Голубая кровь. Книга 1. Каждому дьяволу положен свой ангел

С нами происходит то, чего мы больше всего боимся и о чем думаем каждый прожитый день

Тихая атмосферная музыка, запах сладких шоколадных булочек и молока. Удобные кресла, из которых совсем не хочется вставать, и лицо дорогого человека напротив. Что может быть лучше этого? — Так ты теперь под полным контролем? Очень странно, что отец все-таки выпустил тебя. — Он не мог не выпустить меня к родному брату, — фыркнула я, по привычке поморщив нос. Никита улыбнулся уголками губ, пододвигая ко мне стеклянный бокал с ванильным молочным коктейлем. А я мысленно сетовала на то, что он одной своей репликой разрушил прекрасную идиллию этого места, но все-таки начала потягивать напиток через тонкую трубочку. Мы сидели в небольшом уютном кафе на берегу реки, наслаждаясь обществом друг друга пока за стеклом ходил туда-сюда огромный бугай Алексей. Мой охранник, вытаптывая дорожку среди комьев снега, скорее был похож на заплутавшего ежика-переростка, но никак не на человека. Люди в такие холода просто так по улицам не ходят. Мне было даже немного жаль его, но я решила оставить эту жалость при себе. Ведь именно он был тем, кто обнаружил мою пропажу и поднял на уши отца, науськал его, распалил и оставил все это расхлебывать моей вялой тушке. Это был слишком тяжелый удар для моей психики, тем более, в том состоянии. — Поверить не могу, что цветок клана Скориковых вчера всю ночь нюхала наркотики! Из раздумий меня вывел голос Ника, моего родного брата, от которого отец отвернулся два года назад. Это была серьезная семейная трагедия, но больше в жизни папы нет такого человека, как Никита Скориков. Вот только, несмотря на это, видеться с братом, мне запретить не мог никто. — Да ну тебя! — я схватила соломку картофеля фри и швырнула в темноволосую голову, на что парень лишь рассмеялся, легко уворачиваясь от «гранаты». — Ничего я не нюхала! Девочки просто дали мне что-то выпить, а потом началась полная эйфория. Я задумалась, пытаясь вспомнить подробности прошлой ночи, но меня снова сбил с толку неусидчивый Ник. Запрокинув голову, братец бесстыдно смеялся над своей глупой сестренкой. Жаль, но злиться на него серьезно я не могла. — Ну, все-все! — я улыбнулась, замечая, как в его зеленых глазах промелькнул потускневший с годами озорной огонек. — Лучше скажи, как твои дела? Как малышка? — Умеешь ты испортить настроение, — Ник подмигнул мне, но его губы тронула грустная улыбка. — Лейкемия подтвердилась, мы с Мэри стараемся не опускать рук, но я правда ужасно боюсь за Дашку. — Ник, все будет хорошо, мы отправим ее в Швейцарию вместе с Мэри, малышка не будет одна, — я подалась вперед, накрывая руку брата своей. Подняв на меня глаза, он тепло мне улыбнулся, и я смогла прочитать на его лице чувство облегчения. Будто я была пророком и знала все наперед, а сейчас отпустила Нику, подобно священнику, все грехи. — Когда она засыпает, я чувствую, что в любой момент могу взорваться, — брат прикусил губу, отворачиваясь к кассе. Там трудолюбивая официантка бегала как белка в колесе, стараясь всем угодить. Но Никита смотрел не на бедную девушку-студентку, уставшую от этого замкнутого круга:, работы, учебы, бессонных ночей и надоедливых клиентов, а куда-то сквозь нее, погружаясь в собственные мысли. Когда же брат заговорил снова, его голос звучал как старая кассета, поставленная на вечный повтор: — И лишь когда Дашка снова открывает глаза, я могу выдохнуть с облегчением. Врачи сказали, что она может просто уснуть и больше никогда не проснуться, Поль, понимаешь? — Понимаю, — смотреть, как страдает дорогой тебе человек, было невыносимо. Я пропускала через себя каждую его эмоцию. Мне хотелось остаться здесь как можно дольше, поддержать его, но наше время неумолимо подходило к концу. Я смогла выкроить всего час навстречу, и сейчас пришла пора возвращаться в университет. — Ты не хочешь провериться? Мало ли в организме что-то осталось? Одному Богу известно, на чем зависала моя сестренка. Ну вот, снова привычный раздолбай Ник с лукавой улыбкой. Как же я по нему соскучилась. Потрепав меня по голове, брат прочел в моих глазах вину и встал, поправляя подол длинного, темно-синего пальто. Никита был очень красивым в этом распахнутом одеянии, в белой рубашке с галстуком и узких, темных классических штанах. Раньше девушки бегали за ним толпами, пока из обычного стада примитивных овечек он не выбрал достойную, действительно стоящую особу. Мэри была американкой и приехала в Россию на стажировку всего на три месяца, а потом уже не смогла вернуться обратно в знойную Аризону. По своему темпераменту Мэри была самым настоящим тайфуном, который в конечном итоге мой брат сумел утихомирить и приручить. — Перестань, — я принялась надевать бежевое пальто, которое Ник уже через минуту помог мне застегнуть. В свои двадцать восемь он был ужасно заботливым, хоть и часто пытался это скрыть. Для чужих людей он был беспощадным льдом, но ради семьи Ник мог оттаять в любую минуту и рвануть хоть в Антарктиду, если какому-то близкому человеку понадобиться его помощь. Благо, такие жертвы были ни к чему, ведь ближе меня, Мэри и Даши у него никого не было. — Котенок, я серьезно, — Ник отдал деньги за наш обед подоспевшей официантке, которая с восторженным визгом понеслась к кассе. Брат всегда оставлял щедрые чаевые. — Давай я позвоню знакомому в клинику, и Алексей отвезет тебя туда после пятой пары? — Я в норме, — я развела руками, не зная, как еще показать ему, что я действительно в порядке. — Скорее всего, просто алкоголь ударил в голову, правда. Я же никогда не пила до этого раньше, только… на похоронах мамы. Ник поймал мой растерянный взгляд и мгновенно обнял, целуя в макушку. — Не вспоминай об этом, — спокойно проговорил брат, заглядывая в мое лицо. — И прекрати краситься, как клоун в цирке. — Не желаю слышать это от тебя! — я шуточно толкнула его в бок, хмуря безупречные, светлые брови. Брат просто не мог свыкнуться с тем, что мне уже девятнадцать, и я выросла из возраста, когда девочки играют в Барби. Пришло время прощаться. Обменявшись парочкой «любезностей», каждый сел в свою машину. Ник всегда питал слабость к гоночным моделям, потому я не удивилась, когда на стоянке увидела темно-зеленый ламборджини. На мою же долю выпала хмурая, черная итальяночка. Стояло Алексею дать по газам, как мазератти с визгом тронулась с места. Меня вжало в спинку сиденья, но я просто проигнорировала этот факт, по своему обыкновению принявшись разглядывать пейзаж за окном. Это уже стало своего рода традицией, чтобы не отвечать на глупые вопросы Алексея. Он любил побыть для меня вторым отцом, покапать на мозги и наказать, что делать нужно, а чего нет. Это была его работа. Вот только в нравоучениях я никогда не нуждалась. Сделав глубокий вдох, я постаралась успокоиться. Странное предчувствие не давало мне покоя с самого утра, и после встречи с братом оно лишь усилилось. Сердце время от времени сладостно замирало, будто в предвкушении чего-то нового, странного и в то же время безумного. Хотя, куда еще более безумное? Не думаю, что смогу сотворить что-то покруче вылазки в клуб. Тем более, когда за мной теперь стоит полный надзор. Через двадцать минут Алексей уже высаживал меня около здания университета. Сухо приказав ему ждать меня на стоянке, я схватила черную сумочку и закрыла дверь. На улице было ужасно холодно, потому моя теплолюбивая душа сразу же потребовала этот холод ликвидировать. Распахнув массивные двери, я поднялась по ступеням наверх, оказываясь в главном холле. Студенты во время перемены носились кто куда, иногда сталкиваясь и образуя «пробку» из человеческих тел. Кто-то ел, кто-то о чем-то оживленно переговаривался, а кто-то и вовсе дремал на ступеньках главной лестницы. — Пелагея! И вот весь этот шум перешел на второй план. Даже резкий запах крепкого кофе начал волновать меня куда меньше, чем хрупкая тушка, несущаяся прямо на меня с мощью молодого мамонта. Оля, раскрасневшаяся от переполняющих ее противоречивых чувств, повисла на моей шее. — Прости меня дуру, прости-прости-прости! Я пошатнулась, но все-таки устояла, пока подруга продолжала извиняться. Схватив ее за руку и заставив меня отпустить, я повела ее в более укромное место, где не было такого огромного количества зевак. Быть второй год подряд предметом всех сплетен я совершенно не имела желания. — Просто забудь то, о чем я тебе рассказала. Все обошлось, я жива-здорова, не это ли главное? — Но теперь ты точно больше никогда не пойдешь с нами тусоваться, — Оля удрученно надула губки. — Кстати, Ангелу и Миле тоже очень жаль. — Так жаль, что они не стоят сейчас передо мной, как ты и не извиняются? Брось, Оль, им плевать на меня так же, как и твоему парню. — Мы расстались, — сухо вставила свои пять копеек подруга. Я едва не рассмеялась ей в лицо. Это было уже третье расставание за две недели. — Я серьезно! — брюнетка качнула головой, а глазки ее загорелись с двойной силой. — Он не позволил мне пойти поискать тебя, напился, как свинья и порвал свое чертово ухо! А знаешь, как?! Я выгнула бровь, и девушка продолжила с присущей ей эмоциональностью: — Какая-то пьяная блондинка вцепилась зубами в его сережку и резко прикусила вместе с кусочком уха. В общем, крови было… — Та блонди еще жива? Или ты закопала ее где-то в поле? Я хихикнула, решив своим беззаботным настроением хоть как-то разрядить обстановку. Кажется, это неплохо подействовало. Напомнив Оле, что нас ждет пара легкой атлетики, я поспешила ретироваться на третий этаж. В раздевалке как обычно была тьма народа. Заняв парочку железных шкафчиков и натянув на себя спортивную форму, мы присоединились к ребятам из нашей группы. Правда, стоило лишь появиться моей персоне, как все разговоры затихли и несколько пар глаз уставились на меня. Почувствовав себя совсем голой под этими пристальными взглядами, я поежилась, надевая привычную маску снежной королевы. — Так ты у нас теперь клубная чикуля? Я мысленно закатила глаза. Как же, снова эта заноза в моей заднице. Киселев. Отчего Дмитрию Киселеву никогда не сиделось на жопе ровно, я не знала. Зато вот уже давно поняла, над кем он обожал издеваться больше всех. Разбалованный мажорик, родители которого проплачивали каждую сессию в универе, был завидным холостяком и в тоже время конченым ловеласом. И если какая-то наивная овца полагала, что сможет его перевоспитать и после ночи с ней он воспылает от любви — ха. Это были лишь розовые замки несмышленых первокурсниц. Девчонки постарше уже давно перестали вестись на второсортные комплименты. — Убери руки, — очаровательно оскалилась я, когда парень нагло обнял меня за талию. — Какая ты холодная, — он втянул носом запах моих волос. Обернувшись ровно настолько, чтобы видеть его лицо, я наткнулась на похотливый взгляд больших карих глаз. — Но я бы мог согреть тебя. — Боже, Кис, прояви фантазию, твои подкаты уже устарели, — я брезгливо скинула его руку. Со всех сторон послышался одобрительный гомон и смех. А это могло означать лишь одно — мою безоговорочную победу. Диме было чем мне ответить, вот только его план разрушила новая, более интересная сенсация. — Новый препод, — прошелся по рядам осторожный шепот. И все мгновенно затихли, стоило в коридоре появиться молодому парню в солнцезащитных очках. Он шел неторопливо, будто вовсе не опаздывал на пару и у него был еще вагон времени. Я выгнула бровь, и мы с Олей переглянулись. — Группа 16м1, — коснулся моих ушей бархатный, проникновенный голос. Щеки от чего-то вспыхнули, и я почувствовала внезапно накатившее головокружение. — За мной. С этими словами он двинулся мимо нас, в конец коридора, где находилась дверь в манеж. Второкурсники мгновенно двинулись за ним змейкой. Лишь я в ступоре смотрела парню вслед. — Идем? — Оля тронула меня за плечо и повела за остальными. Едва перебирая ногами, я поняла, что растеряла всю свою уверенность. Этот человек показался мне смутно знакомым. В манеже царил настоящий хаос. Девушки старались как можно скорее поправить свои прически, парни критично разглядывали нового преподавателя, а сама цель всех взглядов мирно стоял перед всеми, листая журнал. Группа выстроилась в одну шеренгу. Облаченный в кожаную куртку, белую рубашку, черные джинсы и темно-серые кеды, незнакомец водил кончиком ручки по списку наших фамилий. Очень худой, со спутавшимися светлыми волосами, парень скорее производил впечатление случайно забредшего к нам на пару четверокурсника, чем сурового практиканта. Благо, явившееся нам чудо-юдо все-таки соизволило снять неприемлемый аксессуар в виде очков от солнца и явить миру холодные, голубые глаза. — Сейчас проведем перекличку, — он вскинул голову, бросая на нас мимолетный взгляд. — Меня зовут Громов Евгений Александрович, буду преподавать у вас легкую атлетику этот семестр. Сегодня у нас практика, но в следующий раз я проведу занятие по теории на кафедре легкой атлетики, поэтому рекомендую вам взять тетради. Ребята снова зашумели, обсуждая полученную информацию. Я же решила отгородиться от короткой дискуссии, незаметно рассматривая объект разговора. — Еременко, — прозвенел на весь манеж звонкий голос Евгения Александровича. Все невольно замолкли, позволяя одному из моих одногруппников представиться. Далее выходили и представлялись остальные, пока очередь не дошла до моей фамилии. — Скорикова. Под пошлый свист Киселева я сделала шаг вперед. Но все внимание Громова было приковано не ко мне: парня больше интересовал источник шума. Пронзительные голубые глаза буквально прожигали в Диме дыру. — У вас какие-то проблемы, Киселев? — его голос звучал холодно, а на лице появилась уверенная, ледяная ухмылка. Я едва невольно не отступила назад, пугаясь такой перемене, но во время себя остановила и выпрямилась. — У него всегда проблемы. Видимо, что-то зудит в паховой части и мешает ему спокойно жить. Удивились все. Громов, Киселев и я.… Потому что сама слышала собственные слова будто из чужих уст. — Ты самолично проверила этот факт? — Евгений улыбнулся краешком губ. Прямой нос при его словах смешно задергался, но я оставила эту милую особенность без должного внимания. Злая, как слоник, у которого отобрали орешки, я с возмущением уставилась на преподавателя. — Нет, проявила фантазию, — злобно цокнула я языком. — Не находите, что эта тема не очень благоприятна для первого занятия? — Это ты начала эту тему, — Евгений Александрович захлопнул журнал, скептически выгибая бровь. Мои одногруппники были готовы вот-вот взорваться ядерной гранатой безудержного смеха. И какого черта я тут вытворяю? — Ну, а если серьезно, то оставим, пожалуй, подробности интимной жизни Скориковой и Киселева, но все же, — он подошел ко мне настолько близко, что я могла ощущать его дыхание у себя на лице. Улыбаясь уже без тени сомнения, наглый Громов щелкнул меня по носу: — Если бы я так проявлял фантазию, следующие пол года мы бы выбирали имя для нашего сына. Челюсть упала у всех. — Мне нравится имя Драгомир, — бросила я ему в спину после недолгого помешательства. Евгений Александрович усмехнулся, решив, что будет разумнее оставить мой ответ без комментария. Далее мы побежали ровно десять кругов для разминки, после чего новый преподаватель попросил парней расстелить маты и повел девушек на растяжку. — Не слишком ли ты сегодня дерзкая? — Оля с улыбкой толкнула меня в бок локтем. — Не помню такого случая, чтобы ты дерзила преподавателю. — Он обычный практикант, — пожала я плечами, принявшись растягивать уставшие от бега бедра. Странно, вот только я действительно считала, будто все это обычный розыгрыш и скоро на пару явится настоящий преподаватель. — Почему мальчишки сидят? — настороженно шепнула брюнетка Мария, пытаясь сесть на шпагат. Я занималась тем же самым, когда теплые ладони легли мне на плечи. Нависая надо мной грозовой тучей, Евгений Александрович заставил меня сесть на шпагат в сию же секунду, не давая времени на раздумья и сопротивление. На весь манеж послышался мой оглушительный визг. — Черт! — прошипела я, рывком вскакивая на ноги. Нахальные голубые глаза напротив уже начинали меня неимоверно раздражать. Желание схватить со скамьи чей-то забытый зонтик и настучать по этой наглой харе на миг затуманило мой разум. — Иначе ты бы никогда на него не села, — холодно осадил Громов. И попал в точку. Еще ни разу я не могла преодолеть боль и сделать это упражнение, хотя растяжка полностью позволяла подобную прихоть. Но он не мог этого знать. — А таким методом вы поставили под угрозу стабильное состояние моих мышц! — В спорте без травм и боли никак, Скорикова. Пятьдесят выпрыгиваний, надеюсь, это поможет вам вспомнить значение таких понятий как «вежливость» и «уважение». В противном случае, вы никогда не сдадите мне зачет. Я закипала. С такой скоростью, что лицо начинало краснеть от злости. Лучше не буди во мне зверя, Громов, поверь, тебе это не понравится. Скрепя зубами, я начала выполнять наказание. — Лицо попроще, Скорикова. Боже мой, Евгений Александрович, а вы, случаем, не Юлий Цезарь? И на шпагат сажать успеваете, и помогать с подтягиванием нашим амбалам, и даже язвить времечко находите! Мне бы ваш незаменимый талант! Благо, все свои мысли я оставила при себе, выдыхая лишь короткое: — У меня всегда такое лицо. — Могу поспорить, что это не так. Девчонки захихикали, парни загоготали, а я молча проглотила его замечание и решила отпустить ситуацию. Громов соизволил оставить меня в покое и спокойно наблюдал за тем, как я выполняю упражнение. Ровно, как и за всеми, не больше и не меньше. — Он, кажется, запал на тебя, — Оля толкнула меня в бок локтем, когда мы оказались в раздевалке. Фыркнув в ответ, я натянула на себя юбку и нахмурилась. — Не думаю, что это может быть правдой. Я просто девочка для битья, чтобы не было скучно. — Ладно, время покажет. Как на счет похода в кино? — Шутишь?! — я была вне себя от гнева. — Отец едва не отрезал меня от всего мира, за мной по пятам ходит Алексей, так еще не удивлюсь, если в добавок ко всему на меня напялили жучка! — Прости, — виновато промямлила Олька. — Чем займешься? — Хочу навестить могилу матери на этих выходных, — пожала я плечами. — После неудавшейся вылазки безумно хочется спать, не думала, что отец о чем-то догадается в будний день. — Может, ему кто-то об этом сказал? — подруга завязала шарф, и мы вышли из раздевалки. Честно сказать, ее теория очень меня озадачила. Но я просто промолчала, решив оставить свои мысли при себе. На выходе мы распрощались, и я двинулась на стоянку, где меня ждал угрюмый Алексей. Из-за своих мыслей я даже не смогла почувствовать на себе чужой взгляд. Сейчас реальный мир стоял для меня не на первом месте. Ведь пришло время возвращаться «домой».