Когда мы встретимся вновь

Ты заболеешь – я приду, Боль разведу руками… Все я сумею, все смогу, Сердце мое – не камень. Я растоплю кусочки льда Сердцем своим горячим… Буду любить тебя всегда – Я не могу иначе. Август 1918 года, Франция. Военно-полевой госпиталь 1478. Флэнни быстро миновала сумрачный коридор и остановилась перед высокой дверью в самом конце. Постучав, она выждала несколько секунд, но, так и не дождавшись ответа, бесшумно вошла. Доктор Люмьер сидел за столом в своем любимом кресле и что-то быстро писал в журнале. - Прощу прощения, доктор Люмьер, но прибыла первая машина с ранеными. Их уже переносят в операционную, - привычным тихим и спокойным голосом доложила девушка. Услышав ее голос, он поднял голову и посмотрел на нее каким-то странным устало-отрешенным взглядом, словно не расслышал. Флэнни уже открыла рот, чтобы повторить, но тут на его лице вновь появилось осмысленное выражение. - Хорошо. Уже иду, - пробормотал он, тряхнув седой головой, и, захлопнув журнал, торопливо направился к двери. Флэнни вышла следом, и они поспешили в соседний барак, где находилась «операционная». Когда они вошли, здесь уже вовсю кипела работа. Напряженную тишину нарушали лишь хриплое дыхание и стоны раненых, тихий звон хирургических инструментов, быстрые шаги медсестер и санитаров да короткие отрывистые команды врачей. Доктор Люмьер и Флэнни быстро вымыли руки раствором карболки и направились к ближайшему столу, где лежал раненый, терпеливо ожидавший своей очереди. Впрочем, ожидание не было для него таким уж мучительным, поскольку, благодаря милосердному провидению, он был без сознания. Привычными четкими движениями Флэнни быстро разрезала его куртку, открыв два пулевых ранения в грудь, и осторожно промыла раны карболкой, а затем отступила назад, освобождая место доктору. Тот хмуро осмотрел раны, неодобрительно поцокал языком, но ничего не сказал. - Ну, что ж, - тяжело вздохнул он. – Приступим! Тампон и пинцет. Спустя четверть часа с первым пациентом было закончено, и они перешли к соседнему столу, на котором лежал очередной раненый. У него были многочисленные осколочные ранения, но, на первый взгляд, лишь два вызывали серьезные опасения: глубокая рана под правой ключицей и самая серьезная и большая - в живот. Флэнни быстро разрезала его форму, которая теперь скорее напоминала окровавленные лохмотья, чем одежду, и убедилась в верности своей оценки. «Серьезные раны. Я бы даже сказала - плохие, - отметила она про себя, обрабатывая их карболкой. – Особенна та, что в живот. Такие ранения всегда очень сложны и опасны. А тут еще и грязь наверняка попала. Нет, все-таки война - это ужасно! Сколько людей погибает на поле боя… А сколько умирает здесь, у нас на руках. И мы ничем не можем им помочь. Это так несправедливо! Вот и этот. Кто знает, выживет ли он? А он ведь еще так молод». Флэнни осторожно повернула голову раненого к себе лицом и… застыла. «Господи… Это же… Не может быть!» Перед ней лежал тот самый молодой человек, который приходил в госпиталь Святого Иоанна, чтобы увидеть Кенди. Тот самый, о котором еще несколько дней назад ее подруга рассказывала с такой любовью, считая, что он по-прежнему выступает в театре в Америке. «Терруз Грандчестер, - вспомнила она его имя. Обернувшись, Флэнни посмотрела на Кенди, помогавшую одному из врачей в противоположном углу операционной. Девушка сосредоточенно следила за действиями доктора, быстро протягивая ему инструменты, и была всецело поглощена работой. Флэнни снова отвернулась и всмотрелась в черты лежащего перед ней молодого человека. - Нет, не может быть! Может, я ошибаюсь? В конце концов, я его видела всего лишь раз, да и то мельком. Я могу обознаться… В любом случае, не стоит поднимать шум. Кенди ни к чему сейчас подобные сюрпризы. Это может выбить ее из колеи, а сейчас дорога каждая минута и каждая пара рук! А если он еще, не дай Бог, умрет во время операции? С такой раной это вполне возможно. Она никогда себе этого не простит. Нет, лучше оставить все так, как есть. Пусть лучше потом винит меня. Другого простить намного легче, чем себя. Тем более за смерть любимого человека». - Мисс Гамильтон… Мисс Гамильтон! – настойчивый голос доктора Люмьера вырвал ее из оцепенения, вернув на землю. Флэнни вздрогнула и удивленно посмотрела на него, но тут же вспомнила, где находится, и, побледнев, виновато опустила глаза. – В чем дело? Что с вами?! - Ничего. Я прошу прощения, - пробормотала девушка. – Я задумалась. - Я заметил. Только вот сейчас не время витать в облаках, моя дорогая. Мы нужны этим людям. И чем быстрее мы будем работать, тем больше жизней нам удастся спасти. Так что соберитесь! Однако эта отрезвляющая нотация несколько запоздала: вместе с принятым решением к Флэнни вернулись ее прежние уверенность и спокойствие. - Вы правы, доктор. Это больше не повторится, - чуть склонив голову, невозмутимо ответила девушка привычным тихим голосом. - Хорошо, - кивнул тот и тут же снова ушел с головой в работу. Осмотрев рану под ключицей, он нахмурился и, протянув руку, коротко приказал. - Пинцет. Встав так, чтобы ее фигура полностью скрывала лицо их пациента от взора Кенди, Флэнни быстро вложила в ладонь доктора сверкающий инструмент и принялась ждать. Спустя несколько секунд на белоснежную марлю лег окровавленный кусочек металла. Доктор Люмьер быстро промыл рану и наложил швы. - С этой проблем не будет, - коротко прокомментировал он, обрезая нить, а затем перевел взгляд на рану в животе и нахмурился. – А вот об этой я такого сказать не могу. Придется повозиться, но даже если нам удастся промыть ее как следует, лихорадки не избежать. - Как вы думаете, доктор, он выживет? – тихо спросила Флэнни. - Не уверен, - мрачно отозвался Люмьер, опуская руки в таз с раствором карболки, а затем снова взял пинцет и склонился над раной. – Я сделаю все, что смогу, а дальше… А дальше я не властен. Нам остается только ждать и молиться, чтобы лихорадка не сожгла его заживо. Впрочем, организм у него молодой, крепкий. Может и обойдется. Человек, моя дорогая, это бесконечный источник сил и энергии. Еще ни одному ученому, будь то медик или кто-то иной, не удалось установить предел возможностей этого создания, а тем более измерить силу его духа. Его жажда жизни бесконечна и, подчиняясь ей, он иногда творит поистине чудеса. Смотришь иной раз на больного и думаешь: ну все, казалось бы, конец, нет никаких шансов… Ан нет. Он вдруг – раз! - и вопреки всем мнениям, пророчествам и заключениям, даже вопреки логике, встает, выживает. У меня было немало таких случаев в практике, и могу сказать лишь одно: выживет или не выживет человек - зависит не столько от его физических сил и возможностей, сколько от силы его духа. От жажды жизни. Если он хочет жить, то будет жить! Кстати, приготовьте побольше карболки. - О, Боже, как же я устала, - пробормотала Кенди и, подойдя к кровати, тяжело опустилась поверх одеяла. Вошедшая следом Флэнни с беспокойством посмотрела на подругу, размышляя, стоит ли рассказать ей все сейчас или подождать. «Но… Если я не скажу ей, это будет нечестно. Имею ли я право так поступать? Может быть, все-таки лучше сказать?.. Но будет ли это правильно? Она сейчас так устала. Это и понятно. Больше четырнадцати часов у операционного стола вымотают кого угодно, а Кенди, к тому же, до этого еще и дежурила. Почти сутки без отдыха. Но… Господи, ну почему в таких делах все так сложно?! Нет, я должна сказать! Кенди имеет право знать!» Флэнни решительно подошла к подруге и чуть коснулась ее плеча. - Кенди. - Да? – та с трудом разлепила отяжелевшие веки, но они тут же снова опустились. Она тряхнула головой и попыталась встать, но Флэнни удержала ее, осторожно толкнув назад. - Ничего. Отдыхай, - прошептала она, выпрямляясь. Кенди выглядела такой измученной и изможденной, но Флэнни не сомневалась, что стоит ей лишь услышать о том, что Терри здесь и тяжело ранен, как она тут же отправится к нему. А учитывая, что девушка уже находилась на пределе своих сил и возможностей, Флэнни даже представить было трудно, чем могла закончиться для подруги дополнительная физическая и эмоциональная нагрузка. К тому же, состояние молодого человека особых надежд не внушало. «Как минимум нервный срыв. А если, не дай Бог, он умрет у нее на руках? Да она просто с ума сойдет. Нет, нельзя ей пока говорить о нем. Пусть отдохнет хоть немного. Прости, Кенди, но я не могу. Сейчас ты не вынесешь такого удара. Я скажу тебе об этом потом, когда ты отдохнешь и придешь в себя. Когда ты будешь готова это услышать и принять. Я делаю это ради тебя, Кенди. Ради твоего же блага. И ради тех раненых, которым мы нужны сейчас или еще будем нужны». - Отдыхай. Я позабочусь о нем, пока ты спишь, - прошептала она, но Кенди уже не слышала ее. Взглянув еще раз на спящую девушку, Флэнни осторожно укрыла ее своим одеялом и вышла из комнаты. На следующий день… Закончив очередной обход, Флэнни подошла к стоящему в углу палаты стулу и, устало опустившись на него, закрыла глаза. «Господи, скорей бы пересменок, - невольно подумала она и тут же мысленно отчитала себя. – Немедленно возьми себя в руки. Сейчас не время хныкать и расслабляться! Пока нет Антуанет, ты здесь старшая, а значит, должна делать больше других! На тебе вся ответственность, а ты хныкаешь, словно ты не хирургическая медсестра военно-полевого госпиталя, а какая-то изнеженная белоручка из высшего света! Прекрати сейчас же!» - Флэнни, – послышался за ее спиной голос Кенди, в котором звучали удивление и беспокойство. Флэнни заставила себя открыть глаза и обернуться. Рядом с ней действительно стояла Кенди, в зеленых глазах светилось недоумение. - Почему ты на посту? Ведь это не твоя смена. - Я немного изменила расписание, - спокойно ответила Флэнни, поднимаясь. – Мы не ожидали поступления такого количества раненых, и получилось так, что медсестра, которая должна была дежурить в эту смену, работала в операционной и очень устала. Я сменила ее. - Понятно, - Кенди чуть улыбнулась. – Ты такая внимательная, Флэнни. Все замечаешь, ни о чем никогда не забываешь. Недаром ты считалась лучшей ученицей в школе Мэри-Джейн. Наверное, я никогда такой не стану. - Внимательность - это еще не все, Кенди, - серьезно возразила Флэнни. – А в нашей профессии иногда даже не самое главное. А главное - это душа. Сострадание, сочувствие, понимание. Умение облегчить не только физическую боль, но и душевную. А вот это ты умеешь лучше меня. Так что еще неизвестно, кто из нас лучшая ученица Мэри-Джейн. Кенди смущенно потупилась. Ей была приятна похвала Флэнни, особенно если учесть то высокомерное снисхождение, с которым та относилась к ней, когда Кенди лишь появилась в школе. - Господи, я совсем тебя заболтала, - наконец опомнилась она. - Ты ведь тоже работала в операционной. Да еще и дежурила. Иди. Тебе тоже не помешает отдохнуть. - Хорошо, - вздохнула Флэнни и, внезапно чуть наклонившись вперед, всмотрелась в ее лицо. – Но сначала я хочу тебе кое-что показать, - тихо добавила она и тут же поправилась. - Вернее, кое-кого. Иди за мной. Она направилась по узкому проходу между койками с ранеными. Несколько секунд Кенди молча смотрела ей вслед, удивленная странным поведением подруги, а затем опомнилась и поспешила за ней. Флэнни остановилась перед одной из кроватей и присела на край. На постели лежал раненый. «Наверное, один из тех, что поступили вчера», - подумала Кенди, мельком взглянув на него. Он был без сознания и лежал на спине, его подушка была подложена под плечи и спину, для того, чтобы чуть приподнять тело, а голова откинута назад, так что ей не было видно его лица. Живот, правое плечо и рука были плотно перебинтованы, но местами кровь все же просочилась сквозь бинты, оставив на них темные пятна. Кенди замерла рядом с Флэнни, переводя недоуменный взгляд с лежащего перед ней раненого на подругу и обратно. - Что случилось, Флэнни? С этим больным что-то не так? – наконец тихо спросила она. Флэнни молча наклонилась вперед и осторожно приподняла голову лежащего на постели мужчины. Кенди перевела растерянный взгляд на его лицо и почувствовала, как останавливается сердце. Застыв, словно мраморная статуя, она молча смотрела на лежащего перед ней мужчину расширенными от ужаса, изумления и шока глазами, не в силах сделать ни единого движения или вымолвить хотя бы слово. Ей почему-то вдруг показалось, что стоит ей пошевелиться - и мир вокруг разлетится вдребезги и рухнет в пустоту. Застыв в леденящем душу беззвучии, она балансировала на тонкой грани, разделявшей ее и надвигающееся откуда-то из черной пустоты безумие, отчаянно пытаясь удержаться. «Терри… Господи, это же Терри!» Эта мысль остервенелой болью металась в глубине, сжигая душу. - Терри, - попыталась произнести Кенди. Помертвевшие бледные губы слабо шевельнулись, но с них не сорвалось ни звука. - Терри, - снова попыталась она. Хриплый шепот прошелестел по комнате и затих. Не видя ничего вокруг, кроме лежащего перед ней человека, она сделала шаг и буквально рухнула на колени перед постелью. Слепо протянув руку, она нашла его ладонь, лежавшую поверх одеяла, и сжала ее дрожащими пальцами. - Господи, Терри… Не может быть… Не может быть… - словно в бреду шептала она. - Он был среди тех, кто поступил вчера, - тихо сказала Флэнни. – Его оперировал доктор Люмьер. Казалось, звук ее голоса привел Кенди в чувства. Она на мгновение закрыла глаза, ее горло судорожно дернулось, словно подавляя готовое вырваться наружу рыдание. Когда она вновь подняла ресницы, ее лицо было спокойно, а в глаза вернулось осмысленное выражение. Обернувшись, она внимательно посмотрела на Флэнни. - Почему ты мне не сказала раньше? – едва слышно прошептала она со скрытым упреком. - Потому что ты была на пределе, Кенди, - спокойно и твердо ответила та. – Я очень рада, что оперировать его пришлось доктору Люмьеру и мне. Если бы ты увидела его так неожиданно, да еще и в таком состоянии, боюсь, ты просто не смогла бы работать. А после, когда мы вернулись к себе, ты была так измотана, что глаз открыть не могла. К тому моменту ты не спала почти сутки. Тебе нужен был отдых, Кенди. Но если бы ты узнала, что он здесь и ранен, то наверняка пошла бы к нему. Я прекрасно это понимала, потому и не сказала тебе ничего, но взяла на себя это дежурство, чтобы лично присмотреть за ним. Какое-то мгновение они молча смотрели друг на друга: задумчиво-зеленый взгляд против вызывающе-спокойного серого. Затем Кенди отвернулась и взглянула на Терри, уголки ее губ дрогнули в едва заметной, призрачной улыбке. - Я понимаю, - прошептала она. – Спасибо, Флэнни. Спасибо, что позаботилась о нем. Он тяжело ранен? Несколько секунд Флэнни размышляла, что ей ответить на этот вопрос, но все же решила сказать правду. - Да. Не стану скрывать, положение очень серьезное, - тихо ответила она. – У него много мелких осколочных ранений и два серьезных - под правой ключицей и в живот. Рана под ключицей очень глубокая, а вторая была очень грязной. Доктор Люмьер все тщательно промыл, но сказал, что не исключает наступления лихорадки. - О Господи, - одними губами прошептала Кенди. – Он наверняка потерял много крови. Лихорадка сожрет его заживо. Его организм так ослаблен, что не сможет бороться. - Не говори глупостей! – резко и строго оборвала ее Флэнни безапелляционным тоном, каким когда-то говорила с неразумной и неопытной ученицей-«неумейкой» в школе Мэри-Джейн. - Его состояние действительно серьезное и опасное, это верно. Но не стоит сдаваться и хоронить его раньше времени! Вспомни, чему нас учила Мэри-Джейн. Иногда надежда, вера, упорство и любовь могут сделать больше, чем самые лучшие доктора в мире. Вчера, во время операции, доктор Люмьер сказал мне то же самое. Все раны опасны, Кенди. Человек может умереть от простой царапины и выжить после самого ужасного ранения. А твой молодой человек все еще жив, хотя с такими ранами он должен был умереть еще в дороге. Значит, он хочет жить. А раз хочет, то будет бороться изо всех сил. А ты ему в этом поможешь! Доктор Люмьер не сказал, что он безнадежен. Он сказал всего лишь, что положение тяжелое, но вспомни, сколько раненых мы вытащили, хотя их раны были еще ужаснее? Не отчаивайся, Кенди. Все будет в порядке. - Я в этом не уверена, - пробормотала Кенди. - А я уверена, - твердо возразила Флэнни, поднимаясь с места. - Все будет в порядке. Он обязательно поправится, вот увидишь. А сейчас извини, но я очень устала. - Да, конечно. Иди, Флэнни. Тебе тоже нужно отдохнуть. Увидимся позже, - хотя Кенди говорила с ней, ее глаза не отрывались от лица Терри, и она все еще продолжала сжимать его ладонь. Флэнни вздохнула и хотела было уже уйти, но обернулась и еще раз взглянула на Кенди, на ее лице мелькнуло беспокойство. Наклонившись, она чуть коснулась ее плеча. - Кенди. - Да? – не оборачиваясь, прошептала та. - Кенди, посмотри на меня. Та медленно подняла голову. Флэнни тяжело вздохнула, увидев ее полные слез глаза, и, протянув руку, осторожно смахнула серебряные капли, ползущие по щекам. - Я не могу сказать, что знаю, что ты сейчас чувствуешь, я этого никогда не испытывала. Но я понимаю, что тебе сейчас нелегко. Наверное, это ужасно больно: видеть любимого человека в таком состоянии и сознавать, что ты не в силах ему помочь, но прошу тебя, возьми себя в руки. Ты на дежурстве, Кенди. Терри – не единственный, кому ты нужна, - Флэнни медленно обвела взглядом комнату, заполненную ранеными. – Он всего лишь один из многих, не забывай. - Я знаю, Флэнни, - так же тихо ответила Кенди. – Я помню о своих обязанностях. С минуту Флэнни молча смотрела на нее испытывающим взглядом. - Хорошо, - наконец вздохнула она и направилась к двери. Кенди снова повернулась к Терри и, протянув руку, ласково погладила его по щеке. «Он здесь. Все это время он был здесь, во Франции. Совсем рядом со мной. Невероятно. Но… Как? Как это получилось? Его призвали или… он сам пошел на фронт? А если сам? Но почему? Что могло заставить его принять такое решение? Мне казалось, у него все шло так замечательно. Все его спектакли имели такой успех. Ладно! Вопросы подождут, а сейчас главное - чтобы он выжил. Господи, прошу тебя, только бы он выжил. Я сделаю все, что ты захочешь, но не дай ему умереть». Вздохнув, она заставила себя подняться и, взглянув на него в последний раз, прошептала: - Мне пора идти. Только не умирай. Дождись меня. Август 1918 года, Франция. Военно-полевой госпиталь 1480. Нил медленно выплывал из небытия, словно поднимался сквозь толще воды к поверхности. Черная тишина мягким шелком скользила мимо тянулась следом, не желая отпускать свою жертву. Впрочем, он и не сопротивлялся ее дышащим покоем объятья, смутно сознавая, что за ними его поджидает затаившаяся и неумолимая боль. А еще здесь была та рыжеволосая красавица-медсестра из тюрьмы Сент-Джеймс. «Жоа…» Он не раз пытался позвать ее, но царящая вокруг темнота поглощала звуки, и его крик умирал в безмолвии, а она уходила от него все дальше и дальше, растворясь во мраке. Иногда она оборачивалась и долго смотрела на него, словно звала за собой. А иногда подходила так близко, что, казалось, стоит протянуть руку - и он коснется ее. Нил не видел ее лица - его скрывали развеваемые невидимым ветром огненные пряди – но он чувствовал ее взгляд. Временами он ощущал прикосновения ее рук. Они были такими же, как тогда - теплыми, живыми, утешающими. Ему очень хотелось тоже коснуться ее, но тьма цепко держала его в своих невидимых объятьях, не позволяя сделать ни единого движения. А она ждала. Иногда она что-то говорила, но он никак не мог расслышать, что именно. Ее голос доносился до него, словно сквозь толстый слой ваты. Однажды он попытался ответить, но ничего не получилось. У него было такое чувство, словно его живым заморозили в ледяной глыбе. А она ждала. А потом смеялась и снова уходила прочь, растворясь в темноте, откуда неслось звенящее жизнью эхо ее смеха. «А может быть, я умер? – пришла откуда-то странная мысль. – Да, наверное. Я был ранен. Тогда Жоа – это всего лишь иллюзия? Странно. Я думал, что это будет иначе. Не так тихо, пусто и одиноко. Хотя, наверное, все правильно. Именно такой и должна быть смерть. Одиночество. Холод. И вечный покой. Забвение. Все верно. Значит, все закончилось?» Эта мысль скользнула по застывшему сознанию и уплыла в темноту. И все же что-то невидимое и неуловимое в этой застывшей пустоте никак не хотело оставить его в покое и, закружив, подобно вихрю, потащило за собой к стремительно надвигающемуся светую С трудом приоткрыв веки, Нил медленно повел взглядом по сторонам, пытаясь сообразить, где находится. Постепенно зрение прояснилось, и он увидел, что лежит в комнате с низкими потолками на узенькой и довольно жесткой постели, укрытый грубым шерстяным одеялом. Справа и слева от него стояли такие же низенькие койки, на которых лежали перевязанные раненые, то тут, то там раздавались тихие стоны и бормотание, а воздух пропах запахом карболки. «Госпиталь, - сообразил Нил. – Я в госпитале. Что ж… Значит, не оставили сдыхать на поле боя. И на том спасибо». Он попытался сесть. К его удивлению, хотя и с трудом, но все же получилось. Однако это простое движение отняло у него все силы. Бок отозвался до странности легкой и какой-то далекой болью. Тяжело привалившись к стене позади, Нил на мгновение закрыл глаза, но тут же снова заставил себя открыть их и оглянулся по сторонам. На койке слева от него лежал незнакомый мужчина. Как и он сам, тот был укрыт одеялом, которое скрывало его до плеч, так что ему были видны только перевязанные бинтами плечи. Нил медленно повернул голову. «Крест». На кровати справа, буквально на расстоянии вытянутой руки, лежал Крест. Его глаза были закрыты, а голова окутана бинтами, на которых местами проступили кровавые пятна. - Крест, - собравшись с силами, позвал Нил, но с его губ слетел лишь невнятный хриплый шепот. Тот не пошевелился. «Нет, так я его не дозовусь». Облизнув губы, он оперся о стену и попытался встать, но внезапно предметы перед глазами странно затуманились и поплыли по кругу во все убыстряющемся темпе, а пол под ногами покачнулся. Нил снова откинулся назад и закрыл глаза, пытаясь унять головокружение. «Черт побери, наверное, мне что-то вкололи. Вот почему я не чувствую боли». Открыв глаза, он снова посмотрел на лежащего на соседней койке мужчину с перевязанной головой. - Крест. На этот раз шепот прозвучал громче и отчетливее. Длинные темные ресницы Креста дрогнули, открывая затуманенные сном и морфием глаза. Несколько секунд он молча смотрел на него, словно не узнавая, а затем медленно повел взглядом по сторонам. - Кардинал? Нил скорее угадал, чем услышал это. В глазах Креста отразилось удивление. Он попытался подняться, но тут же упал назад, морщась от боли. - Лучше лежи, - посоветовал Нил, криво усмехнувшись. – Голова кружится, как после попойки. Похоже, нам что-то вкололи. Тонкие губы едва заметно шевельнулись. Нил осторожно наклонился ближе, чтобы расслышать вопрос. - Где мы? - Судя по обстановке, в госпитале. Он снова попытался подняться. На этот раз ему это почти удалось, но тут со стороны двери послышались быстрые шаги, за которыми последовал резкий приказ, произнесенный звонким женским голосом: - Не смейте! Услышав этот до боли знакомый голос, Нил замер и медленно обернулся, ошеломленно глядя на стремительно приближающуюся к нему стройную женскую фигурку, облаченную в простое серое платье и белый передник. На лице девушки застыло выражение беспокойства, фиалковые глаза под сурово нахмуренными бровями горели возмущением, а из-под серой косынки выбивались короткие прядки цвета горящего пламени. Остановившись прямо перед ним, она обхватила ладонями его плечи и попыталась снова уложить в постель. - Что это вы творите?!! – попутно гневно отчитывала она его, словно провинившегося мальчишку. - Вам ни в коем случае нельзя двигаться, а тем более вставать с постели, иначе швы разойдутся и начнется внутреннее кровотечение! К тому же, действие морфия едва закончилось. У вас может закружиться голова, упадете и не только разбередите уже имеющиеся раны, но и получите новые! Немедленно ложитесь и не вздумайте вставать, пока доктор не даст разрешение! Нил послушно лег обратно, глядя, как его мечта осторожно укрывает его одеялом. Уголки тонких губ дрогнули в едва заметной улыбке. - Здравствуйте, мадемуазель Жоа, - насмешливо пробормотал он. Девушка замерла и, обернувшись, ошеломленно посмотрела на него. – Рад снова встретиться с вами, - все так же насмешливо закончил Нил, глядя прямо в изумленно распахнутые фиалковые глаза. - Вы меня знаете? – растерянно пробормотала Жоа и, нахмурившись, всмотрелась в его лицо, очевидно, пытаясь вспомнить. - Да, - Нил грустно улыбнулся. – Не узнаете? - А… - Жоа неуверенно повела плечом и снова посмотрела на него. – Мы точно встречались? - О, да, - усмехнулся Нил. – Помните некое весьма неприятное местечко под названием Сент-Джеймс? На лице девушки отразилось неверие, смешанное с изумлением, почти шоком, и она медленно опустилась на край его постели. - О, Боже! Вы… - Кардинал, к вашим услугам, мадемуазель, - закончил молодой человек, церемонно склонив голову. - Невероятно, - прошептала девушка, рассматривая его. – Я действительно вас не узнала. - Ничего. Не впервые, - с улыбкой заметил Нил, изображая смирение. – К тому же, мы встречались всего два раза, и вы вовсе не обязаны запоминать каждого, кто попадается вам на пути, а тем более тех, кто содержится в таких местах, как Сент-Джеймс. - Дело совсем не в этом! – горячо перебила его Жоа. – Просто я работаю военной медсестрой уже полгода и за это время рядом прошло столько людей, что достаточно сложно запомнить их лица и имена. Мне даже в голову не пришло, что мы встречались до того, как я вернулась во Францию. В первую минуту я решила, что вы один из моих бывших пациентов, который снова попал в госпиталь. Кстати, а что вы здесь делаете? - В данный момент лежу в госпитале с двумя ранами в боку, - серьезно, пожалуй, даже слишком серьезно ответил Нил. - Перестаньте смеяться надо мной! – нахмурилась девушка. – Я имела в виду, что вы делаете во Франции? - То же, что и все, - вздохнул молодой человек. – Воюю. В рядах доблестной армии США. Вернее, в самом ее авангарде. - Но… Как? Как вы там оказались? - Все очень просто, мадемуазель Дюваль, - донесся тихий мужской голос с соседней кровати. Жоа вздрогнула и перевела взгляд на лежащего там мужчину. - Боже мой, - изумленно прошептала она, узнав его. - Месье Крест! - Можно без «месье», - скривился Крест. – В сочетании с прозвищем это звучит слишком едко и цинично. - Прошу прощения, - смутилась девушка. - Не стоит, мадемуазель, - устало возразил тот. – Вы, кажется, интересовались, как мы здесь оказались? - Да. - Нам предложили выбор, - Крест горько усмехнулся. – Каторга или отделения авангарда армии США. Мы выбрали армию. - Это жестоко, - едва слышно прошептала Жоа. - О какой жестокости вы говорите, мадемуазель? Речь ведь идет о заключенных. К нам неприменимо это понятие. Жоа грустно вздохнула и опустила голову. - Какой смысл сейчас говорить об этом? – решительно вмешался Нил. – Все есть так, как есть, и ничего уже не изменишь, поэтому предлагаю поговорить о чем-нибудь более насущном. Например, о нашем состоянии. Как долго нас тут продержат, мадемуазель? - Это решаю не я. Впрочем, ваше состояние… - Жоа снова повернулась к Нилу, - …вполне сносное, хотя раны были довольно глубокие. Доктору пришлось сшивать сосуды, поэтому вам нельзя активно двигаться, а какое-то время лучше вообще воздержаться от этого. Если вы будете нарушать это правило, то швы могут разойтись и начнется внутреннее кровотечение, а это очень опасно. К тому же, вы и так потеряли довольно много крови. Но, очевидно, нам удалось избежать заражения, несмотря на то, что ваши раны были еще и грязными. Что касается вас, ме… э-э… Крест, то ваша рана на вид страшнее, чем есть на самом деле. Однако мы боялись иных, невидимых ее проявлений. Например, сотрясения мозга, кровоизлияния или амнезии. К счастью, вижу, вы в полном порядке, а потому думаю, что мы вас отпустим, как только снимем швы. Ну!.. – девушка поднялась с места. – Мне пора. Мое дежурство заканчивается. Сейчас передам смену. - Считай, что ты ее уже передала. - Антуанет. Жоа быстро обернулась, с улыбкой глядя на главную медсестру, стоящую прямо за ее спиной. Нил смотрел туда же, а потому никто из них не заметил, как изменилось выражение лица Креста при первом же звуке этого мягкого, бархатного женского голоса. За считанные секунды на нем отразился целый шквал эмоций: от изумления и шока, до чего-то неясного, смутно напоминающего ненависть или… боль, которые, впрочем, тут же сменились прежней каменно-непроницаемой маской, а затем он неторопливо отвернулся в другую сторону. - Встретила знакомых? – между тем осведомилась Антуанет, озорно сверкнув глазами. - Да. В некотором роде, - пробормотала девушка. - Что ж… Это замечательно, - понимающе улыбнулась главная медсестра. – Но тебе нужно отдохнуть. Иди, а я начну обход. Полагаю, у вас еще не раз будет возможность побеседовать. - Да, мадемуазель Антуанет, - Жоа снова повернулась к Нилу. – До следующего дежурства. - Ловлю на слове, - усмехнулся тот. Девушка мягко рассмеялась и, поднявшись, направилась к двери. С задумчиво-грустной улыбкой Антуанет молча проводила ее взглядом, а затем подошла к Нилу и присела на край постели. - Ну, что ж, молодой человек. Начнем, пожалуй, с вас. Она быстро коснулась ладонью его лба и щек и удовлетворенно кивнула. - Температуры нет, - коротко констатировала женщина. – Это очень хорошо. А теперь приподнимитесь. Только очень медленно и осторожно, - она помогла Нилу принять сидячее положение и принялась снимать повязки. – Сейчас промоем раны и снова перевяжем их. Отбросив в проход снятые бинты, она внимательно осмотрела его раны и снова кивнула. - Неплохо. Если будете соблюдать предписания врача и не разбередите их, то скоро покинете госпиталь. А сейчас придется потерпеть. Будет очень больно. Антуанет обмакнула одну из чистых белых тряпочек, что держала в руках, в карболку и быстро, но осторожно смочила первый шов. От резкой боли у Нила перехватило дыхание, а в глазах потемнело, но он стиснул зубы и не издал ни звука. Закрыв глаза, он вызвал в памяти образ рыжеволосой красавицы-медсестры, с которой его вновь так неожиданно и странно свела судьба, и попытался отрешиться от происходящего. Секунды замедлили свой бег и тянулись подобно вязким медовым струям, наполненным жгучей болью, опаляющей израненную плоть. Наконец все закончилось. Нил медленно выдохнул и только тогда понял, что все это время, пока медсестра обрабатывала его раны, он не дышал. - А вы молодец, - улыбнулась Антуанет, накладывая чистые бинты. – Я знаю, что это зверски больно. К сожалению, другого выхода нет. Или это, или заражение и смерть. - Понимаю, - сдавленно прошептал Нил и глубоко вздохнул, пытаясь унять боль. - Вот и хорошо. Потерпите. Когда швы стянутся, боль пройдет. А теперь отдыхайте. Покой и сон – это все, что вам сейчас нужно. Если вдруг что-то понадобится – я рядом. И ни в коем случае не вздумайте вставать! Поняли? - Есть, мадам, - усмехнулся молодой человек. - Мадемуазель, - парировала Антуанет. - Люблю пациентов, которым не нужно повторять дважды. Отдыхайте. Взяв бутылочку с карболкой, она ободряюще улыбнулась ему и направилась к следующей постели. Там, отвернувшись к стене так, что ей был виден лишь опутанный белыми повязками затылок, лежал мужчина. Он лежал совершенно неподвижно, но Антуанет помнила, что когда она вошла, он тоже разговаривал с Жоа. «Значит, в сознании. Может быть, задремал? Судя по всему, у него все в порядке, иначе бы Жоа предупредила меня. И все-таки рана в голову. Опасно. Непредсказуемые ранения». Антуанет присела рядом и ласково, но настойчиво коснулась его плеча. - Простите, но нужно сменить повязку, - мягко попросила она. - Повернитесь, пожалуйста. Только медленно и осторожно. Вам ни в коем случае нельзя делать резких движений. На какое-то мгновение ей показалось, что он действительно задремал и не слышит ее, но мгновенно напрягшееся и окаменевшее от ее прикосновения плечо мужчины сказало ей, что это не так. «Странно, – подумала Антуанет. – Впрочем, бывали и более странные случаи. Мало ли что его беспокоит? Но рану необходимо обработать, и повязку сменить на чистую. Нельзя допустить заражения!» Она нахмурилась и уже открыла рот, чтобы повторить свою просьбу, но тут плечо под ее рукой слегка вздрогнуло. Мужчина медленно повернулся, и ее сияющий мягкостью и покоем взгляд встретился с его непроницаемо-черным вороньим. Антуанет почувствовала, как кровь отхлынула от сердца, а внутри все оледенело. Застыв, словно статуя, она молча смотрела в лицо лежащему перед ней мужчине, который отвечал ей таким же пристально-неподвижным взглядом. - Здравствуйте, мадемуазель Делакруа, - наконец тихо сказал Крест и чуть усмехнулся кончиками губ. – Не думал, что увижу вас когда-нибудь, - еще тише добавил он, в черных глазах под странно изломленными бровями сверкнули ледяные искры. При звуке его голоса и без того мертвенно-бледная Антуанет побледнела еще сильнее, но не произнесла ни звука, а только молча смотрела на него широко распахнутыми глазами, где, сменяя друг друга безумным водоворотом, кружились растерянность, неверие, гнев, страх, отчаяние, радость, которые постепенно смешались воедино, превратившись в выражение странной, почти нечеловеческой боли, а ладонь, лежавшая у него на плече, безвольно скользнула вниз и обессиленно застыла поверх темной шерсти больничного одеяла. Побелевшие губы слабо шевельнулись, хриплый шепот прошелестел по комнате и растаял в тишине. - Кристиан. Военно-полевой госпиталь 1478. Войдя в палату, Флэнни быстро окинула ее взглядом и, обреченно вздохнув, направилась к девушке, сидевшей на краю постели одного из раненых. Остановившись рядом с подругой, она протянула руку и осторожно коснулась ее плеча. - Кенди. Та подняла на нее обведенные темными кругами глаза, в которых светились беспокойство и безграничная усталость. - Что? – одними губами прошептала она, словно боялась разбудить лежащего на постели мужчину, чья ладонь безвольно покоилась у нее на коленях в нежном кольце ее ладоней. - Твоя смена закончилась час назад, - тихо заметила Флэнни - Тебе нужно отдохнуть. - Но я не устала, - пробормотала Кенди, отворачиваясь. - Нет, устала, - строго перебила ее Флэнни и сурово нахмурилась. – И не просто устала. Ты совершенно измучена. И морально, и физически. Тебе необходим отдых, иначе ты скоро сляжешь сама, а нам сейчас как никогда необходимы рабочие руки, а не дополнительные пациенты. - Вовсе нет! – упрямо возразила та. – Флэнни, я помню о своих обязанностях. Я провела все обходы, сменила повязки. - Кенди, я не сомневаюсь, что ты выполняешь свой долг как положено и со всей ответственностью, но нельзя забывать и о собственном здоровье, - Флэнни присела рядом и ласково обняла ее за плечи. – Я все понимаю, Кенди, поверь мне. Даже если не всегда показываю это. Но я не ослеплена любовью, поэтому и вижу, что, заботясь о нем, ты совершенно забыла о себе. Так нельзя. Если ты заболеешь и сляжешь, этим ты не поможешь ни своему любимому, ни другим раненым. Наоборот. Ты не сможешь ухаживать за ними. Так зачем же ты так изводишь себя? Поэтому я советую тебе пойти и отдохнуть, - Флэнни снова нахмурилась, придав своему лицу самое суровое выражение, какое только смогла. - Немедленно! – приказала она не терпящим возражений тоном. - И не вздумай спорить! В конце концов, я здесь за старшую. Когда начнется твоя смена, ты снова придешь сюда, а до этой минуты я не желаю тебя видеть, поняла? - Да, - в ответ на эту суровую тираду Кенди лишь слабо улыбнулась и на мгновение прижалась лбом к мягкому теплому плечу подруги, словно черпая силу в ее уверенном, ласковом прикосновении. – Но если с ним что-нибудь случится. - Мы позаботимся о нем, - тихо закончила за нее Флэнни. – Как заботимся о всех остальных. Мы делаем все, чтобы каждый из тех, кто попадает в госпиталь, выжил и поправился как можно быстрее. И твой Терри тоже. Неужели ты не доверяешь нам, Кенди? - Доверяю, но… - Никаких «но»! Немедленно отправляйся к себе и ложись спать! Это приказ! – решительно оборвала ее Флэнни. - Но Флэнни… - Если ты немедленно не подчинишься, я сообщу доктору Люмьеру о твоем состоянии и сниму с дежурства, по меньшей мере, на неделю! – пригрозила девушка, поднимаясь. - Ты не сделаешь этого. - Сделаю! – твердо ответила та, в серых глазах под изящно изогнутыми тонкими бровями светилась решимость, свидетельствующая о том, что сказанное – не просто угроза. - Ради твоего же блага! Кто-то же должен позаботиться о тебе, раз уж Господь напрочь лишил тебя благоразумия, наградив лишь твердолобым упрямством. Все! Брысь отсюда! Мое терпение на исходе! Кенди не нашла, что возразить на это. Тяжело вздохнув, она выпустила ладонь Терри и, понурив голову, направилась к выходу. Флэнни была права, и разумом Кенди прекрасно понимала это, но вот упрямое сердце никак не хотело оставить любимого даже на мгновение. Стоило ей отойти от Терри хоть на секунду - и беспокойство начинало буквально съедать ее изнутри, сводя с ума ужасными картинами того, что с ним может случиться, пока нее нет рядом. И как она ни старалась, избавиться от этих навязчивых мыслей не могла. «Флэнни права. Если я заболею, то не смогу больше ухаживать за ним. Вряд ли это поможет ему быстрее поправиться. Да, Флэнни всегда права. Нужно взять себя в руки! Мэри-Джейн не раз предупреждала о подобных ситуациях и говорила, как важно при этом не терять над собой контроль. Сейчас не время быть слабой!» Уже у порога она обернулась и еще раз посмотрела сначала на лежащего на постели Терри, а затем на стоящую рядом с ним Флэнни, провожающую ее испытывающе-строгим взглядом. - И вовсе я не упрямая! - пробормотала Кенди и вышла из комнаты. Дождавшись, когда она выйдет из палаты, Флэнни повернулась к Террузу. Коснувшись его щеки, она недовольно нахмурилась: та была слишком горячей. «Кажется, начинается лихорадка. Слава Богу, что Кенди не заметила этого, иначе мне не удалось бы выпроводить ее отсюда». Вздохнув, девушка быстро обошла остальных раненых. Убедившись, что все в порядке и никто в данную минуту не нуждается в ее помощи, она налила в глубокую чашку холодной воды и, взяв несколько чистых повязок, снова вернулась к Терри. Поставив чашку на колени, она намочила повязки и принялась накладывать компрессы. «Какого черта?!! Что произошло?» Чарли попытался открыть глаза, но веки словно налились свинцом. Голова была совершенно пустой, тяжелой и странно гудела, хотелось пить, а где-то глубоко внутри трепыхались тревожное беспокойство и какое-то странное чувство дискомфорта, напоминавшее смутные отголоски боли. Он попытался пошевелиться, но ничего не получилось, только усилилось неприятное ощущение. Чарли прислушался к себе, пытаясь определить его источник. «Левое плечо… Бок… Правый бок… Черт побери, значит, зацепили-таки! Только почему боль такая странная?» Он снова попытался открыть глаза. Веки слабо дрогнули и чуть приподнялись, но в расширенные зрачки ударила слепящая волна света, и он снова зажмурился. «Дьявол!!!» - мысленно выругался Чарли и попытался снова. Постепенно резь прошла. Моргнув еще несколько раз, давая глазам привыкнуть, Чарли медленно повел взглядом по сторонам. Он лежал в довольно просторной комнате с низким потолком на узкой жесткой кровати, укрытый темным шерстяным одеялом. Справа и слева от него стояли такие же приземистые койки, на которых также лежали люди. Белые пятна повязок резко контрастировали с темными одеялами, в воздухе носился какой-то незнакомый, резкий и не слишком приятный запах, а свет, который в первое мгновение показался ему таким невыносимо ярким, на самом деле оказался почти полумраком. «Госпиталь… Я в госпитале. Значит, раны серьезные. Черт, ненавижу больницы!!! – в памяти невольно промелькнуло воспоминание о нескольких днях, проведенных в госпитале в Чикаго, когда он, спасаясь от полиции, сиганул с поезда на полном ходу. - Интересно надолго я сюда загремел? Вот уж повезло так повезло. Впрочем, сам виноват! Не фиг было высовываться из окопа в самый неподходящий момент! Ладно. Чего уж там. Выберусь. Надеюсь, остальные ребята не пострадали». В этот момент откуда-то сбоку донесся звук льющейся воды. С трудом повернув голову, Чарли увидел девушку, одетую в простое серое платье с длинными рукавами, закатанными до локтей, белый передник и косынку. Устроившись на краю кровати, что стояла рядом с той, на которой лежал он, она смачивала тряпочку в большой чашке, стоявшей у нее на коленях, и быстрыми ловкими движениями обтирала руки лежащего на кровати человека. Девушка сидела, повернувшись к нему боком, так что ему был виден только ее профиль. Строгий и изящный, словно выточенный из бело-розового мрамора искусной рукой мастера, и в то же время нежный и чуть грустный, словно лик Мадонны на иконах в храме. Тонкие чистые линии плавно изгибались, мягко обрисовывая высокий лоб, гордый прямой носик, полные, красиво очерченные губы, округлый подбородок. Темные брови тонкими полудугами убегали к вискам, а длинные ресницы на полуопущенных веках отбрасывали тени на щеки. Темная вьющаяся прядка непокорно выбивалась из-под косынки, оттеняя красивый рисунок скул. Девушка была целиком поглощена своим занятием и, казалось, не замечала ничего вокруг. Тонкие руки уверенно и резво делали свое дело. «Наверняка медсестра. Такая красавица – и на войне. Ужасно», - отрешенно подумал Чарли, любуясь ее гордой красотой и отточенным изяществом движений ее рук. Сквозь полуопущенные ресницы он молча смотрел на сидящую в стороне девушку, позволив себе какое-то время просто наслаждаться мирным зрелищем. Наконец девушка закончила свою работу и, взяв в руки чашку, поднялась, явно собираясь уйти. - Как вас зовут? – облизнув пересохшие, потрескавшиеся губы, с трудом прошептал Чарли и содрогнулся, услышав жуткий свистяще-хриплый шепот, мало похожий на его обычный голос. Однако девушка лишь спокойно и внимательно посмотрела на него, темные брови дрогнули и изогнулись, придав ее лицу выражение легкого удивления. - Что? - переспросила она, чуть наклонившись к нему. - Я хочу знать ваше имя. Девушка нахмурилась и неторопливо выпрямилась. - Зачем? – строго осведомилась она. - А это тайна? – отвечая вопросом на вопрос, поинтересовался молодой человек поддразнивающим тоном. Девушка небрежно-безразлично повела плечом. - Нет, - спокойно ответила она. – Меня зовут Флэнни. - Флэнни, - пробормотал Чарли, словно пробуя ее имя на вкус. – Красивое имя. Оно вам подходит. Вы медсестра? - По-моему, это очевидно, - невозмутимо заметила девушка. – И на вашем месте я бы не тратила остатки сил на болтовню, а лучше направила бы их на скорейшее выздоровление. - И это при том, что пока я лежу здесь, за мной будете ухаживать вы? – Чарли попытался изобразить свою фирменную ухмылку, по которой его узнавали во всех портовых тавернах, но не был уверен, насколько успешно у него это получилось. – Сомневаюсь, что вы бы поступили так, будь вы на моем месте. Более того, уверен: будь вы на моем месте, то сделали бы все, чтобы поправляться как можно медленнее. - С чего бы это? – отрезала Флэнни самым строгим тоном, смерив лежащего перед ней мужчину невозмутимо-надменным взглядом серых глаз. Но, очевидно, молодого человека совершенно не смутила ее холодность. - Только для того, чтобы любоваться вами как можно дольше! – усмехнулся он. Флэнни нахмурилась еще сильнее, серые глаза за широкими стеклами очков обдали ледяным холодом. - Госпиталь – не место для флирта! – жестко отчеканила она. – Вы здесь не на отдыхе, а исключительно для того, чтобы поправить здоровье. К тому же вряд ли вы сможете часто, как вы выразились, любоваться мной, поскольку вы - не единственный мой пациент. Кроме того, здесь работают и другие медсестры, которые тоже будут ухаживать за вами. Что касается меня, то, полагаю, будет лучше, если мы сразу проясним ситуацию. Так вот, молодой человек, у меня нет ни времени, ни желания заводить легкомысленные интрижки! И вообще, сейчас не место и не время для подобных отношений! Так что с моей стороны вы не дождетесь особого внимания, а уж тем более поощрения, поэтому предлагаю вам все же перенаправить свои усилия и сконцентрироваться на скорейшем выздоровлении. Так будет лучше. Для вас. «И для меня», - мысленно добавила Флэнни. Резко развернувшись, она неторопливо направилась к своему месту в углу комнаты. Чарли проводил взглядом ее высокую стройную фигуру и усмехнулся, в темных глазах блеснули хищные искры. «Надо же. А у красавицы еще и характер есть! И какой характер! «У меня нет ни времени, ни желания заводить легкомысленные интрижки!» Кто бы мог подумать, что в такой дыре, как какой-то там военно-полевой госпиталь во Фландрии, есть такое чудо. Совершенно неприступное чудо с крутым норовом! Обожаю таких!!! Вы недооцениваете меня, мисс Флэнни, если думаете, что я отступлю. Ни за что! Вы не отделаетесь от меня так легко! Что ж… Охота обещает быть интересной». Продолжение следует…