Когда мы встретимся вновь

Желанных губ касались губы, Рука, дрожа, гасила свечи, И укрывали лисьи шубы в санях продрогнувшие плечи, И чьи-то беды заливали В бокалах дорогие вина… Январь 1919 года, Чикаго. - Откуда они берут эти цифры?!! – в сердцах проворчал Альберт, откидываясь на спинку кресла и закрывая глаза. - Ну не придумывают же они их, на самом-то деле! - Как знать, - рассеянно пожал плечами Арчи. Протянув руку, он взял брошенный Альбертом финансовый отчет, только вчера прибывший от их агента с Уолл-стрит, и снова, наверное уже в сотый раз, принялся его читать. Наконец, спустя несколько минут молчаливого и скрупулезного изучения бесконечных цифр, он отложил бумаги в сторону и задумчиво посмотрел на Альберта. - Думаю, будет лучше, если я поеду в Нью-Йорк и лично проверю, что там к чему. Альберт резко открыл глаза и одарил его хмурым испытывающим взглядом. - Тебя что-то беспокоит? Арчи небрежно повел плечом. - Нет. Не совсем. Проекты сулят огромную прибыль, но требуют больших и долгосрочных вложений. А это всегда риск. Мы должны быть уверены, что эти проекты действительно так надежны и прибыльны, как нам это пытаются представить, прежде чем решим принять в них участие. В Нью-Йорке мне будет легче это сделать. - Пожалуй, ты прав, - вздохнул Альберт. - Впрочем, как всегда. И когда ты планируешь поехать? - Завтра. - Завтра? – переспросил Альберт, явно удивленный его поспешностью. - Да, - невозмутимо подтвердил Арчи. - Не вижу смысла затягивать. Если дело действительно надежное и выгодное, то чем раньше мы в него вступим, тем лучше. А если нет, то постараюсь присмотреть что-нибудь достойное взамен. Деньги не должны лежать, иначе они обесцениваются и от них мало проку. Они должны работать и приносить прибыль. Это аксиома любого бизнеса. - Ты снова прав, - Альберт покаянно посмотрел на молодого человека, бывшего ему теперь больше другом и партнером, нежели племянником. - Но я чувствую себя виноватым. Ты постоянно в разъездах: Нью-Йорк, Бостон, Филадельфия, Сан-Франциско… В то время, как я почти не покидаю Чикаго. - Пустяки, - отмахнулся Арчи и улыбнулся. - Это же семейное дело. В том числе, и моей семьи. К тому же, в Чикаго после отъезда Кенди все равно нечего делать. Разве что бегать по этим скучным вечерам, сопровождая Элизу. Ну уж нет! Увольте! Лучше я буду колесить по стране. В конце концов, это моя работа и мне это нравится. А здесь от меня мало толку. Ты же, наоборот, нужнее здесь. Альберт, ты - глава семьи. Нравится тебе это или нет, но это так. Ты принимаешь решения. За тобой последнее слово. Да и бабушка уже стара и нуждается в поддержке. Ей гораздо спокойнее, если ты рядом. - Черт, и снова ты прав! Арчи, тебе не надоедает твоя правильность? Арчи неопределенно повел плечом и едва заметно поморщился. - Нет, - наконец, после секундного молчания, задумчиво, но твердо ответил он. - К тому же, я прав только когда речь идет о бизнесе и финансовых вложениях. В остальном я постоянно попадаю впросак. В отличие от тебя. Перед мысленным взором Альберта невольно встал образ Шанталь и того, что он сделал. - Ну, это как посмотреть, - чуть слышно пробормотал он. - Что? – озадаченно переспросил Арчи, не расслышавший его последнюю фразу. - Да нет, ничего, - поспешно ответил Альберт и тряхнул головой, прогоняя непрошеные воспоминания. - Так, пустяки. Не обращай внимания. Но, очевидно, Арчи его слова совсем не убедили, и тот молча смотрел на него взглядом, в котором странным образом мешались задумчивость и беспокойство. - С тобой все в порядке, Альберт? – наконец осторожно, словно ступая по хрупкому льду, спросил он. - Не хочу лезть не в свое дело, но в последнее время ты… - он замялся на секунду, подбирая нужно слово, - какой-то странный. Побледнел, осунулся, стал нервным, резким. Что-то случилось? Альберт устало улыбнулся, искренне надеясь, что улыбка вышла естественной, и рассеянно махнул рукой. - Нет, всё в порядке. Просто много дел. Столько произошло… Я устал, да и часто не высыпаюсь в последнее время. Да еще все эти обязанности главы семьи. Они меня просто душат, связывают по рукам и ногам. Все никак не могу привыкнуть к этой новой жизни. Мне так не хватает прежней свободы, Арчи. Моей прежней жизни. Чтобы идти, куда хочешь, и делать, что хочешь, и ни о чем не думать, ни от кого не зависеть, и чтобы от тебя никто не зависел. - Понимаю, - Арчи сочувственно улыбнулся. - Но это невозможно. - Я знаю, - вздохнул Альберт. - Нельзя всю жизнь убегать от себя и своей жизни, как я это делал все эти годы. Я – Уильям-Альберт Эндри, глава семьи Эндри. И это мои обязанности и мой дом. Мое место в Чикаго. Я твержу себе это каждый божий день, как открываю глаза.. Но иногда мне почти нестерпимо хочется послать всё это к чертовой матери и уйти! Уйти, куда глаза глядят. Снова стать просто Альбертом, человеком без дома и без имени, но живущим так, как ему хочется. Ладно, забудь. Это невозможно, так что нечего об этом и думать. Значит, завтра ты едешь в Нью-Йорк? - Да, - коротко кивнул Арчи. Он хотел еще что-то сказать, но в этот момент в дверь постучали. Единственным, кто мог их побеспокоить здесь в этот час, был Джордж. Однако именно сегодня Джордж попросил отпустить его до полудня по каким-то личным делам – это Альберт помнил совершенно точно. Он вопросительно посмотрел на Арчи, но тот ответил ему таким же недоуменным взглядом и пожал плечами, ясно давая понять, что даже не догадывается, кто это может быть, после чего оба, как по команде, посмотрели на дверь. - Ну, кого там еще принесло? – раздраженно пробормотал Альберт, недовольно морщась, но, помедлив мгновение, повысил голос и коротко распорядился. – Войдите! Дверь приоткрылась, и в образовавшемся проеме появилась женская головка с такими до боли знакомыми вьющимися золотыми волосами, забранными в два пышных хвоста алыми ленточками, с зелеными глазами, сияющими плутовскими огоньками, и вечно улыбающимися розовыми губками. - Не помешала? – лукаво осведомилась Кенди и весело рассмеялась звонким, словно весенний горный ручеек, смехом, глядя на их вытянувшиеся физиономии. - Кенди, - неверяще прошептал заметно побледневший Арчи. - Кенди, - повторил не менее ошеломленный Альберт. Все еще смеясь, Кенди вошла в кабинет и аккуратно прикрыла за собой дверь. - Ну, да! Она самая. Кенди. Не ждали? Явно довольная произведенным эффектом, она неторопливо подошла к столу и остановилась рядом с креслом, в котором расположился Арчи, не сводящий с нее затуманенного неверием и почти щенячьим восторгом взгляда. - Привет, Арчи, - мягко произнесла Кенди и вдруг, лукаво улыбнувшись, ласково взъерошила ему волосы. – Вот я и вернулась, - она перевела взгляд на изумленно безмолвствующего Альберта. - Как же я рада вас видеть! - КЕНДИ!!! Арчи словно ветром сдуло с кресла, а в следующую секунду он уже крепко обнимал весело смеющуюся Кенди. И на мгновение ему показалось, что ничего не было. Ничего. Ни колледжа Святого Павла, ни Терруза Грандчестера, ни смерти Стира, ни ухода Кенди на войну. Не было огромных черно-белых бортов "Леди Агнес", словно гигантские грязные железные айсберги взмывающих в зимнее серое небо. И он не провожал тайком эту золотоволосую, весело и беззаботно смеющуюся в его объятиях фею на пристани в Бостоне. Не было этих проклятых бесконечных месяцев мучений, переживаний, терзаний, неизвестности. Ничего не было. И войны тоже не было. И внезапно он совершенно отчетливо понял, что для него война закончилась только сейчас. В ту самую минуту, когда он вновь обнял это зеленоглазое смеющееся чудо. С легкой поступью ее шагов в его сердце наконец-то пришел мир. - Кенди, Кенди, Кенди,- словно заклинание шептал он ее имя, уткнувшись лицом в россыпь золотого шелка. Ее волосы… Они пахли ветром, дождем и юной листвой. Они пахли маем. И лекарствами. Этот до боли знакомый, родной запах кружил голову и остро щекотал обоняние, отчего на глаза наворачивались слезы и хотелось еще сильнее сжать руки и не отпускать это счастье. Никогда. Никогда! Но Кенди отстранилась. Ласково, но твердо. Повинуясь ее движению, Арчи разжал руки. Отступив на шаг, девушка внимательно всмотрелась в его лицо, словно выискивая в нем что-то известное лишь ей одной. И ее глаза. Арчи внутренне содрогнулся. Это были и не были глаза прежней Кенди. Они остались теми же и… изменились. Окончательно и бесповоротно. Какая-то почти неуловимая призрачная тень застыла на самом дне озорной зелени, пронзенной солнечными искрами. Эти глаза помнили всё. Казалось, вся боль войны осела в них. Но тут Кенди ласково погладила его по щеке и улыбнулась. Тень вздрогнула и исчезла, словно ее и не было. На него снова смотрели глаза прежней Кенди. Лучистые глаза цвета молодой весенней листвы. Глаза озорного сказочного эльфа. А может быть, феи. Ее ладонь была теплой, пальцы чуть подрагивали. И вся она была теплая, живая. Настоящая. Настоящая живая Кенди, а не плод его воображения. Она вернулась. Вернулась с этой ужасной войны, где погиб Стир и еще много-много людей. А она вернулась. Вернулась. - Ты вернулась, - все еще неверяще прошептал он, словно опасаясь, что если он заговорит в полный голос, то этот чарующий, долгожданный, сладкий сон исчезнет. Он проснется - и всё будет как прежде. Он и Альберт будут сидеть друг напротив друга в знакомом кабинете и обсуждать нудный, опостылевший финансовый отчет, а Кенди здесь не будет. Она снова окажется далеко-далеко за океаном. Во Франции. - Ты вернулась. - Ну, да, я вернулась, как и обещала, - видение улыбнулось и повернулось к Альберту. – И со мной ничего не случилось, как видите, - она снова посмотрела на Арчи и чуть нахмурилась. - Господи, Арчи, да приди же, наконец, в себя. Это я, Кенди. Та самая Кенди! Я вернулась, жива и невредима, а ты ведешь себя так, словно перед тобой призрак. Еще немного - и я решу, что ты не рад меня видеть. - Как ты можешь так говорить! - возмутился Арчи, силясь взять себя в руки. - Я очень-очень рад тебя видеть! Я так… так ждал тебя. Я… Мы… Мы так переживали… Так надеялись. И вот теперь… Ты здесь… И… Это… Просто это произошло так неожиданно… - от волнения он начал запинаться, словно никак не мог подобрать нужные слова. - Я не ждал… Не думал, что все произойдет вот так! - Как так? – улыбнулась Кенди. - Вот так. Обыкновенно. Раз – и всё. Ты здесь. - Арчи хочет сказать, что мы надеялись, что ты предупредишь нас о дате своего возращения, - вмешался в разговор Альберт. Все это время он так и продолжал сидеть за столом, откинувшись на высокую спинку кресла и с улыбкой наблюдая за ними. - Тогда бы мы встретили тебя в Бостоне. Кенди смешно наморщила носик и бросила на него недовольный взгляд. - Вот именно поэтому я и не стала предупреждать вас о своем приезде! – объявила она. - Я знала, что стоит вам узнать о дне моего прибытия в Америку - и вы бы не удержались и устроили мне какую-нибудь громкую помпезную встречу, а я этого не хотела. Я вернулась не одна. На корабле было много девушек, которые работали медсестрами в военных госпиталях, и многих из них никто не встречал. Я не хотела выделяться. Кроме того, письма из Европы в Америку идут очень долго. Поэтому даже если бы я написала вам, то не исключено, что вы бы получили мое письмо уже после того, как я прибыла сюда сама. - Боюсь, ты права, - согласно кивнул Альберт. Он старался сохранить обычный серьезный вид, но его глаза искрились радостью. – Узнай мы дату твоего прибытия, все так и было бы. Верно, Арчи? Потрясенный пережитым волнением, Арчи обессилено опустился в кресло и рассеянно кивнул. - Да, пожалуй. - Кто бы сомневался, - рассмеялась Кенди. Альберт неторопливо поднялся с места и, обогнув стол, остановился перед своей приемной дочерью. С минуту он внимательно всматривался в ее лицо, машинально отметив худобу и бледность, еще не успевшие изгладиться до конца, а затем осторожно обнял ее за плечи и прижал к себе, уткнувшись лицом в пахнущие морем и весной золотые пряди. - Я так рад, что ты вернулась, Кенди, - прошептал он. - Мы очень волновались за тебя. - Волновались?!! – вскричал наконец-то пришедший в себя Арчи. - Не то слово! Дня не было, чтобы не говорили о тебе. Чтобы не гадали, как ты там, все ли с тобой в порядке, не ранили ли тебя или еще хуже. А письма почти наизусть выучили! Господи, да этот жуткий год стоил мне десяти лет жизни. Я едва не поседел. Волновались… Ха! Ну, уж нет. Как знаешь, Кенди, но мы больше не позволим тебе выкидывать такие безумные шутки. Это ж надо было додуматься – отправиться на войну! Добровольцем! И не куда-нибудь, а в военно-полевой госпиталь. Практически под самые пули! И ради чего? – Арчи распалялся все сильнее. Подавленные год назад гнев и непонимание проснулись с новой силой, требуя выхода, требуя ответа. - Зачем?!! - Чтобы спасти жизнь хоть кому-то из тех, кто попал в эту мясорубку, - тихо и серьезно, и как-то сурово ответила Кенди. Словно отрубила. - Чтобы кто-то еще так же, как и я, вернулся домой. Пусть не целым и невредимым, но вернулся. Услышав ее слова, Арчи застыл с открытым ртом, словно внезапно налетел на невидимую стену. - Прости, - наконец с трудом выдавил он целую минуту спустя, виновато опуская голову. - Я не хотел. Я не это хотел сказать. Просто… Кенди чуть улыбнулась и, протянув руку, ласково погладила его по щеке. - Я понимаю, Арчи. Я все понимаю. Все в порядке. И ты меня прости. Я тоже не хотела быть такой резкой. Это просто привычка. Война многое меняет, видимо, изменила и меня. Прости. - Ну, хватит о войне, - мягко вмешался Альберт. - Теперь это в прошлом, там пусть и остается. Нечего об этом разговаривать. Теперь Кенди здесь, с нами, и с ней все хорошо – это главное. Все остальное не имеет сейчас ровно никакого значения. Но в одном Арчи прав, – Альберт посмотрел на девушку и наигранно сурово свел брови, - мы больше не позволим тебе выкидывать такие безумные шутки. И снова веселый беззаботный смех прежней Кенди россыпью сияющих хрустальных искр полетел по комнате. - Хорошо-хорошо, - пробормотала она, украдкой смахивая невольно навернувшиеся на глаза слезы, и добавила голосом маленькой девочки, пойманной за очередной проказой, но совершенно не раскаивающейся в содеянном. - Я больше не буду. "Будешь, - с ласковой усмешкой одновременно подумали Альберт и Арчи. - Конечно же, будешь. Стоит тебе узнать, что кому-то нужна твоя помощь – и ты тут же снова отправишься в путь. Куда бы он ни вел. Даже если на край земли. Виновато улыбнешься на прощание, пообещаешь, что все будет в порядке, и уйдешь. Потому что иначе ты не можешь. Потому что ты такая, какая есть. Ты – Кенди, и этим все сказано. Наша Кенди. Единственная и неповторимая, неуемная медсестра Кенди". Молчание затягивалось. - Альберт прав, - наконец снова заговорил Арчи. - Теперь ты здесь, с нами – это самое главное. Полагаю, столь важное событие нужно непременно отметить. Альберт, как ты смотришь на то, чтобы устроить праздник в честь возвращения нашей Кенди? - Безусловно, - согласился Альберт. - Я и сам хотел предложить нечто в этом роде. - Не стоит, – решительно возразила Кенди. - Не такое уж это важное событие. Я вернулась, снова увидела вас. С вами и со мной все в порядке. Все живы и здоровы. А большего мне и не надо. Всё остальное - никому не нужная мишура. Да и мадам Элрой, полагаю, будет против. - Кенди, глава семьи – я, а не тетушка Элрой. И все будет так, как я скажу. К тому же, не забывай, ты тоже член нашей семьи. - Нет, Альберт. Ты знаешь, что мадам Элрой не считает меня членом семьи Эндри. Да и все остальные, кроме тебя и Арчи, тоже. Кроме того, я сама отказалась от этой фамилии и всего, что она давала. В том числе и от положения и привилегий. И сделала это сознательно. Потому что мне это не нужно. Я – не Эндри, Альберт, как бы тебе и Арчи не хотелось, чтобы всё было иначе. Мое имя Кендис Уайт. Просто Кендис Уайт, подкидыш из дома Пони. Можно назвать чертополох розой, но от этого он вряд ли станет благоухать. Потому что он – не роза. Как бы мы его ни называли, но он все равно останется неприметным чертополохом. Такова жизнь – и ничего с этим не поделаешь. Кроме того, меня всё устраивает в моей жизни и в моем положении. Мне нравится быть Кендис Уайт. Простой медсестрой, не связанной кучей глупых и бесполезных предписаний общества и правил приличия. Мне нравится быть собой и делать то, что я хочу и считаю нужным, а не то, что мне диктуют посторонние только потому, что так, видите ли, принято. Поэтому не стоит ради меня устраивать раздоры в семье. Это ни к чему. Полагаю, у тебя и без того забот хватает. Ты ведь глава семьи. - Да уж, - тяжело вздохнул Альберт. - Я уже не раз говорил Арчи, что с удовольствием бы променял это положение со всеми его привилегиями и обязанностями на прежнюю свободную жизнь простого мистера Альберта. - Это невозможно, - тихо и серьезно, даже, как ему показалось, с ноткой легкого осуждения, произнесла Кенди. – Кто-то же должен заниматься делами семьи. Решать проблемы, помогать. Ты и так слишком долго отсутствовал, Альберт. Кто знает, если бы ты всегда был рядом, быть может, и с Нилом все вышло бы по-другому. - Ты так думаешь? – тихо спросил Альберт. Кенди пожала плечами. - Не знаю, - честно ответила она и виновато посмотрела на него. - Быть может. А может быть и нет. Прости, Альберт, я не хотела, чтобы это прозвучало, словно упрек. Я не осуждаю тебя. Правда. Ты тоже имеешь право жить, как считаешь нужным. Прости. Ты же знаешь, какая я. Сначала говорю, а уже потом думаю. То, что произошло с Нилом – не твоя вина. Никто в этом не виноват, кроме самого Нила. Он всегда был таким… Таким… Таким беспутным эгоистом! Хотя, наверное, и не заслужил такой ужасной смерти. - Да что мы всё не о том говорим! – решительно вмешался раздосадованный Арчи. - Нил умер – и этого уже ничто не изменит! И, по-моему, то, что с ним произошло – целиком и полностью его вина. Вести себя надо было как следует, а не шляться по портовым кабакам, пьянствуя и влезая в драки со всякими голодранцами! И сегодня был бы жив и здоров! Ладно, хватит о нем. Предлагаю вернуться к прежней теме: как нам отпраздновать благополучное возращение Кенди с этой ужасной, глупой, трижды никому не нужной войны. Семейный праздник отпадает. Какие будут еще предложения? - Почему бы нам не отметить мое возращение – раз уж вы этого так желаете – чаем с пирожными в каком-нибудь небольшом уютном кафе, - осторожно предложила Кенди. - Анни – в Нью-Йорке, Пати – в доме Пони, так что будем только вы и я. Не думаю, что кто-нибудь еще из семьи захочет к нам присоединиться. Это даже и к лучшему: мы сможем спокойно поговорить. Я хочу знать, что тут произошло в мое отсутствие. Думаю, вам есть что мне рассказать. - Хм-м… Арчи и Альберт переглянулись. - Неплохая идея, - наконец подытожил Альберт. - Как ты думаешь, Арчи? - Отличная идея, - согласился молодой человек. - Осталось определиться: когда? Кенди задумчиво повела плечом. - Можно сегодня. Только вечером. Я только-только приехала в Чикаго, и мне еще нужно найти себе квартиру. - Почему бы тебе не поселиться в моем доме? Хотя бы временно, пока не найдешь подходящее жилье? – тут же предложил Альберт, но Кенди решительно покачала головой. - Нет, Альберт. Спасибо за предложение, но не стоит ворошить осиное гнездо. Ты не хуже меня знаешь, чем это обернется. Мадам Элрой будет против. И она не оставит тебя и меня в покое, пока я не уйду из этого дома. А миссис Лэганн и Элиза наверняка поддержат ее. Они всегда меня, мягко говоря, недолюбливали. Да, я знаю, что теперь все решаешь ты, но не стоит забывать, что мадам Элрой уже в преклонных летах и довольно долго выполняла роль главы семьи, и уже в силу этого заслуживает покоя и уважения. А миссис Лэганн и Элиза совсем недавно перенесли тяжелую утрату. Не стоит из-за меня создавать ненужные проблемы и себе, и окружающим, и мне. К тому же, в твоем доме мне все равно не дадут жить так, как я хочу. Помнишь, как всех шокировало то, что я работаю медсестрой в госпитале и ухаживаю за больными? Нет, я хочу жить собственной жизнью и сама всё решать. - Но Кенди, - неуверенно пробормотал Арчи. В свое время он также был шокирован ее решением оставить колледж Святого Павла и стать медсестрой, как и впоследствии известием о том, что она работает в госпитале, снимает квартиру, в которой живет вместе с потерявшим память Альбертом. Если быть совсем честным, то в глубине души он, как мадам Элрой и миссис Лэганн, не одобрял этого, хотя и не осмеливался возражать, боясь потерять столь драгоценную дружбу. – Ты уверена, что поступаешь правильно? – попытался переубедить девушку Арчи. - Вспомни, сколько проблем у тебя было из-за этого в прошлом. Мне кажется, предложение Альберта весьма разумно и тебе лучше жить в доме Эндри. Разумеется, бабушка Элрой сначала будет недовольна, но в конце концов она смирится. Как и все остальные. А если ты будешь жить одна – это вызовет много кривотолков и сплетен… - Арчи, мне безразлично, что обо мне болтают люди! – довольно резко оборвала его Кенди, глаза ее загорелись гневным упрямством. - Если я не сдалась тогда, то уж тем более не собираюсь сдаваться сейчас! Я – уже давно не маленькая девочка, а вполне взрослая женщина и сама буду решать, что и как мне делать! Вот уж не думала, что тебя беспокоят такие мелочи, как мнение общества. По-моему, быть медсестрой – весьма уважаемая работа, и война это доказала. И я не собираюсь ни у кого сидеть на шее, будучи в состоянии сама заработать себе на жизнь. Ошеломленный ее резкой отповедью, Арчи невольно отпрянул. Заметив это, Кенди поняла, что несколько погорячилась, и поспешила извиниться. - Прости, Арчи, я не хотела, - произнесла она и мягко рассмеялась. - Похоже, сегодня я только и делаю, что извиняюсь. Но своего решения я не изменю. Я не хочу и не буду жить в доме Эндри. Я сниму квартиру, которую буду оплачивать из тех денег, что заработаю сама. Я так решила. - Понятно, - Альберт понимающе улыбнулся. Похоже, ее ответ совсем не удивил его, как если бы он изначально ожидал услышать нечто в этом роде. – Поступай как знаешь. Все равно, что бы мы ни говорили – ты сделаешь по-своему, не так ли, Арчи? Арчи выдавил из себя нечто нечленораздельное и выглядел очень расстроенным, даже подавленным, поэтому Альберт предпочел оставить его в покое и снова перевел взгляд на Кенди. - Похоже, нам остается только смириться, - невозмутимо констатировал он с улыбкой. – Но что ты будешь делать, если не найдешь себе жилье до вечера? - Временно поселюсь в общежитии при госпитале, - последовал незамедлительный ответ. - Кстати, едва не забыла сказать: работу я уже нашла! – торжественно объявила девушка. - Еще в Париже, когда мы заканчивали работу и готовились к отъезду, нам сообщили, что по прибытии в Америку все военные медсестры приглашаются работать в лучшие лечебницы и госпитали. Госпиталь Святого Иоанна выразил согласие принять на работу меня и еще нескольких девушек. Так что теперь я снова медсестра. Но я еще не была в госпитале, а мне необходимо лично встретиться с доктором Леонардом и поговорить об одном важном деле. - Что за важное дело? – живо заинтересовался Альберт. - Может, я могу чем-нибудь помочь? - Не думаю, - пожала плечами Кенди. - Просто вместе со мной и Флэнни в Америку прибыла еще одна девушка, с которой мы вместе работали в военно-полевом госпитале во Франции. Но она – француженка, а не американка, поэтому ей работу не предложили. И мы с Флэнни хотели поговорить с доктором Леонардом: может быть, он найдет для нее что-нибудь подходящее. Я и Флэнни договорились пойти к нему во второй половине дня, обычно в это время он бывает у себя в кабинете. Так что мне пора. Увидимся вечером. - Но когда и где? – озабоченно вмешался Арчи. - М-м… - задумчиво протянула Кенди. - Давайте я приду сюда после семи. - Отлично, - одобрил Альберт. - Значит, после семи. А мы пока поищем подходящее место. - Договорились, - улыбнулась Кенди, задорно тряхнув головой, и поспешила к двери. - До встречи! – на пороге она обернулась и еще раз одарила их сияющей счастливой улыбкой. - Как же все-таки я рада вас видеть! - И мы рады, - эхом отозвались Арчи и Альберт, но дверь уже закрылась за ее спиной. Мгновение они напряженно вслушивались в легкие удаляющиеся по коридору шаги, пока они не стихли окончательно, а затем Арчи повернулся и посмотрел на Альберта. На заметно побледневшем лице юноши застыло ошеломленное выражение, а глаза смотрели неверяще и растерянно. В целом, его вид действительно напомнил Альберту человека, внезапно повстречавшего привидение. - Здесь действительно только что была Кенди, ведь так? – неуверенно пробормотал молодой человек. - Верно, - подтвердил Альберт. - Это была Кенди. Арчи отвел взгляд и, подняв руку, рассеянно потер лоб, словно прогоняя усталость или головную боль. Воцарилась тишина. - Она… Она так изменилась, - наконец снова заговорил Арчи. - Мы все меняемся, Арчи, - серьезно заметил Альберт, не сводя глаз с молодого человека. - А Кенди пришлось пройти через множество очень трудных испытаний. Я говорю не только о войне, хотя это испытание было, пожалуй, самым серьезным и жестоким. И она смогла противостоять всем трудностям. Не удивительно, что она изменилась. Она должна была измениться. Сильного человека трудности лишь закаляют, и он становится еще сильнее. Как сталь. А Кенди – очень сильный человек, несмотря на то, что всего лишь женщина. - Да. Я… понимаю, - с запинкой пробормотал Арчи. - И не понимаю! Не могу понять. Она такая… Такая… Как будто бы та же и совсем другая. Совсем… Другая… К этому было трудно что-либо добавить, а потому Альберт предпочел промолчать. Арчи был прав. Альберт это знал. Но, в отличие от Арчи, он уже давно понял то, что тот пытался понять только сейчас. Протянув руку, Арчи взял лежавший на столе забытый финансовый отчет и принялся рассеянно перелистывать его, скользя невидящим взглядом по вереницам цифр. Однако спустя несколько секунд он захлопнул его и решительно поднялся. - Я, пожалуй, пойду. Поезд рано утром, нужно успеть собраться. К тому же, надо бы просмотреть прошлые отчеты, вдруг что прояснится. Опять же надо поискать подходящее кафе. У меня есть на примете парочка, но я уже давно там не был. - Что ж, - Альберт сделал вид, что не заметил его состояния. - Сходи, проверь. Можно было бы отправиться в какой-нибудь ресторан, но Кенди наверняка откажется. А небольшое кафе будет в самый раз. - Ты прав, - согласно кивнул Арчи, старательно отводя взгляд. - Встречаемся здесь в семь. К этому времени я постараюсь разобраться с отчетами и найти подходящее место для сегодняшнего вечера. До встречи. Сунув отчет под мышку, он поспешил к двери. - До встречи, - пробормотал Альберт, провожая его понимающим взглядом. "Бедняга Арчи. Кажется, ты начинаешь понимать. Ты любил Кенди, которой больше нет. Уже давно нет. Она осталась в прошлом. А к прошлому нет возврата. Тебе следовало это понять уже давно, и тогда сегодняшняя встреча не оказалась бы для тебя такой неожиданной и болезненной. Как и новая, сегодняшняя Кенди…Что же ты теперь будешь делать? Впрочем, что ни делается – все к лучшему, так, кажется, любит говорить Кенди. И все-таки, бедняга Арчи!" - Уф-ф… Надеюсь, я не опоздала?!! – пробормотала запыхавшаяся от быстрого бега по крутым ступенькам Кенди, останавливаясь перед Флэнни, ожидающей ее возле кабинета доктора Леонарда. Застывшая в позе извечного терпеливого ожидания девушка смерила ее привычным строго-непроницаемым взглядом серых глаз и, обернувшись, посмотрела на висящие над дверью часы. - Нет, но была близка к этому, - осуждающе заметила она. - Я уже начала волноваться. Господи, Кенди, и когда ты только научишься порядку и дисциплине! - Очевидно, никогда, - улыбнулась в ответ на эту, очевидно, ставшую уже привычной тираду Кенди и озорно подмигнула подруге. - Такая уж я есть – и ничего с этим не поделаешь. В конце концов, моя рассеянность никак не сказывается на работе, не правда ли? Тогда так ли уж это важно? К тому же, я все-таки не опоздала. Флэнни нахмурилась, но не нашла, что возразить, а потому махнула рукой и пробормотала: - Если бы это видела Мэри-Джейн, уж она наверняка нашла бы, что тебе сказать по этому поводу. Она не раз говорила, что медсестре непозволительно быть рассеянной, забывчивой, бегать и суетиться. Мы должны четко, спокойно и методично выполнять свою работу. Только тогда мы станем хорошими медсестрами. - А разве я хоть раз нарушила это правило? – искренне удивилась Кенди. - Ты постоянно его нарушаешь, - невозмутимо констатировала Флэнни. - Я бы даже сказала, что ты олицетворяешь антипод этого правила. И извиняет тебя лишь одно: ты делаешь это не умышленно, а потому, что ты такая по сути. Сумасбродство, хаос и импульсивность – это часть тебя. И ты сеешь их всюду вокруг себя, как тучи дождь. - Ты преувеличиваешь, - обижено надулась Кенди. - Отнюдь нет, - все также строго и спокойно ответствовала Флэнни, но тут же, чуть смягчившись, добавила. – Но, как ни странно, все твои безумства идут на пользу. Если не тебе, то окружающим. Наверное, потому что все твои поступки идут от чистого сердца. От этой скрытой скупой похвалы лучшей ученицы школы медсестер Мэри-Джейн щеки Кенди полыхнули румянцем смущения и удовольствия. - Спасибо, Флэнни, - пробормотала она. - Я постараюсь быть сдержанней и не суетиться. - Можешь не стараться, - пожала плечами та. - У тебя все равно не получится. Человек может измениться, но никогда не сможет стать другим человеком. Мы такие, какие есть – это замечательно. Так и должно быть. А теперь пошли. Доктор Леонард, должно быть, уже заждался, а он, как ты помнишь, очень не любит, когда опаздывают. - Да, верно, - кивнула притихшая Кенди, послушно следуя за подругой. Остановившись перед дверью, ведущей в кабинет начальника госпиталя Святого Иоанна, Флэнни поправила выбившийся у виска локон и решительно постучала. - Войдите, - донесся из-за двери знакомый звучный бас. - Добрый день, доктор, - мягко произнесла Флэнни, входя в кабинет. - Здравствуйте, доктор Леонард, - повторила вошедшая следом Кенди. - Кенди! Флэнни! Доктор Леонард неуклюже выбрался из глубокого кресла, стоявшего за массивным столом, и поспешил к ним навстречу. Остановившись перед ними, он с минуту радостно и как-то неверяще смотрел то на одну, то на другую, темные глаза под сурово насупленными по привычке седыми бровями подозрительно блестели. А затем быстро и по-отечески крепко обнял их на мгновение, сразу обеих, прижав к себе, словно не собирался больше отпускать, но тут же неловко отстранился, словно устыдившись собственного искреннего порыва и несдержанности, и отвел взгляд. "А он совсем не изменился", – растроганно подумала Кенди, чувствуя как на глаза наворачиваются непрошеные слезы. Только сейчас, в этом маленьком аскетично обставленном кабинете с высоким, словно уходящим в небо, потолком, огромными окнами и воздухом, пропитанным запахом лекарств, она вдруг ощутила себя дома. Только сейчас она поняла, что действительно вернулась из далекой, полуразрушенной, истекающей кровью и страданием чужой Франции в свою страну, в свой Чикаго, где всё было таким родным и знакомым. Где было столько воспоминаний, столько друзей, столько всего хорошего и плохого, что хотелось одновременно и плакать, и смеяться. "Да, он совсем не изменился, - снова подумала она, глядя на безуспешно пытающегося скрыть радость и вернуть себе угрюмый и строгий вид доктора Леонарда. - Разве что седины стало больше. И морщин. Впрочем, наверное, так и должно быть. Прошел ведь целый год. И, судя по всему, для тех, кто остался здесь, этот год был ничуть не легче, чем для нас там. К тому же, они все наверняка очень за нас переживали. Особенно доктор Леонард и Мэри-Джейн. Это сразу видно. А всегда так старались выглядеть строгими и неумолимыми. Должно быть, в воспитательных целях". При этой мысли Кенди ощутила, что вот-вот не выдержит и рассмеется во весь голос. Она попыталась подавить столь неподходящее для царящих в кабинете торжественности, строгости и благочиния проявление эмоций, но не удержалась и тихонько хихикнула. Услышав смешок, Флэнни удивленно покосилась на нее и неодобрительно нахмурилась, а доктор Леонард – суровый, непреклонный блюститель правил приличия доктор Леонард – неожиданно улыбнулся в ответ, но тут же напустил на себя прежний "приличествующий положению" внушительный вид. В комнате повисла неловкая пауза. Наконец, спохватившись, доктор посторонился и указал на стоящие перед столом стулья. - Проходите, присаживайтесь, мисс Гамильтон, мисс Уайт. Прошествовав к столу, он вновь устроился в кресле. Кенди и Флэнни заняли предложенные им места и выжидающе посмотрели на него. - Я очень рад видеть вас в добром здравии, - торжественно, пожалуй даже несколько пафосно, начал доктор Леонард. - Мы все очень волновались за вас и очень гордимся тем, что вы достойно выполнили свой долг и с честью выдержали это трудное испытание. Я еще более рад, что вы снова будете работать в нашем госпитале. За этот год, каким бы тяжелым он ни был, вы приобрели поистине бесценный опыт. Вы работали с самыми лучшими врачами Франции, участвовали в проведении труднейших операций и можете многому научить и тех девушек, что еще только готовятся стать медсестрами в школе Мэри-Джейн – думаю, она не откажется от такой помощи – и тех медсестер, что уже работают в госпитале, но не прошли такой суровой школы. Нам очень нужны такие медсестры, как вы. Но! – он сделал паузу и так строго и многозначительно посмотрел на Кенди, что она вдруг почувствовала себя виноватой и невольно поежилась. – Но, мисс Уайт, всё, что я сказал, отнюдь не означает, что вы будете на особом положении, и не меняет установленных правил и требований, которые я предъявляю ко всем работникам госпиталя и которых, я надеюсь, вы все же будете придерживаться. В голосе доктора послышался явный намек на скандальную историю с Альбертом, стоившую ей любимой работы. Но теперь все было иначе. Да и сама Кенди была иной. А потому она просто посмотрела ему в глаза, понимающе улыбнулась и кивнула, соглашаясь с предложенными условиями. - Я постараюсь. - Вот и отлично, - вздохнул доктор Леонард, облегченно откидываясь на спинку кресла. – Сегодня можете быть свободны. Отдохните, обустраивайтесь. А с завтрашнего дня приступайте к работе. Вы будете в прямом подчинении Мэри-Джейн. Если вы еще не нашли жилье – обратитесь к коменданту общежития. Я распорядился подготовить вам комнаты на всякий случай. - Спасибо, доктор Леонард, - как всегда сдержанно поблагодарила его не склонная к проявлению эмоций Флэнни. - Но мы бы хотели попросить вас кое о чем. Седые брови доктора изумленно поползли вверх. - В самом деле? И о чем же? - Дело в том, что во Франции в военно-полевом госпитале с нами работала еще одна девушка, - продолжила Флэнни. - Ее зовут Жозефина-Ариэль Дюваль. Мы зовем ее Жоа. Она - ровесница Кенди, француженка, но некоторое время жила и работала медсестрой здесь, в Чикаго. На фронт ушла добровольно. После того, как мы были демобилизованы, она не захотела оставаться во Франции и предпочла вернуться вместе с нами в Америку. Но ей, в отличие от нас, не было предложено место работы, поскольку она не является гражданкой США. Поэтому сейчас она в очень трудной ситуации: у нее нет работы, нет жилья, и у нее нет родственников, которые могли бы помочь ей. Но при этом Жоа - превосходная медсестра. У нее прекрасные рекомендации. Может быть, вы сможете принять ее на работу в госпиталь? Вы ведь сказали, что вам нужны такие работники. - Хм-м… - доктор Леонард нахмурился и досадливо потер подбородок. – Ну, не знаю, не знаю, - спустя почти целую минуту молчания задумчиво протянул он. – Видите ли, все не так просто. В госпитале все вакансии уже заняты. Мне и так пришлось принять несколько весьма непростых решений и пережить много довольно-таки неприятных минут, чтобы вновь принять на работу вас двоих. Благо, что было четкое распоряжение правительства. - Неужели совсем ничего нет?! – расстроено воскликнула Кенди. - Это несправедливо! Жоа – прекрасная медсестра. Ничуть не хуже Флэнни. Она спасла жизнь многим раненым, в том числе и американским солдатам. Если бы вы только ее знали! Она – одна из самых добрых и замечательных людей, которых я встречала. Неужели действительно ничего нельзя предпринять? Если вы не можете принять ее на работу в госпиталь, то, быть может, вы могли бы помочь ей устроиться в какую-нибудь другую больницу или еще куда-нибудь, где нужна медсестра? - Хм-м, - снова пробормотал доктор и улыбнулся. - Я попытаюсь. Должно быть, она действительно хороший человек и прекрасная медсестра, раз уж вы ее так хвалите. - Поверьте мне, доктор Леонард, вы не пожалеете об этом, - с горячностью затараторила Кенди. - Жоа правда замечательная девушка и отличная медсестра. - Очень на это надеюсь, - сдержанно заметил тот. - А иначе мне до конца моих дней будет очень стыдно. И вам, кстати, тоже. И я больше никогда вам не поверю. - Этого не произойдет, - решительно возразила Флэнни. – Я могу поручиться за эту девушку. - Хорошо, хорошо, - вздохнул доктор Леонард. - Убедили. Но я ничего не обещаю. - Мы понимаем, - кивнула Флэнни. - И не настаиваем. Жоа не знает, что мы просили вас за нее. Кенди и я решили, что не стоит обнадеживать ее заранее, пока ситуация не прояснится окончательно. - А вот это верно, - согласился доктор. - Лучше ни на что не надеяться и быть приятно удивленным, чем надеяться и разочароваться. В конце концов, не исключено, что я не смогу ничем помочь. Но прежде чем я что-то предприму, мне бы хотелось познакомиться с вашей подругой и лично побеседовать с ней. Кенди и Флэнни удивленно переглянулись, но возражать не стали. - Как пожелаете, доктор, - все так же сдержанно и невозмутимо ответила Флэнни. - Когда ей прийти к вам? - Завтра с утра. Думаю, не стоит тянуть с этим делом. Учитывая ситуацию, в которой находится мисс Дюваль, каждый день работает против нее. - Она придет, доктор, - твердо ответила Флэнни. – Можете в этом не сомневаться. Жоа очень пунктуальна, в отличие от некоторых, - она едва заметно покосилась на покрасневшую Кенди. – Спасибо вам. - Спасибо, - воодушевленно поддержала ее Кенди. – Вы об этом не пожалеете. Клянусь! - Поживем – увидим, - философски заметил доктор. – А теперь идите. Отдохните. Навестите родных. У вас не так уж много времени. А завтра за работу! У нас здесь тоже дел хватает. - До свидания, доктор Леонард, - в унисон ответили Кенди и Флэнни и направились к двери. - До свидания, - пробормотал доктор Леонард, глядя на закрывшуюся за ними дверь и, подумав, с удовольствием добавил. - До завтра, девочки. Вечер этого же дня. В небольшом кафе в центре Чикаго. В кафе почти не было посетителей и царил уютный полумрак… - За тебя, Кенди! За то, что ты наконец-то вернулась к нам живой и невредимой, - торжественно провозгласил Альберт. Три хрустальных бокала чуть коснулись друг друга, наполнив зал тонким мелодичным звоном. - Спасибо, - Кенди пригубила вино и, смешно поморщившись, поспешила отставить бокал как можно дальше. Арчи и Альберт рассмеялись и осушили бокалы до дна. - Расскажи нам о Франции, - внезапно попросил Арчи. - Здесь все только и говорили об этой стране и о том, что там происходило. Но слухи часто не соответствуют действительности. Альберт заметил, как мгновенно напряглись плечи девушки. Ее лицо посерьезнело, а взгляд рассеянно скользнул по залу, словно не видя его, пока не остановился на фонаре за окном. Она рассматривала его так сосредоточенно, задумчиво и внимательно, словно это была самая важная и интересная вещь в мире. Но Кенди не видела фонаря. На мгновение она забыла, где находится, и снова перенеслась назад, в далекую, кипящую в котле безжалостной жестокой войны Францию. На какой-то неуловимый миг она словно вернулась в прошлое, снова став медсестрой военно-полевого госпиталя 1478. Она снова принимала бесконечный поток раненых после очередного боя, помогала оперировать доктору Люмьеру и падала от усталости после бесконечных, изматывающих дежурств. Она вспомнила их всех. Того первого солдата, умершего у нее на глазах на вокзале в Париже, и Антуанет, так болезненно неожиданно и жестоко погибшую во время воздушного обстрела. Тысячи и тысячи лиц. Искаженных болью, отчаянием и страхом. Борющихся за жизнь и уже уставших бороться и смирившихся с подступающей смертью. Тысячи. Мертвые и живые. Искалеченные и сломленные. Кенди резко тряхнула головой, прогоняя скорбные мысли. - Прости, Арчи, но я не хочу говорить о Франции. Франция для меня – это война, а я не хочу вспоминать о ней. О том, что там было. Это слишком страшно. И слишком больно. - Прости, Кенди, - виновато понурился Арчи. - Я не подумал. Извини. - Ничего, - Кенди чуть улыбнулась, но улыбка вышла задумчивой и грустной. – Всё в порядке. Ты ни в чем не виноват. Такова жизнь. Война - очень жестокая вещь. Она приносит лишь горе, боль и смерть. Всем. И ничего с этим не поделаешь. Наше прошлое, наши воспоминания всегда с нами, куда бы мы ни пошли и что бы ни делали. От них не убежишь. Но война закончилась – и это главное. Только это имеет значение. Прошлое, в конце концов, всегда остается в прошлом. Плохие воспоминания со временем бледнеют и перестают причинять боль. И однажды они блекнут настолько, что просто уходят. Превращаются в ничто. И тогда мы забываем. Быть может, когда это произойдет, я расскажу вам о Франции. Когда мне будет не так больно вспоминать обо всех тех людях, что умерли у меня на руках или выжили, но навеки остались искалеченными. Когда-нибудь этот день наступит, я в этом уверена. В конце концов, всё, что ни делается – к лучшему. Главное, война закончилась. И теперь все будет хо-ро-шо! – радостно, с самоуверенностью прежней Кенди, заявила она. - Жизнь продолжается. Кстати, - Кенди перевела взгляд на Альберта и замялась, словно не зная, как сказать. На ее лице на мгновение отразились нерешительность и нечто очень напоминающее страдание, а затем оно неуловимо дрогнуло и застыло в маске покоя и невозмутимости. - Во Франции я встретила Терри, - наконец тихо закончила девушка и отвела взгляд. - Терри?!!! – одновременно воскликнули ошеломленные Альберт и Арчи и ошарашенно переглянулись, а затем снова, как по команде, посмотрели на Кенди. В их глазах застыли шок и неуверенность, словно они сомневались, верно ли они ее расслышали. - Да, - сдержанно подтвердила Кенди. – Именно так. Во Франции я встретила Терруза Грандчестера. Впрочем, не совсем верно называть это встречей. Он поступил в военно-полевой госпиталь, где я работала, без сознания с двумя очень тяжелыми ранами. Его прооперировали, но раны были слишком тяжелыми. К тому же, попала грязь и началась лихорадка. Доктора сомневались в том, что он выживет. Кенди сделала паузу и задумчиво посмотрела в темнеющее небо за окном. Альберт и Арчи молчали и выжидающе смотрели на нее, не в силах поверить в услышанное. Это казалось слишком невероятным. В Америке она и Терри постоянно ходили друг рядом с другом. Их разделяли всего лишь сотня-другая миль между Чикаго и Нью-Йорком, а иной раз - несколько десятков метров зрительного зала или несколько ступеней лестницы… Но всякий раз они умудрялись пройти мимо, так и не встретившись. Словно насмешница-судьба играла с ними в какую-то забавную игру, мешая им увидеть друг друга. Несколько не пройденных шагов, упущенное мгновение немедленно превращались в гигантскую непреодолимую пропасть, разделяющую их. А после того несчастного случая в Нью-Йоркском театре им, казалось, вообще больше не суждено увидеть друг друга. И вдруг Кенди говорит, что они встретились. И где! Во Франции. В охваченной военным хаосом стране, где их шанс встретиться был равен одному из миллиарда. И она говорит об этом походя, как бы между делом. И так спокойно и невозмутимо, словно это не имеет никакого значения. Услышав имя Терри, Арчи заметно побледнел и изменился в лице. Совершенно пораженный и растерянный, он отчаянно и напряженно всматривался в невозмутимое лицо сидящей напротив девушки, выискивая в нем хоть малейший намек на те чувства, что некогда связывали ее и этого зарвавшегося зазнайку и хулигана, незаконнорожденного сына герцога Грандчестера. Арчи знал, что Кенди была влюблена в Терри. Она и не скрывала этого. Кенди вообще никогда не скрывала своих чувств. Хотелось бы и ему, Арчи, быть таким же простым, искренним и бескомпромиссным. Так же свободно и открыто выражать свои эмоции. Но, увы, он так не умел. А потому все, что ему оставалось - это затаиться где-нибудь в углу, на заднем плане, в ожидании, когда же его заметят, поймут и оценят. Но он был терпелив. Очень терпелив. Он умел ждать. Он долго ждал эту девушку. И если понадобится, он готов был ждать еще. Месяцы. Годы. Всю жизнь, если потребуется. Он почти убедил себя, что однажды Кенди сама заметит его чувства. Она поймет и оценит его терпение и преданность. И обязательно ответит ему тем же. И тогда… Эта вера еще более окрепла в тот день, когда Кенди вернулась из Нью-Йорка и сказала, что она и Терри расстались навсегда и вряд ли когда-нибудь еще увидятся. Тогда он не решился признаться ей в своих чувствах. Это был явно не подходящий момент. Кенди было слишком больно. Слишком свежи были воспоминания и раны прежней любви. Она не смогла бы принять его любовь, но могла перестать верить ему. Она перестала бы видеть в нем друга и наверняка отказалась бы от его поддержки. Он мог потерять и ее дружбу. И он предпочел промолчать и подождать более походящего момента. Он научился жить надеждой и лелеял ее в своем сердце вдали от посторонних глаз, как скряга - накопленное золото. И вот, когда момент настал, когда он почти решился признаться – все рухнуло в одночасье. Как сухой стебелек под натиском лавины. Они снова встретились! Кенди, его недосягаемая мечта, и Терри, его ненавистный счастливый соперник. Встретились там, где никто не мог этого ожидать. Во Франции, в самом сердце войны. Там, где бурлящая лава событий ежесекундно разбивала сотни людских судеб, ломая и подминая их под себя. Раскидывая на сотни миль, заставляя расставаться и забывать друг о друге. А они встретились! Какими тайными тропами они миновали этот жуткий водоворот? Как нашли друг друга в безумном вертепе миллионов человеческих жизней? Или это был очередной каприз насмешницы-судьбы? Только вот над кем она насмехалась? Должно быть, над ним, Арчибальдом О'Коннелом. В который раз поманила сладкой мечтой - и оставила с носом, лишь стоило ему повернуться к ней. Вот она, его мечта. Мечта всей его жизни. Его единственная любовь. Сидит напротив и смотрит задумчивым взглядом в темнеющее за окном небо. О чем она сейчас думает? Разумеется, о Терри. О ком же еще? Но что значит для нее эта встреча во Франции? Просто воспоминание? Одно из многих, которые всплывают невзначай и тут же снова исчезают в небытие. Или возвращение прежних чувств? Арчи напряженно всматривался в лицо Кенди, словно силясь проникнуть в ее мысли. Но оно совершенно ничего не выражало, кроме застывших, словно камень, спокойствия, умиротворения и невозмутимости. - Он выжил, - наконец снова заговорила Кенди. - Но незадолго до того, как он пришел в сознание, меня временно перевели в другой госпиталь, а когда я вернулась – его уже не было. Она замолчала, и в воздухе повисла напряженная тишина. - Невероятно, - наконец пробормотал немного пришедший в себя Альберт. – Просто невероятно. Вот уж чего никогда бы не подумал, так это того, что Терри отправится на эту дурацкую войну. Мне он всегда казался весьма неглупым малым. Признаться, я удивлен. Да что там удивлен - я просто в шоке!!! И в рядах чьей армии сражался наш доблестный герой: нашей или Британской? - Когда он поступил в госпиталь, на нем была форма американского солдата. Впрочем, какое это имеет значение? – пожала плечами Кенди, на ее лице появилось выражение недовольства. – В госпитале совершенно не важно, солдатом чьей армии является раненый. Он – раненый. Он нуждается в помощи. И только это имеет значение. Все остальное неважно. - Разумеется, - согласился Альберт. - Я просто спросил. Из любопытства. По-моему ты все еще слишком остро воспринимаешь все, что касается войны. Кенди, война закончилась. Теперь ты дома. Начинай привыкать к этой мысли. Кенди вынуждена была признать правоту его слов. - Я постараюсь, - вздохнула она, соглашаясь. - Вот и замечательно, - продолжил Альберт. - А то, что ты рассказала о Терри, многое объясняет. Я только сейчас обратил внимание, что давно ничего о нем не слышал. Он был восходящей звездой Нью-Йоркской сцены. О нем много писали. А тут почти больше года – ни слова. А он, оказывается, воевал во Франции. М-да… Ну и дела. И как только герцог Грандчестер позволил ему это? - Ну, - холодно заметила Кенди, недовольно нахмурив брови. - Терри очень упрям и всегда поступал так, как хотелось ему, не считаясь с мнением окружающих. К тому же, с отцом у него были весьма напряженные отношения. Не удивлюсь, если одной из причин его ухода на фронт стало желание насолить герцогу. - Может быть, может быть, - пожал плечами Альберт. - И сколько раз вы встречались? - Только один раз. И то, как я уже говорила, это нельзя назвать встречей. Мы не сказали друг другу ни слова, и он даже не видел меня. А я ничего не знаю о его дальнейшей судьбе. Не знаю, вернулся ли он с фронта. В конце концов, после госпиталя он наверняка снова направился в действующую армию и мог погибнуть где-нибудь в бою. Или его могли еще раз тяжело ранить, а многие раненые умирали по дороге в госпиталь от потери крови или заражения. Да всё, что угодно! Последние слова она произнесла с такой мучительной силой и возмущением, почти страданием, что Арчи невольно вздрогнул и отвел взгляд. Ему было стыдно признаться даже самому себе, но он почти желал, чтобы это было правдой. Чтобы Терри погиб. Чтобы он навеки остался там, на одном из многочисленных кровавых полей сражений в далекой Франции, и уже никогда не вернулся в Америку. Арчи был потрясен до глубины души. Он даже не подозревал, что способен на такую подлость и эгоизм. Ему было невыносимо стыдно. Стыдно перед собой, перед Альбертом, но больше всего – перед Кенди, которая так верила в его благородство и бескорыстие, которая считала его своим другом… Мысленно отвесив себе гневную оплеуху, Арчи сурово отчитал себя, но это не помогло. К еще большему своему стыду, он вдруг понял, что подспудное навязчивое желание, чтобы Терри навсегда исчез из его жизни и, особенно, из жизни Кенди, не ушло. Наоборот. Назойливый внутренний голос настойчиво шептал, что это был бы лучший выход. Для всех. А Кенди… Черт побери, она все еще влюблена в него, а ее спокойствие - всего лишь игра. Кенди, его милая Кенди, все еще любит Терруза Грандчестера. Этого упертого драчуна и пьяницу. Несмотря на то, что они расстались. Несмотря на то, что у него есть другая девушка. Кажется, она ему даже жизнь спасла, а сама при этом пострадала. Об этом писали в газетах. Ну, надо же! И что они все в нем находят? Может быть, он красив и талантлив, но болван и эгоист, каких поискать! Он причинил Кенди столько боли. И продолжает причинять. Так почему же она, его Кенди, девушка, ради улыбки которой он готов отдать всё, что у него есть, совершить невозможное, почему же она до сих пор любит этого отвратительного типа, несмотря ни на что? Почему не выбросит его из головы и из сердца? Почему не забудет о нем так, словно его никогда не было в ее жизни? Да, черт побери, пусть это жестоко, пусть это эгоистично, пусть это несправедливо, но для него и Кенди действительно было бы лучше, если бы Терруз Грандчестер погиб на войне. Пусть ей было бы больно. Пусть бы она оплакивала его, как оплакивала когда-то его кузена Энтони. Но всё когда-нибудь кончается. Как там сказала Кенди? "Прошлое всегда остается в прошлом"? Вот именно. И всё, что ему понадобилось бы - это время. Время может победить всё. Это единственное всесильное и беспощадное оружие. А он бы подождал. О, он умел ждать. Иногда Арчи казалось, что единственное, что он на самом деле умеет в совершенстве – это ждать. Терпеливо и молча подстерегать капризную, зловредную мачеху-удачу, чтобы в один прекрасный день схватить-таки ее за хвост и получить всё, что она ему задолжала. Он бы ждал. Ждал столько, сколько потребуется. И со временем воспоминания о Терри потускнели бы в сердце Кенди, а в один прекрасный день и вовсе исчезли. Он нашел бы способ заставить ее забыть об этом человеке. Он отдал бы всю свою жизнь – всю, до капельки - чтобы сделать ее счастливой. И она была бы счастлива с ним. Она забыла бы Терри. Этот капризный, заносчивый, самовлюбленный эгоист не заслуживает такой замечательной девушки. Он, Арчи, заслуживает ее больше. Так почему же она любит не его, а этого вездесущего Терруза? Почему?!! ПОЧЕМУ?!! Ответа не было. Да ему и не нужен был ответ. Внезапно Арчи стало ужасно тоскливо. Так тоскливо, что казалось - еще секунда, и он просто взвоет, как голодный волк на зимнюю луну. А спустя еще мгновение к этому и без того нестерпимому желанию присоединилось еще одно – желание остаться в одиночестве. Ему страстно хотелось побыть наедине с собой. Хотя бы минуту. Совсем-совсем одному. И ни о чем не думать. Выудив из кармана пиджака часы, он мельком взглянул на циферблат и, постаравшись как можно более убедительно придать себе расстроенный и виноватый вид, вымученно улыбнулся Альберту и Кенди. - Кенди, Альберт, прошу прощения, но я вынужден вас покинуть. - Так скоро? – на лице Кенди отразились растерянность и удивление, вызванные как смыслом его слов, так и безупречно вежливой официальностью, с которой они были произнесены. Альберт же ничего не сказал, а лишь молча посмотрел на него долгим внимательным взглядом и чуть нахмурился. В его глазах Арчи отчетливо прочел странную смесь раздражения, тревоги и сочувствия. - Прости, - снова повторил молодой человек, подавляя жгучее желание просто подняться и уйти. Сию же минуту, ничего не объясняя. Но, разумеется, он не мог так поступить. - Я что-то устал. А завтра мне предстоит отправиться в Нью-Йорк по делам. Если бы мы заранее знали, что ты сегодня приедешь, то я бы, конечно, перенес эту поездку, но… Я выезжаю первым утренним поездом. Нужно собраться, подготовить документы. - О-о… - вздохнула Кенди, удивление на ее лице сменилось пониманием, а по губам скользнула улыбка. - Ясно. Прости, Арчи, я сама должна была подумать об этом. Ты же работаешь, как и все мы. Просто я так обрадовалась тому, что вы снова со мной, и на мгновение забыла, что теперь все иначе, чем было когда-то. К тому же, уже действительно поздно. Мне, пожалуй, тоже пора. Завтра я приступаю к работе, а потому не мешало бы отдохнуть как следует. Доктор Леонард предупредил, что работы очень много, - Кенди задумчиво посмотрела в окно, но тут же тряхнула головой и улыбнулась задорно и светло. - Хотя думаю, что теперь, после всего того, что нам пришлось пережить во Франции, нам любые горы по плечу. Ее слова вывели Альберта из задумчивости. Попросив пробегающего мимо официанта принести счет, он повернулся к Кенди. - Я провожу тебя. - А может, не стоит? – нарочито чопорно ответила та, состроив умильно строгую гримаску и наигранно испуганно округлив глаза. Но в зеленой глубине плясали неуемные смешливые искорки, а уголки губ подрагивали от сдерживаемого смеха. - Вдруг доктор Леонард увидит тебя, и я снова останусь без работы и без квартиры? Совсем одна. Да еще и на ночь глядя. И куда я тогда пойду? - жалобно закончила Кенди, испустив преувеличено горестный вздох. Но, взглянув на совершенно ошеломленное и растерянное лицо Альберта, не выдержала и расхохоталась. – Не пугайтесь, я просто пошутила. Разумеется, ты можешь проводить меня до ворот госпиталя. А вот до общежития не нужно. Не стоит давать поводов для сплетен и пересудов. - Как скажешь, - не стал возражать Альберт, еще раз про себя отметив, насколько изменилась его приемная дочь за этот год. "Вот ты и повзрослела, Кенди. Прежде ты бы согласилась без раздумий. Ты всегда шла наперекор всему, что ограничивало твою свободу, маленькая бунтарка… Чего бы тебе это ни стоило. Но не теперь. Теперь ты стала осторожнее, серьезнее, сдержаннее. И это правильно. Не стоит тратить силы на всякие пустяки и вязнуть в мелких конфликтах, доказывая всем и каждому свою правоту. Намного проще избежать их, уступив в мелочи. М-да… В жизни не обойтись без компромиссов. Жизнь – это один большой компромисс. И как только мы понимаем эту простую истину, мы становимся взрослыми". - Так значит, ты едешь в Нью-Йорк, - между тем, повернувшись к Арчи, продолжала Кенди. – Желаю удачной дороги. И если встретишься с Анни, передай ей от меня большой привет и поздравь с Днем рождения. - С Днем рождения? – Арчи вздрогнул от удивления. - Ну, да, - кивнула не менее удивленная его поведением Кенди. - Завтра - день рождения Анни. Неужели ты забыл? - Н-нет, конечно, - протянул все еще ошеломленный Арчи - он напрочь забыл об этом событии, но не мог заставить себя в этом признаться. Как, впрочем, и во многом другом. – Разумеется, я передам Анни твои поздравления. Она будет очень рада. - Скажи, что я в ближайшие дни напишу ей очень-очень длинное письмо, в котором расскажу обо всем в подробностях. Я знаю, что писала редко и вы очень переживали за меня. Но у нас там не было ни единой свободной минуты, да и возможность отправить письмо представлялась нечасто. - Мы знаем это, Кенди, - Альберт оплатил счет и, повернувшись к ней, понимающе улыбнулся. – Мы знаем. Ну что? Идем? - Идем, - улыбнулась Кенди. - Да, - вздохнул Арчи, - Идем. Чикаго. - Прошу прощения, могу я войти? Доктор Леонард поднял голову и удивленно посмотрел в сторону двери, откуда донесся произнесший эту фразу мягкий мелодичный женский голос с едва заметным бархатным иностранным акцентом. У порога стояла незнакомая ему девушка. На вид ей было не больше восемнадцати лет. Роскошные огненно-рыжие локоны были безжалостно забраны в скромный пучок на затылке и лишь несколько коротких прядок обрамляли миловидное лицо с нежными чертами, на котором, словно два бездонных озера, сияли глаза изумительного фиалкового цвета, опушенные густыми черными ресницами. Одета она была в темное платье непритязательного покроя, подчеркивающее ее стройную, даже худенькую, фигурку и фарфоровую белизну кожи, и накинутый на плечи просторный плащ из грубоватой ткани. - Могу я войти? – снова вежливо осведомилась девушка. - Да, конечно, - кивнул доктор, вспомнив о правилах приличия, и махнул рукой на один из стоящих перед столом старых громоздких стульев с высокой спинкой. - Присаживайтесь, мисс. Легкой и почти неслышной походкой девушка быстро подошла к столу и аккуратно устроилась на самом кончике предложенного стула, сложив ладони на коленях и нервно сплетя пальцы, словно пытаясь подавить невидимую дрожь. "Нервничает", – машинально отметил доктор и вопросительно посмотрел на гостью. - Я по поводу работы. Меня зовут Жоа Дюваль. Кенди Уйат и Флэнни Гамильтон сказали, что вы желаете лично побеседовать со мной и просили, чтобы я подошла утром. - Ах, да, - протянул доктор Леонард и, улыбнувшись, покачал головой. – Прошу прощения, мисс. Запамятовал. Столько проблем и забот в последнее время, обо всем не упомнишь. Так значит, вы – мисс Жозефина-Ариэль Дюваль, так, кажется, ваше полное имя? - Совершенно верно. - И вы хотите работать медсестрой, так? - Да. - Где вы учились? - Я закончила школу медсестер при медицинском факультете в Сорбонне. Услышав название самого старого и известного университета во Франции, да и, пожалуй, во всем мире, доктор Леонард чуть приподнял брови и уважительно покивал головой. - Хм-м. Весьма неплохо. Весьма. Можно сказать, даже замечательно. А где вы работали после окончания школы? - В период обучения в школе и в течение года после ее окончания я работала в небольшом госпитале Сент-Ив в одном из предместий Парижа, а затем переехала в Америку. Здесь мне долгое время не удавалось найти работу, но в конце концов меня приняли медсестрой в лазарет Сент-Джеймс. - Лазарет Сент-Джеймс? – ошеломленно перебил ее доктор. - Это который при тюрьме? - Да, - спокойно подтвердила Жоа, вскинув подбородок. В фиалковых глазах читался легкий вызов. – А разве это имеет значение? Все мы люди, даже те, кто содержится там. И им, так же, как и всем, бывает нужна медицинская помощь. А иногда даже больше, чем всем. Меня учили, что врач и медсестра не вправе выбирать, кому помогать, а кому нет. Важно лишь то, что в данный момент человек нуждается в этой помощи. И если ты рядом, то должен сделать всё, чтобы облегчить его страдания, не взирая на то, кем он является, где находится, что совершил и какое-положение в обществе занимает. Он человек, он нуждается в помощи – и это самое главное. Им нужна была медсестра, а мне нужна была работа, и я согласилась. - Хм-м… - снова неопределенно протянул доктор Леонард, по его лицу невозможно было прочитать, о чем он думает и как относится к услышанному. - Продолжайте. - Это, в общем-то, всё. До конца позапрошлого года я работала медсестрой в лазарете Сент-Джеймс, а затем отправилась добровольцем на фронт во Францию, где и познакомилась с Кенди и Флэнни. Мы работали вместе в военно-полевом госпитале 1478 под началом доктора Жака Люмьера, а после окончания войны были переведены в один из госпиталей Парижа, где пробыли до возращения в Америку. Кроме того, благодаря доктору Люмьеру, в Париже мы прошли стажировку на медицинском факультете Сорбонны. Жоа замолчала, и в кабинете повисла тишина. - Ясно, - наконец произнес доктор Леонард и, чуть прищурившись, задумчиво посмотрел на собеседницу. – Мисс Дюваль, если не секрет, почему вы поехали в Америку, а не остались во Франции? Это ведь ваша родина? Жоа вздохнула и отвела взгляд. - Да, я француженка. Но во Франции у меня никого нет: ни родных, ни близкий, ни друзей. По крайней мере, тех, о которых мне было бы известно, - чуть подумав, добавила она. - А за время работы в военно-полевом госпитале я очень подружилась с Кенди и Флэнни. Они предложили мне вернуться вместе с ними в Америку, и я согласилась. - Даже зная о тех трудностях, что ждут вас здесь? Если я правильно понял, вам и в первый раз с трудом удалось найти работу. Девушка внимательно посмотрела на него и вдруг улыбнулась. - Да. Мое возращение в Америку отнюдь не было необдуманным импульсивным поступком взбалмошной девицы, доктор. Я прекрасно сознавала, на что иду. И я готова к любым трудностям. Не нужно думать, что я рассчитывала исключительно на помощь Кенди и Флэнни. Главное, я точно знаю, чего я хочу. Я хочу работать медсестрой. Мне нравится моя работа. Если у вас нет для меня работы – что ж… Я буду искать в другом месте. И однажды я найду то, что мне нужно. Под седыми усами доктора скользнула усмешка, а в темных глазах загорелись искорки одобрения. - Хороший ответ, мисс Дюваль. Рад видеть, что мисс Уайт и мисс Гамильтон не ошиблись в вас. К сожалению, мне нечем вас особо порадовать. В госпитале сейчас нет вакантных мест, но… - он сделал паузу, смерив девушку пристальным взглядом, словно сомневаясь, стоит ли ему продолжать, но в конце, концов продолжил. - Как вы отнесетесь к тому, чтобы поехать работать медсестрой в штат Монтана? От столь неожиданного предложения глаза Жоа изумленно округлились. - В штат Монтана? Это, кажется, в центре страны? – растерянно пролепетала она. - Да, - подтвердил доктор. – Я там бывал как-то однажды. Весьма красивое место. Горы, леса… Города там небольшие, тихие, хотя и не такая уж глушь. Сейчас там идет активная прокладка новых веток железной дороги и прибывает много людей, в основном, рабочих. Как вы сами понимаете, на строительстве всё возможно, а уж несчастных случаев бывает предостаточно, и медики там нужны, как воздух. Вот одна из компаний и подала заявку на врача и медсестру. Ну, как вы на это смотрите? Сразу предупреждаю, условия там нелегкие. Жоа задумчиво посмотрела в окно и бессознательно потеребила складку платья. - Медсестрой в Монтану? – повторила она и пожала плечами. - А почему бы и нет? Если уж я смогла работать в тюремном лазарете и в военно-полевом госпитале, то, думаю, Монтана и рабочие мне точно по плечу, - решительно закончила она. – Когда мне следует отправиться туда? - Завтра утренним поездом. Надеюсь, вы принесли документы о вашей учебе и рекомендации с мест работы? - Да, разумеется,- Жоа протянула ему небольшую стопку бумаг. - Вот и отлично! – обрадовано воскликнул доктор Леонард, пробежав их взглядом. - Отлично! Я немедленно подготовлю вам необходимые документы и дам телеграмму, чтобы вас встретили. Жилье вам предоставят, об оплате договоритесь с управляющим компании на месте. Деньги на переезд и дорожные расходы получите завтра у меня. Вот, пожалуй, и все. Идите, готовьтесь к отъезду. - Спасибо за помощь, доктор Леонард, - улыбнулась Жоа и, поднявшись, направилась к двери. - Не за что, - вздохнул доктор. – Жду вас в пять часов. Думаю, к этому времени все необходимые документы будут уже готовы. Если вы, конечно, не передумаете. - Не передумаю, - уверенно ответила девушка уже стоя на пороге. - Я обязательно приду. До свидания. - До свидания, мисс Дюваль, - улыбнулся старый доктор, глядя на закрывающуюся дверь. – Желаю удачи. Январь 1919 года, Нью-Йорк. - Мадемуазель Аннет, там снова пришел ваш знакомый! - радостно объявил Франсуа, врываясь в кухню ресторана "У Антуана". – Тот самый молодой человек из Чикаго! – продолжал он громогласно. - Ну, что ты орешь, словно идиот! – возмущенно напустился на него отец. – Ты же перепугал всех насмерть! Я чуть себе палец не отрезал! Судя по твоим воплям, можно подумать, что случился пожар, наводнение или еще какая-нибудь катастрофа! Ох, mon Dieu! – он картинно воздел руки к небу, словно призывая Бога в свидетели абсолютной бестолковости своего отпрыска и собственных бесконечных страданий. - Неужели нельзя было тихо и спокойно войти и сказать об этом? Господи, и за что мне все это? Ну почему у меня такой безголовый сын? Чем я заслужил такое наказание? - Антуан, умоляю, прекрати стенать! – прервала трагический монолог мужа мадам Бурже. – Мальчик просто молод, а потому несколько нетерпелив и эмоционален. Это пройдет. В конце концов, он же не специально. Он просто не подумал. - Вот именно! – возбужденно прервал ее все еще возмущенный муж. - Вот именно! Он не подумал! Он никогда не думает! А в его возрасте уже пора бы начать думать! Или ты собираешься думать за него всю его жизни в надежде, что когда-нибудь он все же повзрослеет и станет делать это сам, а? Я столько раз просил его не шуметь, кода я готовлю. Сейчас все обошлось, а в следующий раз я могу порезаться, уронить кастрюлю или тарелку, пересолить и испортить блюдо. Да всё, что угодно! Я сотни, тысячи раз говорил ему это, а что в итоге? А в итоге мы врываемся в самый ответственный момент и голосим так, словно настал судный день или к нам в ресторан зашел президент собственной персоной! – судя по интонации месье Антуана, для него эти два события были равнозначны. - Антуан, я прошу тебя, успокойся, - снова вступила в бой мадам Бурже. - Франсуа исправится, но дай ему время. Он хороший мальчик, просто ты требуешь от него слишком многого. Право же, не стоит так переживать, дорогой. Это вредно для твоего здоровья. Ничего страшного не произошло. Займись супом, милый. Посетители ждут. А с Франсуа я поговорю сама. Чуть позже. - Ни в коем случае, дорогая. Я уже не раз говорил и повторяю снова: я намерен лично заниматься воспитанием этого шалопая! Ты его слишком балуешь! Право же, слишком! Тем временем ничуть не смущенный гневной тирадой отца Франсуа, воспользовавшись тем, что занятые собственной перепалкой родители перестали обращать на него внимание, подошел к застывшей у стола Анни. Девушка вопросительно смотрела на него, явно ожидая продолжения. – Он попросил меня позвать вас. Сказал, что это очень-очень важно. - Вот как? – Анни чуть нахмурилась. Арчи навещал ее всякий раз, посещая Нью-Йорк, но, по молчаливому уговору, делал это вечером, когда она заканчивала работу. - Странно. Может быть, что-нибудь случилось дома? Франсуа, я отойду ненадолго, - она сняла фартук и поправила выбившуюся прядку у виска. - Надеюсь, месье Антуан не рассердится? - Анни осторожно покосилась в его сторону, но месье и мадам Бурже были так поглощены семейной сценой, что, казалось, не замечали ничего вокруг. - Не обращайте внимания, - легкомысленно пожал плечами молодой человек. - Поворчит немного и утихнет. В первый раз, что ли? Идите, я подменю вас, если что. - Спасибо, Франсуа, - Анни чуть улыбнулась. - Ты очень хороший. - Угу, - ухмыльнулся юноша. - Осталось только убедить в этом отца, но он упорно отказывается верить. Впрочем, я над этим работаю. Идите, мадемуазель. Он ждет вас в зале на обычном месте – за первым столиком возле окна. Мне показалось, что он немного нервничает. - Нервничает? – Анни чуть нахмурилась, а в темных глазах мелькнуло беспокойство. – Странно, - она поспешила к двери, ведущей в зал для посетителей. "Только бы ничего не случилось, – подумала она, открывая дверь и входя в зал. - Хотя от Кенди давно ничего не было слышно. И от Пати тоже. Да и папа с мамой давно не писали. Господи, только бы с ними все было в порядке". Арчи сидел именно там, где сказал Франсуа, задумчиво глядя в окно. Анни поспешила к нему. Услышав ее шаги, он отвернулся от окна и улыбнулся. - Доброе утро, Анни. - Доброе утро, - Анни всмотрелась в его лицо напряженным встревоженным взглядом, словно пытаясь прочесть его мысли. Но лицо Арчи было спокойным и невозмутимым, и по нему совершенно невозможно было понять, о чем он думает. Да и сам он выглядел как обычно. Еще раз окинув быстрым взглядом его фигуру, Анни не заметила каких-либо признаков беспокойства, взволнованности или огорчения. "С чего это Франсуа решил, что он взволнован? – озадаченно подумала она. - Выглядит как обычно. Разве что чуточку бледноват и тени под глазами. Словно не выспался. Впрочем, это-то как раз вполне объяснимо. Судя по всему, он приехал первым утренним поездом, а значит, ему пришлось рано встать. К тому же, очевидно, что он только что с этого самого поезда. Но почему он сразу пришел ко мне, а не дождался вечера, как обычно? Вот это действительно странно. Впрочем, по нему не скажешь, что дома что-то не так. С другой стороны, Арчи всегда сохраняет самообладание. В любых, даже самых опасных ситуациях. Глядя на него, никогда не подумаешь, что в его жизни может быть что-то не так. Впрочем, как бы то ни было, сейчас я всё узнаю". - Почему ты здесь, Арчи? Что-нибудь случилось? С папой и мамой всё в порядке? Ее нескрываемое беспокойство, как и ворох обрушившихся на него вопросов, явно огорошили Арчи. Его лицо обрело растерянное, почти комичное выражение. - Д-да, да… - с легкой запинкой пробормотал он. Только сейчас Арчи сообразил, что Анни по-своему истолковала его ранний визит, решив, что причиной его могут быть только плохие вести из дома. – Все в порядке, Анни, не волнуйся, - поспешил он успокоить девушку. – Все живы и здоровы. Твои родители и Альберт, как всегда, передают тебе большой привет. На лице Анни отразилось заметное облегчение, которое, впрочем, тут же сменилось недоумением и легким любопытством. - В таком случае, почему ты пришел ко мне сразу же после приезда, а не вечером, как обычно? Ведь ты только что приехал, я права? - Да, - кивнул Арчи и улыбнулся. - Ты права. Я только что приехал и сразу же поспешил к тебе. И у меня было на то две очень важных причины. - В самом деле? – последние следы беспокойства окончательно исчезли с лица девушки, которое теперь светилось нескрываемым любопытством. – И что это за причины? - Ну, во-первых, я хотел поздравить тебя с Днем рождения, - торжественно провозгласил молодой человек, расплываясь в широкой улыбке. - И я хотел сделать это первым! А если бы я ждал до вечера, то, думаю, мне бы это вряд ли удалось. Совершенно ошеломленная Анни покраснела от смущения, как помидор, и отвела взгляд, чувствуя, как на глаза наворачиваются невольные слезы Оправдать свою странную реакцию на его слова (учитывая, что в течение нескольких лет они с Арчи были почти помолвлены, пусть и неофициально, и то, что он не забыл о ее Дне рождения и, оказавшись в Нью-Йорке, поздравил ее, было вполне естественно), Анни могла лишь тем, что напрочь забыла о том, что сегодня у нее День рождения, а потому оказалась совершенно не готова услышать поздравления. Тем более от мужчины, которого все еще продолжала любить, но который любил другую женщину. И не просто другую женщину, а ее лучшую подругу. - Спасибо, Арчи, - с трудом взяв себя в руки, прошептала девушка. – Это очень… мило с твоей стороны. Ты действительно оказался первым, кто поздравил меня с Днем рождения. Я сама забыла об этом, а ты вот вспомнил. Мне очень приятно. Спасибо. - Пожалуйста. Но, я надеюсь, ты не думаешь, что я тебя поздравлю - и на этом всё? Совершенно растерявшись, Анни недоуменно посмотрела на молодого человека. - Я предлагаю отметить это событие по всем правилам, - пояснил Арчи, заметив ее смятение. – Место оставляю на твой выбор. Если хочешь, можем здесь, "У Антуана", хотя, на мой взгляд, вечером здесь весьма многолюдно. Я бы предпочел место потише. - Ты прав, - согласилась Анни. - Сегодня вечером будет много посетителей. Уже почти все столики заказаны. - Хм-м… А ты не знаешь какое-нибудь подходящее местечко? Анни растеряно пожала плечами. - Увы, нет. Я не была ни в одном ресторане, за исключением этого. - Ну, ничего, - решительно тряхнул головой Арчи. - Я поищу что-нибудь подходящее. Поговорю со знакомыми. Ты сегодня заканчиваешь как обычно? - Ну, да. Могу даже попросить месье Антуана, чтобы отпустил меня пораньше. Я не часто обращаюсь к нему с такими просьбами, думаю, он не откажет. - Это было бы великолепно. В таком случае я зайду за тобой в девять. - Хорошо. А вторая причина? - Что? – Арчи недоуменно нахмурился, явно не понимая о чем идет речь. - Ты сказал, что у тебя было две важных причины, чтобы навестить меня сразу, а не дожидаться вечера. Первая – ты хотел первым поздравить меня с Днем рождения. А вторая? - О-о… - Арчи расстроено хлопнул себя по лбу, словно сетуя на собственную забывчивость. - Прости, Анни. А вторая причина в том, что я хотел первым сообщить новость, которая тебя очень-очень обрадует. - Правда? – Анни ощутила внезапный прилив беспокойства. - И что же это за новость? - Кенди вернулась. - ЧТО?!! – охнула девушка, глаза ее изумленно округлились, став похожи на два темных колодца. - Кенди вернулась, - повторил Арчи и, отвернувшись, посмотрел в окно. Уголки его губ дрогнули в какой-то загадочной полурадостной-полугрустной улыбке. – Она в Чикаго. Приехала вчера, даже не предупредив нас о своем возвращении. - Вот как, - пробормотала все еще ошарашенная Анни, безотчетно прислушиваясь к тому, что творится внутри. – Ясно. Я рада, - и замолчала, чувствуя, что не в силах продолжать. "Я рада? – растерянно думала она, пытаясь разобраться в охватившем ее хаосе чувств, разложить их по полочкам, проанализировать. Но ничего не получалось. Хаос оставался хаосом. – Да, наверное, я рада. Разумеется, я рада. Я ДОЛЖНА быть рада. И я рада. Да, именно так. Кенди вернулась. С ней всё в порядке, и она снова с нами. Навсегда. Так и должно быть. Разумеется, я рада. Как и все остальные. Как и Арчи. Арчи… Арчи и Кенди. Нет, нельзя об этом думать! Не сейчас! Я подумаю об этом позже. Когда-нибудь потом. А сейчас я просто порадуюсь ее возвращению. Ты дома, Кенди. Ты снова с нами, в безопасности. Наконец-то". - Как она? – произнесла Анни, едва почувствовав, что снова в силах говорить. – С ней всё в порядке? Она здорова? - О, да, - усмехнулся Арчи, но его улыбка почему-то показалась ей совсем не радостной. – Она жива, здорова, и с ней все в порядке. Такая же бесшабашная, упрямая, неуемная и веселая. Наша Кенди никогда не изменится, - его голос невольно дрогнул при воспоминании о той, новой, вернувшейся с войны знакомой незнакомке, но он не хотел сейчас даже думать об этом, не говоря уже о том, чтобы обсуждать это с кем-то, а тем более с Анни. А потому он заставил себя посмотреть в темные вопрошающие озера глаз сидящей перед ним девушки и произнес твердо и четко, словно вынося приговор. - С ней все в порядке, Анни. И она совсем не изменилась. Она такая же, как была. С минуту она молча смотрела на него, словно ожидая чего-то. Взгляд темных глаз был непроницаемым и неподвижным, как гладь зеркала в темной комнате. А затем отвернулась и по ее губам скользнула легкая, почти невидимая призрачная улыбка. - Это хорошо, - прошептала она одними губами. - Я очень-очень рада. - Я тоже… очень рад, - эхом отозвался Арчи, вставая. – Ну, мне пора. - Уже уходишь? Может, принести тебе чего-нибудь? Ты наверняка еще не завтракал. - Нет, не стоит. Торги на бирже вот-вот начнутся, а мне еще нужно успеть кое с кем переговорить. Спасибо, Анни, но я, пожалуй, пойду. До вечера. - До вечера, - прошептала Анни, глядя ему вслед. Нью-Йорк. Тот же день, поздний вечер. - …вот и всё. Теперь ты всё знаешь, - коротко подытожил Арчи долгий и подробный рассказ о том, что произошло в Чикаго с того момента, когда они виделись в последний раз. - Такие вот дела. - М-да, - задумчиво протянула Анни, пригубив вино и глядя непроницаемым взглядом куда-то в пустоту перед собой. Они сидели за круглым столиком на двоих в уютном ресторанчике, который ему посоветовал один из нью-йоркских знакомых по бирже. В небольшом зале, оформленном в так любимом ими обоими строгом классическом стиле, царил приятный полумрак. Возносящийся ввысь потолок был украшен лепным орнаментом, а отделанные кремовыми панелями стены красиво задрапированы темным бархатом. В высоких бокалах таинственно искрилось темное вино, а в воздухе, словно туманная дымка, мерно плыла негромкая музыка. Посетителей к этому часу уже не осталось. И лишь официанты, словно тени, изредка бесшумно появлялись рядом и, расставив блюда и приборы, исчезали. Полуопустив веки, Анни задумчиво смотрела в темную глубину своего уже наполовину пустого бокала. "Интересно, который это по счету?" – вдруг пронеслась в ее голове шальная мысль, отозвавшись легкой тенью беспокойства где-то глубоко внутри. Но Анни тут же постаралась прогнать непрошенную гостью. Меньше всего ей сейчас хотелось думать. "В конце концов, это мой День рождения! – напомнила она себе. - Первый День рождения, который я отмечаю как хочу, где хочу и с кем хочу. К тому же, со мной Арчи. Он благороден до мозга костей, как сказочный прекрасный принц, и не допустит, чтобы со мной что-нибудь случилось. Ну, разумеется, - Анни мысленно скривилась в саркастической усмешке. – Иначе что он скажет Кенди? Своей драгоценной, обожаемой, ненаглядной Кенди? Я ведь ее подруга. О, нет. Арчи наизнанку вывернется, но не допустит, чтобы случилось хоть что-нибудь, способное расстроить или огорчить Кенди. Особенно теперь, когда она наконец-то снова рядом и он свободен", - от этой мысли стало горько и больно. Погруженная в эти нерадостные размышления, Анни, не отдавая себе отчета в том, что делает, подняла бокал к губам и одним глотком осушила его до дна. Старое густое вино терпко обожгло горло и огнем побежало по телу, согревая и отвлекая от грустных мыслей. - Такие вот дела, - полуприкрыв глаза, отрешенно произнесла она, опуская бокал. - Ну да ладно, - решительно произнес Арчи. – Главное, что всё закончилось. И закончилось хорошо. Кенди вернулась. С ней всё в порядке. Теперь она снова с нами, и нас ждет множество замечательных и веселых дней. Совсем как раньше. Теперь снова все станет как раньше. Ты помнишь, Анни? - Да, - машинально кивнула Анни. "Как раньше. Теперь снова всё будет как раньше". Эта странная мысль обожгла сердце болью. "Все будет как раньше. Множество замечательных и веселых дней. О чем ты, Арчи? О, нет, мой любимый, как раньше больше не будет никогда. Просто потому что мы больше не такие, как раньше. Мы стали другими, Арчи. Неужели ты этого не видишь? Неужели не понимаешь? Мы изменились. И теперь все будет по-другому. Прошлое осталось в прошлом". Голова вдруг стала легкой и ясной, а мысли текли ровным, кристально чистым потоком, словно вода в роднике. Но мысли так и остались мыслями. Невидимыми. Неслышимыми. Невысказанными. Уголки губ Анни чуть дрогнули то ли в улыбке, то ли в гримасе, но Арчи этого не заметил и, вновь наполнив бокалы, продолжил: - Но возвращение Кенди - отнюдь не главное событие сегодняшнего дня, - подняв свой бокал, он отсалютовал ей и улыбнулся. - Пора вспомнить о том, ради чего мы, собственно, и пришли сюда, - выдержав легкую паузу, он торжественно провозгласил. - С Днем рождения, Анни. И улыбнулся. Весело и беззаботно. Почти как раньше. Почти. И лишь где-то в глубине, на самом дне его глаз, притаилась тень грусти и безнадежности. А быть может, ей просто показалось? Анни мысленно усмехнулась, подтрунивая над собой, и пригубила вино. "Ну, вот и все. Вот я и потеряла тебя, Арчи, - отчетливая мысль поднялась откуда-то из глубины души и отпечаталась в сознании горящим клеймом. - Я потеряла тебя. Только что. И навсегда. Кенди вернулась. И теперь ничто не мешает тебе быть с ней. Ничто и никто. Кенди свободна. И ты свободен. Я сама освободила тебя для нее. Я знала. Я прекрасно знала, что так будет, стоит ей вернуться. Один ее взгляд, одна улыбка – и ты побежишь за ней, словно глупый щенок. Глупый, влюбленный щенок. Будешь смотреть на нее пьяными от любви глазами и счастливо тявкать, стоит ей лишь щелкнуть пальцами. Впрочем, о чем это я? Ведь ваши отношения совсем не такие. Ваши чувства слишком возвышенны и утонченны. Ведь это настоящая любовь. Настоящая… Не то, что было между нами, не так ли, Арчи? Ох, Арчи-Арчи. Что же мы наделали? Что я наделала? Господи, за что мне все это? За что? ЗА ЧТО?!!" И, словно пытаясь утопить мучавшие ее мысли, Анни резко осушила бокал и протянула его Арчи. Погруженный в свои размышления, молодой человек так же машинально наполнил его. - Будь счастлива, Анни. "Кенди-Кенди… Почему она так изменилась? Почему? Она совсем не похожа на себя. На ту Кенди, которую я знал. Почему? Почему?!! Ты не имела права меняться! Как ты могла так поступить со мной! С нами. И ты все еще любишь его, ведь так? Ты все еще любишь этого беспечного наглеца Терруза Грандчестера! Любишь, я знаю. Это очевидно. Любовь светится в твоих глазах, в твоей улыбке… Я вижу ее. Как будто он стал частью тебя. Как ты могла полюбить его? Зачем? ЗА ЧТО?!! Что ты нашла в нем? Обычный бесшабашный нахал, думающий только о себе, которому все сходило с рук только потому, что его отец – английский герцог! А я так любил тебя. Так почему он? Он предал тебя. Он бросил тебя ради другой женщины. Так почему же он? Почему?!! ПОЧЕМУ?!!" Где-то на дне естества, словно пробуждающийся зверь, подняла голову черная ярость. Стиснув хрупкую ножку хрустального бокала, он залпом осушил его и снова наполнил. На следующий день. Раннее утро, Нью-Йорк. Арчи с трудом открыл глаза и медленно повел вокруг отсутствующим взглядом. Комнату наполнял зыбко дрожащий серый предрассветный сумрак. "Рано, – сонно отметил он. - Очень рано. Какого черта?" Постепенно туман, застилающий все вокруг, рассеялся, и его мутный ошарашенный взгляд уперся в стенку тумбочки, стоявшей рядом с постелью. С минуту он молча разглядывал прожилки на темном полированном дереве. "Где это я? Должно быть, в гостинице". Спустя еще мгновение он начал сознавать, что лежит в постели, обхватив руками подушку и уткнувшись лицом в ее угол. Воздух неприятно холодил обнаженную кожу, отчего на ней выступили мурашки. Арчи зябко поежился и недовольно сморщился. Тупо ныла голова. Боль была несильной, но неприятной. Закрыв глаза, он снова зарылся лицом в тепло подушки и принялся вспоминать. "Вчера я приехал в Нью-Йорк, чтобы лично удостовериться, как идут торги. Или это уже не вчера? Черт побери все на свете! Ладно, будем считать, что это было вчера. Приехав, я сразу же пошел в ресторан к Анни, поздравил ее с Днем рождения и сказал, что вернулась Кенди. Я спешил, и мы договорились встретиться вечером где-нибудь в уютном местечке, чтобы отметить эти события и спокойно обо всем поговорить. Потом я отправился на биржу. Да, это все я помню совершенно отчетливо. И приезд, и утреннюю встречу, и торги. А вот вечер. М-да… Что же произошло вечером?" Арчи расслабился в надежде унять эту надсадную, мешающую думать боль и попытался сосредоточиться. "Я был с Анни. В этом не может быть никаких сомнений! Мы отправились в небольшой уютный ресторанчик. Да, это я помню. Уилкинс посоветовал. И при этом многозначительно ухмыльнулся, мерзавец! И почему я не съездил ему по физиономии? А ведь хотелось. Так хотелось, что кулаки чесались! Глядишь, съездил бы ему - и Кенди посмотрела бы на меня иначе. Ей ведь нравятся хулиганы и дебоширы, вроде Терруза Грандчестера. Так чем я хуже? Кенди-Кенди… Стоп! КЕНДИ! Да! В ресторане мы говорили о ней. И еще много о чем. Анни хотела знать, что произошло дома за время, прошедшее с нашей последней встречи. Я ей рассказывал. А потом…. Потом мы пили. Да, кажется, так оно и было. Пили за возвращение Кенди, за ее, Анни, День рождения, за ее родителей, за… Много за что. А потом уже пили просто. Без повода. Просто болтали ни о чем и пили. М-да… Вот уж действительно на смех курам. Нашлись пьяницы! А я и не знал, что Анни может вот так… пить. Пить просто так. Без причин, без поводов, без тостов... И ведь даже не морщилась. Как будто всегда пила вино. Действительно, сюрприз. Впрочем, стоит ли удивляться. Анни очень изменилась с тех пор, как уехала из Чикаго. Очень. Теперь она совсем другой человек. Это раньше она была благовоспитанной тихоней, которая и взглянуть-то боялась лишний раз, а уж сделать хоть шаг без разрешения родителей – ни за что! А теперь она живет в этом городе совсем одна, работает и все решает сама. А ведь у нее-то и друзей нет. А, впрочем, с чего я взял, что у нее нет друзей? То, что она не говорит о них, вовсе не означает, что их нет. Быть может, она просто не хочет, чтобы я о них знал. Или не считает нужным. Да, Анни теперь совсем другой человек. И у нее другая жизнь. Своя. И мне в этой жизни больше нет места". Боль отпустила. Мысли сонно ползли одна за другой. Арчи совсем уже было задремал, когда неожиданно пришедшая идея буквально вытолкнула его в реальность. "А что было потом?" Этот короткий вопрос занозой засел в мозгу, будоража и не давая погрузиться в благодатное сновидение. Нет, он все помнил. До того момента, как они пришли с Анни в ресторан, и он рассказал ей все новости. Но вот что было после? В мозгу то и дело всплывали какие-то странные картины, обрывки воспоминаний… Словно древние, пожелтевшие и потрескавшиеся от времени фотографии. Но они казались неправдоподобными и чужими. Последнее четкое воспоминание было о том, как они шли по улице. Улица была темной и безлюдной. И лишь кое-где желтые солнца фонарей разгоняли тьму. Анни странно пошатывалась и почему-то смеялась. Странно смеялась. Не переставая, заливисто, отчаянно. Он не помнил, чтобы когда-нибудь прежде она так смеялась. Но почему-то казалось, что стоит ей хоть на секунду перестать смеяться - и она расплачется. Так же отчаянно. Навзрыд. До потери дыхания. Но Анни все смеялась, смеялась, смеялась. Ее глаза блестели, словно агаты, а в их темной глубине бесенята танцевали со звездами. Ветер растрепал ее волосы, и впервые на его памяти эти всегда тщательно расчесанные и уложенные черные пряди вились по плечам. Да, это последнее, что он помнил более-менее четко. Темные глаза с пляшущими в них звездами-чертиками и рассыпавшиеся по плечам, пахнущие ветром и ночью волосы… И смех. Странный плач-смех. "И что потом? А, впрочем, что там могло быть потом? Скорее всего, я проводил ее домой. Ну, разумеется, раз мы вдвоем шли по улице, да еще и так поздно! Разумеется, я проводил ее до дома. Я просто не мог поступить иначе! Не мог же я оставить ее в одиночестве? Нет, конечно, нет. Значит, я проводил ее домой, а затем добрался до первого подвернувшегося отеля и сейчас нахожусь там. Судя по обстановке, отель не слишком дорогой. Впрочем, это к лучшему. А обстановка вполне ничего. Уютная. Хм-м… Да, скорее всего, так оно и есть. Так что все встало на свои места, все просто и понятно. Непонятно только одно: какого черта я проснулся в такую рань и какого черта лежу здесь и думаю всякие глупости вместо того, чтобы снова заснуть?!!" Придя к этому логичному выводу, Арчи решительно перевернулся на другой бок и… С минуту он тупо смотрел в дышащее покоем и негой лицо спящей Анни. Она была прекрасна. Так прекрасна, что дух захватывало. Темные волосы пушистым облаком окутывали точеные плечи и волнами струились по покрывалу. Левая рука, согнутая в локте, покоилась на подушке, а тонкие пальцы притулились у самой щеки. Полные, красиво очерченные губы чуть припухли ото сна и обрели какое-то провокационное невинно-капризное выражение. Длинные ресницы спали на щеках, а предрассветная мгла сделала их еще длиннее. Белоснежная кожа отливала перламутром и словно умоляла коснуться ее. Анни спала. Тихо, мирно. Тем глубоким, сладким и самым желанным сном, которым могут спать лишь люди с чистой совестью. "Так вот с чего меня подбросило в такую рань", - подводя итог своим раздумьям и созерцанию, обреченно подумал Арчи. Теперь прошлый вечер всплыл в памяти во всех подробностях – от слова до взгляда и жеста. "О, черт!.. – Арчи прикусил губу, чтобы не застонать вслух, и зарылся лицом в подушку. – Черт-черт-черт-черт-черт-ЧЕРТ!!! Господи, что мы натворили! Что я натворил!!! Боже мой, это ведь Анни. АННИ!!! Девушка, с которой я был помолвлен и которую вынудил расторгнуть помолвку. И не успела она это сделать, как я тут же затащил ее в постель! Ну что тут скажешь? БРАВО, Арчибальд О'Коннел! БРАВО!!! АППЛОДИРУЮ! Господи, Анни же лучшая подруга Кенди! Как я им теперь в глаза смотреть буду? Впрочем, то, что произошло этой ночью, было… э-э… по обоюдному согласию. Я ее не насиловал (и на том спасибо, Господи!). Анни не возражала. Нет, я бы даже сказал, она сама хотела этого. С другой стороны, она просто была пьяна. Мы оба были пьяны, а в итоге наделали глупостей! Кто знает, как она воспримет то, что произошло, когда проснется. На трезвую голову ей все может показаться несколько иначе. Да уж, ситуация! И ничего уже не исправишь. Оба хороши. Надрались, как пьяницы с горя, и… И что теперь делать?!! Господи, как я мог? Анни ладно. Она молода, она – девушка, она была влюблена в меня столько лет, у нее это в первый раз. Господи, да она просто не поняла, что происходит! А когда поняла, было уже поздно! Впрочем, скорее всего, она так ничего и не поняла, она ведь была пьяна. Но ты, Арчи! Как ТЫ мог?!! Как ты посмел воспользоваться ситуацией?!! И почему? Господи, почему?!!! ЗАЧЕМ?!! ЗАЧЕМ ТЕБЕ ПОНАДОБИЛАСЬ АННИ? ВЕДЬ ТЫ ЛЮБИШЬ КЕНДИ?" "А любишь ли ты ее? – неожиданно с противной язвительностью отозвался внутренний голос. - Ведь вчера вечером и этой ночью ты даже ни разу не вспомнил о ней. Ни разу! И не вздумай лгать, Арчибальд! Этой ночью ты был с Анни. Обнимал, целовал, шептал разные глупости. И всё с Анни. Не с Кенди. Этой ночью ты делил свое ложе и свою страсть с Анни Брайтон". "Заткнись! – Арчи страстно хотелось взвыть. Выкрикнуть это слово так громко, чтобы услышала вся Вселенная до самых дальних ее уголков. – Это неправда! Я люблю Кенди, слышишь? Кенди! КЕНДИ!!! И только Кенди! Я люблю ее. ЛЮБЛЮ!" "Угу, - язвительно усмехнулся голос. - А спал ночью с Анни". "Эта ночь была ошибкой! – исступленно возразил Арчи. – Одной большой непоправимой ошибкой! Надеюсь, Анни когда-нибудь простит меня за то, что я сделал, но я люблю Кенди. Кенди, а не ее. И я ее не насиловал. Она этого хотела. ХОТЕЛА. Вряд ли она осталась здесь со мной и спала так мирно и спокойно рядом, если бы было иначе. Но эта ночь ничего не меняет. НИЧЕГО!" "Тебе лучше знать. Только что ты теперь будешь делать? И самое главное – что ты скажешь Анни, когда она проснется? Что все это было одной большой ошибкой?" Внутренний голос умолк, но Арчи не мог не признать, что, по крайней мере, в одном этот язвительный палач-невидимка был прав: он совершенно не представлял, что он скажет Анни. "Я… Я… Я не смогу сказать ей, что все, что произошло между нами, было ошибкой. Это… Это не так. Не совсем так! А как? Черт! Черт побери все на свете!!! И меня – в первую очередь! Это ж надо было такую глупость совершить! И как раз тогда, когда Кенди вернулась и она наконец-то свободна. Когда можно открыто признаться ей в своих чувствах, ухаживать за ней, добиваясь взаимности! А что теперь? Лгать? Лгать в надежде, что Анни скроет то, что произошло между нами этой ночью? Или лгать обоим? Что теперь, Арчи? Что? Что ты будешь делать теперь?" Голова болела все сильнее и сильнее. Арчи казалось, что ему на голову надели раскаленный металлический терновый венец с шипами вовнутрь и теперь методично сжимают его, отчего шипы медленно впиваются в мозг, заставляя его корчиться в муках. Кровь тяжелым молотом стучала в ушах, а виски, казалось, сейчас лопнут. Почти не отдавая себе отчета в том, что он делает, Арчи бесшумно выбрался из постели и принялся одеваться, стараясь не разбудить свою нечаянную любовницу. Натянув брюки, он нагнулся за рубашкой, но руки наткнулись на корсет из бордового шелка, щедро, но со вкусом украшенного пеной изящных черных кружев. Он прекрасно помнил, как расстегивал эту откровенную штучку, скорее ласкающую, нежели скрывающую теплую нежную плоть девичьего тела. Арчи невольно покосился на лежащую на постели Анни. Вот чего он уж точно не ожидал и даже предположить не мог, так это того, что скромница и тихоня Анни Брайтон носит ТАКОЕ нижнее белье. Он помнил свои ощущения в ту секунду, когда из-под сползшего с белоснежных точеных плеч строгого, темного, едва ли не пуританского платья появилось это искушение из шелка и кружев. Его словно окатило волной пламени. Это было… как удар ниже пояса. И он не устоял. Быть может, большая часть вины за то, что произошло между ними этой ночью, и была на нем, но Анни тоже была виновата. Хотя бы потому, что носила такое совершенно неподобающее юной и невинной леди белье куртизанки. Одевшись, Арчи поднял плащ и ботинки и на цыпочках пробрался к двери. Чуть приоткрыв ее и мысленно возблагодарив смазавшего петли за то, что они не скрипели, он осторожно выглянул в коридор. Тот был пуст. Арчи прислушался. Кругом царило сонное безмолвие. Дом крепко почивал в объятиях Морфея и, очевидно, не собирался из них вырываться. По крайней мере, в ближайшее время. "Вот и славно", – подумал Арчи и поспешил к лестнице. Оказавшись в прихожей, он надел плащ и ботинки и вышел на улицу, осторожно прикрыв за собой дверь. И только тогда понял, что он и Анни провели эту ночь отнюдь не в отеле, а в квартире Анни. "Еще одна проблема, - расстроено подумал он. - А если кто-нибудь видел, как я заходил к ней? Каково будет Анни, если пойдут сплетни? - Арчи почувствовал, как его охватывает отчаяние. Его жизнь, которая еще вчера целиком и полностью была у него под контролем, сегодня стремительно летела в тартарары, а он ничего не мог с этим поделать. - Господи, - устало взмолился он, - сделай так, чтобы никто не видел, как я входил в комнату Анни этой ночью и как выходил от нее сегодня. Прошу, сделай это не ради меня, а ради Анни. Ведь ей здесь жить". Зябко кутаясь и прикрывая лицо воротом плаща, он быстро зашагал в сторону вокзала. Она проснулась оттого, что солнце ярко светило ей прямо в лицо. Недовольно поморщившись, Анни открыла глаза. Длинные ресницы медленно вспорхнули над сонной темнотой глаз и тут же снова опустились. Девушка болезненно скривилась. "Странно. Вроде, ничего не болит… Но ощущение, будто стоит шевельнуться – и просто рассыплюсь на мелкие кусочки. Что произошло?" Солнечные лучи врывались сквозь незашторенное окно и нещадно били в лицо. Анни сделала усилие и перевернулась на другой бок. Тело отозвалось недовольством и смутно заныло. "Что случилось? – снова подумала девушка и закрыла глаза, силясь припомнить. – Я была с Арчи. Она зашел за мной после работы, и мы пошли в ресторан. Мы говорили о Чикаго… О Кенди… Потом он проводил меня домой… А потом… Потом… О, Господи!" Словно пытаясь убежать от нахлынувших воспоминаний, Анни зарылась лицом в подушку, чувствуя, как румянец заливает ее с головы до пят. "Этого не могло произойти. Этого просто не может быть! И все же это произошло. Произошло на самом деле. Это правда. И что теперь будет?" Мысль о будущем подействовала отрезвляюще. Анни открыла глаза и, резко сев на постели, окинула комнату ищущим взглядом. Все было как всегда. Все вещи стояли на своих местах. И лишь смятая постель рядом с нею молчаливо свидетельствовала, что все это ей не приснилось и эту ночь она действительно провела не одна. "Арчи… Он ушел… Но… - растерянно подумала она и тут же рассердилась на саму себя. - А чего, собственно, ты ожидала? Что он останется, чтобы пожелать тебе доброго утра? Он любит Кенди, не забыла? Арчи любит Кенди. А то, что произошло между вами этой ночью, наверняка считает глупой ошибкой и ужасно раскаивается и сожалеет. Поэтому он ушел". При этой мысли Анни почувствовала, как сердце сжалось от тоски и боли, и разозлилась еще сильнее. - Черт тебя побери, Арчибальд О'Коннел! – едва слышно прошептала она, смахивая невольно выступившие на глазах слезы. "Черт тебя побери, как ты мог вот так поступить со мной?!! Свести с ума, подарить одну безумную ночь, а наутро уйти, не сказав ни слова. Словно… Словно я… Я… Словно я - падшая женщина! Это несправедливо! Несправедливо, слышишь?!! Как ты смеешь жалеть о том, что произошло между нами? Как ты можешь сожалеть об этом… чуде? Ну и пусть!!! Ну и жалей!!! А я не жалею! И никогда не пожалею!!! Это было прекрасно! Чудесно! Восхитительно! Потрясающе! И я никогда не буду жалеть о том, что это произошло! И мне все равно, что ты, Арчибальд О'Коннел, думаешь о этом и что ты скажешь Кенди. Я не жалею. А ты, давай, жалей, раскаивайся, страдай, стыдись… Но что бы ты ни делал, как бы ты ни переживал – ты ничего не можешь изменить! И ты всегда будешь помнить главное: этой ночью ты был со мной, слышишь? Со мной! Я это знаю. Пусть ты любишь Кенди, но этой ночью ты был не с ней, а со мной! И ты хотел этого. Можешь лгать себе и окружающим сколько угодно, но я точно и совершенно уверена – ты хотел этого. Этой ночью ты хотел меня и принадлежал мне, как и я тебе. Ты был моим, Арчи. Пусть всего лишь на одну ночь, но ты был моим. Только моим. Эта ночь - твой лучший подарок, Арчи, за все то время, что мы знакомы. И мой лучший День рождения. И я не жалею. Не жалею! Не жалею!!! И если бы ты не был таким трусом, Арчи О'Коннел, то ты бы тоже признал, что не жалеешь о том, что произошло. Но ты предпочел сбежать. Что ж… Так тому и быть! Беги, Арчи! Беги от меня. Беги прочь так быстро, как только можешь. И не возвращайся. Никогда не возвращайся! Мне не нужны твои отведенные глаза и сбивчивые извинения! Мне не нужны твой стыд и твое раскаяние! Оставь их для Кенди и остальных. Но мне они не нужны! Я ни о чем не жалею! И не хочу видеть твои сожаления. Я не хочу знать о них. Я не хочу тебя видеть, Арчи. Я больше никогда не хочу тебя видеть. Возвращайся к Кенди. Теперь ты принадлежишь ей. Полностью. Навсегда. Я от тебя отказываюсь. Прощай, Арчи!" Резко поднявшись, Анни быстро прибрала постель и, одевшись, долго сидела перед зеркалом, расчесывая волосы. Густые черные пряди послушно струились меж пальцев, отливая шелковым блеском. Покончив с расчесыванием, Анни быстро заплела косу и, обернув вокруг головы наподобие короны, скрепила ее шпильками-невидимками. А затем долго смотрела на свое отражение в зеркале. Не мигая. В упор. Словно судья. Но из-за серебряной грани ей отвечал такой же непримиримый, осуждающий взгляд. "Поди ты к дьяволу, Арчибальд О'Коннел!" Швырнув ни в чем не повинную расческу на столик, Анни поднялась и решительно вышла из комнаты. Несмотря на то, что было еще довольно рано, в гостиной она обнаружила Жермен. Уютно устроившись в кресле за столом, мадам Бурже неторопливо потягивала чай, изящно придерживая невесомую фарфоровую чашечку двумя пальцами. - Доброе утро, сhe`re, - приветливо улыбнулась она, заметив Анни. - Что вас заставило подняться в такую рань? Если я правильно помню – у вас сегодня выходной. - О, да, - решительно подтвердила Анни. - И я намерена им воспользоваться в полной мере. Пожалуй, ее слова прозвучали чересчур решительно. Словно зов трубы, призывающий войска к бою. Обманчиво-сонные глаза француженки обожгли собеседницу внимательным, пристальным взглядом и тут же утонули в пушистой темноте опущенных ресниц, а уголки губ чуть дрогнули в насмешливо-понимающей улыбке. - Ну, что ж, - пропела Жермен тем особым бархатным голосом, которым женщины веками поверяют друг другу самые сердечные тайны. - Раз уж вы так рано встали, mon сhe`re, то, быть может, не откажетесь составить мне компанию за завтраком? Я заварила превосходный чай. - Спасибо, Жермен, - ничего не заметившая Анни подошла к столу и опустилась на соседний стул. Мадам Бурже не спеша наполнила чашку и поставила перед ней. - Хорошо спалось? – мягко поинтересовалась француженка. Анни заметно вздрогнула, но тут же, спохватившись, взяла себя в руки и внимательно посмотрела на собеседницу. Но на лице мадам красовалось прежнее сонно-безмятежное выражение, и охватившие ее подозрения моментально показались Анни смешными и безосновательными. -Д-да… Вполне, - запнувшись, пробормотала она явно виноватым голосом и почувствовала себя совсем глупо. "Дурочка несчастная! Как будто весь мир вертится вокруг твоей драгоценной персоны и всем есть до тебя дело! Ведешь себя как десятилетняя напроказившая школьница. Впрочем, ты такая и есть! Как была наивной дурочкой, так и осталась! Быть может, именно поэтому Арчи и… НЕТ! СТОП! Нельзя об этом думать! Не сейчас! И никогда больше! Я больше никогда не буду думать об Арчи и о том, что произошло этой ночью. Они – прошлое. Их больше нет. А я есть. И моя жизнь продолжается. И будет лучше, если никто ничего об этом не узнает. Но если я не перестану вести себя как полная идиотка, то очень скоро все заподозрят неладное. Особенно Жермен. Она очень умна… очень. И весьма проницательна. Прости, Жермен, я знаю, что ты мне друг, что ты никогда не причинишь мне вреда. Но… Но я не хочу никому ничего рассказывать. Не могу. Даже тебе. Прости. Пусть все останется как есть". Поднеся чашку к губам, Анни вдохнула густой горячий аромат и, прикрыв глаза от удовольствия, сделала маленький глоток. - М-м… Жермен, ты – волшебница! Это не чай, а восьмое чудо света. Мелодичный грудной смех мадам Бурже рассыпался по комнате солнечными искрами. - О, дорогая, ты мне льстишь. - Ничуть. Это напиток богов. Научишь? - Пожалуйста. Как только пожелаешь, - сделав последний глоток, Жермен отставила чашку в сторону и окинула девушку задумчивым взглядом, словно мысленно решая сложную математическую задачу. - И как ты намерена провести этот замечательный день? – наконец поинтересовалась она спустя несколько минут молчания. - Даже не знаю, - Анни пожала плечами. - Хотя нет, - тут же возразила она себе. - Знаю. Я отправлюсь на Дамскую милю и буду гулять по магазинам, пока не устанут ноги, а потом зайду в какое-нибудь кафе, выпью чаю с пирожными и снова отправляюсь по магазинам. - О-о… - очевидно, получив подтверждение домыслам, Жермен удовлетворенно улыбнулась и кивнула головой. - Прекрасный план, сhe`re! Просто прекрасный. Желаю, чтобы он осуществился в полной мере. Отдых, прогулка на свежем воздухе и приятное времяпрепровождение на Дамской миле – это все, что вам сейчас нужно, поверьте мне. Но самое главное, дорогая, выбросьте его из головы. Рука Анни, державшая чашку с чаем, дрогнула, и несколько темных капель упали на белоснежную скатерть. С минуту Анни молча смотрела, как они расползаются. - Надеюсь, миссис Джонс не рассердится. - Конечно, нет, милая, - мягко произнесла Жермен, по-матерински ласково погладив ее по голове. - Конечно, не рассердится. Это всего лишь чай. Какой, право же, пустяк. - Как вы узнали? – Анни едва не вздрогнула, услышав собственный голос – таким чужим он ей показался. - Как… - Я прожила долгую жизнь, сhe`re, - спокойно ответила француженка. - И не слишком праведную. И много чего повидала. А у тебя все на лице написано. Крупными буквами. Мой тебе совет: забудь его. Выбрось его из головы и живи дальше. - Ты не знаешь, Жермен. Ты ничего не знаешь. На этот раз усмешка Жермен была жесткой. Почти жестокой. - Я не знаю подробностей, но мне и не надо их знать. А в общих чертах я догадываюсь, что произошло. И повторяю свой совет: отправляйся по магазинам, Аннет. И забудь его. Кто бы он ни был, но раз он смог оставить такую девушку, как ты, после того, что между вами произошло, и просто уйти, значит, он тебя не достоин. А любить и страдать из-за того, кто тебя не достоин – последнее дело, mon сhe`re. - Это невозможно. - Это возможно. Время лечит, дорогая. Время лечит всё. Оно самый лучший лекарь в нашем мире. А если болит душа, то единственный. Так что бери плащ и отправляйся на Дамскую милю. Как бы то ни было, но это была твоя ночь. И твой день. А мужчины – вечные Иуды – пусть катятся со своими странностями дьяволу под хвост. Это прозвучало так пафосно и, в то же время, так искренне и яростно, что Анни невольно засмеялась. И тут же почувствовала, что ей стало легче. Словно упал с плеч невидимый груз гнева и обиды. - Спасибо, Жермен. Большое вам спасибо. Вы - настоящий друг! А теперь я, пожалуй, действительно отправлюсь на Дамскую милю и прикуплю себе что-нибудь этакое! Экстравагантное, откровенное, вызывающее, соблазнительное и очень-очень красивое. А мужчины – вечные Иуды – пусть катятся со своими странностями дьяволу под хвост! - Браво, mon сhe`re. Вы сделали правильный выбор. И вы о нем не пожалеете, запомните мои слова. Чикаго. Ранее утро того же дня. Паровозный гудок гулко поплыл над перроном, врываясь в морозную свежесть раннего утра струями пара. - Пора, - мягко сказала Жоа, ступая на ступеньку лестницы, ведущей в вагон. - Пиши нам почаще, - прошептала Кенди, глаза которой подозрительно блестели. - Ну, разумеется, - Жоа ободряюще улыбнулась. - Кенди, перестань немедленно! Ну что ты, в самом деле? Я же не на край света уезжаю. И не навсегда. Мы еще увидимся. И не раз. Вон, бери пример с Флэнни, - она кивнула в сторону темноволосой девушки, стоявшей рядом с Кенди. Лицо и голос Флэнни, как всегда, были спокойны и невозмутимы, но в глубине серых глаз, прятавшихся за широкими стеклами очков, горели искры беспокойства. Тем не менее, внешне это никак не отражалось. - Будь осторожна, Жоа. Желаю удачи. - Конечно! Удача всегда со мной, ведь у меня есть такие друзья, как вы. К тому же, я выжила на войне. Разве может со мной что-нибудь случиться теперь? Никогда! Ну, всё. Идите. Не стоит затягивать минуты прощания. Оно от этого становится только больнее. Идите. С мной всё будет хорошо. Оревуар. И передайте доктору Леонарду мой привет и спасибо за помощь. Махнув еще раз рукой на прощание, Жоа решительно отвернулась и быстро вошла в вагон. Проводник закрыл двери, а спустя несколько секунд, грохоча колесами и изрыгая клубы пара, поезд пополз по рельсам. - До свидания, Жоа, - прошептала снова начавшая всхлипывать Кенди. - До свидания, - задумчиво повторила Флэнни и, взглянув на подругу, нахмурилась. - Кенди, прекрати немедленно. Нам скоро на работу, а у тебя такой вид, словно умер кто-то из родственников. Жоа всего лишь уезжает на работу в другой штат. Что в этом такого особенного? Она ведь не умерла. А ты прямо греческую трагедию устроила. Немедленно вытри глаза и прекрати всхлипывать, словно какая-то глупая истеричная девчонка! Ты слышишь меня? Немедленно! Вот! Держи платок! - Угу, - невнятно промычала Кенди, уткнувшись в клочок ткани. - Но каждый раз, когда я с кем-то расстаюсь, мне кажется, будто это навсегда. Сама не знаю, что со мной. Прости, Флэнни. Я сейчас успокоюсь. Все будет хорошо. - Просто в твоей жизни было слишком много грустных расставаний, - чуть слышно прошептала Флэнни, но Кенди ее не услышала. - Соблюдайте осторожность! Соблюдайте осторожность! Прибывает поезд из Нью-Йорка. Господа, соблюдайте осторожность! Не подходите к краю платформы! Прибывает поезд из Нью-Йорка! Знакомый трубный рев взмыл в небо, и с противоположной стороны платформы, на которой стояли девушки, фыркая и скрежеща, прополз еще один поезд. Со свистом выпустив клубы пара, он громко чихнул и замер на месте. Из распахнутых дверей вагонов показались первые пассажиры. - Арчи! Кенди радостно всплеснула руками и бросилась к только что вышедшему на перрон молодому человеку. - Арчи, ты уже вернулся?!! - Э-э… Ну, да, - ошарашено протянул не ожидавший этой встречи молодой человек. - Как замечательно! Я так рада тебя видеть! - И я рад, - Арчи начал понемногу приходить в себя. - Доброе утро, Кенди. Доброе утро, мисс… э-э… - Гамильтон, - тихо подсказала Флэнни. - Добро утро, мисс Гамильтон, - повторил Арчи, вежливо приподняв шляпу. – А что вы здесь делаете в столь ранний час? - Мы провожали Жоа, - торопливо пояснила Кенди, снова погрустнев. - Это наша подруга. Помнишь, я рассказывала о ней? Француженка, с которой мы работали в военно-полевом госпитале, а затем вернулись сюда. - Да, помню. - Она уехала в Монтану и будет работать там медсестрой. Там идет прокладка железной дороги. - Понятно, - произнес Арчи, удивляясь собственному спокойствию. С того момента, как он проснулся в одной постели с Анни и вспомнил, что произошло, ему казалось, он никогда больше не посмеет вновь посмотреть в глаза Кенди. Просто не сможет, потому что сгорит на месте от стыда и позора за содеянное. Но вот он здесь, стоит перед Кенди, нечего не подозревающей Кенди, которую он так подло предал и обманул, и говорит о каких-то пустяках, как ни в чем не бывало. "Лицемер! Презренный лицемер! Чертов жалкий трус!" – мысленно клеймил он себя, но губы, словно бы помимо воли разума, продолжали вести пустячный светский разговор. - А почему ты так рано? – тем временем задала очередной вопрос Кенди. - Тогда, у Альберта, ты сказал, что вернешься вечерним поездом, а возможно, и вообще задержишься на несколько дней? Я совершенно точно это помню. - О… Н-ну да, - запинаясь, пробормотал Арчи, мозг лихорадочно работал, подбирая подходящее объяснение. - Я так и планировал, но мне удалось завершить дела пораньше, - наконец выдал он. Кенди радостно улыбнулась, несколько раз энергично кивнула и довольно провозгласила: - Вот и замечательно! А как там Анни? Надеюсь, ты не забыл навестить ее и передать мои поздравления? - У нее все в порядке, - не моргнув глазом, разве что чуть поспешно, ответил Арчи и даже состроил возмущенную гримасу оскорбленной добродетели. - Как ты могла так подумать! Разумеется, я передал ей твои поздравления. Анни очень обрадовалась, узнав, что ты вернулась и что у тебя все отлично. А еще она просила передать тебе большой привет и сказала, что она очень надеется, что вы скоро встретитесь и как следует обо всем поговорите. Долго-долго. - Я тоже на это надеюсь! Это было бы так здорово! - Кенди, - едва заметный намек, прозвучавший в голосе Флэнни, произнесшей это короткое слово, моментально вернул их на землю. - О-о… Арчи, - улыбка Кенди стала виноватой. - Извини, но нам пора на работу. Если мы опоздаем, остальные медсестры будут очень недовольны, а доктор Леонард расстроится. Он - известный почитатель порядка и дисциплины. - Я понимаю. Мне и самому пора. У меня немало интересной информации для Альберта, и чем скорее мы встретимся и все обсудим, тем лучше. - Уверена, мы скоро встретимся, но в более подходящем месте и в более подходящее время. Вот тогда-то и наговоримся вдоволь! До свидания, Арчи, - улыбка Кенди ослепляла ярче утреннего солнца. - До встречи, Кенди, - улыбка Арчи была почти искренней. - Привет Альберту! - Обязательно. С минуту он смотрел вслед уходящим девушкам отсутствующим взглядом, а затем резко развернулся и быстро зашагал в противоположную сторону. "Ну, вот и всё. Жоа уехала. Странное ощущение – провожать в дорогу близких людей. Всякий раз такое чувство, будто расстаешься навсегда. Даже если знаешь, что это не так. Что так надо. Так будет лучше. И все же грустно. И больно". В памяти невольно промелькнули уходящий вдаль черно-белый лайнер-гигант и стелящаяся за ним пенная полоса, разрезающая темную гладь волн, тоскливо-резкие вопли чаек… "Терри… Наверное, я никогда не излечусь от этого. От Терри. От этой любви. И от этой боли. Прошло уже больше года. И война… А я все никак не могу забыть его. Почему? Господи, ну почему это должно было случиться со мной? С нами? Почему? За что?!! Хотя какая теперь разница? Всё есть так, как есть. Надо жить дальше. Интересно, где он сейчас? Все ли у него в порядке? А вдруг он не вернулся с войны? В конце концов, его могли еще раз ранить. Или убить. Нет! Нет, нельзя об этом думать! Разумеется, с ним всё в порядке! Обязательно! По-другому и быть не может! Он вернулся. Конечно, вернулся. Наверное, он сейчас в Нью-Йорке. Представляю, как должны быть счастливы мисс Бейкер и… Сюзанна. А Терри наверняка снова вернется в театр. И снова будет играть героев и принцев. Благородных и влюбленных. Истинных влюбленных. Да, так всё и есть. Театр – его жизнь. Ромео… Мой единственный, вечный Ромео. Пусть у тебя все будет хорошо. У тебя и Сюзанны. Пусть у вас будет все то, чего не было у нас с тобой. Надеюсь, она сделает тебя счастливым. Очень-очень счастливым. Как ты и заслуживаешь. И вы оба будете жить долго и счастливо. И умрете в один день. Как в сказке. А я… Я буду счастлива, Терри. Обязательно буду. Только счастье бывает разным, мой Терри. Теперь я это понимаю. Я обрету покой и уверенность, что поступила правильно, отказавшись от тебя. Я погружусь в работу и найду в ней своеобразное счастье, как… Как Флэнни". Кенди невольно покосилась на идущую рядом подругу. На лице Флэнни светилось привычное умиротворение, а серые глаза смотрели строго и невозмутимо. - Мы обязательно встретимся – это я тебе обещаю! "Господи, ну зачем я об этом снова вспомнила? Это был всего лишь ничего не значащий эпизод в моей жизни. Да, это был мой первый поцелуй. Но это совсем ничего не значит! Абсолютно! Как и этот бабник в военной форме! Какая ты глупая, Флэнни Гамильтон! Вряд ли в мире есть еще одна такая дурочка! Да он, поди, и думать о тебе забыл. И имени-то не запомнил! А ты все еще лелеешь воспоминания. Забудь его! Вы никогда больше не встретитесь. А его слова… Ну… Должен же он был сказать тебе что-нибудь на прощание. В конце концов, ты была одной из тех, кто за ним ухаживал. И вообще, с чего ты взяла, что он ухлестывал только за тобой? Кто знает, что он говорил всем остальным медсестрам. Хотя бы той же Кенди. Он довольно часто разговаривал с ней. Так что выброси его из головы! Чарльз Грант больше никогда не появится в твоей жизни. Он – прошлое, а о прошлом не стоит вспоминать! Забудь! Забудь! Забудь! Забудь!" На лице Флэнни светилось привычное умиротворение, а серые глаза смотрели строго и невозмутимо. "Лицемер! Боже мой, какой же я лицемер!" Экипаж слегка трясло по булыжной мостовой. Арчи смотрел на проплывающие в окне знакомые силуэты зданий отсутствующим взглядом, мысли его были далеко. Перестук колес и сиплые гудки поезда, неожиданная встреча на вокзале, короткий разговор, вихрь эмоций – все это смешалось и безумным цветастым калейдоскопом вертелось в измученном сознании. Мысли летели одна за другой. Одна страннее другой. Смутно сознавая, что делает, Арчи выбрался с вокзала и поймал экипаж. Машинально назвал извозчику адрес конторы Альберта и, откинувшись на сиденье, попытался собрать мысли и чувства в кулак. Получалось плохо. Вернее, не получалось. Совсем. Но самое странно было в том, что Арчи вдруг понял, что ни во время разговора с Кенди, ни после, ни в данный момент не чувствовал себя виноватым перед ней. Это было очень странно. Ведь этой ночью он изменил ей. Да-да, именно изменил. Арчи не собирался лгать себе, отрицая тот факт, что предшествующую ночь он провел с Анни. Ласкал ее, целовал. Анни, а не Кенди. Пусть он был пьян, это ничего не меняло. Он понимал, что делает, кто рядом с ним, и не противился этому. Наоборот. Он хотел этого. В поезде он долго размышлял о том, что произошло. Арчи казалось, что он никогда больше не сможет даже заговорить с Кенди, не говоря уже о том, чтобы посмотреть ей в глаза. Но вот они встретились, и он разговаривал с ней, как ни в чем не бывало, смотрел ей в глаза, улыбался. И даже передал привет от Анни. Он передавал привет женщине, в которую был влюблен, от женщины, с которой ей изменил. Господи, да одной этой совершенно извращенной, отвратительно уродливой ситуации было достаточно, чтобы сойти с ума. Однако же он не сошел. Но самое главное, он не чувствовал себя виноватым. Совершенно. Ни вины, ни раскаяния. Усталость, встревоженность, удивление, неловкость… Что угодно, но не вина. А вот перед Анни чувствовал. Думая о девушке, оставшейся в Нью-Йорке, из постели которой он сбежал тайком, как последний трус, Арчи чувствовал себя ужасно виноватым. Но не за эту безумно-сладостную, грешную ночь, а за то, что сбежал. Но, мучаясь виной, он вдруг отчетливо понял еще одну странную вещь, удивившую его еще больше: вспоминая о том, что произошло между ним и Анни, он не ощутил стыда. Он чувствовал себя виноватым. Но не жалел. Он ни о чем не жалел. От всех этих противоречивых мыслей начала болеть голова. Арчи прижался лбом к холодному оконному стеклу и закрыл глаза. Он был совершенно растерян. Продолжение следует…