Когда мы встретимся вновь

Спокойно и просто я встретилась с вами, В душе зажила уже старая рана. Но пропасть разрыва легла между нами: Мы только знакомы. Как странно… Как странно все это: совсем ведь недавно Была наша близость безмерна, безгранна, А ныне… Ах, ныне былому неравно Мы только знакомы. Как странно… Завязка ведь – сказка. Развязка – страданье. Но думать все время о нем неустанно Не стоит, быть может. Зачем? До свиданья. Мы только знакомы. Как странно… Л. Пеньковский Октябрь 1918 года, Нью-Йорк. Утро было великолепным. Солнце светило не по-осеннему ярко и тепло, а в бирюзовом небе не было ни облачка. Солнечные лучи весело скользили по зданиям и вымощенным черным камнем улицам оживающего города, играли сверкающими бликами на стеклах, навевая радость и умиротворение. Пробегавший изредка легкий ветерок гнал опавшие золотые листья и ласковой рукой трепал локоны дам, чинно прогуливающихся по тротуарам Дамской мили. День обещал быть прекрасным. - Боже, наконец-то свободный день, - Жермен счастливо зажмурилась на мгновение и глубоко вздохнула. – День, когда можно просто бродить по улицам, ни о чем не беспокоясь, гулять по магазинам и… - она сделала многозначительную паузу и лукаво взглянула на идущую рядом девушку, - даже отправиться на свидание, - хитро усмехнувшись, закончила она. Эти слова вывели Анни из состояния задумчивой созерцательности, в котором она пребывала с того момента, как они вышли из дома. Чуть вздрогнув, она недоуменно посмотрела на свою спутницу, но когда до нее дошел смысл фразы, произнесенной той, смущенно зарделась и отвернулась. - Ничего подобного, - пробормотала она едва слышно. – Вы же прекрасно знаете, что я… - …ни с кем не встречаешься? – закончила за нее Жермен и снова усмехнулась. – Знаю, знаю. Между прочим, это очень удивительно, особенно если учесть, что ты молода, очень красива и не замужем. Столько мужчин смотрят тебе вслед, когда ты проходишь мимо. Неужели ты этого не замечаешь? - Вы преувеличиваете, - растерянно пробормотала вконец смущенная Анни. - Ничуть не бывало, - нахмурившись, возразила Жермен, обиженно надув губки. – Ты действительно не замечаешь этого или жеманничаешь? – неодобрительно осведомилась она, бросив на девушку косой взгляд. - Нет, что вы. Убедившись, что она говорит искренне, Жермен вздохнула и снова расцвела в привычной добродушно-насмешливой улыбке. - Тем лучше. Кокетство – это замечательно. Оно присуще каждой из нас, это часть души женщины, ее существо. Но кокетство должно быть легким, ненавязчиво-незаметным и невинно-милым. Оно должно быть неуловимым облачком вокруг женщины. Ее невидимой королевской мантией. И ни в коем случае не переходить этих границ, иначе оно превращается в грубое и раздражающее жеманство, а это отвратительно. Жеманство сводит на нет очарование женщины, моя дорогая, - мадам Бурже внимательно посмотрела на вновь погрустневшее лицо Анни. – И все же ты влюблена. Девушка вздрогнула, метнула на нее смущенно-испуганный взгляд, но тут же снова опустила ресницы, под которыми на мгновение мелькнул знакомый образ. - С чего вы взяли? – пробормотала она, стараясь, чтобы ее слова прозвучали, как всегда, спокойно и небрежно. Однако ее усилия оказались напрасными, поскольку Жермен лишь мечтательно вздохнула, а в ее глазах засветились понимание и сочувствие. - Милочка моя, я достаточно долго живу на свете и кое-что понимаю в жизни. - Но… Как… - …я догадалась? Очень просто, mon сhe`re. Вас выдают глаза. У вас взгляд влюбленной женщины, мадемуазель Аннет. Влюбленной… и очень несчастной. - Неужели? – насмешливо осведомилась Анни, стараясь вернуть себе прежний невозмутимый вид. - Именно, - утвердительно кивнула француженка, ее ничуть не обманул этот маленький спектакль. – И поскольку вы приехали в Нью-Йорк сравнительно недавно и сразу же поселились в пансионе миссис Джонс, у меня была возможность понаблюдать за вами. Вы явно влюблены и столь же явно несчастны, но, в то же время, ни с кем здесь не встречались и не встречаетесь, значит, причина печали, спящей в ваших глазах, осталась там, откуда вы приехали. Я права? Анни в который раз мысленно поразилась удивительной наблюдательности этой женщины, ставшей за эти несколько месяцев не только ее наперсницей и наставницей в работе, но и другом. Лгать было бессмысленно, поэтому она лишь тяжело вздохнула и, чуть улыбнувшись, кивнула головой. - Да, вы правы. Как всегда. Улыбка сошла с лица Жермен, и оно приняло серьезное, даже строгое выражение. - Не хочешь рассказать мне об этом? – тихо предложила она. – Тебе станет легче. С минуту Анни молча смотрела куда-то вдаль странным отсутствующим взглядом, словно прислушиваясь к чему-то внутри, а затем длинные ресницы опустились, скрывая ее глаза, и она медленно покачала головой. - Нет. Может быть, когда-нибудь потом. В другой раз. Когда это будет не так больно. Но не сейчас. Я едва справилась и только-только начала налаживать свою жизнь. Я не хочу сейчас вспоминать об этом. Простите, Жермен, но не сейчас. Жермен долго смотрела на нее печальным серьезным взглядом немало повидавшей в жизни и умудренной опытом женщины, а затем тряхнула головой и улыбнулась прежней беззаботной и радостной улыбкой истинной парижанки. - Это вы меня простите, дорогая. Я не имею никакого права задавать вам столь личные вопросы. Это было грубо и бестактно. Нет, хуже - бесцеремонно! Примите мои глубочайшие извинения, милочка, - она посмотрела в раскинувшееся над ними ярко-синее небо. – Посмотри-ка, как светит солнце. Такая погода – редкость для этого времени года, а уж тем более для нашего громоздкого запыленного Нью-Йорка. В такой прекрасный день грех предаваться печали и унынию. Улыбнитесь, моя милая. Все пройдет, поверьте мне. Беды и печали прошлого канут в небытие, словно дурной сон. И однажды вы проснетесь и поймете, что все прошло. И вы вновь почувствуете теплые лучи солнца, ласковое прикосновение ветра, увидите таинственно-непостижимое сияние звезд… и улыбнетесь. Улыбнетесь легко и беззаботно, словно ничего и не было. Так уж устроена наша жизнь. И это к лучшему! – закончила Жермен таким твердым и беззаботным тоном, словно писатель, ставящий последнюю точку в наконец-то законченной новой книге. Анни задумчиво посмотрела в эти темные глаза, сияющие ласковым светом и непоколебимой и искренней уверенностью в сказанном, и чуть улыбнулась. - Вы так красиво говорите, что невольно начинаешь верить, - пробормотала она. - Так и будет, моя милая. Вот увидишь. Страдания и боль делают нас сильнее… и мудрее. Они дают нам возможность острее почувствовать счастье. Нужно всего лишь подождать. Немного подождать. Время и расстояние – лучше лекари, а у тебя… - Жермен снова улыбнулась, - …есть и то, и другое. – внезапно француженка, словно опомнившись, оглянулась по сторонам и покачала головой. - Mon Diue!!! – воскликнула она, всплеснув руками. – Что мы все о грустном да о грустном. У нас всего несколько свободных часов, а мы тратим их на печальные воспоминания о том, чего уже не изменишь, вместо того, чтобы наслаждаться жизнью. Вперед, милочка Аннет! Погрустить мы всегда успеем, а вот для удовольствия у нас не так много времени! Подхватив девушку под руку, она продолжила путь. Анни совсем не удивилась столь резкой перемене: за то время, что они были знакомы, она привыкла к несколько вольному и эксцентричному поведению мадам Бурже, а потому молча последовала за ней, разглядывая витрины магазинов с интересом, хотя и без того детского восторга и энтузиазма, которые сейчас отражались на лице ее новой подруги. К тому же, Жермен при всех ее странностях отличалась удивительной мудростью и крайне редко ошибалась. Вот и сейчас Анни не могла не признать справедливости ее слов. «Слезами делу не поможешь. К тому же, свободные минуты действительно выпадают так редко, что не стоит тратить их на грустные воспоминания и сожаления о прошлом. Нужно идти вперед. Жизнь продолжается», - думала она, машинально следуя за энергичной француженкой и практически не вслушиваясь в ее легкую болтовню. С того памятного вечера, когда она помогла месье и мадам Бурже выполнить заказ, минуло несколько месяцев. Очевидно, месье Бурже не зря так переживал и беспокоился в тот день, поскольку с тех пор ресторан «У Антуана» незаметно приобрел репутацию весьма милого и уютного местечка, посещаемого самыми респектабельными и уважаемыми людьми города. Анни по-прежнему считалась помощницей, но вот обязанности ее по сравнению с тем давним вечером значительно увеличились. Теперь помимо чистки и мойки посуды, полов и плит, ухода за цветами и сервировки столиков она училась у Жермен управлять этой маленькой империей, что, несмотря на скромность дела, оказалось весьма непросто и требовало немалого умения, такта и сообразительности, иногда помогала Франсуа, выполняя обязанности официантки, но самое главное - она была удостоена чести стать личным ассистентом месье Антуана в приготовлении его великолепных блюд. Вопреки ее ожиданиям, месье Бурже относился к ней намного более уважительно и терпимо, а за глаза, по словам Жермен, даже называл ее своим счастливым талисманом, но, разумеется, он никогда не говорил этого Анни лично. Более того, временами он буквально изводил ее придирками ко всяким абсолютно несущественным, на ее взгляд, мелочам. Но даже в такие моменты она старалась сохранять спокойствие и терпеливо сносила все его выпады и колкости по поводу «свойственной всем женщинам» неумелости, неспособности и тому подобного, старательно впитывая новые знания. «К тому же, это очень интересно. Может быть, однажды я открою собственный ресторан, - эта неожиданно пришедшая в голову мысль заставила ее улыбнуться. – Это было бы замечательно!» Ее взгляд рассеянно скользнул по сверкающему стеклу очередной витрины и… замер. Там, за гладкой блестящей поверхностью, было выставлено настоящее произведение искусства из мерцающего черного шелка, изящно украшенное волной тончайших черных и вишневых кружев. Анни затаила дыхание от непередаваемого волшебного ощущения истинно женского восхищения. Никогда раньше она не испытывала ничего подобного, но никогда раньше она и не видела такой красоты. - Прелестные вещицы, не так ли? – ворвался в ее затуманенное восторгом сознание голос Жермен, в котором прозвучали нотки скрытой усмешки. Чуть вздрогнув, Анни смущенно опустила ресницы и осторожно покосилась на стоящую рядом женщину. Однако ее старания оказались напрасны, поскольку мадам Бурже не смотрела на нее - все ее внимание было приковано к тому же вызывающе прекрасному дамскому белью, выставленному в витрине . - Н-нет, - неуверенно пробормотала Анни. - Не лгите, - фыркнула француженка и насмешливо посмотрела на нее. - Я же вижу, что эта очаровательная вещица вам нравится. Чего вы стыдитесь, Аннет? Мы же женщины. Нам должны нравиться подобные вещи, - она снова перевела взгляд на так понравившийся Анни корсет и восторженно прищелкнула языком. – Шелк и кружева. Да еще и в таком сочетании! М-м… Просто мечта! Не удержавшись, Анни еще раз взглянула на витрину, но тут же заставила себя отвернуться. - Он нескромный и ужасно неприличный, - наконец пробормотала она едва слышно. – Настоящая леди ни за что не наденет такую вызывающую вещь. Даже если это нижнее белье. Приличная женщина даже смотреть на него не станет. Услышав эти слова, Жермен оторвалась от восхищенного созерцания витрины и уставилась на стоящую рядом девушку. Несколько мгновений она просто смотрела на нее изумленно-неверящим взглядом, а затем рассмеялась. - Господи, сhe`re, где вы набрались этого ханжества?! – Анни промолчала, ошеломленно глядя на смеющуюся женщину и не зная, что сказать. – Все, что вы сказали – абсолютная глупость. Большинство женщин в мире, в том числе и настоящие леди, носят именно такое, как вы изволили выразиться, «ужасно неприличное» нижнее белье. И делают это по одной простой причине – оно нравится мужчинам, - Анни отчаянно покраснела, но Жермен, заметив это, лишь небрежно повела плечиком. – Не стоит так смущаться, моя дорогая. Это всего лишь правда. Кокетство и такие вот пикантные штучки – наше главное, если не единственное оружие в борьбе за внимание мужчин. Что поделаешь, так устроен мир. - Но… Оно такое… Такое… - Анни замялась, подбирая слова. – Откровенное и… вызывающее, - наконец закончила она. - О, да, - усмехнулась Жермен. – А еще соблазнительное и очень красивое. И я не думаю, что на этой планете существует мужчина, который отказался бы получить подобный вызов. Именно поэтому большинство мужей - увы, как ни печально признавать сей факт - оставляют своих благопристойных, скромных, скучных жен, разбивая их верные, любящие сердца, и очертя голову бросаются в объятия испорченных, расчетливых куртизанок, которые не стесняются своих желаний и не боятся быть вызывающими и непристойными. Наоборот, их грубая откровенность еще сильнее влечет мужчин. И они летят к ним, словно мотыльки на огонь… и часто сгорают в их фальшивом, продажном пламени. И встает вопрос: должна ли я во что бы то ни стало быть пристойной и скромной и, сложив руки и ничего не предпринимая, ждать, когда мой мужчина, пресытившись пресной любовью, отправится искать острых ощущений в объятиях проститутки, или же должна удержать его, пожертвовав ради этого маленькой толикой скромности и благочестивости? В первом случае я не нарушу многочисленных условностей, предписываемых приличиями, но, тем не менее, буду несчастна, а во втором - не только удержу любимого мужчину, сохраню семью и собственное счастье, но и позволю себе почувствовать себя женщиной. Такой, какой создал меня Бог. Чувственной, соблазнительной, страстной. Любящей и любимой. И все это в обмен на пару-тройку нарушенных приличий, глупых условностей, придуманных ханжами, которым не так повезло в жизни и которые не знают, что такой любовь, желание и страсть. К тому же, об этом и знать-то никто не будет, кроме моего мужа. По-моему, выбор очевиден. Если для того, чтобы удержать любовь мужа, его интерес ко мне, его внимание и восхищение, я должна быть вызывающей и непристойной – я буду! Но! – Жермен сделала эффектную паузу, послав Анни предупреждающий взгляд. – Здесь, как и во всем, важно не перегнуть палку, - продолжила она строгим нравоучительным тоном. - Иначе может пострадать репутация, а это ни к чему. В большинстве своем условности и правила приличия, конечно, ужасно устарели, они мешают нам открыто выражать свои чувства, мешают нам быть свободными, сковывая нас своими узкими жесткими рамками. Но бывают моменты, когда только они удерживают нас над бездонной пропастью, в которую неумолимо влекут нас чувства. Свобода кружит голову, Аннет. Она пьянит сильнее, чем вино. А нарушая правила, мы словно бы избавляемся от оков и обретаем долгожданную свободу. Но пройдя над пропастью, заглянув в нее и оценив глубину возможного падения, мы благодарим эти сухие правила, придуманные когда-то и кем-то, может быть, не удержавшимся на краю этой пропасти и познавшим ее темные глубины, за то, что благополучно выбрались на безопасный берег. Иногда условности – единственная граница, отделяющая черное от белого, добро от зла, чистоту от грязи. И мы не должны забывать об этом, - закончила мадам Бурже. С минуту Анни молча смотрела на нее, а затем нахмурилась, словно обдумывая что-то. - А как отличить, какие условности можно нарушать, а какие нет? – внезапно спросила она. - Хм-м, - Жермен задумчиво посмотрела в небо и улыбнулась. – А вот это каждая из нас определяет для себя сама. Все зависит от того, как именно, когда и с кем ты это делаешь. Скажу тебе лишь одно, Аннет: среди женщин нет святых. Все мы хотя бы раз, но нарушили правила приличия. Все! Но, вместе с тем, никогда не следует пренебрегать собственной репутацией, иначе вместо свободы и счастья ты получишь презрение, станешь отверженной. Мужчинам в этом отношении больше повезло, они могут позволить себе многое из того, что не можем позволить себе мы, и при этом их поступки останутся безнаказанными, более того, вызовут восхищение своим безрассудством. Но не стоит завидовать им, ибо, в конечном итоге, миром управляем именно мы, женщины… И любой мужчина, кем бы он ни был, каковы бы ни были его характер и положение, рано или поздно склоняется перед женщиной. Но наша власть – это власть преклонения, власть идола. Она очень сильна, но в то же время хрупка. Идол не должен пасть со своего пьедестала. Именно поэтому нам следует быть вдвойне осторожными, – Жермен довольно улыбнулась и снова повернулась к витрине. – А теперь как насчет того, чтобы все же зайти в этот очаровательный магазин и посмотреть товар поближе? – весело осведомилась она и, не дожидаясь ответа, направилась к двери. Анни проводила ее ошеломленным взглядом и нерешительно оглянулась по сторонам. Прохожие чинно шествовали мимо, не обращая на нее никакого внимания. Никому не было до нее дела. «Все верно. Больше мне никто не скажет, что и как нужно делать. Теперь все решения принимаю я. Только я. Но… Как я должна поступить сейчас? – она снова посмотрела на витрину, мерцающую шелком и кружевами. – Впрочем, не думаю, что моя репутация пострадает, если я войду в этот магазин. В конце концов, он расположен на центральной улице. Да и Жермен совершенно спокойно вошла внутрь, а о ней все отзываются с большим уважением. Кроме того, даже если я куплю себе такие вещи и буду носить их, об этом все равно никто не узнает. Но мама наверняка была бы шокирована. А вдруг она тоже носит такие вещи? – Анни попыталась представить себе мать в чем-то вроде корсета, который был выставлен в витрине, но ничего не получилось. – Нет, это просто смешно! Мама точно никогда бы не надела такое. Ужасно глупая мысль! Пати и Кенди тоже никогда бы не надели ничего подобного, - эта мысль заставила ее нахмуриться. – Тем лучше! Я – не Кенди! И, в конце концов, мне это действительно нравится и никто ничего не узнает!» Она решительно направилась к дверям магазина и вошла внутрь. Тяжелая деревянная дверь с глухим стуком захлопнулась за его спиной. Арчи быстро спустился с невысокого крыльца на тротуар и, закрыв глаза, вздохнул полной грудью. Прохладный ночной воздух приятно освежил голову. После шума, гама и духоты биржевого офиса освещенная фонарями Уолл-стрит казалась странно тихой и очень красивой. Открыв глаза, Арчи направился к ближайшему фонарю и, вынув из кармана часы, взглянул на циферблат. «Еще несколько часов». Захлопнув крышку, он снова положил часы в карман и неторопливо двинулся вниз по улице, наслаждаясь прохладой, покоем и красотой позднего Нью-Йоркского вечера. «Все-таки как красив Нью-Йорк ночью! Почти как Чикаго. И где-то здесь теперь живет Анни. Наверное, нужно было узнать ее адрес у мистера Брайтона и навестить ее. Нет, пожалуй, не стоит. К тому же, я все равно уезжаю через несколько часов. И отъезд из Чикаго был срочным. Да и ни к чему все это. У Анни теперь своя жизнь». Арчи тряхнул головой, прогоняя грустные воспоминания, и внезапно ощутил сильный голод, что, впрочем, совершенно не удивило его. Он прибыл в Нью-Йорк рано утром и, не успев позавтракать, сразу же отправился на биржу. Торги оказались очень трудными и требовали постоянного присутствия и внимания, котировки менялись с невероятной скоростью. В итоге Арчи чувствовал себя неимоверно усталым. Голова гудела, а желудок сводило голодной судорогой. «Было бы неплохо зайти куда-нибудь и поужинать перед отъездом». Закончив резать морковь, Анни отложила нож в сторону и обвела глазами стол, уставленный тарелками с нарезанными соломкой, ломтиками и кубиками овощами и мясом. «Кажется, все». - Я закончила, - объявила она, оборачиваясь. - Замечательно, - пробурчал месье Антуан, в очередной пробегая мимо нее. – Займись чем-нибудь. Анни недоуменно посмотрела ему вслед, пожала плечами и медленно обвела кухню внимательным взглядом, выискивая, что не так. Однако вокруг царил почти идеальный порядок: посуда сверкала, словно зеркало, пол и стены блестели чистотой, продукты были тщательно разложены на огромных столах, а на широких плитах вовсю кипели кастрюльки и шипели и шваркали сковороды. Тем не менее, если судить по горестно-озабоченному выражению лица месье Антуана, то они находились на грани, по меньшей мере, вселенской катастрофы. Ловко лавируя среди этого изысканно благоухающего великолепия и изобилия, он носился из стороны в сторону, словно помешанный, что-то раздраженно-недовольно, а временами даже жалобно бормоча себе под нос на родном языке. «Интересно, это я сделала что-то не так или у него просто плохое настроение? - Анни на всякий случай еще раз пристально осмотрела кухню и снова пожала плечами. – Вроде бы все в порядке». В этот момент дверь, ведущая в зал для посетителей, распахнулась, и в кухню буквально ввалился Франсуа. Устало опустившись на первый попавшийся стул, который стоял чуть подальше, у стены, он облегченно вздохнул и, откинув назад упавшую на лицо темную прядь, ударил ладонью по двери, отчего та захлопнулась с громким стуком. - Mon Diue, Франсуа!!! – немедленно донесся возмущенный стон месье Бурже. – Нельзя ли поосторожнее?! Неужели так сложно закрыть ее аккуратно и тихо? Ты мешаешь мне сосредоточиться! К тому же, если так хлопать дверью, ее можно повредить! Франсуа ничего не ответил, а лишь обреченно возвел глаза к небу, очевидно, умоляя о сочувствии и снисхождении. Анни чуть улыбнулась. С того памятного вечера, когда Франсуа подвел его, месье Антуан обращался с ним подчеркнуто жестко и сурово, а на все вопросы сухо пояснял, что дисциплина еще никому не повредила и он делает это в интересах сына. Иногда Анни даже становилась немного жаль Франсуа, который, в сущности, был довольно милым юношей, может быть, немного рассеянным и безответственным, впрочем, как и многое молодые люди в его возрасте, но в то же время добродушным и веселым. Благодаря совместной работе они даже подружились… - Да, конечно, - вздохнул между тем Франсуа, протягивая пробегающему мимо отцу листок с очередным заказом. Месье Бурже ловко подхватил его, мельком окинув взглядом. - Готов еще один, - пробурчал он, махнув рукой в сторону ближайшего стола, на котором красовался уставленный блюдами поднос, и поспешил к плите. Франсуа снова умоляюще возвел глаза к небу и устало вздохнул. - Господи, когда же закончится этот ужасный день, - донеслось до Анни его горестное бормотание. Девушка усмехнулась. Сняв фартук, Анни аккуратно повесила его на ближайший стул и взяла поднос. - Я отнесу, а ты отдохни немного, - прошептала она в ответ на удивленный взгляд Франсуа и направилась к двери. – Который столик? - У второго окна, - ответил молодой человек, открывая дверь, удивление в его глазах сменилось благодарностью. - Спасибо, мадемуазель Аннет. - Пожалуйста, - улыбнулась Анни и вошла в зал. Прошествовав к указанному Франсуа столику, она принялась ловко, хотя, может быть, и не с так быстро и профессионально, как это делал сын месье Бурже, расставлять блюда на столе, тщательно стараясь ничего не перепутать. В этот момент портьера, скрывающая вход, мягко колыхнулась, и в зал вошел еще один посетитель. Краем глаза Анни заметила, что он занял ближайший к выходу столик и замер в ожидании. Составив с подноса последние тарелочки с соусом, девушка бесшумно отступила назад, чтобы ненароком не задеть гостей, и чуть поклонилась, не отрывая глаз о пола и сохраняя на лице выражение холодной невозмутимости, после чего поспешила к небольшой стойке у стены, на которой лежали оправленные в блестящую кожу цвета слоновой кости книжки меню. Взяв одну из них, Анни повернулась, намереваясь вручить ее новому посетителю, и… ошеломленно застыла, чувствуя, что не в состоянии сделать ни единого движения. Ноги словно вросли в пол, голова кружилась, а в глазах на мгновение потемнело. За столиком у входа сидел Арчи. Откинувшись на спинку стула и положив одну руку на стол, он смотрел прямо на нее, нетерпеливо постукивал кончиками пальцев по скатерти и улыбался. Почему-то именно его улыбка помогла ей справиться с собой. Сделав глубокий вдох, чтобы унять оглушающе-бешеный стук сердца, Анни опустила ресницы, чтобы не видеть его. Выждав еще несколько секунд в надежде, что ее лицо вновь обретет выражение непроницаемого и безмятежного спокойствия официанта-профессионала, она ощутила, как к ней возвращаются прежние уверенность и самообладание, и направилась к нему. - Добрый вечер, месье, - очень мягко и вежливо, но совершенно ничего не выражающим тоном произнесла Анни, останавливаясь рядом со столиком и положив перед Арчи книжку меню. – Добро пожаловать в ресторан «У Антуана». Мы очень рады, что вы пришли к нам, и надеемся, что вам здесь понравится. Услышав официальное приветствие, произнесенное таким пустым, равнодушным тоном, словно они впервые встретились, Арчи чуть вздрогнул от неожиданности, улыбка медленно сошла с его лица, на котором отразились удивление и растерянность. - Здравствуй, Анни, - неуверенно пробормотал он и замолчал, не зная, что сказать. Выражение ее лица не изменилось, оставшись таким же спокойным, равнодушным и зеркально-непроницаемым, словно вырезанный из мрамора и навеки застывший в своей вечной тихой красоте лик статуи. - Мы рады предложить вам самые изысканные блюда французской кухни, - продолжила она, не поднимая ресниц, словно не слышала его приветствия. – Вы сделаете заказ сразу или мне подойти позже? Арчи болезненно поморщился и, чуть наклонившись вперед, с упреком посмотрел на девушку, стараясь поймать ее взгляд. - Зачем ты так? – расстроенно пробормотал он. – Мне казалось, мы друзья… Длинные ресницы дрогнули на мгновение и снова замерли, отбрасывая темные тени на округлость щек. - Мы – друзья, Арчи, - помолчав, ответила Анни. – Но это – моя работа. Если ты пришел сюда только для того, чтобы увидеть меня, то тебе лучше уйти. - Но это не так! – горячо возразил молодой человек, его глаза загорелись искренним возмущением на несправедливое обвинение. – Я не знал, что ты здесь работаешь! Я даже не предполагал. Я пришел сюда поужинать. Я приехал в Нью-Йорк рано утром. Торги заняли весь день, так что я остался без завтрака и обеда. А это место мне порекомендовали знакомые. Снова воцарилась тишина. Лицо Анни по-прежнему было спокойным и равнодушным, ресницы остались опущенными, и только уголки губ чуть дрогнули в заученной вежливо-услужливо-безразличной улыбке. - Что будете заказывать, месье? – коротко осведомилась она. Арчи расстроенно вздохнул и, открыв книжку меню, быстро пробежал ее глазами. Застыв в неподвижном безмолвии, Анни терпеливо ждала. - Я… Я не очень разбираюсь во французской кухне, - наконец пробормотал Арчи, поднимая голову. Захлопнув книжку, он протянул ее девушке и виновато улыбнулся. – Если можно, оформи заказ на свой выбор. Ты знаешь, что мне нравится, а я доверяю твоему вкусу. Анни вздрогнула и удивленно посмотрела на него, но тут же снова опустила ресницы, спрятавшись за маской безмятежного спокойствия. - Как пожелаете, сэр, - последовала очередная дежурная фраза, произнесенная холодным, невозмутимым тоном. – Вино? - Нет. Девушка молча кивнула и, развернувшись, неторопливо направилась к двери, ведущей на кухню. Несколько часов спустя… Уборка подходила к концу. Ловкими движениями Анни неторопливо водила щеткой по полу, собирая мусор в аккуратную кучку у порога. На лице девушки застыло задумчивое выражение, а меж сведенных бровей прорезалась морщинка скрытого напряжения. Ее глаза не отрывались от ворсинок щетки, плавно скользящих по гладким доскам, но взгляд был пустым и отстраненным и явно свидетельствовал о том, что ее мысли витают где-то очень далеко, что, впрочем, было абсолютной правдой. Хотя прошло уже несколько часов, но разум Анни все еще был поглощен размышлениями о состоявшейся встрече. Все произошло так неожиданно, что совершенно выбило ее из колеи. Разумеется, она знала, что когда-нибудь они встретятся. Более того, что они будут вынуждены встречаться, ведь Арчи часто бывал в Нью-Йорке по делам, да и она должна будет время от времени приезжать в Чикаго, чтобы навещать родителей. Но она не думала, что это произойдет так скоро и так внезапно, да еще и в такой обстановке. Вообще-то Анни как-то не задумывалась о том, где, как и когда произойдет эта встреча. Почему-то ей казалось, что это произойдет еще не скоро. Очень не скоро. Новый город, новый дом, новые знакомые и, наконец, работа. Они завертели ее в стремительном водовороте, отчего прежняя жизнь стала казаться чем-то далеким и нереальным, словно странный полузабытый сон. И вдруг этот сон воскрес из небытия фантазии, мучая какими-то неясными вопросами, смутной потребностью сделать что-то. В общем, она оказалась абсолютно не готова к тому, чтобы встретиться с ним сегодня, но неугомонная и неумолимая насмешница-судьба как всегда распорядилась иначе. Первым ее порывом, когда она вернулась на кухню, было передать обслуживание этого столика Франсуа и больше не появляться в зале. Однако, немного успокоившись, она отказалась от этого намерения, мысленно отчитав себя за столь жалкое проявление слабости и неумения справляться с неожиданными и сложными ситуациями. «Нельзя же всю жизнь теперь убегать от него, - думала она, машинально черкнув на листке бумаги название пары блюд, которые наверняка пришлись бы ему по вкусу и протянув его пробегавшему мимо месье Антуану. – К тому же, Арчи прав. Мы больше не помолвлены, но мы все еще друзья. Будет очень странно, если я начну вдруг избегать его. К тому же, рано или поздно мы все равно бы встретились. Когда-то же это должно было случиться. Так почему не здесь и не сегодня? Может быть, если мы будем видеться вот так, то я быстрее привыкну к нашим новым отношениям и смогу научиться видеть в нем только друга. В любом случае, пора оставить прошлое в прошлом. И я сделаю это сегодня. Сейчас!» К счастью, все семейство Бурже было так поглощено работой, что никто не обратил внимания на ее притихший, задумчивый вид. В итоге она лично обслужила столик, за которым расположился Арчи, но держалась подчеркнуто холодно, вежливо и спокойно, словно они никогда раньше не встречались и он был всего лишь одним из многочисленных безликих посетителей. Очевидно, Арчи принял предложенные ею правила игры, поскольку больше не пытался заговорить с ней, за исключением нескольких слов официальной благодарности, когда она принесла его заказ, а, быстро покончив с ужином, расплатился и ушел. Наконец последний мусор был убран. Анни поставила щетку на место и медленно обвела кухню придирчивым взглядом, но ничего не обнаружила. Посуда была вымыта, высушена и расставлена по шкафам, столы вытерты, плиты начищены. Сняв косынку и фартук, Анни аккуратно сложила их, повесила на спинку стула, как делала это обычно, и направилась в зал для посетителей. Здесь тоже никого не было, за исключением Франсуа, менявшего оплавленные свечи в изящных бронзовых подсвечниках, и Жермен, которая устроилась за одним из столиков и сосредоточенно что-то писала в учетной книге. - Я закончила, - мягко произнесла Анни, подходя к француженке. – Помочь? Та оторвалась на мгновение от записей и задумчиво-отрешенно взглянула на девушку поверх круглых стекол очков, украшавших ее носик. - Нет, милочка, - Жермен улыбнулась. – Сегодня был очень трудный день. Вы славно поработали, моя дорогая, и наверняка устали. Идите домой и отдохните. Вы это заслужили, мадемуазель Аннет. А с бухгалтерией я как-нибудь сама управлюсь… К тому же, я все равно уже заканчиваю. Идите, милочка, - тут ее взгляд упал на окно, за которым расплескалась чернильная тьма, и чуть нахмурилась. – Уже довольно поздно. Франсуа проводит вас. - Не стоит… - попыталась было возразить Анни. - Разумеется, стоит! – решительно перебила ее мадам Бурже и нахмурилась еще сильнее. – Девушке не следует в одиночестве ходить по улице так поздно. Об этом не может быть и речи! Город – это очень опасное место, моя дорогая. Особенно такой большой город, как Нью-Йорк. Может быть, Франсуа и не такая надежная защита, но лишняя предосторожность не повредит. К тому же, это не составит ему труда. Верно, Франсуа? - Конечно, - отозвался молодой человек. – Вам не следует ходить одной так поздно. Я с удовольствием провожу вас, мадемуазель Аннет. Подождите немного. Сейчас я закончу со свечами, и мы отправимся домой. - Вот видите, - снова улыбнулась Жермен. – А я буду спокойна. - Вы напрасно беспокоитесь, - снова попыталась возразить Анни. - Сейчас вовсе не так уж поздно, и на улицах много прохожих. - Не спорьте, моя дорогая! – объявила француженка непререкаемым тоном. - Вы идете с Франсуа – и точка. И я больше ничего не желаю слышать. - Хорошо, - вздохнула Анни, в очередной раз поняв, что спорить бесполезно. Опустившись на ближайший стул, она принялась ждать. Ее совсем не удивило предложение мадам Бурже, как и готовность, с которой Франсуа поддержал мать. Они частенько возвращались домой вместе, особенно в те дни, когда посетителей в ресторане было много и им приходилось задерживаться допоздна, чтобы навести порядок. За прошедшее месяцы они очень подружились с «несносным» сыном месье Антуана и неплохо ладили. Наконец со свечами было покончено, Франсуа взял свой плащ, и они вышли на улицу. Ночной воздух холодной волной ударил в лицо, освежив усталую голову. Остановившись на пороге, Анни вздохнула полной грудью и на мгновение закрыла глаза от удовольствия. Ночь пахла ветром, дождем, опавшими листьями. Осенью. - Что с вами, мадемуазель Аннет? – раздался над ее ухом обеспокоенный голос Франсуа. – Вам плохо? - Нет, - прошептала Анни и чуть улыбнулась, не открывая глаз. – Мне хорошо. Все в порядке, Франсуа. Она открыла глаза и… замерла. На противоположной стороне улицы, прислонившись спиной к фонарю, стоял Арчи. Ветер слабо колыхал длинные полы его расстегнутого плаща, играл концами галстука и длинными прядями волос, выбивающимися из-под шляпы. «Господи, неужели он простоял здесь все это время? – растерянно подумала Анни, ошеломленно глядя на него. – Похоже, так и есть. Ведь он не мог знать, когда я освобожусь. Невероятно. Но… Зачем?» Арчи не пошевелился, не изменил позы и не произнес ни слова. Он просто смотрел на нее. Пристально и серьезно. И ждал. - Кто это? - Что? – Анни вздрогнула и удивленно посмотрела на стоящего рядом Франсуа, но тут же смущенно отвела взгляд, поняв, что совершенно забыла о его присутствии. - Я бы сказал, что он ждет вас, мадемуазель Аннет, - задумчиво сказал Франсуа, внимательно рассматривая застывшую в неподвижности высокую фигуру Арчи. – Вы знаете его? Анни нерешительно замялась, но все же решила сказать правду. - Да. Подожди минуту. Она решительно пересекла улицу. - Что ты здесь делаешь? Арчи выпрямился и, поймав ее взгляд, всмотрелся в ее глаза, словно выискивая в них что-то. Но они были так же невозмутимы и непроницаемы, как и ее голос, в котором прозвучало лишь вполне уместное в данной ситуации вежливое удивление. - Жду тебя, - просто ответил он и чуть улыбнулся. – Я хочу поговорить с тобой, Анни. Ты была занята, поэтому я решил подождать, пока ты освободишься и мы сможем спокойно поговорить. - И ты ждал здесь все это время? Уже поздно, и я устала. Неужели этот разговор нельзя отложить до завтра? - Не могу, - Арчи снова улыбнулся. – Я уезжаю сегодня. Поезд отходит через час. Поэтому я и жду тебя здесь. Может быть, ты составишь мне компанию, мы прогуляемся немного и поговорим? Анни ничего не ответила и долго смотрела на него странным хмуро-испытывающим взглядом, словно раздумывая, следует ли принимать его приглашение. Арчи ждал, внимательно изучая ее лицо и пытаясь понять, о чем она думает. Раньше ему это не составляло труда. Та Анни, которую он знал в Чикаго, была простодушной и открытой, словно ребенок, совершено не умеющий скрывать свои чувства и мысли, что мгновенно отражаются на его лице даже помимо его воли. Но сейчас он ничего не мог прочесть на ее внезапно повзрослевшем, красивом лицею Абсолютно ничего, кроме холодного спокойствия и… недовольства. Словно она была не рада их встрече. «А может быть, так и есть? Может быть, она действительно не рада. Это объясняет ее странное поведение в ресторане. Но… Почему? Мы были помолвлены. И это она расторгла помолвку. Она, а не я. Мне казалось, мы расстались друзьями. Или я ошибаюсь? В таком случае, будет лучше, если я сейчас просто уйду, а она отправится домой с этим парнем. Кстати, а кто он такой?.. Впрочем, теперь это уже не мое дело». Арчи вздохнул и отвел взгляд. - Разумеется, если ты не хочешь, - тихо произнес он. – Ты, наверное, очень устала. У тебя был тяжелый день. К тому же, уже поздно. Я понимаю. Мне просто хотелось немного поговорить с тобой. Мы так давно не виделись. И мне казалось, мы все еще друзья. По крайней мере, до этого момента я в это верил, - Арчи тяжело вздохнул, уголки его губ опустились, сделав его лицо странно жестким, холодным и замкнутым. – Впрочем, теперь это не имеет значения. Прощайте, мисс Брайтон, - сдержанно и официально закончил он и коротко поклонился. Резко развернувшись, молодой человек сделал шаг в сторону, очевидно, намереваясь уйти, но Анни быстро последовала за ним и, схватив за руку, удержала на месте. Арчи обернулся. Анни отпустила его руку и слабо улыбнулась - Ты прав, Арчи, мы все еще друзья, - тихо сказала она. – Прости, если мое поведение показалось тебе странным и грубым. Я не знаю, что на меня нашло. Наверное, просто устала. Не привыкла к новым отношениям. Мне нужно время, Арчи. Время, чтобы разобраться во всем, что произошло. И в себе. А пока… А пока я принимаю твое приглашение на прогулку и с удовольствием составлю тебе компанию, - Анни обернулась и бросила быстрый взгляд на Франсуа, который по-прежнему стоял у ресторана и с нескрываемым любопытством наблюдал за ними. – Подожди минуту. Анни пересекла улицу и остановилась перед юношей. - Извини, Франсуа, но, похоже, тебе придется идти домой в одиночестве, - улыбнувшись, мягко произнесла она. На лице Франсуа мелькнуло удивление. - Вы останетесь с этим человеком? – озадаченно спросил он. – Мне показалось, вы были не рады видеть его. - Вовсе нет, - поспешно возразила Анни. – Просто я не ожидала увидеть его и немного растерялась. Не беспокойся за меня, Франсуа. Это мой старый друг. Мы знакомы уже очень много лет. Но он здесь проездом и через час уезжает домой, в Чикаго, поэтому и ждал меня здесь. Мы прогуляемся немного. Мне о многом хочется расспросить его, узнать о наших общих знакомых. Да и ему, наверное, тоже есть, что спросить и что рассказать. Кто знает, когда еще мы увидимся? - Понятно, - пробормотал молодой человек. – Что ж. До свидания, мадемуазель Аннет. Возвращайтесь побыстрее, иначе матушка снимет мне голову с плеч за то, что я оставил вас в одиночестве, да еще и в компании человека, о котором ничего не знаю. - Спасибо за заботу, Франсуа, - Анни улыбнулась. – Право же, не стоит волноваться. Арчи – хороший человек, с ним я в безопасности. Иди. А мадам Жермен передай, что я скоро вернусь. - Обязательно. Взглянув еще раз на высокого красивого мужчину на противоположной стороне улицы, Франсуа понимающе усмехнулся и зашагал прочь. Удивленная его смешком, Анни с минуту молча смотрела ему вслед, а затем пожала плечами и снова направилась к Арчи. - Кто это? – спросил тот, когда она подошла ближе. - Это, - Анни бросила быстрый взгляд на удаляющуюся фигуру Франсуа и чуть улыбнулась. – Это Франсуа – сын моих соседей. Я познакомилась с ними сразу, как только приехала в Нью-Йорк и поселилась в пансионе миссис Джонс. Они там живут уже давно. Этот ресторан принадлежит месье Бурже. Он же здешний шеф-повар. Мадам Жермен помогает ему, кроме того, она моя хорошая подруга и наставница. Франсуа тоже работает здесь, официантом, а меня месье Анутан взял помощницей. Франсуа милый молодой человек, правда, иногда бывает слишком легкомысленным, но он хороший друг. Месье Анутан – типичный француз. Очень обаятельный, но, пожалуй, слишком суетливый и пытается быть строгим отцом, но у него это не всегда получается. А мадам Жермен просто очаровательна! Она словно сошла с обложки модного французского журнала. И у нее замечательное чувство юмора. - Понятно, - пробормотал Арчи, с удивлением и интересом глядя на девушку. Еще никогда он не видел ее такой счастливой, живой и воодушевленной, как в эти мгновения, когда она говорила о своих новых друзьях и работе. – Значит, ты – помощница шеф-повара? - Да. - Тебе нравится эта работа? Анни задумчиво посмотрела в небо и чуть склонила голову, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя, а затем решительно кивнула. - Да. Мне нравится эта работа. Очень нравится. Арчи улыбнулся. - Ты не жалеешь, что уехала из Чикаго? В конце концов, там твои родители, друзья… Люди, которые заботились о тебе и всегда были готовы помочь. - Нет, - не колеблясь ни секунды, твердо ответила девушка. - Сначала, когда я только приехала сюда, мне было немного страшно. Я даже начала сомневаться в правильности своего решения. Но когда я нашла работу, то почему-то сразу успокоилась. Словно вместе с ней я нашла и свое место в жизни. Наверное, так оно и есть. Я наконец-то нашла свое место. Цель, которую хочу достигнуть. Дело, которое мне нравится. И мне кажется, теперь я стала лучше понимать Кенди и Пати. Это очень важно – иметь цель в жизни. Мы живем, пока нам есть к чему стремиться. Кенди первой из нас поняла это и сделала свой выбор. Это неудивительно. Кенди всегда была такой. Яркой, энергичной… Она что-то искала, к чему-то стремилась. Затем Пати стала учительницей. Судя по ее письмам, это занятие ей очень по душе. Тоже неудивительно, ведь она всегда была такой умницей. И только я никак не могла сделать свой выбор. Не решалась. К тому же, я никак не могла понять, чего же мне хочется. И вот, наконец, поняла. Знаешь, - Анни снова подняла голову, глядя в распростершееся над городом звездное небо, – мне даже кажется, что теперь мы снова стали так же близки с ними, как были когда-то. Несмотря на то, что теперь мы раскиданы по разным городам. У меня такое ощущение, словно я наконец-то догнала их. И это замечательно. Может быть, я просто повзрослела? - Может быть, - Арчи улыбнулся, но тут же вновь посерьезнел и, помолчав мгновение, добавил. - Но как бы то ни было, я рад за тебя. Я очень рад, что ты счастлива, Анни. - Счастлива, - словно эхо повторила девушка. Длинные ресницы над глубокими темными озерами дрогнули и опустились, скрывая их выражение. Арчи удивленно посмотрел на нее и нахмурился. - Что случилось? – тихо спросил он, в его голосе прозвучало беспокойство. – Что-то не так? - Нет, все в порядке, - поспешно заверила его Анни, не поднимая глаз, и улыбнулась, но улыбка вышла неестественной и натянутой. – Все хорошо, Арчи. Расскажи мне лучше о том, как дела в Чикаго. Папа пишет мне, но его письма такие короткие. А от Пати и мистера Альберта я получила лишь по одному письму, и тоже буквально несколько строк. Арчи недоверчиво всмотрелся в лицо девушки, озадаченный и смущенный ее странной реакцией на его слова, хотя, как ему казалось, он не сказал ничего такого особенного. В конце концов, он предпочел не заострять на этом внимание, и они продолжили свой путь. - В Чикаго все по-старому… Спустя час… Протяжный гудок гулко пронесся под высокими сводами вокзала, паровоз громко вздохнул. - Ну, что ж… Мне пора, - пробормотал Арчи, ступив на небольшую площадку перед входом в вагон. Обернувшись, он посмотрел на Анни. Она тоже смотрела на него. Сумрак ночи, разрываемый резкими, яркими бликами фонарей, странным образом обрисовывал ее черты, придав им какое-то холодно-таинственное, почти мистическое выражение. Впечатление усиливали выбившиеся из-под шляпки темные пряди волос, которые мягко шевелил изредка проносящийся над перроном ветерок, и глаза под высокими изящно очерченными дугами бровей, которые туманный полумрак превратил в огромные непроницаемо-черные озера, никогда не знавшие света. «Она похожа на колдунью или кельтскую принцессу из древних сказаний», - отчего-то подумалось ему, но тут Анни заговорила - и наваждение растаяло, словно первый снег под жаркими лучами солнца. - Передай привет моим родителям и мистеру Альберту. Скажи, что у меня все хорошо, - мягко произнесла она. - Обязательно, - Арчи улыбнулся. – До свидания, Анни. - До свидания, - Анни улыбнулась в ответ, но глаза, опушенные длинными темными ресницами, остались холодными, серьезными и спокойными, словно застывший черный лед. Тишину разорвал второй гудок. Огромные железные колеса медленно завращались, поезд вздрогнул, фыркнул и, громыхая, пополз по рельсам. Однако Арчи остался стоять на площадке перед входом в вагон, провожая взглядом удаляющуюся невысокую стройную фигурку, неподвижно стоящую на перроне. По мере того, как поезд набирал ход, она становилась все меньше и меньше, словно таяла в холодной тьме, наполненной стуком колес, воем ветра в вышине и едва слышным шуршанием опавших листьев, яркими пятнами редких фонарей да ароматом дождя и одиночества. И внезапно Арчи ощутил острое сожаление о том, что не может видеть ее лицо в эту минуту. Поезд начал поворачивать. Но в последнюю секунду, прежде чем ее почти слившаяся с ночью фигурка исчезла из вида, Анни подняла руку и помахала ему. «До встречи». Арчи улыбнулся, прошел в вагон и опустился на первое попавшееся свободной место. К счастью, вагон оказался почти пустым, а поскольку час был поздний, то большинство пассажиров уже дремали и вокруг царила тишина. Арчи прислонился лбом к холодному стеклу, за которым разливалась чернильная тьма, да время от времени проносились смутные очертания облетевших деревьев и кустов, но он не замечал их. Он думал о девушке, которая осталась на каменном перроне Нью-Йоркского вокзала. Арчи совсем не ожидал, что она так изменится, ведь с тех пор, как они видели друг друга в последний раз, прошло всего несколько месяцев. В его памяти сохранился образ хрупкой темноволосой девушки, почти девочки, с чуть грустным, наивным лицом и простодушно-открытым взглядом больших темных глаз, которая так редко улыбалась. Но девушка, с которой он случайно и так неожиданно встретился сегодня в ресторане «У Антуана» и с которой гулял по ночному Нью-Йорку, была совсем не похожа на то нежное, словно первый весенний цветок, создание, которое, казалось, стоит лишь задеть - и оно сломается и погибнет, и которое всегда вызывало у него непроизвольное и почти неудержимое желание защитить его от всего на свете. Робкая девочка, что всегда и всюду старательно соблюдала все писанные и неписанные правила, опасаясь сделать малейший неверный шаг, переживала по малейшему поводу и частенько лила слезы, которая когда-то училась вместе с ним в колледже святого Павла, жила в Чикаго и с которой он был помолвлен, исчезла, и вместо нее появилась новая Анни Брайтон – похожая и одновременно не похожая на прежнюю. Она была все так же тиха и сдержанна, но он не нашел в ней и намека на робость, чувствительность и страх сделать что-то не так. Они бесследно ушли, как и простодушная открытость ее взгляда, сменившись уверенным покоем, решительностью и неторопливостью, которые невидимой тенью сквозили в каждом ее движении, слове, жесте и даже выражении лица. Она стала резче и… сильнее. Девочка исчезла, превратившись в женщину, в которой от прежней Анни осталась только внешняя оболочка да потаенная грусть, спящая на самом дне глаз, похожих на два наполненных застывшим покоем, загадочных черных озера. «Наверное, так и должно быть. У нее теперь новая жизнь, работа. А рядом нет никого, кто бы мог позаботиться о ней. Ответственность заставляет нас быть решительными, делает нас сильнее. Может быть, я тоже изменился, но не замечаю этого. А, быть может, она изменилась уже давно, просто я не замечал этого? Может быть и так. Мы никогда не замечаем перемен в себе или в тех, кто живет рядом. И все же… Нет, в Чикаго она не была такой. Ужасно странно и непривычно – видеть ее такой… такой уверенно-холодной и невозмутимой. Такой… взрослой. И этот странный взгляд. Вот уж воистину кельтская ведунья. Как же она все-таки не похожа на Кенди. Да уж… Если Анни похожа на друидскую колдунью, то Кенди, скорее, озорной эльф из старых ирландских сказок». Арчи закрыл глаза, вызывая в памяти лицо любимой, но… ничего не получилось. Под опущенными веками почему-то мелькали только какие-то странно расплывчатые, словно размытые, старые образы. Краткие картины детства… Школа Святого Павла… Обрывочные, далекие, полустертые воспоминания, похожие на потрепанные и потрескавшиеся от времени, выцветшие старые фотографии, они вспыхивали на мгновение и спешили уйти в небытие. Он помнил ее. Разумеется, помнил. Но он помнил смешную девчонку с развевающейся копной вьющихся золотых волос, перехваченных красными лентами с сияющими восторгом зелеными глазами, которая лазила по деревьям, смеялась звонким смехом, бегала по холмам в сопровождении своего любимца-енота, никогда не унывала и… была влюблена в его кузена Энтони. Он помнил девочку, которая нарушала многочисленные правила школы святого Павла и совсем по-детски обижалась и злилась, когда Терруз Грандчестер называл ее Тарзаном-с-веснушками. Но Кенди больше не была маленькой девочкой. Кенди, солнечной девочке Кенди, было восемнадцать лет, и она работала медсестрой в военно-полевом госпитале, но он не мог, как ни пытался, вспомнить, как же она выглядит сейчас. Арчи нахмурился и сосредоточился, пытаясь вспомнить их последнюю встречу, но в памяти промелькнул лишь смутный образ, который внезапно заслонил другой. Девушки с черными глазами и волосами цвета ночи, ниспадающими тяжелыми прядями почти до талии, чьи черты, исполненные изящества, гармонии и тонкой красоты, казалось, были изваяны из бело-розового мрамора. Это видение было так ярко и реально, что рядом с ним призрачно-неуловимый образ Кенди, который он так настойчиво и безнадежно пытался удержать, побледнел и рассеялся, словно дым. Нахмурившись еще сильнее, Арчи попытался прогнать его, но ничего не получилось. «Проклятие на твою голову, Арчибальд О’Коннел, что с тобой происходит? Анни разорвала вашу помолвку. У нее теперь своя жизнь, а у тебя – своя. К тому же, ты любишь Кенди. Когда она вернется, ты сможешь начать открыто ухаживать за ней и, кто знает, может быть, она ответит на твои чувства и вы будете счастливы? Поэтому выбрось из головы эти глупые бредни и прекрати думать об Анне Брайтон. То, что было между вами, теперь в прошлом, а твое будущее - это Кенди. Думай лучше о ней». Но думать ни о чем не хотелось. Арчи сильнее прижался щекой к веющему прохладой стеклу, прислушиваясь к мерному стуку колес, медленно и незаметно проваливаясь в сон и с каждой секундой уносясь все дальше и дальше от Нью-Йоркского вокзала и девушки, похожей на друидскую колдунью, с глазами, словно два темных озера, и волосами цвета ночи. Продолжение следует…