, кроме изображения зелёных глаз в моей голове. Я старалась растворить этот образ в бокале вина, под звуки соула и тресканье камина, но моя рука потянулась к карандашу, изображая кривоватую улыбку с ямочками по бокам. Я разорвала его в клочья с последним штрихом и придала огню, смотря, как медленно превращается в пепел то, что имело смысл секунду назад. С вещами так всегда, все мы -будущий пепел. Я почувствовала его безумие напротив душа, заполненного паром. Казалось мир рухнет, когда он остерегался любой близости со мной. Я не боялась, что он увидит меня обнаженной, потому что знала, что его глаза не покинут моего лица. Все было кончено, как только я вдохнула его аромат с нотками давно забытого парфюма. Когда услышала неровное дыхание и ощутила его на своей шее. Самая длинная стрелка на часах едва ли успела пройти круг, а он уже проник слишком глубоко в мой разум, и я знала, что это потянет меня на дно. Поэтому я убежала в ночь в сторону Лондона и дальше, к его самой окраине. В квартиру, которую приобрела, зная, что никогда не смогу жить в особняке. Для меня он давно ушёл на дно к Антарктиде и не осталось ничего, что могло бы удержать меня там.  Бар недалёко от дома стал отличным местом для работы и теперь каждое моё утро сопровождалось новым наброском к большой картине моей жизни, вечер — бокалом недопитого вина, а ночь — в пьяных разговорах про очередную неудавшуюся жизнь. И снова все по-новой. До его прихода. И вновь на дно с зелёными глазами. Старалась не смотреть на них и попадала в плен сердцевидных губ, ничего чарующего и в то же время крайне притягательное таилось в этом его тусклом взгляде. За свою жизнь я успела возвести вокруг себя стену со сторожевым псом на охране, но он смог подкупить его и отворить ворота. Для него не составило труда внешне взбесить и внутренне оживить меня. Я не хотела и мечтала о той работе, о его хриплом смехе и взгляде на меня. Я получила больше, и окончательно разрушила себя, показав свои слёзы и почувствовав его губы. Мы тянули на дно друг друга, не желая признавать, что мы давно уже там. Его руки на моей талии, мои — в его волосах, и словно все на своих местах именно в этот момент. За окном Лондон, с его бушующей погодой и аристократическим видом, а внутри мы, крошечные и незаметные, создающие вселенную друг для друга. Луи спросил меня о любимом цвете, я, не утаив правды, вспомнила зелёный цвет его глаз, с их нефритовым сиянием и свежестью летнего леса. Мой любимый запах его парфюма и мятного дыхания, в смешении с хриплым смехом и тихим шёпотом. Я любила его официальный костюм и запах виски. Ночь разрушает, она и с нами сотворила подобное. Звонок Кэсиди и её слова о баре и кудрявом парне. Мой обеспокоенный рывок и тысяча мыслей. Я была там за рекордное время, и привезла его к себе, зная, что допускаю слишком много ошибок. Он был беззащитен и слишком открыт для мира, как и в первый раз, когда попал сюда. Улыбка тронула моё лицо, когда я заметила, как крепко он сжимал в руках отправленный мною подарок. Он разрушил все лучшее, обвинив меня в любви к Зейну. Тот никогда не был тем, кто будет хорош для меня, но наша темнота сливалась воедино каждый раз, когда мы находились вместе. Я любила, как он выдыхал на меня дым своих сигарет, и как подносил к губам крепкие напитки, чтобы напиться до беспамятства и жить на полную катушку. Он никогда не был моим, как и я его. Мы не принадлежали никому, делая это своим основным уговором. Я была в свои 16-ть слишком мала для него, и его принцип о свободе без отношений заставлял меня молчать каждую секунду. Секунду до того момента, пока я не увидела свою сестру на коленях перед ним, делающую одну из тех грязных вещей, для который я была ещё слишком мала. Она завершила своё дело, и встала, смотря на меня, попутно вытирая свой рот. Это было ужасно, и я хотела кричать, но просто стояла. У меня не было мира, чтобы эти двое могли его разрушить, но я чувствовала, как щемило в грудной клетке от картины передо мной. Не было претензий, когда я молча покинула комнату, особняк, город и страну, в которых жила. Я никогда не заявляла прав на то, что мне не принадлежит, и никогда бы не стала. Ночь превратилась в бездну, когда он вновь оказался у меня. Я обещала себе не переставать думать о нем и никогда не быть рядом. Мы потерпели крах в любви, и ночь делала своё дело, забирая последние остатки нашего 'общего' на его 'предрешенное'. Я думаю, что просидела так всю ночь, пытаясь не дотрагиваться до его мягких кудрей и складочки на лбу. Он — мои крылья, и я сама отрезаю их, зная, что не достойна даже того малейшего внимания, что он уделяет мне. Зеленые глаза, которые так предательски наполнили мой мир, заставляют меня сидеть на корточках перед постелью, в которой он спит. Я вытягиваю руку, но не прикасаюсь. Мои слёзы текут по щекам, когда я осознаю, что две несчастные души вроде нас никогда не сойдутся. Моя темнота не должна рушить его идеалы, и я отдам себя в жертву за его короткую улыбку. Я бы хотела ненавидеть свою слабость, но не могу даже представить, как ненавижу его. Он слишком красив в этом лунном свете, чтобы быть моим ангелом, и я ищу в нем то, что тянет меня к пропасти, и нахожу это в каждой частичке своей любви к нему. Я знаю, что сидя здесь всю ночь и смотря на него, завтра мне станет жить сложнее, но я не уйду. Эта ночь слишком коротка, чтобы я могла разглядеть его как следует, запомнить всю свою любовь к нему и заполнить ею все пространство вокруг. Мой свет, скрытый в его силуэте, никогда не горит для меня, и я бы хотела, чтобы Эмми стала той, кого он любит, стала той, кто сделает его счастливым. В моих мечтах я часть его жизни. Я бы перебирала его кудри, когда он, уставший, приходил бы с работы и начинал рассказывать детально, как прошел его день. Я бы делала вид, что не слушаю, но на самом деле не пропустила бы ни одной неважной детали. Я бы целовала его складку между бровей, я засыпала бы сидя, с его головой на своих коленях. И неважно, что неприятная судорога с утра охватила бы все моё тело, я бы ни за что не нарушила его сон. Я люблю его душой, потому что по-другому любить не умею. Любить сердцем глупо, это всего лишь орган. Душа — это то, что любит не сегодня и завтра, а любит вечно и бесповоротно. Моя погибель, заключённая в его сонном трепете ресницами, медленно бросает меня в пропасть, из которой я никогда не захочу вылезать. Почему его дыхание такое мелодичное? Я бы слушала его вечно, не нарушая тишины, если бы он сам не захотел этого. Он выглядит беззащитным в этой темноте, и мне больно от того, что я вижу, как сломлен он. Я бы хотела взять всю его боль и проблемы себе и исчезнуть из его жизни, зная, что он счастлив и улыбается каждое утро и перед сном. Совсем неважно, будет он помнить меня или нет, мне достаточно его счастья, и я никогда не попрошу ничего большего. Я люблю его слишком сильно. Слишком сильно, чтобы позволить ему об этом узнать, и слишком сильно, чтобы остаться.