Rhapsody

У Влада в глазах пляшет юное солнце. Валерий говорит об этом другу. Тот смеётся. - У тебя разве нет? Валерий морщится и молчит. Его синева – как глубокий омут, как разбитые зеркала. Влад пожимает плечами, и они спускаются на будущий первый этаж по пыльным недостроенным лестницам и этажам. Оба – пыльные, грязные, и осторожно крадутся к забору, к лазейке, а над сонным свежим и тихим городом сияет молодое солнце третьего часа, по-английски, утра, ведь ночью солнце не светит. На улицах все зелёное, дышит музыкой ветра, играющей у Влада в кудрях. Валерий плетётся следом – его огненную косу и тонкие грани лица ветер почему-то не спешит целовать. Над городом небо – будто море взяли, выгнули и перевернули, а затем поставили, словно купол, где вместо фресок – один хрустальный бриллиант. Эфир в глубине сегодня не держится, тонет и сыпется на город, пока люди спят. Влад и Валерий, похоже, не люди, эфира не видят, но слышат, как упавшие звёзды вокруг горят. Валерию солнечный свет режет усталый глаз, Валерий хмурится, Валерию кажется, что редкий прохожий на него точит нож-язык, что нет никого рядом, и пускай всё порушится прахом. Влад неожиданно хлопает по плечу, и за кровавым закатом приходит зелёный лес и ласкающийся, как пёс, океан. Влад ведь всегда рядом. Он не бросит, как все. Никогда. Где-то в зелени поют птицы. Влад пытается им подражать – у него получается! Валерий смеётся, и вдруг в голову стучится вёрткая мысль, что раз у Влада глаза зелёные-зелёные, то может, там и птицы прячутся? Снова смех. Валерий здесь, кажется, совсем уж забыл, как раньше разменивал кровь на гниль, а пепел на мрак. Влад не боится, Влад не бежит, Влад просто приходит, и в темноте загорается свет. Валерий щурится и поднимает взгляд: на высокое небо без облаков и живое-синее, не такое, как в больших городах. Тонкими пальцами пытается поймать провод, вытягивается, хотя, кажется, куда уж боле. Крепкий Влад поправляет отрастающие волосы, а Валерию кажется, что он высокое небо зачерпывает. Валерий так и забыл давно, что когда-то был совсем один, и пытался согреться, высекая искры из туманных снов-клинков из металла. Искры бегали по нервам чёрными шутками да насмешкой в глазах, а Валерий жадно хватал чужие отблески и пытался их сохранить. Согревался, но каждая гасла, и хватал их всё больше и больше. А Влад заходит в комнату, Влад улыбается, Влад спускается в пещеры чужих душ и оставляет фонарики. И пусть же вокруг кипит и бушует, пусть кричит и стонет, пусть рушится, пусть покрылось всё пылью или погрязло во сне – Валерий теперь знает, что он не один, что есть друг и брат, что есть его собственный свет во тьме.