Exceptions

На самом деле я так часто не понимаю, что происходит вокруг меня, что уже чувствую, как это ощущение становится привычным для моего мозга состоянием. Я никогда не любила перемены, никогда не любила менять обстановку вокруг себя и совершать те действия, о которых буду жалеть. Кажется, в моих жилах течёт кровь долбанного самоубийцы или чеканутого на всю голову экспериментатора, что всю сознательную жизнь провел в каком-нибудь подземном бункере, иначе просто нельзя объяснить то, что я каждый раз с каким-то особенным упоением, совершаю то, чего мне совершать бы не следовало. Чувствую себя как собака, гоняющаяся за собственным хвостом. Понимаю бессмысленность, но не могу сделать иначе. И так по кругу. Словно кто-то или что-то невесомо подталкивает в спину и заставляет делать все эти странные вещи, с самозабвением наблюдая, как я мечусь и бегаю по кругу. Знаете, если это чья-то игра, то я не хочу быть её частью. Меня вполне устраивала моя размеренная жизнь немецкого студента. Говорят, что если ты что-то решил, то ты уже не имеешь права бояться и сомневаться. Наверное, поэтому я сейчас здесь. Пытаюсь заставить себя не думать об абсурдности происходящего, но не могу. Все мои эмоции смешиваются в огромный невнятный калейдоскоп, мелькая прямо перед носом своими яркими красками, и, если честно, сейчас я как никогда ощущаю, как моя жизнь медленно скатывается в тартарыры, и чувствую, как аккуратно, словно невзначай, подталкиваю её собственными руками, чтобы увеличить скорость её грациозного падения. Простыми словами, сейчас я чувствую что-то совершенно другое. Не то, к чему я привыкла, и совершенно не то, что я чувствовать должна. Не могу описать это состояние словами и найти достойные эпитеты. Я просто слышу и осязаю мысль, что назойливой пчелкой жужжит у меня в мозгу, разрывая его изнутри и всеми силами убеждая меня в том, что я должна это делать, должна здесь находиться, и всё, что происходит — происходит так, как должно. Словно бы это правильно. Так привычно и обыденно, словно я каждый день выезжаю за границу, вваливаюсь в номер к молодой семье, занимая их время пустыми разговорами по душам. Сейчас всё это кажется мне таким нужным и важным, что я не могу ни на секунду усомниться в том, что да, так действительно должно быть. Мы прилетели ещё вчера, и я, кажется, уже успела свыкнуться с мыслю о том, что я вновь изменила своё местоположение на карте. Правда, пока не замечая от этого особой разницы. Все же Австрия — страна настолько близкая по духу к Германии, что, окажись тут раньше, я бы даже не поняла, что нас отделяет граница и сотни военных, что её охраняют. — О, нет! — слишком резко произносит светловолосая девушка, закрывая лицо руками, и можно было заметить, как её щёки покрылись густым румянцем, — Когда он бегал за мной в старшей школе, я, честно, думала, что он какой-то маньяк. Он преследовал меня, серьёзно, — Стина смешно восклицает, вновь тряхнув своими светлыми волосами, и спешно продолжает, — Интернет, прогулки, какие-то вечеринки. Ей-Богу, он всё время оказывался где-то неподалеку. Кажется, я даже думала, что заявлю на него в полицию. — Это получалось случайно, — устало вставляет Стиан таким голосом, будто ему уже до боли наскучило наше с ней веселое щебетание, и прибавляет звук на телевизоре, пульт от которого он кропотливо искал сорок минут. — В большинстве случаев. Его неопределённая реплика вновь доносится до меня, когда я чувствую, что одна наглая морда, воспользовавшись моим замешательством, быстро появляется рядом и крадет моё яблоко, которое я перекатывала из руки в руку всё время, что нахожусь здесь. — Знаешь, у меня есть оправдание. Это было странно. Он просто прохода мне не давал, каждый раз придумывая какую-нибудь несусветную хрень, — Стина эмоционально всплескивает руками, и мне становится смешно только от того хмурого взгляда, которым нас двоих наградил Стиан прямо во время этой реплики. Кажется, там было что-то от «я убью вас, если не заткнетесь». Мне становится безумно весело, и очень хочется ударить себя по лбу, ведь именно сейчас я понимаю, что, кажется, расшифровка взглядов старшего брата — это именно то, на что я потратила всю свою сознательную жизнь, и то единственное, где я всё-таки преуспела. — А что было потом? Почему не заявила? — я улыбаюсь и чувствую, как во мне зажигается огонек взволнованности, что находит отражение и в моём голосе. Откидываю голову назад, пытаясь собраться с мыслями, ведь вся эта ситуация и правда слишком необычна для моего типичного восприятия, — Мы бы возили ему передачки. Ну, знаешь, сухари там или вафли. Он их любит. — Не думаю, что с вафлей во рту он будет очень органично смотреться в тюремной робе. — мы обе оглядываемся, будто воображая себе эту картину, и мне становится невероятно тепло, словно сейчас лето и доброжелательные солнечные лучи ласкают мою кожу. — Это всего лишь дело привычки, — отмахиваюсь и пытаюсь увернуться от какой-то подушки, что Стиан со всем остервенением бросает в меня. Ловлю и смеюсь, обнимая этот мягкий предмет так, будто мне в жизни больше ничего не надо. — В любом случае, я бы посмотрела на это. В коридоре снуют постояльцы, слышатся чужие речи, и я с удовольствием осознаю, что сейчас даже немецкая речь для меня — чужая. Это невероятное чувство накрывает огромной волной, будто бы ты вдруг на секунду вернулся домой, где тебя ждали, и теперь мне просто хочется говорить-говорить-говорить до тех пор, пока слова в черепной коробке не закончатся. Стиан постоянно закатывает глаза и смотрит на нас так, будто мы полнейшие дуры, и в любой другой день я бы с ним согласилась, но не сегодня. Мне до черных точек перед глазами не хватало таких вот разговоров. Когда можно быть собой, когда есть, что слушать, и уши не завязываются в трубочку на первой минуте. Знаете, люди всегда быстро устают от пустоты, что окружает их снаружи, а иногда и внутри, и, чтобы немножко разбавить это, нам просто необходимы разговоры по душам, а не о чем попало. И лично мне их безумно не хватало. — Ох, каменные стены, тяжелая работа и бородатый Стиан, жующий печенье. Да, это мило, — она подпирает подбородок рукой, мечтательно улыбаясь, и тут же заливисто рассмеявшись, — Боюсь только, он бы не дожил до собственной отсидки. Наши тюрьмы, конечно, более гуманные, чем все остальные, но этот бородатый медведь долго бы там не протянул. — Может, вы заткнетесь уже, — достаточно грубо советует Стиан, передразнивая нас, — Да, привет, девочки, я всё ещё здесь. Не в тюрьме, не в ссылке и даже не в коридоре. Ну это так, если вы вдруг не забыли. Все взрослые — всего лишь большие дети, и, как мне кажется, никто из нас взрослеть не собирается априори. Хотя знаете, уже надобно. — А, значит, ты предпочел бы, чтобы я рассказывала твои реальные залеты? — она торжествующе улыбается, оглядываясь на него, и, честно, мне уже страшно предположить, о чем они там сейчас подумали. Стиан молчаливо кивает, неопределённо жестикулируя руками, дескать «хотя бы», — Ладно, если что, ты разрешил, — предостерегающе бросает она за спину и, с минуту помолчав, будто подбирая слова, заискивающе начинает, — Знаешь, Мири, твой брат — король эффектных появлений. Звонит однажды, быстро тараторит, что спускается в метро и едет ко мне. Я этому значения не придала, ну едет и едет. Всё как обычно, разве что не успела сказать, что ко мне родители заглянули. А теперь представь себе лицо матери, когда она пошла открывать дверь под дикие кри… — Стина! — она вздрагивает и начинает звонко смеяться, обрываясь на полуслове. Оглядывается на собственного парня, что выглядит сейчас краснее, чем раки, которых лихой волной выкидывает на берег, и сдерживает в себе подступающий смешок, — Это получилось случайно. — совершенно серьёзно говорит он, на что Стина недовольно цокает языком, а мне начинает казаться, что я становлюсь невольным участником чужих разборок. Впрочем, уходить мне совершенно не хочется. — У тебя всё… случайно, — задумывается, тут же добавляя, будто вкладывая в следующее предложение что-то, понятное только им, — Заяц. Почти как на пикнике, да? Стиан закатывает глаза к потолку, обращаясь к Господу, и тихо, даже несколько разочарованно, произносит: — Почему ты такая разговорчивая сегодня? — О твоих косяках я могу говорить вечно. Заметь, ни одна моя подруга не знает подробностей. Так что, дай поделиться хоть с кем-то, — обиженно проговаривает она, и я вижу, как это простое действие вновь передразнивает Стиан, — Кто виноват в том, что у меня накопилось так много материала? Он подходит к двери, грациозно раскланявшись, и вновь резюмирует, улыбаясь и, кажется, даже не размыкая губ: — Если она узнает больше, чем следует, я тебя убью. — Не бойся, история о том, как ты пьяный устроил показ мод для своих друзей, останется только между нами, — я давлюсь чаем, начиная дико смеяться, ибо в моём воспаленном воображении тут же всплывает образ Стиана, что дефилирует по подиуму в какой-нибудь модной одежке. Мне кажется, что скоро кто-то здесь кого-нибудь убьёт. Правда. Смертоубийства нам не избежать, и лицо Стиана в этот момент прямое тому подтверждение. — Больше ничего не скажу, честное слово, — улыбается его девушка, поднимая руки в сдающемся жесте. — А мне просто некому это передавать, — стараясь добавить максимальную честность, произношу я, и, кажется, Стиана это успокаивает, — Заяц, — добавляю, не имея полного понимания, что это означает, но ребята тут же взрываются хохотом, что в какой-то момент даже сшибает меня с ног. — Ладно, ведите себя хорошо. — как любящая мамочка начинает он, уже хватаясь за ручку двери, — Иначе общаться запрещу. — не выходя из образа, в который он так органично вписался, добавляет, но не спешит скрываться за деревянной дверью. — Когда это я следовала твоим запретам? — Ты, может и нет, а Стиана следует. — меня удивляет этот факт, но, как только я вижу лицо Стины, я тут же понимаю, что в душе моего братца прорастает дерево огромной самоуверенности, которое ещё не каждым топором получиться срубить. Он уходит, и в комнате становится как-то слишком пусто. Объект моих любимых насмешек ушел, и наш разговор плавно скатился в то, что очень напоминает разговор пациента и его психолога. Наверное, сейчас я в очередной раз поняла, что люди безумно нуждаются в людях. Знаете, внутри бывает такая пустота, что не заполнится при помощи каких-то приложений или социальных сетей. Нам не хватает объятий, не хватает разговоров и тепла, что горит у нас в сердце. Нам не хватает чувств. Самых разных, начиная от дружеских, заканчивая романтическими. Я не уверена, но, знаете, кажется, сейчас я чувствую. — Твоя подруга, Эва, она что правда приедет? — Стина удивлена, и я абсолютно понимаю эту эмоцию. Я тоже долгое время не могла поверить в это, но иногда что-то происходит без всякого на то логического обоснования. Это именно тот случай. — Да. У неё куплен билет на завтра. Правда, я и сама этого не ожидала, когда в шутку кинула ей: «поехали с нами». Хотя, я думаю, это к лучшему. Она давно об этом мечтала. — Ты говоришь без особого энтузиазма. — Я просто безумно устала, сегодня был долгий день, и… Не знаю, возможно, иногда мне тяжело с ней. Она изменилась, не была такой раньше. — Может, ты просто не замечала? Люди часто слепы, пока им не откроют глаза. После этого начинаешь по-другому смотреть на многие вещи. — ненадолго задумавшись, произносит девушка, вставая и заливая воду в очередной, кажется, второй по счету чайник. — Просто это было не так очевидно. Знаешь, она как увидит человека, что спортом занимается, у неё в голове что-то щелкает. Мне даже страшно немного. Всё же, здесь количество спортсменов на квадратный метр превышает привычное для неё, — легко усмехаюсь, подавая ей чашку, и просто смотрю в окно каким-то стеклянным взглядом. Не могу понять, что со мной происходит. — Боишься за неё? — коротко интересуется Стиана, кидая на меня заинтересованный взгляд из-под опущенных ресниц. — Или за кого-то конкретного? Усмехаюсь, прекрасно понимая, на что намекает мне девушка, ибо Стиан просто не мог не поделиться с ней тем подслушанным диалогом: — За них. — Уверена? Нет. — Да. — произношу, собирая в своём голосе некоторые нотки стали, что я успеваю найти по дороге, и спешу перевести тему, пока я не успела всерьёз задуматься над этим вопросом, — Кстати, я давно спросить хотела, как вы со Стианом ещё не убили друг друга? Вы кажетесь мне такими разными и похожими одновременно, что даже жутко становится. — Мы друг друга дополняем. К тому же, противоположности притягиваются, — она беззаботно улыбается, ладонями обнимая чашку с горячим чаем, что наверняка уже остыл, — Хочешь, научу тебя одной хитрости: учись уступать. Порой, можно получить что-то гораздо большее. Вот и я уступаю. Ну, по крайней мере, Стиан так думает. *** У каждого человека есть свои привычки. Я, например, всегда любила и не могла отказать себе в удовольствии вечерней пробежки. В такие моменты я чувствую себя зависимой, поскольку мне жизненно необходимо чувствовать, как гудят ноги после длительной нагрузки. Такое маленькое счастье, что легко можно найти в обыденной вещи. Наверное, это одна из немногих привычек, что сохранилась у меня с подросткового возраста. Теперь, конечно, я уже не мечтаю о рекордах, о чемпионских титулах, но бег всё ещё может приносить мне положительные эмоции и ощущение безграничной свободы. Именно свободы. Когда я слышу свой равномерный шаг, невесомо скользящий по каменной дорожке, я по-настоящему свободна. Мне кажется, что сейчас можно убежать даже от собственных мыслей, что, словно солдаты чужой армии, постоянно штурмуют мой мозг. Северный ветер неприятно бьёт в лицо, заставляя поёжиться и недовольно отвернуться, сильнее оттягивая рукава спортивной куртки. Легкий морозец неприятно сковывает лицо, и, кажется, на нем больше не сможет отразиться никаких эмоций, кроме какой-нибудь чудовищной гримасы. Стараюсь не обращать внимание на погоду, пытаясь дышать полной грудью и позволяя холодному воздуху окутывать мои легкие своим ледяным платком. Достаю наушники, включая первую попавшуюся песню, и начинаю своё неторопливое движение, пытаясь соорудить свой маршрут по тем дорогам, по которым тут бегают атлеты и большая часть жителей. В данном случае я просто надеюсь, что общепринятый маршрут не мог быть плохим. В конце концов, здесь есть люди, а это всяко означает, что, если я заблужусь, всегда найдется кто-то, кто сможет мне помочь. Яркий свет фонарей постепенно начинает освещать мой путь, и, если говорить откровенно, я чувствую себя максимально комфортно в этой атмосфере. Певец в моих наушниках поёт что-то про мечтателя, и я сейчас чувствую себя именно им. Это ведь то, о чем ты мечтала когда-то, и то, чего ты так и не добилась. Такое чувство, будто у меня на плечах внезапно расселись ангел и демон, и сейчас они ведут ожесточенную дискуссию, пытаясь навязать мне свою точку зрения. Но у них не получается. У обоих. — But my dreams they aren’t as empty, as my conscience seems to be, — неосознанно шевелю губами, повторяя слова за вокалистом, и, на самом деле, я могу согласиться с этими словами несколько тысяч раз. Неторопливо оглядываюсь, замечая людей в красных спортивных куртках, и по знакомой надписи на их спинах я уже догадываюсь, откуда они приехали. Молодые люди неторопливо бегут, обсуждая что-то своё, и изредка заливисто смеются, разрушая своим смехом неподражаемую горную идиллию. Горы. Замечаю, как красиво смотрятся их силуэты на затуманненным сумерками небе, и просто не могу оторвать взгляд. Такие большие, величественные, словно смогут задавить тебя за мгновенье ока. Дух захватывает от одного лишь взгляда на них. Знаете, мне всегда казалось, что горы — это что-то непокоренное, то, что ни у кого и никогда не получится подчинить своей власти и выстроить там огромные мегаполисы. Наверное, фактор того, что я родилась на равнине, и влюбил меня в горы. Это ведь потрясающе! Заснеженные шапки, крутые склоны, величественные цепи. Немножко отвлекаюсь, полностью растворяясь в раскинувшемся перед взором пейзаже и мелодии, льющейся из моих наушников. Теперь я могу сказать наверняка, моя персона — самая косячная персона на этой земле, ибо я начала смотреть на дорогу именно в тот момент, когда перед глазами выросла какая-то зеленая куртка, а мои ноги были уже просто не способны затормозить. Легко ударяюсь в чью спину, в последний момент все-таки успев остановиться, и, сохранив равновесие, все-таки остаться на ногах. Молодой человек, об которого я чуть не расшиблась, даже не шелохнулся. Действительно, это все равно, что маленький шарик в стену бросить. Он отскочит, а стена как стояла, так и будет это делать. —I’m sorry, — мой английский не так хорош, но простое «извините», я вспомнить все ещё могу. Значит, ударилась не очень сильно. Уже плюс, — Я Вас не заметила, — бегло пробегаю по нему взглядом, с удивлением осознавая, что я могу разговаривать с ним по-немецки. Он несколько секунд странно смотрит на меня, но тут же продолжает, слегка отмахнувшись: — Ничего страшного, — он хмур и не стремится улыбаться, отчего мне кажется, что меня привели к директору школы за непослушание. Его голос немного басит, но я не могу не удивиться тому чистому немецкому языку, на котором он со мной разговаривает. Словно диктор на телевидении, — Будьте внимательней в следующий раз. — продолжает черноволосый молодой человек с густыми бровями и легкой щетиной, коротко озираясь назад, будто ожидая кого-то. Киваю, облегченно выдыхая и выпуская пар, что клубится вокруг меня, и своеобразный «потерпевший» уже собирается убегать, когда до него доносятся два голоса позади: — Арнд, твою мать, сколько тебя ждать можно? — я не знаю этот голос, но всё равно резко оборачиваюсь, понимая, что стою как дура тогда, когда должна была уже давно избавить их от своего присутствия. Но типичное женское любопытство и тупость — это, видимо, моё жизненное кредо. — Мы тебе не помешали? — с интересом спрашивает у него светловолосый человек с высоко натянутым баффом и удивленно приподнимает брови, что выходит у него весьма забавно, если учесть тот факт, что добрая половина его лица скрыта этой тонкой тканью. — Ничего страшного, просто небольшое ДТП, — он, наконец, позволяет себе улыбнуться, а я позволяю себе бесстыдно рассматривать его друзей-товарищей. Взгляд цепляется за Бенедикта, что вытаскивает из ушей наушники, подходя к этой небольшой компании. Они о чем-то разговаривают, а я просто не могу заставить себя двинуться с места. Старательно делаю вид, что мы с Бенедиктом — люди совершенно разных кругов, которые никогда в жизни не могли пересечься, а потому совершенно не знают друг друга. Знаете, в сущности своей ведь всё действительно именно так. Он, к моей сердечной благодарности, тоже не стремиться меня поддергивать, говорить свои искрометные шутки или делать ещё что-то в его стиле. Он, кажется, даже не оборачивается на меня, словно меня тут и вовсе нет. Воздух. Невидимка. Лишь через несколько минут, когда они перекинулись парой слов, все атлеты продолжили своё движение по заявленному маршруту, оживленно о чем-то беседуя. Смеются, кажется, о чем-то спорят, а я стою и смотрю им вслед, как ненормальная. Это какая-то слишком непривычная встреча, без всяких там подколов и издевок. Бенедикт не сказал ни слова, подарив мне только быструю усмешку и короткую улыбку, увидев моё озадаченное лицо, и я искренне не понимаю, какого лешего меня этот факт сейчас задевает? В наушниках в очередной раз заиграло что-то лирическое, и, дабы не превратиться в ледышку прямо на этом месте, я делаю то же самое, что сделали молодые люди чуть раньше: вновь начинаю свою пробежку и вслушиваюсь в монотонный ритм, отбиваемый собственными ногами. *** — Мири, — тихий голос Эвы доносится до меня сквозь ночную темноту. Слышу, как она приподнимается на локтях, и могу различить её лицо, освещаемое лишь блеклым лунным светом, что сочится из приоткрытого окна, — Мир, — вновь произносит она, и мне приходится поднять взгляд из своего интернет царства, в котором я пребываю уже непонятно сколько времени. — Что? — тихо отвечаю, не приподнимая головы от мягкой подушки, и экран моего телефона тут же гаснет, переставая является единственным источником механического света. На самом деле мне кажется, что Эва — это чертов сталкер или работник каких-то секретный служб, не меньше. По крайней мере, так это выглядит со стороны. Вернувшись с пробежки и споткнувшись об огромную кучу чемоданов и сумок, я обнаружила, что она уже была здесь, хотя, кажется, приехать должна была только завтра к вечеру. Она рассказывала мне что-то про предстоящий спринт, а я тихо удивлялась, каким таким макаром Эва умудрилась убедить милых работников этой гостиницы пустить её жить ко мне в номер. К слову, как и у кого она выклянчала раскладушку, для меня тоже остаётся секретом, ибо Эва, оказывается, своих источников не раскрывает. Она молчит, и я, решив, что это была какая-то проверка на случай моего сна, вновь включаю телефон, что так и манит, лежа и поблескивая прямо на тумбочке. Всё было бы вполне логично, но, после некоторой паузы, следующий её вопрос, который она так долго формулировала, заставляет меня испуганно выронить этот гаджет. — Ты знакома с Доллем? Ну, с тем, который много времени торчал на базе? В Титиизе-Нойштадте? — её глаза лихорадочно блестят, а на губах мелькает загадочная улыбка. Такая, что мне хочется закрыться одеялом с головой и ничего ей не отвечать. Действительно, а знакома ли я с ним? Как ни крути, интересный вопрос, и я предпочитаю ответить ей, опираясь на её же собственные слова, что она шутливо обронила ещё в родном городе. — Совсем недавно ты говорила, что я не могу быть знакома с ним, — устало произношу я, позевывая, и отворачиваясь к стене, всем своим видом показывая, что этот разговор не имеет права на существование. Уже поздно, завтра мы должны сходить на спринтерские соревнования, и, уже через неделю моя душенька снова окажется в Германии. Тут, конечно, хорошо, но любой, даже самый незначительный переезд для меня — это маленькая смерть. — Ну… — она осекается, видимо, не зная, как начать, но быстро ориентируется в сложившейся ситуации, — просто я разговаривала с Томасом, — как только мой слух ухватывает это имя, я быстро переворачиваюсь, кидая настороженный взгляд в её сторону, хотя и знаю, что он останется незамеченным, — и он сказал, что видел вас двоих. Ночью. В кладовке. — В архиве. — машинально, но потерянно поправляю, прекрасно понимая, что их общение — это абсолютно не то, что принесет Эве положительные эмоции. — Это не важно. Так, вы знакомы? Что вы вообще там делали? — её глаза сейчас запросто могут стать дополнительным источником света, и я уже слышу этот озорной тон, который просто жаждет сенсаций. — Мы не знакомы, — голос слегка срывается, но я надеюсь, что Эва спишет это на усталость после долгого дня, — Просто кто-то неудачно пошутил. А где ты была все это время? Я тебе звонила. — Я думала, что ты уже ушла, да и мы с Томасом разговорились. Он очень интересный собеседник. — О, да. Наинтереснейший. — наверное, слишком много сарказма и яда, но я ничего не могу с собой поделать. Я знаю этого человека больше, чем несколько часов или минут, что длилось их знакомство. И я знаю, помню его характер, что мог измениться с годами, но далеко не факт, что он и правда это сделал. Эва, кажется, пропускает все мои слова мимо ушей, и устало гнет свою линию, включая полюбившуюся за две недели пластинку: — Как я тебе завидую, — она мечтательно улыбнулась и, словно подкошенная, рухнула на своё спальное место. — С таким красавцем закрыли! Не понимаю, почему… — она осекается, коротко оглядываясь и, кажется, упуская какое-то важное слово, — так везёт. — слышу презрительность, но предпочитаю списывать это на мою богатую фантазию, — Ты видела, какой он зайка? Телефон сигнализирует, вновь привлекая моё внимание к социальным сетям, и я вижу ни что иное, как имя «зайки», выскакивающее в окне диалогов на фейсбуке. Надо же, как неожиданно припрыгал. «Я придумал желание.»  — высвечивается на дисплее, и я решаю игнорировать это сообщение так же, как пытаюсь игнорировать веселое щебетание Эвы. Я хочу спать, и все эти восторги меня сейчас безмерно раздражают. — Представляешь, он мне чемоданы помог донести, — её веселый тон срывается, и мне кажется, ещё секунда, и у неё прорастут крылья, которые позволят её улететь на седьмое небо, — Сам подошёл, я его даже не просила! А ты видела, как он улыбается. Как ангел! — Здорово, — пытаюсь казаться веселой, хотя и не чувствую ничего подобного, — а где ты его выловила? — настороженно интересуюсь, крутя в руках телефон с мелькающим на экране сообщением. Офигиваю я с его превращений. То зайка, то ангел, то носильщик, то самовлюбленный биатлонист — сколько регалий у человека! — Представляешь, их оказывается здесь поселили. Правда, в другом крыле. Оно, кажется, закрытое, или что-то в этом роде. Превосходно. Вот просто блестяще. Я убью Стиана за то, что когда-то он выбрал именно этот отель. Грохну просто. Мне уже начинает казаться, что Всевышний играет в увлекательную игру, в которой он каждый раз просто сталкивает лбами двух не особо приятных друг-другу людей. — Эва, давай спать? — умоляюще произношу я, открывая сообщение на экране, — Завтра трудный день. — Трудный? Завтра замечательный день! Господи, Мири… — я не вижу, но уже представляю её мечтательную улыбку, озаряющую её красивую мордашку, — Ты его просто не знаешь, он такоой милый. — У тебя каждый раз одна и та же песня, — монотонно произношу я, проиграв борьбу с собой и набирая короткое сообщение, что, как мне кажется, должно поумерить его пыл. Спихнуть принца с коня, так сказать. «А не рано ли?» Я печатаю быстро и не успеваю даже удивиться быстроте его ответа. А как же там режим сна, и прочие обстоятельства перед завтрашней-то гонкой? «В самый раз.» Мне кажется, что я прочитала это сообщение его голосом, с этой его дурацкой ноткой самодовольности и скромности одновременно. Мне кажется, уже можно вызывать скорую. «И какое же?»  — любопытство, всё-таки, штука злая, и я в очередной раз делаю то, что не следует. Кажется, это скоро войдет в привычку. Этакая игра, где я каждый день бегаю по острию ножа, пытаясь не замечать кровь, что уже струиться по моим ступням. «А не рано ли?» — Сволочь, — неосознанно вырывается у меня, и Эва подозрительно косится в мою сторону. — Что? — тупо выдаёт она, приподнимая одну бровь. Мне кажется, ещё секунда и она достанет пистолет, чтобы разобраться со мной прямо сейчас. — Я не тебе, — нетерпеливо отмахиваюсь, — Просто реклама мешается, — и этот ответ её, кажется, устраивает, — Но если ты ещё хоть слово скажешь про своего Долля, — осекаюсь, словно стараясь распробовать это выражение на вкус, — я тебя прибью. Обещаю. — она смеётся, и я неосознанно делаю тоже самое, хотя и понимаю, что я говорила абсолютно серьёзно. В моей жизни стало слишком много Долля, слишком много его появлений на моих радарах и в моём личном пространстве. Знаете ли, уже надоело. Даже сейчас, когда его здесь нет, он все равно умудряется выносить мой мозг. Видимо я ещё неделю буду слушать историю о том, как благородный рыцарь Долль пронес пару сумок до нужной комнаты. Кажется, парень вообще не ту профессию выбрал. Правда, я не могу не убеждать себя в том, что мне все равно. В сущности своей мне, действительно, всё равно. — Неужели ты всё ещё считаешь, что он ограниченный человек, думающий только о своих результатах? — Он склонен им быть, — философски выдаю я, борясь с диким желанием сбежать от этих разговоров в какой-нибудь другой номер, к каким-нибудь другим людям. — Ты уверена? Не день, а история по кругу. Кажется, где-то я это уже слышала. — Мне все равно, — неуверенно, но пытаясь придать голосу твердость, произношу, выключая телефон и отворачиваясь в другую сторону, пытаясь или, точнее, делая вид, что пытаюсь заснуть. — Абсолютно все равно.