Дуновение прекрасного

POV Чизуру       Бледно-розовые лепестки падают с неба прямо мне на лицо и тело. Я лежала с закрытыми глазами, раскинув в стороны руки и ноги, утопающие в пополняющемся листочками море. Тишина длиной с вечность. Умиротворение. Голова увязает в одурманивших разум цветах. Они действовали, будто снотворное, успокаивающе и мягко. Веки словно слиплись в нежелании раскрыться, мозг выражал несогласие к работе. Сон очень быстро наступил и отключил все мысли, чтобы те не вернули меня в жестокую реальность. Судьба сложилась не лучшим образом надо мной. Обидно. Теперь я буду испытывать лишь только одиночество.       Наконец, я засопротивлялась этому дурману, царствующем в моём сознании уже несколько дней. Помог мне в моей победе желудок, нещадно и тоскливо ноющий в прошении чего-нибудь съестного. — Ох, была бы хоть какая-нибудь еда в этом лесу, я бы её уже давным-давно тебе подарила. — С сожалением и некоторой мечтательностью проговорила я вверх, обращаясь к желудку.       Голос охрип то ли от безысходности, то ли от истощаемой меня уже которые сутки жажды. Губы еле разлепились от пересыхания, ведь разговаривать мне не с кем было во всей округе, отчего рот держался на строгом замке. Ноги уже гудели от долгих поисков чего-то, чего я и сама не знаю. Блуждать просто так — сильнее всего раздражало. Я осталась совершенно без сил. Во время моего пребывания в этом лесу, у меня, кажется, появилась мечта — умереть, и как можно скорее. Чем я сейчас и занималась. Но, конечно, голодная смерть самая худшая, а потому не больно-то и хотелось испытывать эти муки. Также жаль было и сам желудок. — Нужно вставать, Юкимура! Хватит мечтать о такой сладости как смерть… — отругала себя я. — Это слишком просто. Нельзя сдаваться!       Я приподнялась на руках, которые дрожали и не собирались слушаться хозяйку. А потому моё тело рухнуло в лепестки, отчего те поднялись в воздух и опять закружились в своём первоначальном темпе, прежде чем упали. Открыв, наконец, веки, ресницы которых уже будто срослись друг с другом от долгого сна, я посмотрела вверх на летящие вниз розовые листочки. Но глаза были всё ещё помутневшими и не привыкшими к свету, поэтому я их чуть сощурила, а взору представлялись лишь падающие пятна. Один глаз был чуть прикрыт чёлкой, покоившейся на лице. Я подула на неё, и она пролетела дальше головы, на сколько позволяла длина.       Проморгавшись, я различила приятные очертания размеренно падающей красоты и протянула вверх руку, навстречу ей. Лепесточки задевали ладонь, тем самым щекоча её. Как же хорошо почувствовать прелести жизни! Появилась улыбка на лице, потерявшая уверенность уже давно. Вдруг я заметила, что всё вокруг в розовых тонах: и листья, и крона дерева, и даже небо, кроме почти чёрного ствола сакуры и тёмно-коричневой земли, участки которой кое-где виднелись из-под листочков, служащих покрывалом. Я раскрыла и подставила руку к парящим вниз, отчего трое попали мне на ладонь. Наконец, я осилила себя и привстала, смотря на лепестки, мирно лежащих на руке. — Какие же вы нежные, — потёрла щекой об один из них, — хрупкие, тонкие, будто вот-вот рассыплетесь. Как же вы ещё остались живы после преодоления такой высоты… Но я не могу понять, что же здесь делаю?       Я решила подползти к дереву и облокотиться на него. Очень сильно мутило и плыло перед глазами. Наверное, первые симптомы голодного обморока. Тошнота, которая в последнее время частенько заявлялась ко мне, то увеличивалась, то внезапно исчезала, но из-за этих скачков становилось только хуже. Прикрыв рот ладонью, я почувствовала мягкое прикосновение к губам, в котором присутствовала и нежность. Совсем забыла, что в руке я продолжала держать три лепесточка, чуть помяв их в несильно сжатом кулаке. Добравшись до опоры, можно было почувствовать твёрдую решительную кору, слегка грубоватую, что совершенно контрастирует с нежными цветками как цветом, так и ощущением.       Я взяла ещё горсть этой красоты и принялась с упоением и наслаждением рассматривать её. — Я как будто в рай попала… — тихо произнесла я, задумчиво и медленно роняя листочки, а потом вновь набирая горсть и проделывая то же самое. — А может, так и есть? Я снова посмотрела на небо цвета зари. Вокруг одна лишь пустота. — Опять я одна… даже во сне. Но как хорошо, что рядом со мной есть вы, цветочки, и ты, дикая сакура, видимо, тоже брошенная и никому не нужная. — Навернулись слёзы, надоевшие за столь продолжительный одинокий срок.       Удивительно, что я ещё могу выдавить хоть слезинку, ведь, казалось, вся вода из меня уже давным-давно исчезла. Столько слёз было пролито, которые содержали в себе страдания и неизмеримую печаль, что я уже сбилась со счёту, который раз они появляются. Глаза и кожа вокруг них уже имели красноватый оттенок, губы то же самое от чрезмерного покусывания из-за всякого рода переживаний и стресса. — Ты что — сумасшедшая? — послышался голос в голове. Вот так люди и сходят постепенно с ума.       Я устало вздохнула. — Почему ты так считаешь, непонятный голос в моём сознании?.. — Мда… значит, так и есть. — Послышалось сожаление. — Так, я не сумасшедшая! Уйди от меня! — возмутилась я, схватившись за голову и затряся ей.       Теперь последовал весёлый смех, но только не в сознании, а в реальности. Голос будто принадлежал мальчику лет одиннадцати. Добродушный хохот наполнил всё окружающее пространство, которое чётко отбивало каждый звук и создавало ощущение, будто находишься в каком-то помещении с высокой отдачей. Уши звенели с непривычки слышать такие громкие звуки, а потому я сильно зажмурила глаза и закрыла их и виски ладонями. Меня вдруг осенило, что этот человек мог всё это время подслушивать мою беседу со своим «я». Я огляделась по сторонам. По земле волочился серый, но чуть розоватый густой туман, из-за которого совершенно ничего не видать. Он поднимался всё выше и выше, распространяя свои сгустки по местности, поэтому явление становилось всё более прозрачным. Наконец, когда туман стал больше напоминать дымку, я смогла различить силуэт того мальчика, уже прекратившего смеяться надо мной. Хотя лица его и не рассмотреть было, я чувствовала на себе его пристальный взгляд. Казалось, будто он видит во мне врага, т.к. я ощутила некоторую перемену — в его глазах появилась неожиданная ненависть ко мне.       Я отпрянула от дерева и поползла задом куда-то назад, но главное, подальше от него, потому что моему взору представились пылающие фиалками глаза. Два фиолетовых огонька вспыхивали с новой силой, становясь отчётливей и при этом страшнее. Они всё приближались, медленно, размеренно… мучительно. Я попыталась хоть как-то разбавить обстановку, но получилось совсем наоборот: — А В-вы з-з-знал-ли, ч-ч-то п-подслушивать — н-не есть признак-к х-хорошего воспит-тания… — наконец-то я закончила это предложение, которое звучало очень и очень глупо, особенно с этими заиканиями от страха надвигающейся грозы.       И тут вышла загвоздка в моём понимании ситуации — что ж я натворила-то такого, что на меня уже покушаются? Да-да, действительно покушаются! Парень вышел из развеявшейся дымки и остановился. Я разглядела его одежду, фиолетовую хакаму с непонятно-бирюзовой накидкой, за широким оби очерчивалась рукоять катаны. Вдруг рука мальчика потянулась к рукояти, двигаясь при этом в нерасторопной скорости и испытывая моё терпение, готовое вот-вот порваться. Сердце отбивало чечётку по грудной клетке, словно в барабан, и казалось, будто сейчас случится разрыв от изнеможения. Мозг подавал яростные сигналы к скорейшему и быстрому бегству куда подальше. В виски била кровь, посылаемая от чрезмерно испуганного сердца. Голова начала ужасно, неописуемо раскалываться, словно у меня сотрясение мозга. Это всё предчувствие, предчувствие беды.       Вот он достаёт катану из ножен, лезвие блеснуло неестественным свечением, показалось острие. Резким движением паренёк схватил рукоять двумя руками и направил в мою сторону, всё так же продолжая смотреть на меня с ненавистью, злобой, негодованием, презрением… жаждой моей смерти и, возможно, даже крови. «Когда ж ты, Юкимура, успела ему насолить-то?» спрашивала я своё подсознание, на что-то лишь мысленно пожимало плечами. — Могу я узнать Ваше имя? — голос не дрожал, т.к. я закрыла глаза, чтобы не видеть свою приближающуюся смерть. «Он что, так и собирается молчать до победного? Из-за этого лишь становится ещё страшнее. А хотя, мне кажется, он этого эффекта и добивается»       Послышался еле слышный мимолётный звон занесённого над головой меча. Я распахнула в ужасе веки, тогда как в таких случаях поспешно закрывают их, и увидела промелькнувший длинный чёрный хвост волос перед взором. — Не-е-ет!!!

***

      Демон носился вне себя, прошаривая каждый кустик, не пропуская ни единой веточки без тщательного просмотра, ведь эти мелкие предметы могли нести в себе великие зацепки о местонахождении той девчонки, так беспардонно сбежавшей. — Не беспокойся ты, Чикаге, всё будет ок! — Ширануи был в умиротворении и счастии того, что вообще живёт на этом свете, а потому говорил немного развязно и свободно. После своих слов он показал символ на пальцах в виде кружочка с поднятыми вверх пальцами.       Казама резко развернулся и сверкнул глазами. Столько ему хотелось высказать этому беззаботному демону, который вёл себя настолько расслабленно, что один раз его чуть не сожрали волки ночью, пока тот мирно спал. За всё время их тщетных поисков Кё уже успел изрядно надоесть. Нужно с этим разбираться. — Ты даже себе не представляешь, как достал меня! — не сдержался блондин. — Ты мне помогать пришёл, а не гулять просто так. — Та-а-ак, ну не будем друг другу врать. — Поцокал языком темнокожий, идя с закрытыми глазами и заведёнными за голову руками. — Во-первых, ты сам мной, так сказать, распорядился и послал себе на подмогу. Во-вторых, я вообще не знаю эту девочку и ни в жизнь не видел. Вот сам подумай, смогу ли я найти ту, которую не представляю даже? — А ты попробуй. Просто иногда лень нужно отключать. — Бросил за спину Чикаге. — Ха, это кто ещё ленивый! — усмехнулся Ширануи, с упрёком сказав. — Еле-еле тебя добудился сегодня утром… А ведь меня эта Чизуки совсем не волнует, а всё равно беспокоюсь. — Обиженно промолвил тот, изобразив, будто смахивает слезу. — Не заботишься обо мне ни в коем случае… — Ну не устраивай драм, я тебя прошу, мистер Чувствительность. — Вздохнул Казама и потёр переносицу двумя пальцами. — И сколько ещё раз тебе повторять: её зовут Чизуру! Чи-зу-ру! Неужели трудно запоминается имя? — Если б ты мне её представил, то тогда, возможно, и запомнил бы, а так… мимо проходила. — Отвернул в сторону голову мистер Чувствительность и махнул рукой. — Да и вообще, что я тут, собственно говоря, делаю?! Я бы сейчас спокойно, тихо, никого не трогая, почивал в своей кроватке… — Только и можешь спать. А я всё думаю, чё тебя медведем-то прозвали? — выдал смешок. — Иди лучше молча, тогда, может, и не снесу тебе башку, а то заманал уже болтать. Весь мозг съел. — Пф, да с тобой поговорить-то нельзя — сразу за катану хватаешься. Зануда ты, обиделся я на тебя. — Надул губу и скрестил руки на груди «медведь». «Господи, как баба, честное слово…» устало крутились мысли у Чикаге.       После таких физических испытаний в виде беготни на каждый день мышцы не слушались, медленно наливаясь обжигающим свинцом от перенапряжения. Сосуды лопались, отчего образовывались дополнительные синяки к «заработанным» ушибам. Хотелось лечь и лежать, что и делал с утра Казама — он просто не мог встать на ноги. Даже пошевельнуться был не в состоянии после такой мороки с поисками неизвестно куда исчезнувшей маленькой, но весьма сообразительной девицы. Сколько бы раз демон ни каялся в сказанных ей тогда словах, от этого успех ему не внушал надежды на скорейшее нахождение пропавшей. Но ты испытываешь не только физические муки тела, но и моральные пытки сознания, особенно когда над ухом без умолку, каждый божий день, ноет и раздражает своим непрекращающимся жужжанием муха Ширануи. «Раз мы наводим на тебя такой ужас, то, может, тебе уйти из нашей крепости?..» — Агрх! — мученически схватился за голову блондин, хватая до боли в кулаки пучки волос.       Кё обратил внимание на этот возглас и остановился, повернувшись с удивлённо раскрытыми глазами. — Ты чего? — с искренним недоумением начал он. — Да ладно уж тебе, не обиделся я… Не мучайся ты так.       Казама зло зыркнул на товарища, который явно издевался над ним. — Мне плевать на тебя, чёртов Ширануи Кё, меня беспокоит куда более злостная проблема… — Это ж какая? — перебил демон-проныра. — Эх, — со вздоха начал свой рассказ Чикаге, —…Ну так вот, и я ей сказал, что она могла бы сбежать из крепости. Да и кодати я, как последний дурак, положил в нижнюю полку прикроватного комода.       Рассказчик сник, надвинув на лицо непробиваемую маску с выражением «отвалите от меня все» и «дайте мне убиться» и заслонив то длинной чёлкой. Пауза между демонами всё возрастала, отчего блондин подпускал в голову мысль о полном непонимании Кё сказанной истории. И если бы молчание так и продолжало мучительно растягиваться, то Чикаге с лёгкостью понизил собеседника до ступеньки «начало эволюции», но тот что-то пытался говорить и совершенно невразумительно. — Эм, я б тоже сбежал… — Казама непонятно уставился на говорящего. — От тебя.       Если бы не очень важные дела, то между этими двумя разгорелась бы великая битва, которая в дальнейшем войдёт в историю. Таковой, конечно, не произошло, но весьма большая оплеуха со всей демонической силы весельчаку обеспечена. — Шутить вздумал?! Знай же, что со мной твой жалкий юмор не прокатит. — Грозно отчеканил следующий глава клана, видимо, нарабатывая навыки общения со слугами и людьми низшего сословия.       Кё закрыл голову руками, видя, как кронпринц замахнулся за ещё одной порцией подзатыльников. Потом буря, вроде, поутихла, и они пошли медленно, а точнее, темнокожий с чувством, с толком, с расстановкой, а его напарник яро рыскал по всей округе, вновь крича на Ширануи высказывания на весь лес по поводу того, что он такой сякой, ленивый и не помогает будущему правителю. Демон с фиолетовыми волосами потёр ушиб на голове и затронул опять прошлую тему: — Нет, ну, а что? Я разве не прав? Ей с тобой просто было бы неинтересно, ты занудный. Смышлёная тебе девка, однако, попалась, сообразила сразу, что к чему. — Он взмахнул длинным хвостом, который тут же отлетел в сторону.       Всё происходило будто в замедленной съёмке. Глаза постепенно раздвигались в полнейшем шоке и недопонимании ситуации. Зрачки уменьшались от страха и неожиданного испуга, вызванного рефлекторно на такое резкое движение. Один мах катаны и длина великолепных волос, гордость демона-шутника, сократилась вдвое. Всё заплясало, завертелось перед глазами. Кё только сейчас обратил внимание на всю красоту леса, где находились двое демонов: над пышными, зелёными, высокими елями и соснами возвышалась ярко-синяя небесная бесконечность, на которой висели белоснежные, пушистые и кудрявые облака, изображающие всяческие образы животных и предметов. Запах смолы, приевшийся за всё время пребывания в этом сказочном месте, вдруг неожиданно врезался в лёгкие и наполнил те до потери сознания. Над всем царствовало золотое, яркое солнце, величаво разбрасывающее свои нежные лучи, которые освещали каждый тёмный уголок огромного и, казалось, необъятного леса. Но блеск лезвия перед глазами — это оказалось последним, что увидел Ширануи. Дальше он упал навзничь, чуть приоткрыв рот.

***

POV Чизуру.       Я предала отца. Теперь я не в силах помочь ему, спасти его. Я поступила очень глупо, сбежав от моего спасителя и, возможно, даже папы, ведь Чикаге-сама помог бы вернуть мне его. Но я сбежала, преследуя эгоистичные цели. Что со мной станется — история пока умалчивает, но вот где я нахожусь — не знать это для меня ненормально. Я где-то между двумя мирами: ирреальность и реальность. Но больше склоняюсь к первому, т.к. постоянно-белый фон вокруг не есть хорошо. Нет ни опоры под ногами, ни верха, ни гравитации, я в полёте. Назвать это «падение в бездну» не вариант, но и «пребыванием» тоже никак. Поэтому что-то среднее. «Завтра мы сходим в поле — нужно нарвать цветы, а также посмотрим на утренний рассвет…»       Слёзы наворачивались из-за злости и гнева на сложившуюся судьбу. Если бы мы тогда знали, что утро так и не настанет, а останется навечно в пепле города Киото, то не загадывали и не строили согревающие душу планы на то самое «завтра». «Завтра» для нас уже никогда не будет. Каждый лишний раз я боялась выглянуть в окно и увидеть пылающий закат, который должен перенести меня на то утро, когда мы с папой пойдём вместе здорово и с пользой проводить время, увидеть тот самый пожар, почти сливающийся с уходящим за горизонт солнцем… Вот, что самое ужасное.       Обидно… очень обидно, что моё детство полностью разрушено и невозвратимо утеряно. Со счёта дней я давным-давно сбилась, как и со своего жизненного пути. Дороги в моё счастливое будущее уже не существует, как минимум, две недели. Да и какое там будущее для шестилетнего ребёнка, который даже не знает, что это такое? Что станется со мною, я не знаю. Наверное, голодная смерть. А может, я уже мертва? Кто знает…       Тот мальчик… он отправил меня сюда. Разбираться, за что он хотел меня убить, — некогда. Сейчас стоит поискать выход из этого места, у которого, как ни странно, пути назад-то и нет. Да и куда податься, если кроме меня и белизны вокруг ничего не присутствует? Возникло чувство «дежа-вю», когда я в первый раз попала в дом клана Казама — комната бела и чиста, ни единой другой краски не наблюдалось, кроме как попытки вписать золото в некоторые предметы и картины с изображением ангела и дьявола. Всё! То же самое и здесь. Но выбраться отсюда точно можно — я чувствую это. Везде можно найти выход, исключений совершенно нет. Поэтому я не сдамся. И опять же всё сводится к отцу… всё ради папы.       Появилась трещина под ногами, сопровождаемая тихим треском. Я недоумённо глянула вниз и увидела кромешный ужас — ирреальность рушится! Мне ничего не остаётся делать, кроме как глазеть испуганно и отчуждённо на трещину, которая расширялась всё больше и больше. По мере её нарастания, мой страх тоже становился всё пуще и пуще.