Когда мы встретимся вновь

Лишь на миг остановятся стрелки часов, Чтобы мы посмотрели друг другу в глаза… И качнутся незримые чаши весов, И знакомые звезды потянут назад… Айголь Конец августа 1918 года, Франция. Военно-полевой госпиталь 1478. Чарли медленно открыл глаза и несколько раз моргнул, сбрасывая остатки сна, а затем нахмурился и оглянулся по сторонам, пытаясь понять, что же его разбудило. Кругом царили полумрак и тишина, изредка прерываемая сонным бормотанием раненых. Чуть повернув голову, Чарли взглянул в окно. «Как темно. Должно быть, середина ночи. Часа три…» - отрешенно отметил он, глядя в застывшую за стеклом непроницаемо-чернильную тьму. В этот момент с другой стороны послышался едва слышный мелодично-хрустальный звук падающих капель воды. «Так вот что это было». Чарли усмехнулся и неторопливо повернулся, уже зная, что сейчас увидит. На краю постели, на которой лежал Терри, сидела та самая золотоволосая девушка, с которой он когда-то, целую вечность назад, познакомился в бостонском порту. Тогда она приняла его за Терри, потому что на нем был надет его костюм. Он до сих пор помнил ту отчаянную надежду, которая звучала в ее голосе, когда она, вцепившись в лацканы его пиджака, лихорадочно расспрашивала его о Терри. И потом, в том госпитале в Чикаго… Когда он спрыгнул с поезда и, доставленный в больницу весь в бинтах, назвался именем Терри, чтобы уйти от полиции. «Как же все-таки чертовски запутана наша жизнь. Просто диву даешься! – вдруг подумалось ему. – Кто бы мог предположить, что мы снова встретимся - здесь, на фронте, в военно-полевом госпитале? Но теперь уже все втроем. Только вот Терри до сих пор не пришел в себя. Здорово зацепило парня. Ну, раз до сих пор не отошел в мир иной, значит, выберется!» - Эй, Кенди, - тихо позвал он девушку. Кенди осторожно сменила очередной компресс и, обернувшись, удивленно посмотрела на него, но тут же виновато потупилась. - Я разбудила тебя? Прости, я старалась не шуметь. - Ничего. Ты не разбудила меня, Кенди. Я часто просыпаюсь ночью. Раны чешутся, просто жуть. - Значит, заживают, - спокойно заметила девушка, отжимая следующий компресс. - Если хочешь, я смочу их карболкой. - Нет, спасибо. Я сыт по горло этим жутким запахом. - Ничего не поделаешь, - вздохнула Кенди. - Ничего другого у нас нет. - Ясно. А ты, как я посмотрю, снова на своем втором посту, - усмехнулся молодой человек, озорно сверкнув глазами. - На втором посту? – непонимающе переспросила Кенди, на секунду даже забыв о компрессе и удивленно глядя на него. - Да. Это место на краю постели Терри уже стало твоим вторым постом. Ты все дежурства проводишь здесь. На бледных щеках девушки проступил яркий румянец, но в следующее мгновение ее брови сурово сошлись над переносицей. - Ничего подобного, - строго возразила она, возвращаясь к прерванному занятию. – Я уделяю ему внимания не больше, чем другим. Просто в данный момент у него лихорадка. Нужно во что бы то ни стало сбить температуру, иначе положение может стать очень опасным, только и всего. - Угу, - скучающе-насмешливо заметил Чарли. – А твои чувства к нему, разумеется, совершенно ни причем. - Так и есть, - сухо подтвердила Кенди в ответ на его иронию. – Если бы ты был в таком состоянии, как он, то я бы точно так же сидела и с тобой, и с любым другим раненым. Между прочим, - еще более строго продолжила она, снова поворачиваясь к Терри и меняя компресс, - сейчас середина ночи. Тебе надо отдыхать. Спи, Чарли. Чем больше ты будешь отдыхать, тем быстрее поправишься и уйдешь отсюда. - Да ладно. Не дуйся. Я всего лишь пошутил. Почему бы тебе просто не признать, что ты его любишь? Что в этом такого особенного? Что вообще может быть особенного в том, что женщина любит мужчину? Это же естественно. Что между вами произошло? Вы поссорились? Так это же пустяк… - Чарли, я буду тебе очень обязана, если ты немедленно замолчишь и будешь спать! – резко перебила его Кенди и холодно посмотрела на него. – То, что произошло или происходит между мной и Терри, касается только нас двоих, и мы оба будем тебе очень благодарны, если ты наконец-то прекратишь совать нос не в свое дело! - Ничего себе! – от возмущения Чарли даже чуть приподнялся на постели, но тут же упал обратно, морщась от боли. – Вот это отповедь. Да я ведь хотел как лучше. - Чарли! – в голосе Кенди явственно прозвучало предупреждение. - Ну ладно, ладно, - обиженно пробурчал тот. - Молчу, - и, надувшись, отвернулся. Тяжело вздохнув, Кенди сменила последний компресс и снова повернулась к Чарли. - Извини, я не хотела кричать. Ты не виноват в том, что у нас ничего не получилось. Никто не виноват, - Кенди опустила голову и замолчала. - Да брось ты! – пробормотал тот, поворачиваясь и удивленно глядя на нее. - Все у вас наладится. - Нет, Чарли, не наладится, - вздохнула девушка, уголки ее губ дрогнули в горькой улыбке. - Ничего не наладится. Терри дал слово другой. Она спасла ему жизнь. И мне нет больше места в его жизни. Так-то вот. - Вот оно что, - прошептал молодой человек и посмотрел на лежащего на соседней койке друга. – Наверное, это и есть та причина, по которой он пошел на фронт. - Что?! - Когда он попал в мой взвод, я поинтересовался, каким ветром его занесло на войну – я знаю, что он стал преуспевающим актером и все такое - но Терри отказался отвечать. Только пробормотал что-то насчет того, что у него была причина, но он не хочет о ней говорить. Вот я и думаю: не это ли та причина, по которой он здесь? - Мне так не кажется, - спокойно возразила Кенди, снова меняя компресс. - Почему? - Это слишком мелко и глупо, - убежденно пояснила девушка таким тоном, словно объясняла маленькому несмышленному ребенку самую очевидную вещь в мире. - Более того, это жестоко по отношению к его матери и Сюзанне, не говоря уже о том, что бегство от проблемы – это самый трусливый путь. Терри – не трус и никогда не поступил бы так малодушно. Думаю, что он пошел на фронт по другой причине, а не из-за меня или какой-либо другой женщины. На мгновение глаза Чарли округлились от удивления, а затем по его губам скользнула насмешливо-снисходительная улыбка, которая, впрочем, тут же исчезла. - Кенди, война – это самая глупая, бессмысленная и жестокая вещь в мире, - тихо и серьезно сказал он. – У нормального человека не может быть разумных причин идти туда, где его могут убить. Только неразумные. А за большинством неразумных причин, которыми мужчины оправдывают свои поступки, как показывает мой личный опыт, стоит женщина. Мать, дочь, сестра, подруга, любовница, любимая, просто случайная знакомая – но всегда женщина. И мне почему-то не кажется, что Терри в этом отношении отличается от остальных мужчин. Впрочем, если тебе от этого легче, можешь считать, что его добровольное паломничество под пули продиктовано патриотизмом. Несколько мгновений Кенди молча смотрела на него странным задумчиво-непроницаемым взглядом, а затем длинные ресницы дрогнули и опустились, скрывая ее глаза. - В самом деле? – совершенно невозмутимо заметила она, аккуратно складывая компрессы. – В таком случае, что за женщина стала причиной твоего ухода на фронт? - Жена директора колонии для несовершеннолетних преступников, - в тон ей насмешливо-хмуро буркнул Чарли, но, увидев ее изумленное лицо, не удержался и рассмеялся. – Шучу… По-видимому, я, как говорит мой хороший друг Шарль де Шарни, то самое исключение, которое есть в каждом правиле, потому что оказался здесь не из-за женщины. Но если ты надеешься, что за этим решением скрываются какие-то благородные побуждения, то напрасно. У меня просто не было выбора, Кенди. Или армия, или колония. Я выбрал армию, потому что ничего другого делать не умею. В каком-то смысле это тоже было бегством от решения проблемы. Самый легкий путь. По крайней мере, так мне казалось тогда, - Чарли замолчал и, отвернувшись, принялся задумчиво рассматривать потолок. В комнате воцарилась тишина. - А сейчас? – наконец тихо спросила Кенди. - Что сейчас? – уточнил тот, продолжая сверлить взглядом потолок. - Ты по-прежнему считаешь, что воевать – самое легкое занятие в жизни? - Нет, сейчас я так не считаю. Но понял я это слишком поздно, Кенди. Когда у меня уже не было выбора. После первого боя. Как и Терри. Кенди заметно вздрогнула. - Да-да, - жестко усмехнулся Чарли, заметив это. – Говори сколько хочешь, что он не сбегал, ищи какие угодно оправдания, почему он очутился здесь, но правда лишь одна, Кенди. А судя по тому, что мне удалось узнать, правда в том, что он запутался между тобой и нею. Я его понимаю: любить одну и быть привязанным к другой – нелегкое положение, что и говорить. И выхода нет. Ты и она не оставили ему выбора. Вот он и решил разрубить этот узел одним махом. Только вот не учел, что война ничего не решит. Разве что если он погибнет. А если нет, то, когда он вернется, снова окажется на том же самом месте – между нею и тобой. Вот так-то. И лишь один момент во всей этой истории мне действительно непонятен: что здесь делаешь ты, Кенди? Ты, эта красавица Флэнни и другие женщины. Что вы делаете в самом центре этой кровавой мясорубки под названием война? Этому действительно нет никаких разумных объяснений. Нет, и быть не может! Война – это не женское дело. - А вот здесь ты ошибаешься, Чарли, - тихо возразила Кенди. - Война, смерть, родина, любовь, грусть, радость, жизнь. Все это - женщины, Чарли. И только женщина может отвоевать мужчину у другой женщины, поэтому мы здесь. И я, и Флэнни, и Жоа, и Антуанет. Мы здесь, чтобы отвоевать вас назад у войны и смерти. Не отдать им. Спасти вам жизнь. Кенди замолчала. Чарли тоже молчал, глядя в потолок застывшим взглядом. В комнате снова воцарилась тишина, которая была нарушена легкими шагами, донесшимися из коридора. Кенди и Чарли, словно по команде, обернулись и посмотрели на дверь. На пороге стояла Флэнни. - Кенди, можешь идти отдыхать, - спокойно и строго заметила девушка, быстро взглянув на них, и принялась готовить раствор карболки. - Еще минуту, - умоляюще попросила Кенди. - Кенди, мы же договорились, - еще более строго заметила та, не отрываясь от своего занятия. - Да, конечно. После того, как Флэнни пришлось буквально отгонять ее от Терри, Кенди оказалась под строгим надзором подруги, которая тщательно следила за ее состоянием, не позволяя просиживать ночи напролет у постели столь дорогого ей человека. Иногда этот тотальный контроль ужасно злил Кенди, но, к несчастью, она понимала, что другого выхода нет, и была искренне благодарна подруге за заботу, поддержку и помощь. От нее не укрылось, что - очевидно, чтобы успокоить ее - Флэнни стала уделять Терри немного больше внимания, чем остальным раненым, поэтому Кенди лишь вздохнула и покорно поднялась с места. - Расскажи мне о ней. - Что? – Кенди вздрогнула от неожиданности и непонимающе уставилась на Чарли, который произнес эту фразу. Однако тот не заметил ее взгляда, так как смотрел куда-то позади нее. Кенди обернулась, но там не было никого, кроме… Флэнни. Кенди снова посмотрела на Чарли. - Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе о Флэнни? – переспросила она. - Да. Кто она? Откуда? Почему она здесь? - Ну… Э-э… - Кенди нерешительно замялась. Еще никогда к ней не обращались со столь странной просьбой, и девушка не была уверена, как следует поступать в такой ситуации. Однако, еще раз взглянув на Чарли, она решила, что ничего страшного не случится, если она выполнит его просьбу. – Вообще-то я почти ничего о ней не знаю, - честно призналась она. – Мы познакомились в школе медсестер Мэри-Джейн. Флэнни была лучшей ученицей, поэтому нас поселили вместе, чтобы я, новичок и «неумейка», могла учиться у нее. Всегда строгая, спокойная, сдержанная, ловкая, собранная и очень аккуратная, казалось, она знает и умеет все на свете. Мне очень хотелось хоть немного походить на нее. Но Флэнни очень замкнутая и, пожалуй, слишком серьезная. Несмотря на то, что мы жили в одной комнате, она никогда не говорила о своей семье, о прошлом. Она даже улыбается очень редко. Но она хороший человек и прекрасная медсестра. Когда начался призыв, Флэнни отправилась на фронт как лучшая медсестра госпиталя Святого Иоанна и школы Мэри-Джейн. Вот и все. Знаю еще, что ее семья очень бедна, у нее много братьев и сестер, а она - старшая. Ну, ладно. Хватит разговоров. Пойду-ка отдыхать, а не то Флэнни рассердится и действительно снимет меня с дежурства! Кенди направилась к проходу. - Кенди. - Да? – девушка обернулась. - А как ее имя? - Имя? - Ну да. Как ее полное имя? Кенди задумалась. Спустя минуту на ее лице появилось озадаченно-ошеломленное выражение, а затем она пожала плечами и растерянно улыбнулась. - Не знаю. Никогда об этом не задумывалась, но я действительно не знаю, как ее зовут. Для меня она всегда была просто Флэнни Гамильтон. - Ясно, - разочарованно вздохнул Чарли. – Иди. Тебе нужно отдохнуть. - До встречи. - До встречи. Кенди быстро прошла по узкому проходу между койками и, кивнув на прощание Флэнни, вышла из комнаты. Чарли откинулся на подушку и принялся наблюдать за стоящей у стола девушкой. С того самого момента, когда он пришел в себя и увидел ее, он не раз пытался завязать с ней беседу. Но медсестра Флэнни оказалась весьма неразговорчива и отвечала коротко и односложно, не проявляя ни малейшего интереса ни к предметам их мимолетных диалогов, ни тем более к его персоне. Впрочем, столь холодный прием вовсе не обескуражил молодого человека, отличавшегося редкостным упрямством, а наоборот, лишь подстегивал его интерес и желание добиться цели. Чарли не собирался отступать и раз за разом продолжал свои попытки, которые, казалось, не производили на ледяную красавицу мисс Гамильтон никакого впечатления. Закончив готовить раствор, Флэнни протерла стол и, подхватив чистые повязки, направилась к ближайшей постели. «Королева, - думал Чарли, наблюдая за неторопливыми, но в то же время ловкими и грациозными движениями ее рук, исполненной величавого достоинства походкой, гордой осанкой. Невозмутимое спокойствие и холодное равновесие окутывали ее подобно плащу, невидимым шлейфом, словно королевская мантия, стелились вслед, таяли в воздухе, пропитывали стены, одеяла, повязки, унося тревоги, даря утешение. Само ее присутствие облегчало боль. – Настоящая королева. Жаль, что снежная. Но ничего. Любой лед когда-нибудь тает. Растает и твой, мисс Флэнни. Что сделало тебя такой? Что заставляет тебя казаться сильнее и увереннее, чем ты есть на самом деле? Что питает твой ледяной покой и стальную решимость? Ответь! Нет, ты снова промолчишь. Флэнни… Красавица Флэнни… Черт возьми, как же твое имя?!» Военно-полевой госпиталь 1480. Обход. Очередной. Резкий запах карболки смешивается с едва заметным удушающе-густым запахом крови, полумрак, ослепительная белизна повязок на фоне темных одеял. Все как обычно. И не так. Но об этом нельзя думать. Нужно работать. Раненые ждут. Ты нужна им - и это главное. Все остальное не имеет значения. Кому интересны твои чувства, Антуанет? Кому они могут помочь? Разве помогли они кому-нибудь хоть раз? Нет. Ни тебе. Ни ему. Так что оставь. Забудь и сосредоточься на работе. Это важнее. Койка… Еще одна… Следующая… Пальцы методично снимают повязки, промывают швы, накладывают ткань. Слой за слоем. Руки знают свое дело. А вот куда деться от мыслей? Никуда. От себя не убежишь. Но ты сама во всем виновата, Антуанет. За то, что не смогла. Тогда, восемнадцать лет назад. Не удержала. Отпустила. Оказалась слабой. Ладно, забудь! Что толку от пустых сожалений? Прошлого не вернуть. Все есть так, как есть. Смирись. Неужели все эти годы одиночества так и не научили тебя смирению? Молчишь? Молчи. Но от себя не убежишь. Еще одна койка. Еще один раненый. Тот самый молодой человек – знакомый Жоа. Она всегда с ним разговаривает. По-моему, он ей нравится. Когда она смотрит на него, в ее глазах мерцают серебряные звездочки. Любовь? Может быть. Они молоды. Они не предавали. У них есть право на любовь. У них есть шанс быть счастливыми. Ты не заслужила счастья. Нельзя об этом думать! Не сейчас. Работай, Антуанет. Работа поможет тебе забыть. Как и всегда, на протяжении всех этих лет, не так ли? Работай. И забудь. Он всего лишь один из них. Просто один из тех, кому сегодня нужна твоя помощь. Сегодня он – твоя работа, и только. Ни больше. Ни меньше. Так делай свое дело. Пальцы завязывают последний узелок повязки. Он – следующий. Что ж… Иди… И помни: это – только работа. Встать… Шаг… Еще шаг… Поворот… Словно путь на эшафот. Не медли. Твой приговор уже оглашен. Он был оглашен восемнадцать лет назад. Только казнь не состоялась. Но тебя не помиловали, мадемуазель Делакруа, а лишь отсрочили исполнение наказания. Что ж… Время пришло. Иди… Шаг… Еще шаг… А он ждет. Сидит, чуть склонив голову. Длинные ресницы отбрасывают тени на худые впалые щеки, покрытые темной щетиной. Со стороны кажется, будто он спит, но ты знаешь, что это неправда. Он ждет. Ждет, когда ты подойдешь к нему. Ждет тебя. И ты идешь. Ничего. Справишься. У тебя нет иного выхода. Просто не смотри ему в лицо. Не поднимай глаз. Работай, Антуанет. Как же он красив. Не так, как тогда, восемнадцать лет назад. Новой красотой. Красотой мужчины. Она сделала его черты резче и определеннее, словно стерла все лишнее, наносное, несущественное, оставила самую суть. Но нельзя думать об этом. Нельзя. Вот ты и рядом. Сесть на край постели, откинуть одеяло. Мятыми кольцами падает повязка. Круг за кругом… Сосредоточься и не думай. Забудь. Сколько он уже здесь? Не считала. Не замечала. Время словно остановилось. В тот момент, когда ты подошла к его кровати и взглянула ему в лицо, здесь, в этом полутемном бараке военно-полевого госпиталя 1480, время для тебя остановилось. Застыло оглушающей тишиной. Повязка снята. Осмотреть. Начинает зарастать. Через несколько дней можно будет снимать швы, а затем еще пара дней, чтобы убедиться, что они не разойдутся – и все закончится. Он вернется на фронт и, может быть, ты больше никогда не увидишь его. Да, наверное, так и будет. Тем лучше. Да, так лучше для нас обоих. Только почему же так болит сердце? Неважно. Ничего не изменить. Не думай об этом, Антуанет. Промыть шов карболкой, стараясь при этом не коснуться пальцами кожи и отчаянно удерживаясь, чтобы не взглянуть в эти знакомые до боли, так и не позабытые глаза. Может быть, сказать ему о том, что его скоро отпустят отсюда? А, впрочем, зачем? Разве это что-то изменит? Нет. Если бы он хотел поговорить с тобой, то давно бы уже сделал это. Но он молчит. И ждет. Когда ты уйдешь? Да, наверное. Разумеется. Прошло столько лет. Целая жизнь. И он прожил ее без тебя. Глупо надеяться, что влюбленность восемнадцатилетнего юноши выдержит испытание временем, расстоянием и болью. Очень глупо. Разумеется, он уже давно оставил позади это чувство. Оставь и ты. Не отвлекайся, Антуанет. Помни: это - работа! Белые ленты ложатся одна на другую, скрывая рану. Последний узелок… Вот и все. Встать… Шаг… Еще шаг… Поворот… Следующая койка. Следующий раненый. Странный, повторяющийся изо дня в день ритуал. Все чувства словно умирают, когда ты ступаешь на порог этой комнаты, и лишь тело продолжает действовать. Спокойно. Методично. Руки знают свое дело. А перед глазами колеблется неясная пелена серого тумана, из которого вдруг выплывают непрошенные воспоминания. Нельзя. Не место. И не время. Забудь. Впрочем, кто об этом знает? Никто. Только ты, он и, может быть, тот молодой человек на койке рядом, который каждый раз смотрит на нас с непониманием и удивлением в глазах. А остальному миру нет до вас никакого дела. Для него вы лишь медсестра и раненый, чьи жизни пересеклись на мгновение, чтобы снова разойтись и пойти своим чередом. Все верно. Так и должно быть. Это работа. Твоя работа. Твоя жизнь. Другого нет и уже не будет. Не так ли, Крис? Обход закончен, и ты снова идешь по узкому проходу, собирая снятые повязки. Бесшумно плывешь над полом, словно призрак или мечта. Подходишь к стулу в углу комнаты, садишься. Руки автоматически расправляют складки серой униформы и передника, а затем начинают разбирать снятые повязки, сматывая в клубочки. Сколько раз я наблюдал все это? Наверное, уже сотни. Твои руки так ловко и методично выполняют эту нудную работу. Чувствуется, что она тебе знакома. Из-под косынки выбилась непослушная каштановая прядка и упала на висок. На фоне белоснежной кожи она выглядит такой темной, почти черной. Она мешает тебе, но ты не убираешь ее. Задумалась? О чем? Молчание. Только пальцы быстро и ловко складывают тонкие полоски ткани. Ты не сводишь взгляда со своих ладоней, длинные ресницы полуопущены и отбрасывают темные тени на худенькие, словно выточенные из бело-розового мрамора щеки. Твой профиль. Такой знакомый и милый. Мягкие линии плавно изгибаются, перетекая одна в другую. Каждая черточка словно выточена искусной рукой ваятеля эпохи Возрождения. Безмолвный гимн красоте и гармонии, скрытый смиренным ликом святой. Смотреть на тебя - словно прикасаться к огню: и больно, и радостно. На святых так не смотрят. Только ты - не святая. Верно, Антуанет? Почему же?! Ответь мне, Антуанет! Почему?! А ты так тиха и спокойна. Ледяное равновесие струится волнами вокруг тебя, плывет в воздухе невидимым туманом, стекает холодным шлейфом. Молчишь? Что ж… Молчи. Я не потребую ответа. За эти годы я привык не искать ответов на вопросы, на которые не хочу знать ответ. Живи как живется – жизнь сама все решит. Пусть решает. А я подожду ее решения, чтобы принять его без вопросов и ответов. Ты встаешь и уходишь, унося аккуратно сложенные стопки бинтов. Дверь бесшумно закрывается за твоей спиной. Подобно воплощенной тишине, ты поглощаешь все звуки, которые касаются тебя. Мгновения тянутся медленно, словно густой мед… Знаешь, когда ты уходишь, время словно останавливается. Судорожно дрогнув, встают стрелки часов, замирает маятник. Вся Вселенная застывает в холодном ожидании твоего возвращения. И ты возвращаешься. Тихо и неприметно. Для остальных. Но не для меня. Потому что только я слышу, как с хрустально-равнодушным звоном разбивается Вечность при твоем появлении, разлетается сверкающими ледяными осколками, а мир снова наполняется звуками, красками и… жизнью. Ты садишься на свое место и начинаешь готовить какой-то раствор. Кто-то зовет тебя. Голос едва слышен, а коснувшись твоей тишины он умрет вовсе. Но ты слышишь. Встаешь. Спешишь на зов. Все та же Антуанет. Все та же, что и восемнадцать лет назад. Почему же ты не услышала мой зов, Антуанет? Я так отчаянно звал тебя тогда. Но ты не пришла. Почему? Зачем ты сделала это с нами, Антуанет? Молчишь. Да о чем это я? Учиться в Париже и стать медсестрой было твоей самой заветной мечтой, не так ли? Ты хотела этого больше всего на свете. Даже больше, чем меня. А я… А я не мог без тебя жить. Слышишь? Что ты чувствуешь, сидя там, поодаль, с таким умиротворенно-спокойным выражением лица, словно святая Мадонна? Что ты чувствуешь, когда прикасаешься ко мне, чтобы сменить очередную повязку? А знаешь, что чувствую я? Ад! Твое прикосновение подобно пламени. Я не чувствую боли обеззараживающих средств, только обжигающее тепло твоих пальцев. Только ты… И так было всегда. Все эти восемнадцать лет это была ты. Я жил в аду, имя которому Антуанет! Знаешь ли ты, через что я прошел? Нет, не знаешь. Никто не знает. Но я выжил. Выжил благодаря тебе. Это ты создала Креста, Антуанет. Кристиан-Пьер де Ла Вреньи умер в тот день, когда прочел твое письмо. Он умер. Но его любовь к тебе не умерла. Из пепла его сердца, словно феникс, возродился другой человек – убийца по имени Крест, в душе которого кровавым клеймом был выжжен твой образ. И вот мы, наконец, встретились. Я не стремился к этому. Я даже почти убедил себя, что это никогда не случится, что я больше никогда не увижу тебя. Но жизнь решила иначе. Я принимаю ее решение. И сейчас, в эту минуту, после всей этой бесполезной жизни, после этих сгоревших в адском пламени восемнадцати лет, я хочу спросить тебя лишь об одном: стоило ли это того? Стоила ли твоя мечта, приведшая тебя в этот полутемный барак, пропахший карболкой и кровью, в эти бессонные ночи среди стонов боли и смерти, моего разбитого сердца? Ответь мне, святая Антуанет!!! Жоа вошла в палату и, остановившись у порога, медленно обвела ее взглядом, но не обнаружила ничего, что вызывало бы беспокойство. Большинство раненых спали, кое-кто просто лежал, глядя в потолок тоскливым, затуманенным болью взглядом. Антуанет сидела в углу на посту и, казалось, дремала. Жоа направилась к ней. Женщина тут же подняла голову и неторопливо обернулась, при виде девушки ее губы дрогнули в призрачной усталой улыбке. Жоа чуть нахмурилась: в последнее время Антуанет выглядела какой-то нервной и очень измученной, словно ее что-то сильно беспокоило. «А может, это просто мое воображение? Чужой госпиталь, незнакомые люди. Да и работы хватает, а в последнее время ее даже больше, чем обычно. Раненые поступают – только успевай. Вот нервы и сдают. Мы все устали. А Антуанет самая старшая. К тому же, она взяла ночные смены, да и работает дольше остальных, чтобы мы могли отдохнуть. Неудивительно, что она выглядит такой измученной. Надо будет поговорить с доктором и изменить расписание. Ей нужен отдых». Приняв такое решение, Жоа почувствовала, как тревога оставляет ее, и улыбнулась в ответ своей самой сияющей улыбкой. - А вот и я! - Вижу, - Антуанет встала. – Принимай дежурство. Я подготовила перевязку и раствор, так что можешь сразу начинать обход. До встречи, - она быстро прошла по проходу и почти выбежала из палаты. - Хорошо отдохнутью «Нет, все-таки в последнее время она ведет себя очень странно, - подумала девушка, провожая ее удивленным взглядом. – Совсем не похожа на себя. Постоянно молчит, о чем-то думает. И глаза всегда такие грустные и тревожные. А иной раз так отрешится, что не дозовешься. Что с ней происходит? Что могло случиться? Вроде ничего такого особенного в последнее время не было. Писем она не получала, да и близких у нее нет. Из 1478 известий не было. Здесь все в порядке. Пациенты в более-менее сносном состоянии, никто не умер. Что же ее беспокоит? М-да… Просто загадка какая-то. Но что-то явно не так. Вот только что? – Жоа тяжело вздохнула и потерла ноющий от постоянного недосыпания висок. – Ладно. Потом разберемся. Пора приниматься за работу! Сначала дело, а остальное подождет». Тряхнув головой, она взяла перевязку и карболку и направилась к ближайшей кровати. Закончив с очередным пациентом, Жоа перешла к следующему и остановилась. Это было место Кардинала. Молодой человек лежал совершенно неподвижно, его глаза были закрыты, а дыхание ровно и глубоко. Девушка замерла в нерешительности. - Он спит, - раздался с соседней койки знакомый мужской голос с переливчатыми бархатными интонациями. – Уснул перед самым вашим приходом, - безразлично пояснил Крест, глядя куда-то в потолок застывшим взглядом. - Понятно, - пробормотала Жоа. Взглянув еще раз на умиротворенно-расслабленное, дышащее сонным покоем лицо молодого человека, она вздохнула и повернулась к Кресту. – Не буду его будить. Но в этом случае очередь ваша. Тот молча сел, привалившись спиной к стене. Жоа опустилась рядом и принялась снимать повязку. - О-о… - осмотрев рану, девушка удовлетворенно кивнула. – Почти затянулась. Думаю, через пару дней мы снимем швы, а значит, максимум через неделю вы покинете госпиталь, - деловито пояснила она, накладывая новую повязку. При этих словах Крест чуть вздрогнул. Девушка замерла и с беспокойством взглянула ему в лицо. - Что с вами? Я сделала вам больно? Однако лицо мужчины уже вновь обрело прежнее непроницаемое выражение, и он покачал головой. - Нет. Все в порядке, мадемуазель. - Вы уверены? - Да, - его голос звучал устало, но твердо и ровно, это успокоило девушку. - Что ж, - Жоа улыбнулась. - Отдыхайте. Поднявшись, она направилась к следующей постели. Спустя еще три четверти часа обход был завершен. Девушка устало опустилась на свой стул и принялась разбирать снятые повязки, но тут на ее плечо легла чья-то ладонь. Вздрогнув от неожиданности и удивления, Жоа обернулась и увидела Креста. Он стоял позади нее, тяжело опираясь левой рукой о стену и слегка покачиваясь, словно пьяный. - Зачем вы встали? – девушка моментально вскочила с места и осторожно подхватила его под руку. – Вы долго лежали, и сейчас у вас должно быть сильно кружится голова. Да и рана может дать о себе знать. Вы можете упасть и… - Тише, - поморщившись, прошептал мужчина. – Не так громко. - Вы должны вернуться на место, - она послушно перешла на шепот. – Вставать нужно постепенно. На сегодня вам хватит. Идемте. Жоа осторожно потянула его в сторону постели. - Нет, - тихо, но твердо возразил Крест, отняв руку и оставшись стоять на месте. – Мне нужна ваша помощь. - Помощь? – еще больше удивилась девушка. – Какая помощь? Крест помолчал мгновение, глядя куда-то в сторону и словно раздумывая, стоит ли продолжать. - Отведите меня к мадемуазель Антуанет Делакруа, - наконец попросил он. - К Антуанет? – Жоа была просто ошеломлена. Она ожидала чего угодно, но не такой странной просьбы. - Да. - Но… Зачем? - Мне нужно поговорить с ней, - сдержанно ответил мужчина. - В таком случае будет проще, если вы дождетесь ее следующего дежурства, - предложила девушка. - Нет, - резко возразил Крест. - Почему? Неужели это так срочно? - Это очень срочно, - мрачно пробормотал тот и недовольно нахмурился. – Кроме того, мне нужно поговорить с ней наедине. - Но… - попыталась было снова возразить Жоа, но он не позволил ей закончить. - Я прошу вас, - настойчиво перебил мужчина, на его лице мелькнуло раздражение. – Неужели вы не можете просто выполнить мою просьбу, не задавая лишних вопросов? Если так, то простите, что побеспокоил. Я справлюсь самостоятельно. Он медленно развернулся и неуверенной, шатающейся походкой направился к двери. «Почему все мужчины такие упрямые и никогда не слушают разумных доводов?!» - тяжело вздохнув, Жоа бросилась следом. Взяв его руку, она положила ее себе на плечо и, поддерживая, осторожно обняла его за талию. - Я же не отказываюсь, - хмуро пробормотала она. – К Антуанет так к Антуанет. Но такие большие нагрузки вам еще вредны! Крест ничего не ответил, и они вышли из комнаты. Медленно, останавливаясь через каждые два-три шага, они выбрались из барака, где располагались раненые, миновали двор и подошли к приземистому строению, где жили медсестры и врачи. - Это здесь? – тихо спросил Крест, когда они вошли внутрь. - Да. - Где? - Комната в самом конце коридора. Последняя дверь, - пояснила девушка, удивленно взглянув на него. – Я провожу вас. - Нет, - Крест снял руку с ее плеча и оперся о стену. – Я сам дойду. Возвращайтесь на свой пост, мадемуазель. Вы можете понадобиться кому-нибудь из тех, кто еще не может ходить. - Но… - Вы на дежурстве, мадемуазель, - напомнил Крест. – Я лишь один из многих, не забывайте. К тому же, я не в самом плохом состоянии и могу прекрасно позаботиться о себе самостоятельно. Вы уже достаточно помогли мне. Я вам очень благодарен. А теперь идите. Мне ваша помощь больше не требуется, но в ней нуждаются другие. Идите. Жоа тяжело вздохнула. Ей не хотелось оставлять его одного в таком ненадежном состоянии, но она не могла не признать справедливость его слов. Другие тоже нуждались в ее помощи. Он был лишь одним из многих. «Но он еще слишком слаб», - она с сомнением и беспокойством посмотрела на стоящего рядом мужчину. - Идите, мадемуазель, - Крест чуть улыбнулся кончиками губ. – Со мной все будет в порядке. Я хочу всего лишь поговорить с мадемуазель Делакруа. К тому же, она тоже медсестра. Если мне вдруг станет хуже, она сумеет помочь. Идите и ни о чем не беспокойтесь. Его слова окончательно успокоили девушку. - Хорошо, - пробормотала она и направилась к двери. Крест с улыбкой проводил ее взглядом, но едва за ее спиной закрылась дверь, как улыбка исчезла с его лица. Нахмурившись, он медленно шагнул вглубь расстилающегося перед ним темного коридора. Военно-полевой госпиталь 1478. Закончив обход, Флэнни направилась к кровати, на которой лежал Терри. Присев на край, она сняла компрессы и коснулась лба молодого человека. Спустя мгновение на лице девушки отразилось удивление, смешанное с облегчением. «Жар спал. Наконец-то! Значит, он скоро очнется. Хорошая новость для Кенди». В этот момент за ее спиной послышался шум открывающейся двери. - Мисс Флэнни? Флэнни неторопливо обернулась и увидела одну из медсестер. Остановившись у порога, девушка выжидающе смотрела на нее. - Что-нибудь случилось, Кэтрин? – спросила Флэнни, поднимаясь. - Вас зовет доктор Люмьер, - ответила та. - Доктор Люмьер? – удивленно переспросила Флэнни. - Но я на дежурстве. - Я сменю вас. Он просил передать, что это срочно. - Хорошо. Пожав плечами, Флэнни прошла по проходу и вышла из комнаты. Кенди медленно открыла глаза и сонно поморгала, пытаясь сообразить, что ее разбудило. Откуда-то сбоку послышались легкое шуршание и звук шагов. Повернув голову, Кенди взглянула в сторону, откуда доносились эти звуки, и увидела Флэнни. Девушка стояла возле свой постели, методично складывая вещи. - Флэнни?!! – остатки сна моментально слетели с нее, словно сухая шелуха с лука. Кенди резко села на постели, в широко распахнутых зеленых глазах мелькнул страх. – Твое дежурство уже закончилось? Господи, неужели я проспала?!! Почему же ты не разбудила… - Успокойся, Кенди, - перебила ее Флэнни, не отрываясь от своего занятия. – Ты не проспала. До твоей смены еще несколько часов. К тому же, неужели ты думаешь, я бы не разбудила тебя сразу, как пришла, если бы ты проспала? - Тогда почему ты здесь? – ошеломленно пробормотала Кенди. - Потому что через два часа я уезжаю в 1479. Они попросили о помощи, - Флэнни обернулась и задумчиво посмотрела на подругу. – Так что какое-то время тебе придется побыть здесь одной. Меня не будет несколько недель, но Антуанет и Жоа должны скоро вернуться. Я уже согласовала новое расписание дежурств. Возьмешь его у Кэтрин. Кстати, у меня для тебя хорошая новость: твоему молодому человеку стало лучше. - Что?!! – Кенди едва не подпрыгнула на постели, услышав это. - Да, - невозмутимо подтвердила Флэнни. – Жар спал. Думаю, он скоро очнется. Надеюсь, теперь ты не будешь просиживать у его постели все дежурства? – добавила она с едва заметной усмешкой в голосе. Кенди ничего не ответила и, казалось, даже не слышала ее. Опустив голову, она молча смотрела на свои ладони застывшим взглядом. Флэнни чуть нахмурилась, но ничего не сказала и снова отвернулась. «Жар спал, - между тем думала Кенди, рассматривая собственные нервно сплетенные пальцы так, словно видела их впервые. – Я должна радоваться, что ему стало лучше. Почему же я не рада? Да потому что скоро он придет в себя и тогда… И что тогда? Ничего ведь не изменилось. Что он скажет мне? А что он может сказать? И что я скажу ему? Как это все-таки странно. Столькое в прошлом объединяет нас, а нам нечего сказать друг другу. Потому что это прошлое. Его уже не вернешь. В таком случае, стоит ли встречаться? Зачем? Зачем еще больше усложнять то, что и без того сложно и запутанно? Только потому что мы встретились здесь, ничего не изменилось. Терри по-прежнему связан с Сюзанной. Зачем же делать друг другу больно? Разве мы недостаточно страдали? Зачем же еще? Для чего? Чтобы посмотреть друг другу в глаза и в очередной раз понять, что мы бессильны перед судьбой? Мы это знаем. Именно поэтому Терри оказался здесь, на грани смерти. Так стоит ли усугублять ситуацию еще одной встречей, которая не принесет ему ничего, кроме отчаяния и боли? Нет… Нельзя быть такой эгоисткой. Я этого не допущу. Хватит. Хватит!!! Прости, Терри. Может быть, тебе это покажется жестоким, но нам лучше не встречаться. Так будет лучше для нас обоих». Кенди решительно подняла голову. - Флэнни. - Да? – девушка обернулась. - Я бы хотела поехать в 1479 вместо тебя. На лице Флэнни отразилось бесконечное удивление. - Но… Я думала… - Флэнни, пожалуйста, ни о чем меня сейчас не спрашивай, хорошо? – умоляюще прошептала Кенди. - Просто помоги мне. Я и сама еще толком не разобралась. Я… Я просто знаю, что мне и ему не нужно встречаться. По крайней мере, сейчас. Это лишь ухудшит все и причинит боль и мне, и ему. Я не хочу этого. - Но бегство – это не выход, Кенди, - тихо заметила Флэнни, строго глядя на подругу. - Я не убегаю, Флэнни, - твердо возразила та. – Между мной и Терри все уже решено. Давно. Я лишь хочу избавить нас от неудобной ситуации и лишней боли. Если постоянно бередить рану, она не заживет никогда. - Хорошо, - Флэнни кивнула головой, соглашаясь. – В таком случае начинай собираться, а я поговорю с доктором Люмьером. Думаю, он не будет возражать. - Спасибо, Флэнни. Та ничего не ответила и вышла из комнаты. Кенди проводила ее взглядом и принялась заправлять постель. «Надеюсь, я поступаю правильно». Кругом было темно и тихо, и он плыл в этой темноте. А быть может, падал. Тишина расступалась по сторонам, невидимыми пластами стелилась и уплывала в никуда. И так снова и снова. До бесконечности. Иногда в этой непроницаемо-глухой темноте он видел ее. А иногда до него даже долетало слабое эхо ее смеха. Кенди… Кенди на корабле, несущем их в Англию… Кенди в колледже Святого Павла… Кенди в Шотландии… Воспоминания призрачными видениями кружили вокруг и таяли во тьме, расползаясь лохмотьями серого тумана. А потом он вдруг увидел ее так отчетливо. Он стоял в открытых дверях уходящего поезда, а она бежала следом. Ветер нещадно ударил в лицо, обдав странным неприятно-резким запахом, но он устоял. Ветер бил все сильнее, раскаленной волной обжигал тело, мешая дышать. Но он упорно не отрывал взгляда от бегущей вслед за поездом девушки. Выбившись из сил, она начала отставать. В широко распахнутых глазах бились боль, отчаяние, на длинных темных ресницах повисли хрустальные капельки слез, но где-то в самой глубине по-прежнему горела упрямая гордая надежда, которая никогда не позволяла ей сдаться… и которую он так любил. Внезапно она споткнулась и полетела на землю. Поезд начал поворачивать, унося его прочь. Последнее, что он успел увидеть, были ее протянутые руки и отчаянный зов в глазах цвета весенней листвы. И тогда, повинуясь этой безмолвной мольбе, он шагнул вперед. Окружающий мир пошатнулся и разлетелся мириадами сверкающих осколков, унося с собой протянутые к нему руки и затихающий вдали стук колес поезда, а его снова накрыла тьма. Он летел сквозь нее. Все быстрее и быстрее. Откуда-то из расстилающейся перед ним темноты снова донесся ее смех. Он полетел еще быстрее и увидел ее. Она стояла прямо перед ним, повернувшись к нему спиной. - Кенди!!! Он кричал изо всех сил, но его голос растворился в тишине. Кенди медленно обернулась, и он увидел ее глаза. Она смотрела прямо на него, а затем улыбнулась и протянула к нему руки. Терри шагнул к ней навстречу и обнял. Но девушка в его объятиях вдруг дрогнула и расплылась туманом, а он снова провалился во тьму. Разрывая пласты тишины, он все быстрее и быстрее летел навстречу стремительно приближающемуся ослепительному свету. Терри открыл глаза и медленно повел по сторонам мутным взглядом. «Где я?» Военно-полевой госпиталь 1480. Добравшись до двери в конце коридора, он остановился и прислушался. Внутри царила тишина. «Может быть, она спит? Может, не стоит? Нет, я должен знать!!!» Он решительно толкнул дверь и вошел внутрь. Она не спала. В том же сером платье, но без косынки и передника, Антуанет сидела на постели, повернувшись к нему спиной, и расчесывала волосы. Услышав звук открывшейся двери, она чуть вздрогнула и обернулась. - Жоа, что случи… Увидев стоящего на пороге мужчину, Антуанет замерла, ошеломленно глядя на него. С минуту они молча смотрели друг другу в глаза. - Я хочу поговорить с тобой, - наконец спокойно и холодно произнес Крест. Переступив порог, он аккуратно закрыл за собой дверь. Звук его голоса и это простое обыденное движение вывели ее из состояния оцепенения, вернув на землю. Медленно протянув руку, Антуанет положила расческу на тумбочку. Когда она снова повернулась к нему, ее лицо уже вновь обрело прежнее умиротворенно-непроницемое выражение. - Хорошо, - она кивнула в сторону кровати, стоящей рядом с той, на которой сидела она. – Садитесь. - Постою, - холодно отрезал Крест. – Оставь свою жалость при себе. Антуанет подавила вздох и, подняв голову, задумчиво посмотрела на него. - Не стоит быть слишком упрямым и гордым, - сдержанно и спокойно заметила она. – Это излишне. Вы уже дали понять, как ко мне относитесь, так что не стоит демонстрировать это снова и снова. И моя жалость тут совершенно ни при чем. Вы сегодня встали в первый раз, а у вас ранение в голову. Большие нагрузки не пойдут вам на пользу. Не забывайте, я все-таки медсестра. Заботиться о вашем здоровье – мой долг. - Долг, - Крест горько усмехнулся. – Всегда только долг, не так ли? Ты ведь медсестра. Это было твой самой заветной мечтой, ради которой ты пожертвовала всем. Даже мной. Что ж. Твоя мечта осуществилась. Ну и как, Антуанет? Что ты сейчас чувствуешь? Ты счастлива? Принесла твоя мечта тебе счастье? Ты так спокойна, уравновешенна, холодна. Я наблюдал за тобой. Да, теперь для тебя существует только долг. Обязанности. И я - лишь одна из твоих обязанностей. И как? Это того стоило, а? Антуанет ничего не ответила и отвернулась. Черные глаза под странно изломленными темными бровями хищно сузились и полыхнули яростью. - Ответь мне!!! – хрипло рявкнул Крест. Шатающейся походкой он подошел к кровати, на которой сидела она, и тяжело опустился рядом. – Посмотри мне в глаза и ответь: это того стоило? – снова потребовал он. Подняв руку, он взял ее за подбородок и резко развернул лицом к себе, горящий гневом и болью черный взгляд встретился со спокойно-усталым карим. Несколько мгновений он мрачно всматривался в ее лицо, словно пытаясь отыскать в нем что-то. - Ни тени раскаяния, - наконец пробормотал он и усмехнулся с нескрываемой горечью. – Впрочем, наверное, этого и стоило ожидать. Все за мечту, не так ли, Антуанет? Услышав эти слова, женщина застыла, словно статуя, а ее лицо мгновенно окаменело, превратившись в бледную мраморную маску. Подняв руку, она резко отбросила его ладонь и нахмурилась. - Оставь в покое мою мечту, - несмотря на явный гнев, ее голос по-прежнему звучал спокойно и ровно. – Она не имеет никакого отношения к тому, что произошло между нами. - Вот как? А судя по твоему письму - имеет. Именно поэтому ты бросила меня! Чтобы учиться в Париже и стать медсестрой. Но тебе даже не хватило смелости сказать мне об этом в лицо! – с обжигающим презрением процедил Крест. Воцарилась тишина. Теперь уже Антуанет внимательно всмотрелась в его лицо. Наконец ее черты несколько смягчились, и сквозь них проступила усталость. - Крис… - Не называй меня так! – резко перебил он. – Кристиана-Пьера де Ла Вреньи больше не существует. Он умер. Давно. Восемнадцать лет назад. Мое имя Крест. - Хорошо, - Антуанет вздохнула и отвернулась, снова скрывшись за маской покоя и умиротворения. – Так зачем вы пришли сюда, месье Крест? – подчеркнуто вежливо осведомилась она. - Я уже сказал. - Да, я слышала. Только ведь это неправда. Ты пришел сюда не затем, чтобы узнать, что я чувствую или как я жила все эти годы. Думаю, тебе это совсем неинтересно. Ты пришел сюда, чтобы сказать, что чувствуешь ты. Вернее, что ты думаешь обо мне. Что ж… Вперед. Я тебя слушаю очень внимательно. Обещаю выслушать все, что ты мне скажешь, и не перебивать. - Откуда такое смирение? – едко усмехнулся Крест, зло сверкнув глазами. – На тебя это не похоже. Антуанет слабо улыбнулась. - Это не похоже на ту Антуанет, которую ты знал когда-то. Но это было давно. Восемнадцать лет назад. Той Антуанет больше нет. Как и Кристиана-Пьера. Жизнь и работа изменили меня. Научили терпению и… смирению. Впрочем, мы отвлеклись. Ты пришел, чтобы сказать мне, что ты обо мне думаешь. Начинай. Только ты зря тратишь время. Я знаю, что ты мне скажешь, как и то, что ты думаешь обо мне. - Нет, не знаешь. И никогда не узнаешь! Для того, чтобы понять, что такое боль предательства, нужно испытать это. Но ты этого не почувствуешь. Тебя не предавали… - Ты так думаешь? – Антуанет странно посмотрела на него и чуть улыбнулась загадочно-грустной улыбкой. - Да, но речь сейчас не об этом, - он замолчал на мгновение, тяжело дыша и сверля ее тяжелым яростным взглядом, но когда он вновь заговорил, его голос прозвучал холодно и официально. – Вы ошибаетесь, мадемуазель Делакруа. Я пришел сюда не для того, чтобы говорить о ваших или своих чувствах. Они больше не имеют значения. Я пришел, чтобы задать один-единственный вопрос, который мучил меня все эти годы, и получить наконец на него ответ. Услышать его из твоих уст. Почему, Антуанет? Почему ты предала меня? Предала нас? Стоила ли твоя мечта такого предательства?! - Это уже целых четыре вопроса, - слабо улыбнулась медсестра. - Не уходи от ответа! – яростно потребовал Крест. Улыбка исчезла с ее лица. Антуанет вздохнула и серьезно посмотрела на него. - Я не предавала тебя, - тихо ответила она. Воцарилась тишина. Крест ошеломленно смотрел на сидящую перед ним женщину, на лице которой были написаны терпеливое спокойствие и грусть, словно у святой на иконе, и не верил своим ушам. Он ожидал услышать что угодно, но не такую откровенную, жестокую, отвратительную ложь. - Что?!! – наконец пробормотал он, приходя в себя, но тут же, скривившись, покачал головой. – Черт возьми, наверное, я должен был этого ожидать. - Чего ожидать? – недоуменно переспросила Антуанет. - Что ты все будешь отрицать, разумеется. Очень по-женски. Неплохой ход. - Я всего лишь сказала правду, - тихо возразила женщина. – Разве ты не за этим пришел сюда? - Правду?!! – он захлебнулся от возмущения и ярости. – Ты утверждаешь, что ничего не было, и называешь это правдой?!! - Да! – жестко подтвердила Антуанет. - Ну, разумеется, ты меня не предавала, - издевательски хмыкнул мужчина. - И письма, в котором ты сообщала, что между нами все кончено и ты уезжаешь в Париж, конечно, тоже не было. Я все это придумал! - Не совсем так, - спокойно и терпеливо возразила Антуанет. - Неужели?! А как же? Терпение Антуанет подошло к концу. Она нахмурилась и сурово поджала губы, а обычно мягкие карие глаза сверкнули гневным огнем. - Послушайте, месье Крест! Давайте сначала определимся, зачем вы сюда пришли: чтобы услышать правду или чтобы высказать мне свое мнение по поводу того, что произошло? Если для того, чтобы высказаться самому, то говорите побыстрее и уходите. Я работаю по двадцать часов в сутки и очень устаю. У нас каждая минута отдыха на счету! Поэтому у меня нет ни времени, ни желания выслушивать ваши гневные проповеди, насколько бы справедливы, на ваш взгляд, они ни были!!! Это возымело желаемый эффект: Крест замолчал, сверля ее исподлобья мрачным взглядом. - Хорошо, - наконец произнес он холодным, ровным тоном. – Говори. Обещаю, что не скажу ни слова, пока ты не закончишь. Антуанет глубоко вздохнула, словно перед прыжком в воду. - Я действительно не предавала тебя, - повторила она, стараясь говорить спокойно, хотя это давалось ей с явным трудом. – То письмо, которое тебе передал мой отец восемнадцать лет назад, было написано не мной. Ты обещал не перебивать, - строго напомнила она, заметив, как он ошеломленно открыл рот, явно намереваясь заговорить. – Если ты помнишь, наши отцы были против наших отношений. Они требовали, чтобы мы прекратили встречаться, но мы отказались. Спустя какое-то время мой отец сообщил, что наша дальняя родственница, жившая в Тулузе, серьезно больна. Он попросил меня поехать к ней ненадолго, чтобы помочь. Поскольку речь шла о единственном близком нашей семье человеке, я не смогла отказать. У меня не было возможности сообщить тебе о своем отъезде, но отец сказал, что поездка займет всего несколько дней, поэтому я не нашла в этом ничего страшного и уехала. Однако болезнь тетушки затянулась. В итоге я вернулась не через несколько дней, как рассчитывала, а через несколько недель. На следующий день после моего приезда отец передал мне письмо. Твое письмо. - Мое письмо?! – на лице Креста отразилось глубочайшее изумление. – Но я не писал никаких писем. - Я знаю. Не перебивай. - Извини. - Так вот, он передал мне письмо, якобы написанное тобой. Я очень удивилась. Отец сказал, что его принес посыльный графа несколько дней назад. Письмо не вызвало у меня подозрений, поскольку было написано твоим почерком. К тому же, я решила, что ты просто куда-то уехал по делам, как и я, и решил таким образом поставить меня в известность. Однако в письме говорилось, что ты решил положить конец нашим отношениям, что у нас нет будущего, и что ты уезжаешь учиться за границу. Я была в шоке. Нет, я была раздавлена, убита, уничтожена морально и физически! Я хотела встретиться с тобой, чтобы ты сказал мне это в лицо, чтобы объяснил, но папа сказал, что ты уже уехал. Я не поверила и отправилась в поместье, но старый граф и те слуги, которых я знала, подтвердили, что это правда. Мне ничего не оставалось, как смириться и жить дальше. В конце концов, не я первая, не я последняя. Антуанет замолчала, неподвижно глядя прямо перед собой. Снова воцарилась тишина. - Как ты узнала, что письмо поддельное? – наконец тихо спросил Крест, хмуро уставившись в пол. Темные брови почти сошлись над переносицей, придав его лицу выражение мрачной суровости. - Как? – Антуанет покачала головой, уголки ее губ дрогнули в болезненно-горькой усмешке. – Мой отец не выдержал моих мучений. Спустя шесть лет он признался во всем. Они придумали это вдвоем с графом. Сначала приготовили два поддельных письма. Затем мой отец выпроводил меня из города на несколько недель, а когда я уехала, вручил тебе письмо, якобы написанное мной. По их планам ты должен был прийти в ярость и действительно уехать учиться за границу, тогда то, что прочла я, было бы почти правдой. Но ты, как всегда, разрушил все планы своего отца и попросту исчез. Твой поступок сразил старого графа наповал. Он так и не оправился. Жак-Франсуа сказал, что он до самой смерти продолжал поиски, - сообразив, что Кристиан-Пьер, возможно, до сих пор не знал о смерти отца, Антуанет споткнулась на середине фразы и испуганно-виновато взглянула на него. – Прости, - прошептала она. - Ничего, - так же тихо ответил Крест. – Когда это произошло? - Спустя четыре года после твоего исчезновения. Они снова замолчали. - А как мой брат? – внезапно спросил он. - Не знаю, - честно призналась Антуанет. – В последний раз я видела его десять лет назад, когда приезжала на похороны отца. С тех пор я больше ни разу не была в Лавферезе. К тому же, я и Жак-Франсуа почти не знали друг друга и редко общались. Сначала старый граф запретил ему даже здороваться со мной. Тогда он был совсем еще мальчишкой и, разумеется, не посмел ослушаться приказа отца, хотя часто наблюдал за мной издалека. А потом я уехала в Париж. - В Париж? - Да. Когда мой отец признался в том, что они сделали, я пришла в ярость. Мы поссорились. Отец все время твердил, что сделал это ради меня, что у нас все равно ничего бы не получилось. Но я ничего не желала слушать. Я больше не верила ему. И мне было слишком больно. Я сказала, что у меня больше нет отца, а на следующий день уехала в Париж, где поступила в школу медсестер при медицинском факультете университета. Два года мы не общались вообще. Постепенно обида улеглась, боль притупилась. Незадолго до его смерти мы помирились. Вот и все, – закончила Антуанет. В комнате снова воцарилась тишина. Казалось, даже время замедлило свой бег. - Ты простила его? – внезапно едва слышно спросил Крест. Скорее интуитивно, чем осознанно она поняла, что он говорит о ее отце. - Простила? – Антуанет посмотрела вдаль и задумчиво прищурилась. – Нет, не простила, - наконец ответила она. – Но я понимаю, почему он так поступил. Он действительно думал, что так будет лучше для меня. Я не могу винить его за любовь и заботу. Любой хороший отец, чей ребенок оказался бы в такой ситуации, был бы весьма обеспокоен. Старый граф, как известно, шутить не любил. Но и простить его за этот обман и совершенно беспардонное вмешательство в мою жизнь до конца не могу. - Понятно. Еще минуту они сидели в звенящей тишине, а затем Крест медленно поднялся, тяжело опираясь на спинку кровати, и шагнул к двери. - Куда ты? – спросила Антуанет, с беспокойством глядя, как он, пошатываясь и тяжело дыша, переставляет ноги. - Я возвращаюсь, - пробормотал Крест, не оборачиваясь. Его голос звучал глухо и пусто, и как-то бессильно, словно он испытывал мучительную боль. - Мне нужно подумать. Понять. Анутуанет поднялась и подошла к нему. Взяв его руку, она положила ее себе на плечо и осторожно обняла за талию. - Я помогу, - прошептала она. – Тебе еще нельзя так много ходить. Он не стал возражать, а лишь тяжело оперся на ее плечо, и они вышли из комнаты. Военно-полевой госпиталь 1478. «Где я?» Терри медленно повел взглядом по сторонам, но перед глазами расплывались лишь грязновато-серые, коричневые и черные пятна. Он сосредоточился, пытаясь сфокусировать зрение. Спустя несколько минут его старания увенчались успехом, и картина постепенно стала обретать четкость. Он лежал, укрытый до плеч грубым шерстяным одеялом, на узкой жесткой постели в небольшой комнате с темными бревенчатыми стенами, низким потолком и небольшими окнами. Вокруг царил полумрак, а в воздухе удушливой волной повис странный резкий и неприятный запах. Терри попробовал приподняться, чтобы получше разглядеть окружающую обстановку. Рука, лежавшая на груди, слабо шевельнулась и снова застыла. Терри удивленно нахмурился: мышцы были странно вялыми и никак не желали слушаться приказов мозга. Он чувствовал себя ужасно слабым, и это ощущение ему совсем не понравилось. - С возвращением! – неожиданно раздался откуда-то сбоку знакомый мужской голос, в котором слышались радость и дружеская насмешка. С трудом перекатив голову по подушке, Терри посмотрел в сторону, откуда донесся этот голос, и увидел Чарли. Он лежал на соседней койке, а на его лице красовалась довольная ухмылка. - Чарли? - Ну, как ты? – деловито осведомился тот. - Плохо. Слаб, как новорожденный котенок. - Радуйся, что вообще очнулся, - философски заметил на это Чарльз. - А где мы? Что произошло? – с трудом ворочая непослушным языком, спросил Терри. - Мы в военно-полевом госпитале 1478, дружище, - весело ответил Грант. – Кстати, поздравляю тебя с первыми боевыми отметинами. Надеюсь, они будут и последними. - Я ранен? - А как же. Осколочное ранение под ключицу и роскошная рана в живот, не считая прочих царапин. Кроме того, у тебя была лихорадка и я, признаться, думал, что ты уже не выберешься. Если бы не заботливые руки мисс Кенди… - КЕНДИ?!! – Терри буквально подлетел на постели, но тут же с болезненным стоном рухнул назад. - Эй, полегче! – одернул его Чарли, в его глазах засветилась тревога. – Ты едва пришел в себя. Еще пару дней назад ты был почти трупом. - Ты сказал «Кенди»? – нетерпеливо перебил его Терри, совершенно не обратив внимания на последние слова друга и, казалось, даже не услышав их. - Ну да, Кенди, - хмуро подтвердил Чарли. – Та самая золотоволосая зеленоглазая крошка, с которой я познакомился в порту в Бостоне, когда она приняла меня за тебя, и которая потом работала в госпитале в Чикаго. - Она здесь? - Ну да. Она одна из здешних медсестер. Кстати, то, что ты еще жив, это исключительно ее заслуга. Она почти не отходила от тебя все это время. - Вот как? – Терри недоверчиво взглянул на друга. - Угу, - убежденно кивнул тот. - А где она сейчас? - Наверное, у себя. Ее дежурство закончилось несколько часов назад. У двери послышался шум. Чарли и Терри одновременно повернулись и посмотрели туда. В комнату вошла высокая темноволосая девушка, которая показалась Терри странно знакомой. Одета она была в простое серое платье, передник и косынку. Неторопливо пройдя по проходу, она остановилась перед его кроватью и внимательно посмотрела на него, серые глаза за широкими стеклами очков сверкнули удовлетворением. - Я вижу, вы пришли в себя, - мягко и спокойно произнесла девушка приятным грудным голосом. – Как вы себя чувствуете? - Очень слабым, - пробормотал Терри, силясь вспомнить, где же он встречал ее. – И голова кружится. - Это нормально. А боль? - Слабая. Словно эхо. - Замечательно. Девушка подошла ближе и, наклонившись, быстро коснулась ладонью его лба и щек. - Жара нет, - констатировала она, выпрямляясь. – Вы пошли на поправку. Девушка повернулась к Чарли и аккуратно присела на край его постели. На мгновение на лице Гранта отразилось нескрываемое удивление, которое, впрочем, тут же сменилось отменно шутовской ухмылкой. - Добрый вечер, мисс Флэнни, - торжественно поприветствовал он. – Неужели я наконец-то удостоился внимания вашего королевского величества?! - Прекратите паясничать, - спокойно заметила в ответ на это Флэнни и строго нахмурилась. – Доктор сказал, что вам можно снимать швы. Полагаю, вы должны радоваться, ведь это означает, что через несколько дней вас отпустят. А теперь я была бы вам очень признательна, если бы вы просто помолчали. - Как пожелаете, королева. - И не называйте меня королевой. Флэнни быстро размотала повязку и принялась осторожно снимать швы. - Вы та самая медсестра из госпиталя Святого Иоанна… - раздался тихий голос с соседней койки. Она обернулась и удивленно взглянула на Терри, который ответил ей таким же пристальным изучающим взглядом. - Да. - Мы встречались. Однажды. - Верно, - Флэнни вернулась к своему занятию. - Скажите мне, где Кенди? - Кенди здесь нет, мистер Грандчестер, - спокойно пояснила медсестра, осторожно разрезая и вытаскивая ниточки. - Вы лжете! – яростно возразил Терри. – Я знаю, что она здесь и ухаживала за мной! - Я никогда не лгу! – жестко отрезала девушка. – Мисс Кендис Уайт действительно работает здесь, и она действительно ухаживала за вами, как, впрочем, и за остальными ранеными. Это входит в обязанности медсестер. Но сейчас ее здесь нет. Два часа назад мисс Уайт уехала в госпиталь 1479. Ее не будет несколько недель, - хмуро пояснила Флэнни, снимая последние нити. - Что?! – Терри был ошеломлен. – Но… Почему? - Что почему? – по-прежнему невозмутимо поинтересовалась Флэнни. - Почему именно она? Именно сейчас, кода у нас была возможность встретиться? Почему она не дождалась? - Мистер Грандчестер, Кенди – медсестра военно-полевого госпиталя, - холодно заметила девушка в ответ на его сбивчивый монолог. - Мы – на фронте, и это ее работа! Мы здесь не для того, чтобы решать какие-то свои личные проблемы, и не можем руководствоваться сердечными привязанностями. Мы здесь, чтобы помогать людям. И мы едем туда и работаем там, где мы нужны, а не там, где нам хочется. Мы не выбираем. Сейчас мисс Уайт нужна в 1479, поэтому она уехала. А цель вашего пребывания здесь – поправиться как можно быстрее и вернуться в ряды армии. Сосредоточьтесь на этом. Смочив рубец карболкой, Флэнни встала и неторопливо направилась к своему посту. Чарли молча проводил ее взглядом, а затем посмотрел на Терри. Тот лежал, откинувшись на подушку и отрешенно глядя в потолок. «Кенди… Кенди здесь, на фронте. Кенди работает медсестрой в военном госпитале. Все это время я думал, что она в Америке, в безопасности, а она была совсем рядом. Господи, но как? Как она очутилась здесь? Что заставило ее пойти на это?» Военно-полевой госпиталь 1480. Ложь. Одна сплошная ложь. Ложь, разрушившая две жизни. Ты доволен, отец? Ты этого хотел?! Господи, зачем? Ради чего?! Впрочем, ясно, ради чего. Ради голубой крови аристократического рода, ради благородного имени, за которым поколения и поколения белой кости, не так ли, отец? Вся эта ложь только ради этого, не правда ли? Ну и что? Ты доволен? Доволен?! Восемнадцать лет боли, две исковерканных судьбы. И все из-за одной лжи. Как ты мог? Как ты мог так поступить со мной, отец? Впрочем, о чем это я? Для тебя я всегда был лишь наследником, и никогда – сыном. Родовая честь, аристократическая гордость – вот все, о чем ты всегда думал. Все, о чем ты мог думать. А счастье сына – это пустяк, это неважно. Именно поэтому я тогда ушел. Просто ушел. Исчез. Ты ведь не учел этого, не так ли? Нет, тебе даже в голову не пришло, что твой наследник сможет бросить все – земли, деньги, власть, имя. Что его боль окажется сильнее. Ты своего добился. И ты свое получил. Счастлив ли ты, отец? Где бы ты ни был - в аду или на небесах – счастлив ли ты, видя меня сейчас? Зная, кем я стал? Наверное, счастлив. Ты потерял сына, но честь твоего благородного имени не пострадала. И у тебя был еще один сын. Ты передал все свое достояние Жаку-Франсуа, а Кристиан-Пьер канул в безвестность. А Крест… Да кто такой Крест? Какое отношение имеет этот человек к твоей благородной незапятнанной фамилии? Никакого. Ты прав. Кровь и грязь, что покрывают руки и душу Креста, не коснутся благородного имени де Ла Вреньи. Как видишь, все вышло так, как ты хотел. Празднуй, отец. Празднуй победу, черт тебя подери!!! Ликуй! Где бы ты ни был, ликуй и будь проклят! Чья-то рука легко и ласково коснулась его лба, осторожно снимая повязку, а нос защекотал знакомый горьковато-свежий аромат фрезии и полыни. «Антуанет, - не открывая глаз, подумал он. – А ты совсем не изменилась. Все тот же аромат, все та же нежность. Милая девочка. Прости меня. Если бы не я, быть может, ты была бы счастлива. Я не смог защитить тебя. И себя не смог. Будь я тогда таким, как сейчас, то, наверное, смог бы. Но тогда я таким не был. Я был всего лишь самоуверенным мальчишкой, слишком полагавшимся на собственное упрямство и проницательность. Слишком гордым. Слишком импульсивным. Прости». Повязка исчезла, а его лба коснулось что-то холодное. - Что вы делаете? - Снимаю швы, - прошептал знакомый голос. – Через пару дней вас отсюда выпустят. Он ничего не сказал, упорно не поднимая головы. Спустя еще несколько минут все было закончено, его кожи коснулась влажная тряпочка, а в нос ударил резкий запах карболки. Крест поморщился. - Что с вами? - Ничего. Неприятный запах, - хмуро пробормотал он. - Я не об этом. Крест долго молчал, по-прежнему не открывая глаз. - Ничего, - наконец холодно обронил он. - Это неправда. - Не имеет значения, - резко перебил мужчина. – Это не ваше дело, мадемуазель Делакруа, и я был бы весьма вам признателен, если бы вы оставили меня в покое! - Я лишь хотела помочь, - прошептала Антуанет. - Ты не можешь мне помочь, Антуанет, - устало пробормотал Крест с нескрываемой горечью. – Никто не может мне помочь. - Ты уверен? - Да, - он наконец поднял голову и взглянул ей в глаза, в которых светились понимание и грусть. – Ты даже не представляешь, что я сделал со своей жизнью. Как я жил эти восемнадцать лет… Кем я стал. И все из-за одного лживого письма. Господи, когда я думаю об этом, мне хочется убить кого-нибудь. Отца, а быть может, самого себя, не знаю. Я не знаю, что мне делать, во что верить и, самое главное, как мне жить дальше теперь, когда я узнал, как все это было на самом деле, и когда уже нельзя ничего изменить. Прошлое не перепишешь заново. - Верно, - согласилась Антуанет. – Мы не можем изменить прошлое, но мы можем изменить будущее. Чему верить в прошлом – уже неважно. Все это уже ушло и никогда не вернется. Но теперь ты знаешь правду. Твоя жизнь – в твоих руках, Крис. И только тебе решать, какой она будет. Крест всмотрелся в лицо сидящей перед ним женщины и чуть прищурился. - Что ты хочешь этим сказать? - Только то, что сказала, - Антуанет улыбнулась. – Не ищи в моих словах подвоха – его там нет, - она вздохнула. - Ты можешь вернуться в Лавферезе. Как бы то ни было, но ты все еще наследник рода де Ла Вреньи. Неужели ты никогда не думал об этом? - Вернуться? – Крест горько усмехнулся и покачал головой. – Вернуться сейчас и потребовать наследство? И это при том, что я делал все эти годы? Это невозможно. Я не могу стать главой рода де Ла Вреньи. Я утратил это право. Да и отец в гробу перевернется. Нет. Слишком поздно. - Никогда не поздно все изменить. - Нет, Антуанет. Я сказал тебе правду. Я больше не Кристиан-Пьер. Человека с таким именем больше нет. Он умер. А я – Крест. И Крест не может унаследовать богатство и фамилию де Ла Вреньи. - Когда я говорила о том, чтобы начать сначала, я не имела в виду только твое наследство. У тебя есть брат, Крис. Жак-Франсуа очень любит тебя. Отец сказал, что он очень переживал, когда ты исчез. Ты можешь отказаться от наследства, от фамилии, от отца, от меня, но ты не можешь отказаться от него. Ты не можешь причинить ему такую боль. В конце концов, ты можешь не вступать в права наследования, но просто вернуться в Лавферезе и начать все сначала. Теперь ты уже не мальчик. Ты стал мужчиной. Ты многое знаешь, многое умеешь. Можешь даже не возвращаться в Лавферезе. Весь мир открыт для тебя. Но прошу тебя, напиши брату. Ты нужен ему, а он нужен тебе. - А нужен ли? – едва слышно прошептал Крест, закрывая глаза. – Нужен ли ему такой брат? Его братом был молодой человек с чистым сердцем и незапятнанной честью. Он помнит меня таким, каким я был тогда. Его братом был Кристиан-Пьер. Но его больше нет, а есть лишь Крест. И я не уверен, что он захочет назвать братом Креста. Человека, на совести которого немало не то что неблаговидных, но ужасных поступков. Поступков, которым нет прощения и оправдания. Человека, который сидел за решеткой с самыми отпетыми преступниками, ел с ними с одного стола и дрался за кусок хлеба. Человека, который отправился на фронт только потому, что вынужден был выбирать между застенком и армией. Сможет ли он назвать такого человека своим братом? Я в этом не уверен. - А я уверена! – твердо, даже жестко возразила Антуанет. – Он ждет тебя. Все это время он ждал тебя. Ждал, когда мы все перестали ждать. И ждет до сих пор. Ждет и надеется, что однажды ты вернешься. Я уверена, что он примет тебя, потому что, что бы ты ни делал и кем бы ты ни стал за эти годы, ты все еще Кристиан-Пьер де Ла Вреньи, его старший брат. И всегда им будешь, даже если сам не веришь в это. Ты все еще Кристиан-Пьер. Не такой, каким был когда-то. Но ведь и мы больше не такие. Мы все изменились. Но где-то глубоко внутри в нас сохранилась частица нас прежних. И она останется в нас навсегда. И в тебе тоже. Кристиан-Пьер все еще живет в тебе. В твоем сердце. И ничто не сможет изменить это. Он – часть твоего прошлого, от которой ты не можешь отказаться, как не можешь отказаться и от Креста. Креста не было бы, не будь Кристиана-Пьера, но и Кристиан-Пьер не выжил бы без Креста. Ты – это они оба. Глядя на тебя, я вижу не только мужчину, которым ты стал, но и мальчика, которым ты был. И Жак-Франсуа увидит то же самое. И не осудит тебя. Ни он, ни я не осуждаем тебя. У нас нет права быть судьями. И он будет очень рад, что ты вернулся. Что ты не забыл его. Она замолчала, и между ними снова повисла тишина. - Может быть, - наконец пробормотал Крест и поморщился, словно испытывал сильную боль. – Господи, одна ложь – и столько исковерканных судеб! – внезапно яростно добавил он. - Надеюсь, отец счастлив, видя это. Он ведь добился своего. - Нет, не добился, - тихо сказала Антуанет. – Он проиграл, Крис. И, может быть, даже больше, чем мы все. Он знал, что, получив якобы мое письмо, ты придешь в ярость, но рассчитывал, что ты примешь его предложение и уедешь учиться за границу, где забудешь меня. Ты был молод, красив, богат, из благородной семьи. Наверное, так бы и было. Но все пошло совсем не так, как он ожидал. Не знаю, в чем он просчитался. Может быть, в глубине твоих чувств, а может быть, в неистовости твоей ярости, твоей импульсивности. Но, как бы то ни было, ты исчез. Бросил все, ради чего он пошел на это – наследство, фамилию, семью, честь. Он избавился от меня, но вместе с этим потерял не только сына, но и наследника. Нет, он не добился своего. И это мучило его всю оставшуюся жизнь. Это, и чувство вины за содеянное, а также сознание того, что он, граф де Ла Вреньи, совершил поступок, недостойный имени и положения его благородного рода. Это он запятнал честь семьи. Он, а не ты. Но что еще более ужасно, так это то, что все его усилия оказались напрасными. Так что не стоит проклинать его. Он уже получил свое наказание и сполна заплатил за свои грехи. Прости его, как простила я, оставь прошлое позади и живи дальше. Вспомни, о чем ты мечтал когда-то, и начни все сначала. Мне это помогло. Поможет и тебе. В конце концов, мы – не первые и не единственные, кто пострадал на этой земле. И мы – не последние. Но жизнь не стоит на месте. Так что продолжай жить. Как знаешь. Как можешь. Как умеешь. Другого пути нет, Крис. Они снова замолчали. - Наверное, ты права, - наконец произнес Крест и чуть улыбнулся уголками губ. - Знаешь, Антуанет, если мой отец видит нас сейчас, то наверняка очень жалеет, что разлучил нас. - Ты так думаешь? – Антуанет грустно усмехнулась. – Сомневаюсь. - Жалеет, - убежденно кивнул мужчина. – Из тебя вышла бы замечательная графиня. - Может быть, - медсестра пожала плечами и вздохнула. – Только я в этом не уверена. Кто знает, какой бы я была сегодня, если бы с нами не случилось все это. Но наверняка не такой. В любом случае, теперь мы этого уже никогда не узнаем. Ладно, мне пора. Собрав инструменты, она поднялась и шагнула к проходу. - Антуанет, - тихо окликнул ее Крест. - Да? – женщина обернулась, вопросительно глядя на него. - Спасибо. Она ничего не ответила, а просто улыбнулась и, отвернувшись, направилась к посту. Военно-полевой госпиталь 1478. Терри лежал на постели, откинувшись на подушку и отрешенно глядя в потолок. Подниматься ему пока не разрешали, да он и не стремился, поскольку все еще чувствовал слабость. Думать ни о чем не хотелось. В голове царила странная пустота, а где-то глубоко внутри шевелились смутные отголоски боли, на которые он уже не обращал внимания. - Эй, Грандчестер! – насмешливый голос Чарли вырвал его из состояния полусонной прострации, вернув на землю. Терри открыл глаза. Чарли стоял у изножия его кровати, опираясь руками о спинку, и улыбался. На нем была его старая форма, только тщательно выстиранная и отглаженная, а на лице красовалась знакомая добродушно-насмешливая улыбка. - Мои счастливые дни закончились, - пояснил он, озорно сверкнув глазами. - Я возвращаюсь на фронт. Машина придет через полчаса. Зашел попрощаться. - Понятно, - пробормотал Терри и чуть улыбнулся в ответ. – Желаю удачи. Постарайся не загреметь сюда вторично еще до того, как я выйду из этого места! - Постараюсь, - ухмыльнулся Чарли. – А ты давай побыстрее выздоравливай. Нечего разлеживаться! Помни: мы ждем тебя! Де Шарни там наверное уже рвет и мечет. - Да уж! – воспоминание о Шарле вызвало у Терри еще одну улыбку. – Его наверняка поставили командовать взводом в твое отсутствие, а зная его нелюбовь к подобным занятиям, можно с уверенностью сказать, что он считает секунды до твоего возвращения. Передай ему привет от меня. - Обязательно. Только, боюсь, он пожелает услышать его из твоих уст при личной встрече. Как и я. Так что поторопись! - Есть, сэр, - шутливо отсалютовал Терри. В этот момент со стороны двери донесся шум. Терри посмотрел туда и увидел, выходящую из комнаты Флэнни. На ее месте у стола сидела другая медсестра. «Окончание смены», - подумал он, откидываясь назад, и снова перевел взгляд на Чарли, но тот, казалось, совсем забыл о его существовании и с каким-то странным выражением лица смотрел на дверь. - Чарли. - А? – Чарли встрепенулся и, взглянув на него, нервно рассмеялся. – Прости. Я задумался. - Я заметил, - усмехнулся Терри. - Ну, ладно. Мне пора, - внезапно заторопился Чарли. – Выздоравливай. - Спасибо. Я скоро присоединюсь к вам. - Будем ждать. До встречи. Молодой человек поспешно направился к двери. Терри проводил его взглядом, а затем, усмехнувшись, покачал головой и снова откинулся на спину, уставившись в потолок. - До встречи, - наконец пробормотал он едва слышно и закрыл глаза. Чарли вошел в барак, где, как он знал, жили врачи и медсестры. Здесь было сумрачно и тихо. Длинный коридор с обшарпанными стенами и множеством таких же обшарпанных дверей по сторонам был пуст, а его конец терялся в темноте. «Ну и как ты собираешься искать ее?» - мысленно спросил он сам себя и замер в нерешительности. В этот момент одна из дверей справа от него отворилась и оттуда вышла невысокая светловолосая девушка в привычном сером платье. Увидев его, она остановилась, и на ее лице отразилось легкое удивление. - Вы кого-то ищете? - Да, - Чарли подошел ближе. – Я ищу одну из медсестер. Ее зовут Флэнни Гамильтон. Вы не могли бы сказать, где ее комната? - Она, наверное, на дежурстве. - Нет, ее дежурство закончилось. Я только что был там, - поспешно объяснил Чарли. – Мне нужно переговорить с ней по одному очень важному вопросу. Очень важному, - он умоляюще посмотрел на девушку. Несколько мгновений девушка с сомнением смотрела на него, но затем сдалась и, вздохнув, махнула рукой в конец коридора. - Последняя дверь слева. - Спасибо. Чарли направился вперед. Остановившись перед дверью, он прислушался. Внутри было тихо. Выпрямившись, он нервно одернул форму и постучал. - Войдите! – донесся из-за двери знакомый голос. Толкнув дверь, он решительно вошел внутрь. Флэнни стояла у столика, на котором красовалась большая чашка, наполненная водой, а рядом лежали полотенце, косынка и очки. При виде его на лице девушки отразилось нескрываемое удивление. - Я зашел попрощаться, - пояснил Чарли, отвечая на безмолвный вопрос ее глаз. – Через полчаса я уезжаю. - Я знаю, - привычно сдержанно ответила Флэнни, постепенно возвращая себе выражение прежнего неприступного покоя. – Прощайте, мистер Грант. Я надеюсь больше никогда не увидеть вас здесь. Чарли подошел ближе и, резко наклонившись вперед, всмотрелся в ее лицо, словно стараясь запомнить каждую его черточку. Флэнни невольно отступила назад, но тут же заставила себя остановиться и, чуть нахмурившись, строго и несколько высокомерно взглянула на молодого человека. - А я очень надеюсь вновь увидеть вас, - наконец произнес он и чуть усмехнулся. – Но не здесь. После войны! Флэнни нахмурилась еще сильнее. - Мистер Грант, - начала она своим самым ледяным тоном, на который только была способна, но Чарли не дал ей договорить. Обняв девушку за плечи, он притянул ее к себе. На какое-то неуловимое мгновение они замерли, слившись воедино в этом первом и, быть может, последнем поцелуе, полном отчаяния, надежды и… кипящей нежности, а затем Чарли медленно разжал руки, отпуская ее. Наклонившись, он еще несколько секунд смотрел в ее ошеломленные, растерянные серые глаза, а затем ласково погладил по щеке, едва касаясь кончиками пальцев белоснежной бархатистой кожи. - До свидания, королева, - тихо произнес он, и в его голосе Флэнни не нашла и тени обычной насмешки. - Мы обязательно встретимся – это я тебе обещаю! Развернувшись, он быстро направился к двери и, не оглядываясь, вышел из комнаты. Военно-полевой госпиталь 1480. Он сидел на постели, привалившись спиной к стене и неподвижно глядя перед собой. Злость ушла, сменившись сначала горечью и усталостью, а затем какой-то отстраненной глухой пустотой. И теперь, сидя в полутемном бараке военно-полевого госпиталя, он пытался примирить себя с неожиданно обрушившейся на него правдой и решить, как жить дальше. - Месье, - мелодичный женский голос внезапно ворвался в его мысли, вернув на землю. Крест чуть вздрогнул и, подняв голову, удивленно посмотрел на стоящую у его постели Жоа. - У меня для вас новости, месье, - улыбнулась девушка. – Доктор просил вам передать, что завтра вы покидаете госпиталь. Эти слова подействовали на него как удар дубинки. Черные глаза под удивленно приподнятыми широкими бровями изумленно распахнулись, но где-то в самой их глубине неожиданно мелькнуло нечто непонятное, очень напоминавшее разочарование, боль и… страх. Впрочем, длинные ресницы тут же опустились, скрывая их выражение. «Страх? – мысленно повторила Жоа и, усмехнувшись этой догадке, тряхнула головой. – Глупость какая! Месье Крест сам кому угодно страх внушит. Его даже Стэнтон боялся. К тому же, чего ему бояться? Просто показалось». - Понятно, - между тем, как всегда, ровно и холодно ответил Крест. – Спасибо, мадемуазель. - Я принесу вам вашу форму завтра утром, - пробормотала девушка. – Машина обычно приходит к двенадцати часам. - Спасибо, мадемуазель, - снова повторил тот, не поднимая глаз. «Какой он все-таки странный. И что его связывает с Антуанет? Почему он просил отвести его именно к ней? О чем они говорили? Впрочем, это не мое дело. И все же… После этого он изменился». Еще несколько секунд Жоа с беспокойством смотрела на него, а затем пожала плечами и вернулась на свое место. Сев на стул, она окинула оценивающим взглядом аккуратно сложенные стопки чистой перевязки и принялась готовить раствор карболки. - Мадемуазель. Обернувшись, Жоа удивленно посмотрела на стоящего позади нее Креста. - Да? - Вы не можете мне сказать, где сейчас мадемуазель Делакруа. Я хочу поговорить с ней. Жоа внимательно всмотрелась в лицо мужчины, но на нем застыла привычная непроницаемая маска ледяного спокойствия. - Полагаю, она у себя в комнате, - вздохнув, ответила девушка. Не сказав ни слова, тот повернулся и направился к двери. Чуть прищурившись, Жоа задумчиво смотрела ему вслед. Крест шел медленно, но прямо и уверенно. - Месье. Он остановился, но не обернулся. Жоа встала и быстро подошла к нему. - Вы идете к мадемуазель Антуанет? – тихо спросила девушка. Мужчина медленно повернулся, и их глаза встретились. Несколько мгновений он внимательно смотрел на нее своим странным непроницаемо-черным взглядом, и только широкие плечи чуть напряглись, словно готовясь принять невидимый удар. - Да, - наконец произнес он голосом, в котором явственно прозвучали нотки высокомерия и ледяного предупреждения. Услышав их, Жоа мягко улыбнулась, словно давая понять, что вовсе не собирается вмешиваться не в свое дело, а тем более делать какие-то выводы или судить его или Антуанет. - В таком случае, не могли бы вы передать ей, чтобы она не спешила на дежурство. Я поговорила с начальником и медсестрами, и мы немного изменили расписание. Она свободна еще одну смену. Уголки губ Креста дрогнули в едва заметной улыбке, но последовавшая за этим фраза была такой безукоризненно вежливой и была произнесена таким холодным и официальным тоном, словно он говорил с дамой из высшего общества на светском приеме, и даже самый строгий блюститель нравов не смог бы найти в ней ничего предосудительного. - Хорошо, мадемуазель. Он продолжил свой путь, но у самой двери задержался и, обернувшись, вдруг улыбнулся ей настоящей искренней улыбкой, полной простого человеческого тепла и благодарности. - Спасибо, - одними губами шепнул он и вышел из палаты. Остановившись перед знакомой дверью, он замер в нерешительности и чуть нахмурился, словно сомневаясь в правильности принятого решения, но затем все же тихо постучал и, не оставляя себе времени на раздумья, вошел внутрь. Антуанет стояла у стола, склонившись над большой чашкой с водой, и умывалась. На ней было все то же серое платье, но без передника и косынки, которые аккуратно сложенной стопкой лежали на стуле рядом. - Жоа, - не оборачиваясь, пробормотала женщина, стряхивая капли воды, и потянулась за полотенцем. – Извини, что опоздала. Я сейчас приду. Ответом ей была тишина. Отложив полотенце, Антуанет удивленно обернулась и замерла. Широко распахнутыми глазами, в которых, сменяя друг друга, кружились изумление, растерянность, настороженность, страх, боль и радость, она молча смотрела на стоящего у порога мужчину, не в силах сделать ни единого движения или произнести хотя бы слово. - Крис, - наконец едва слышно шепнула она одними губами. Крест медленно подошел ближе и остановился прямо перед ней. С минуту они молча смотрели друг другу в глаза. - Тебе не нужно никуда идти, - так же тихо ответил он. – Жоа просила передать, что она договорилась с остальными и они изменили расписание. Ты свободна до следующей смены. Эти слова привели ее в чувства. Чуть отступив назад, Антуанет опустила голову и принялась нервно поправлять растрепавшиеся прядки волос. - Вот как? – пробормотала она, пытаясь скрепить их шпильками. – Понятно. А почему ты здесь? Что-нибудь случилось? - Нет… Да. Антуанет удивленно посмотрела на него и чуть улыбнулась. - Очень точный и определенный ответ. Люблю такие. Так «нет» или «да»? Крест не ответил, длинные ресницы плавно опустились, скрывая его глаза. Снова воцарилась тишина. Антуанет ждала, чувствуя, как внутри нарастает тревога. - Крис, что случилось? – наконец не выдержала она. - Ничего. Только… - Что только? Да прекрати ты мучить меня!!! – в голосе женщины послышались слезы. Он снова поднял на нее глаза, только теперь их бездонная тьма больше не была холодной и непроницаемой, в ней судорожным пламенем бились отчаяние, горечь, бесконечная боль и… надежда. Робкая, едва заметная, словно пламя свечки на фоне бушующего пожара. Отчего-то его глаза напомнили ей две свежих открытых раны, сочащихся кровью и страданием. - Завтра я возвращаюсь на фронт, - тихо произнес Крест. - На фронт? – повторила она, словно эхо, не понимая смысла слов. - Да. Я пришел попрощаться. Антуанет заметно вздрогнула и побледнела, но моментально приказала себе взять себя в руки. Отвернувшись, она на мгновение прижала ладонь к губам, подавляя готовое вырваться рыдание, но тут же заставила себя опустить ее. «Прекрати немедленно!!! Ты должна быть сильной, Антуанет. Ты не можешь снова подвести его. Не можешь снова оказаться слабой. Сейчас, как и восемнадцать лет назад, ему нужна твоя поддержка, а не слезы. Пусть он запомнит тебя смелой женщиной, женщиной, на которую можно положиться в трудный час, а не всхлипывающей девчонкой, готовой рухнуть в обморок по любому поводу». Судорожно сглотнув, она глубоко вздохнула и крепко зажмурилась на мгновение, прогоняя навернувшиеся слезы. - Ну что ж, - через силу произнесла она самым спокойным голосом, на который только была способна в эту минуту. – Прощай, Крис. Удачи тебе, и будь осторожен. У тебя все еще будет хорошо, поверь мне. Война когда-нибудь закончится, ты вернешься в Лавферезе, где тебя ждет Жак-Франсуа, и начнешь все заново. Не оборачиваясь, Антуанет подошла к столу и, взяв лежавший на стуле передник, принялась надевать его. Она старалась вести себя как обычно и действовала неторопливо, опасаясь неосторожным действием или словом выдать свои чувства, и даже самой себе боялась признаться, насколько ее расстроила его новость. «Завтра. Завтра он уедет, и я больше никогда не увижу его. Да, так и будет. Он ведь сказал, что пришел попрощаться. Господи, зачем мы только встретились?! Зачем я поехала в этот госпиталь?! Почему именно я?!! Что я такого сделала, что ты продолжаешь так мучить меня?! Неужели моего одиночества, моей боли и всего того, что я вынесла за эти восемнадцать лет, недостаточно?!! Так. Стоп! Нужно успокоиться. Успокойся, Антуанет. Возьми себя в руки. Ничего уже не изменить. Он принял решение. В конце концов, этого следовало ожидать. Неужели ты питала какие-то надежды? И это после всего сказанного и восемнадцати лет разлуки? Как это безнадежно и по-женски глупо с твоей стороны! Разумеется, он уже давно забыл то, что когда-то чувствовал к тебе, ведь все эти годы он считал, что это ты его бросила. Забудь и ты. Скажи ему «Прощай» и отпусти. Теперь у каждого из вас своя жизнь. И в его жизни тебе больше нет места. Ты – его прошлое, Антуанет. Вот и оставайся в прошлом! Отпусти его, - за ее спиной послышались медленно приближающиеся тяжелые мужские шаги. Антуанет зажмурилась, пытаясь прогнать слезы. – Господи, ну почему он все еще здесь? Пусть уходит! Все уже сказано. Не надо. Не надо больше. Если он коснется меня или скажет еще хоть слово, я разрыдаюсь. Пусть уходит! Господи, пусть уходит, пока я могу отпустить его!» Шаги замерли совсем рядом. Он стоял прямо позади нее – она чувствовала его присутствие так явно и остро, как если бы смотрела ему в лицо. Антуанет на мгновение замерла. Тело попеременно обдавало то жаром, то холодом, щеки горели, а кровь тяжело билась в висках. Непослушными пальцами ей кое-как удалось завязать пояс фартука, и она потянулась за косынкой, мысленно умоляя его уйти. Просто уйти. Крест долго смотрел на стоящую перед ним женщину. Женщину, которую он так долго любил и ненавидел, но которую так и не сумел выбросить из своего сердца. И вот теперь, спустя восемнадцать лет, она была так близко, всего в шаге от него. И между ними больше не было лжи. Но она выглядела такой холодной и спокойной. «Вот уж воистину святая. Ни слез, ни просьб, только ледяное прощание да избитое пожелание удачи. Антуанет-Антуанет… Неужели после всего, что между нами было, ты можешь мне сказать лишь эти безликие равнодушные слова? Неужели та страсть, что жила в тебе восемнадцать лет назад, умерла навсегда? Что ж… Спи в своей холодной святости. Прощай». Чуть улыбнувшись кончиками губ, он наклонился к ней совсем близко. Нос защекотал знакомый аромат горьковатой свежести. Закрыв глаза, Крест глубоко вдохнул его, словно стараясь запомнить навсегда. - Спасибо, Антуанет, - тихо сказал он. Женщина замерла и только тут он заметил, как она напряжена. Да и движения ее рук, бессмысленно вертевших косынку, стали какими-то резкими, суетливыми, даже нервными. А затем она чуть повернула голову, словно хотела взглянуть на него, но очевидно передумала и снова отвернулась. Но этого короткого, почти неуловимого мгновения оказалось достаточно, чтобы он успел заметить слезы, тускло блестевшие на ее щеках. - Пожалуйста, - прошептала она едва слышно. - Антуанет… Он осторожно коснулся ее плеча, но она отшатнулась и сжалась, обхватив себя руками за плечи и по-прежнему избегая его взгляда. - Уходи, Крис, - хриплый надорванный шепот, совсем не похожий на ее обычный голос, разорвал тишину комнаты. – Ты уже попрощался. А теперь уходи. Уходи! Антуанет подошла к своей постели и принялась поправлять и без того аккуратно расправленное одеяло, отчаянно прислушиваясь к тому, что происходит позади нее, в надежде услышать его удаляющиеся шаги и одновременно боясь услышать их. Но там было тихо. Разгладив последние невидимые морщинки на шерстяной поверхности, она выпрямилась и замерла, не оборачиваясь. - Ты что-то еще хочешь мне сказать? - Да. Его бархатный голос обжигающей волной ударил в сердце, отозвавшись сладкой болью. Антуанет закрыла глаза, растворившись на мгновение в его невидимой ласке, а затем глубоко вздохнула, собирая остатки воли, но в этот момент две сильных руки мягко, но крепко обняли ее за плечи, разворачивая к себе. От неожиданности она ошеломленно замерла в его объятиях, а ее растерянный, затуманенный слезами и болью ореховый взгляд встретился с черным -бездонным, полыхающим страстью и упрямством. - Отпусти меня, - одними губами прошептала Антуанет и сделала слабую попытку вырваться, но он лишь крепче прижал ее к себе, удерживая не столько руками, сколько этим яростным взглядом, вернувшимся из далекого мертвого прошлого. – Крис… - Ш-ш… - шепнул он, целуя ее губы. – Молчи. Тебе нужно было прогнать меня раньше. А теперь слишком поздно. Я ждал тебя восемнадцать лет. Всю жизнь. И теперь ты – моя! Сквозь пелену слез, застилающую глаза, Анутанет всмотрелась в его лицо, ее губы дрогнули в слабой, но исполненной такого счастья улыбке, что в комнате стало светлее. - Ты совсем не изменился, Кристиан-Пьер де Ла Вреньи, - пробормотала она и, обняв его, ответила на поцелуй. «И где его носит?! Уже третий час ночи, а ему завтра уезжать!!! И о чем только думает месье Крест?!! Господи, я только надеюсь, что с ним ничего не случилось». Жоа вошла в барак и быстро прошла по темному коридору. Прошло уже больше двух часов, как Крест отправился поговорить с Антуанет, но он до сих пор не вернулся, и с каждой минутой Жоа беспокоилась все сильнее и сильнее. «А может, они до сих пор разговаривают? – она в нерешительности замерла у двери. – Да нет, не может быть. О чем можно говорить столько времени? В любом случае, нужно спросить Антуанет. В конце концов, она – последняя, кто его видел. А если она спит? Я специально изменила расписание, чтобы она могла отдохнуть. Черт побери, жаль, но придется ее разбудить. Работа прежде всего. Особенно если речь идет об одном из пациентов. Ведь если он не здесь, значит, с ним наверняка что-нибудь случилось! Господи, надеюсь, они все еще разговаривают». Неуверенно потоптавшись у двери, Жоа прислушалась, но изнутри не донеслось ни звука. Девушка вздохнула и открыла дверь. Первое, что ей бросилось в глаза - это догорающий фитиль непогашенной керосиновый лампы на столе и странная груда серой ткани на темном полу рядом с кроватью Антуанет. Присмотревшись, она узнала платье старшей медсестры. «Но…» Жоа медленно подняла глаза и застыла. Антуанет действительно спала. Но не одна. Рядом с ней лежал Крест. Он лежал на спине, подложив одну руку себе под голову, а другой обнимая лежащую рядом женщину. Голова Антуанет удобно устроилась у него на плече, а длинные каштановые волосы волнистым дождем разметались по его обнаженной груди и ее спине, окутывая их подобно шелковому покрывалу. Их лица дышали таким безмятежным покоем и счастьем, что на какое-то мгновение Жоа показалось, будто бы они даже стали моложе. «По крайней мере, теперь я точно знаю, что с ним все в порядке. Вернее, с ними обоими все в порядке». Стараясь не шуметь, девушка осторожно приблизилась к постели, подняла платье Антуанет и, расправив его, аккуратно повесила на спинку кровати, а затем потушила лампу и тихо вышла из комнаты, бесшумно закрыв за собой дверь. Продолжение следует…