ELSA and EMILIE — Run;
Вдох.
Я замечаю копну ее светло-русых волос, такую красивую и такую густую. Вижу—, как она стоит где-то там вдалеке, надеясь, что я ее не замечу. Но кто-то, видимо, отошел, и я заметил.
Я увидел ее.
Выдох.
Она не срывается с места, как сорвался бы я. Она стоит и смотрит на меня, сквозь толпу, прямо в глаза. Я боюсь, что мне показалось. Что она сейчас исчезнет. Но она продолжает стоять.
Вдох.
Я начинаю. Я зачитываю свой раунд, кажется, на одном дыхании. На грани эмоций. Я чуть ли не кричу на Гнойного. Осуждаю его Ренессанс, его ребячество, хотя я старше его всего-то на пять лет. Говорю, что он никто в мире рэпа, пустое место. Карелин приохуел, я уверен.
Выдох.
Баттл продолжается, и оппонент мне не уступает. Он припоминал мне мои прошлые грешки, связанные с Шоком, критиковал мою Империю, назвал меня пидором (а как же без этого), прошелся по моему детству, как это сделал и ST. Первый раунд окончился. Ничего нового, но
я поражен.
Вдох.
И я опять ее замечаю. Она как мираж; момент, и ее нет. Я моргаю, она исчезает. Я продолжаю читать. Продолжаю всячески унижать Славу, стараюсь задеть за живое. Прямо как и он меня.
Выдох.
Он говорит про Лину. Говорит про Соню*. Называет их шлюхами, которые вытаскивали меня из нищеты. Особенно Лину. Я сдерживаю порыв схватить его за грудаки и ударить сильно по лицу. Но стою и без эмоций смотрю на него, стараясь не переводить взгляд на то место, где раньше стояла она.
Вдох.
Не останавливаюсь, рассказываю гипотетическую историю Славы, о том, что его избивали в детстве. Упоминаю о достоверных фактах: пьяные дебоши, постоянные посещения отделения полиции и скинхедство. Даже назвал его «ебаным расистом».
Выдох.
Он разносит меня в пух и прах. Последний раунд, признаюсь честно, был очень сильным и мощным. От Карелина я такого не ожидал, как и окружающие меня люди.
Вдох_выдох.
Я проиграл. 2:1. Мое первое поражение на Версусе. Первая неудача там, где я считался «богом» и «идолом» для многих людей. Там, где я раскрылся и прохайпился от души, благодаря крайне «удачному» баттлу с Джоннибоем. Здесь и сейчас —
я проиграл. Рухнул мой пьедестал, на котором воздвигли мою статую.
И мне плевать. Я не хочу утешать себя, мол, был всего месяц на подготовку и тому подобное. Проебал. Да, я проебал этот баттл. И мне абсолютно похуй. Для себя я выяснил многое, публика знает, кто победитель. А это главное. Для меня.
Когда толпа вокруг нас рассосалась и все пошли пить, я направился к тому месту, где видел Юлю. Надеясь, в глубине души, что она не ушла, я пошел ее искать.
— Она на улице, — вдруг слышу рядом с собой голос Вани. — Не знаю, уехала или осталась.
Я благодарю его и иду к выходу из бара, вырываясь в прохладную ночь. Я даже куртку не захватил, она мне и не нужна. Необходимо охладиться.
Все это пиздец странно. Я не понимаю себя, но чаще всего не понимаю собственные поступки. Я просто не осознаю, что делаю и по отношению к кому. Сам ушел, но продолжаю бежать к ней. Словно, нити_канаты оборвались не все, словно у них есть корни, которые вросли в наши сердца. А толку? Толку, что я сейчас иду искать ее, если сказал себе и ей — нет? Я прогнивший человек, внутри у меня течет не кровь, а алкоголь_наркотики_грязь_пошлость. Я уже не Человек, а лишь жалкое подобие.
Маниакальный психопат.
Выйдя на улицу, вижу группки людей, которые стоят и о чем-то разговаривают. Ее я, пока что, не вижу. Как только меня замечают, начинается групповое улюлюканье и слова о том, что судьи долбаебы (в частности, потому что решающий голос был за Хованским — поэтому пидор тут он). Я лишь театрально пожимал плечами и в своей коронной манере говорил, что мне похуй и Гнойный все еще пидор.
Она стояла дальше всех, скрытая тенью от соседнего здания и с кем-то негромко беседовала. Я был не уверен, но силуэт мне показался мужским. В руках у нее была сигарета, которую она не курила, а скорее держала просто для вида. А вот собеседник активно стряхивал пепел. Я не знал, идти или вернуться обратно в бар.
— Мирон, ты кретин без куртки выходить?! — спрашивает меня Порчи и кидает мне в лицо куртку. Я надел ее и закурил с ребятами.
Замечаю краем взгляда, что она со своим «дружком» идет в нашу сторону. Когда на ее лицо падает свет от уличного фонаря, я замечаю ее красные глаза и усталый вид. Мне становится не по себе. Что с ней случилось? Почему она такая подавленная? В лице ее собеседника вижу Замая, ебливого дружка Карелина. Я не понимаю, что здесь происходит. Почему она с ним?
— Какого хуя…? — озвучивает мой немой вопрос Ваня, когда Замай проходит мимо нас, а она останавливается.
— Мне очень жаль, что ты проиграл, — говорит она вполголоса, боясь поднять глаза.
— Ерунда, — говорю я и выкидываю сигарету на асфальт, туша ее ногой. — Как ты?
Замечаю, что Ваня и Порчи давно зашли в бар, и остались лишь мы с ней. Глухо доносится музыка из бара, слышится ругань и гром с неба. Она поднимает голову, и мы встречаемся взглядами. Она не изменилась. Ее глаза цвета меда все так же завораживают меня, я готов вечно смотреть в них и искать то тепло, которое может подарить мне только она.
— Нормально. А ты как?
— Хорошо, — говорю я. Она кивает, как бы подтверждая мои слова и направляется ко входу в бар, и я решаюсь спросить. — Что у тебя с Замаем?
***
Его ебет, что у меня с Замаем? Я оборачиваюсь и усмехаюсь. Какая разница, Мирон? Ты ушел от меня, потому что побоялся измениться, а я отпустила, потому что не смогла бы жить с алкоголиком. Все просто. К чему твои вопросы, Оксимирон?
— Он парень моей лучшей подруги Леры. Она, кстати, тут. Познакомить? — с иронией говорю ему, а он лишь отрицательно качает головой. — Я замерзла.
Бросаю ему и, не дожидаясь, открываю дверь «1703» и мрак заведения окутывает меня со всех сторон, я тону.
Я изменилась. Этот месяц изменил меня. Мирон дал мне некий невидимый, но сильный толчок. Оплеуху, которая привела меня в себя, и я начала двигаться, что-то менять. Я решила написать книгу. Это лишь идеи, которые я постепенно буду стараться в будущем воплотить в реальность. Пишу об искусстве и ином взгляде на художников-импрессионистов. Делаю заметки о жизни в Эрмитаже. Планирую назвать книгу-дневник «365 дней в Эрмитаже». Не знаю, может это глупо, но это меня так затянуло, что не могу остановиться.
Я уволилась из Эрмитажа. Сейчас я без постоянной работы, но активно ее ищу. Пока что работаю учителем на замене по литературе и мировой художественной культуре. Так же подала резюме в парочку школ Питера, и пока что мне дали добро три из пяти. Моя жизнь начала свое движение по дороге.
В тот день,
опять о нем, я позвонила Лере и пригласила к себе. Она, на удивление, вырвалась с работы ко мне, и мы говорили несколько часов подряд. Она рассказала о своей работе педиатра, я рассказала ей о Мироне. Помню ее удивление в глазах. Лера заставила выпить меня вина, чтобы успокоиться, и мне это помогло. Даже слишком. Я почувствовала приятное расслабление и покой. О том, как моя подруга познакомилась с Андреем Замаем я узнала утром, когда увидела на заставке ее телефона их совместную фотографию. Оказывается, они встречаются целый год и очень любят друг друга. Она мало кому говорит об этом. Так я и познакомилась с противником Мирона — Славой Карелиным.
Он запомнил меня в тот вечер в баре. Заметил взгляд испуганного оленёнка, который стоял рядом с Охрой. Мы начали общаться. И это общение было искренним, с моей стороны по-крайней мере, у меня не было цели насолить Мирону тем самым, разумеется, нет. Как мне сказала Лера — я ему понравилась. Мы встречались пару раз из-за Леры
(мы возобновили свое общение друг с другом, надеюсь, что надолго), но меня к нему не влекло. Я надеялась, что мы будем лишь друзьями, но Валерия сказала, что я ему симпатизирую, и это только усугубило ситуацию. После того, как я сказала ему «нет», он больше со мной не разговаривал.
До этого баттла.
Сколько гнева и злости в нем по отношению к Мирону. Не думала, что человек может так сильно ненавидеть того, кого практически не знает. Вообще не знает. Я и представить не могла, что результаты баттла сложатся именно так.
Я болела за тебя, Мирон. Разумеется, я болела лишь за тебя и поддерживала, как могла. Взглядами, улыбкой и жестами. Я хотела, чтобы ты знал, что я здесь. Изначально я не хотела приходить сюда, но мысль о том, что я не увижу твою победу вживую, разочаровала меня.
Я пришла.
И увидела твое поражение.
Я здесь, чтобы поддержать.
Raign — Donʼt Let Me Go;
Музыка ударяет по ушам, я делаю пару больших глотков пива и создаю вид, что слушаю Леру, киваю ей, а она, не умолкая, продолжает говорить, одновременно обнимаясь с Замаем. Замечаю Славу, который пьет уже сотую рюмку; его трясет и шатает.
Мои шрамы дают о себе знать. Вспышка яркой боли шрама на виске. Прикасаюсь к нему и вижу кровь. Свежую и такую темную, как в тот день. Пару раз моргаю глазами, и иллюзия исчезает. Нет крови, нет боли, но есть страх. Поднимаю глаза и замечаю Мирона, который сидел в другом конце бара, и его голова была повернута в мою сторону, но смотрел ли он на меня — неизвестно.
Стараюсь забыть о призраке прошлого, но перед глазами появляется картина из детства. Нарезка картин из моего проебанного детства. Мои крики, мои слезы и моя боль.
Мамочка, спаси… Вдруг рядом оказывается Карелин и начинает говорить отвратительные вещи, что-то грязно шептать мне на ухо и гладить рукой по внутренней стороне бедра. Я хочу ему сопротивляться, но не могу. Моя реакция заторможена, перед глазами все начинает плыть, и я улыбаюсь. Так глупо. Так, как я никогда не улыбаюсь.
Помоги…
— Мирон… — шепчу я и чувствую теплые руки, которые меня обнимают за плечи. Замечаю нечеткий контур лица Валерии, которая зачем-то бьет меня по лицу и пытается заставить меня пить.
Спаси меня…
Слышу ругань, нечетко и расплывчато. Словно меня поместили в вакуум, и я не знаю, как выбраться оттуда. Там кто-то дерется? Звонкий звук разбивающегося стекла ударяет по слуху, и я морщусь.
— Все хорошо, Юль…
Вытащите меня из этого омута, вытащите!
Меняется мое положение, и я уже не вижу Леру, я уже лечу над землей в теплых объятиях моего Ангела Хранителя. Резкий перепад температуры, и я скулю.
— Тшш… Я рядом, Юль… — шепчет мне Мирон, и я понимаю, что в безопасности. — Я рядом…
