Family secrets

Двадцать лет назад – Думаешь, отец бы так суетился, если бы похитили кого-нибудь из нас? – спросила Фрея, шипя от злости. – Ничего подобного. Он вне себя, потому что похитили его драгоценную принцессу. Клаус не хотел ее слушать. Лежа в шезлонге у бассейна, он закрыл глаза за стеклами темных очков и мечтал, чтобы Фрея убралась подальше. Но она, наоборот, установила свой мольберт в тени старых елей, которые возвышались над кирпичным забором, и уселась рисовать. День выдался жаркий. У Клауса болела голова и горело плечо. Выздоровление шло медленно. Он взял жестянку от кока-колы и с удовольствием отхлебнул пива. Вылить колу и налить пива из бутылки, позаимствованной в холодильнике, – дело одной минуты, зато сколько удовольствия! Конечно, его могли застать за этим, но ему наплевать. Клаус приложил ледяную банку к ноющему виску и блаженно расслабился, хотя Фрея не переставала говорить. – Отец сходит с ума, потому что ни полиция, ни ФБР не могут найти того, кто стоит за похищением, – сказала она, слегка размазывая рисунок углем кончиком пальца. – Он хочет обвинить Нортона, потому что парни, которые напали на тебя, работали на них раньше. Мама вчера звонила, чтобы узнать, как ты себя чувствуешь, но ты вроде спал. Клаус не хотел думать о матери. Она их предала – принесла в жертву своей гордости. Из-за того, что она не могла смириться с деспотизмом Майкла, ее дети вынуждены были терпеть его тяжелый характер, чтобы Эстер могла сохранить свою репутацию. Она не заботилась о репутации, когда спала с этим ублюдком, Энселем Нортоном. Клаус ненавидел мать. Но ее слова снова и снова звучали в его ушах: «Ты всегда был у меня любимцем». Его горло сжалось, и он с трудом выговорил: – Она приходила в больницу. – И ты, конечно, не стал с ней разговаривать. – Мне нечего было ей сказать. – Господи, Ник, как ты можешь быть таким бесчувственным, – сказала Фрея, разглядывая свой рисунок. – Фамильная черта. – Я серьезно. – Я тоже. Он хотел, чтобы его оставили в покое. И не хотел думать о матери. Или о Катерине. И вообще ни о чем. Клаус отпил еще пива. Блондин чувствовал, что все члены семьи, включая Фрею, постоянно пытались вытянуть у него информацию, касающуюся девочки, как будто подозревали, что он похитил сестру. – Они не нашли родственников Лолы Смит? – спросил он. Финн рассказал, что полиция обыскала комнату няни. Если бы нашли ее, нашли бы и Катерину, но ее рекомендации оказались поддельными, а вся семья исчезла. – По крайней мере, я об этом пока не знаю. – Фрея прищурилась, отклонила голову назад и рассматривала свою работу. – Но никто не думает, что она участвовала в похищении, иначе она бы уже потребовала денег. Ее текущий счет в банке нетронут, так же как и ее сбережения. Почти тысяча долларов. – Откуда у тебя такие подробные сведения? Фрея пренебрежительно посмотрела на него. – Я подслушиваю. У замочных скважин, у открытых дверей и у вентиляционных отверстий. Клауса впервые заинтересовал разговор с сестрой. Он всегда считал, что Фрею не интересует ничего, кроме собственной персоны, нарядов, маникюра и очередного приятеля. Хотя в последнее время она не так много встречалась с парнями. После разрыва с Джонни Нортоном. Клаус посмотрел на сестру. Пожалуй, она ничего. Темно-русые волосы оттеняли ее голубые глаза. Конечно, она слишком много красилась, но что-то в ней было, как во всех детях Майклсона. Но вообще-то сестра всегда была занозой в заднице. В двадцать один год она все еще училась в художественной школе. Несколько раз Фрея уходила из дома, но всегда возвращалась либо с разбитым сердцем, либо обвиняемая в употреблении наркотиков, либо с кучей неоплаченных счетов. Иногда все вместе. Дела о наркотиках, в основном марихуана и изредка героин, прикрывались Зальцманом, а отец оплачивал поддельные чеки и восстанавливал положительный баланс кредитных карточек. С разбитым сердцем было сложнее. Фрея всегда связывалась с неудачниками. Включая Джонни. Неважно, при каких обстоятельствах Фрея уходила из дома, она всегда возвращалась к толстому бумажнику Майкла с поджатым хвостом. Клаус думал, что жизнь в реальном мире со счетами за квартиру и электричество, требующими оплаты, была слишком сложна для его сестры. Она привыкла к тому, что за все платит папочка. Блондин продолжал рассматривать сестру. После скандала с Джонни Фрея сильно изменилась. Клаус точно не знал, что произошло у них с Нортоном, но он слышал, как отец кричал, что тот использовал Фрею, чтобы отомстить ему. Девушка оказалась в центре незатихающей войны между семьями. Но Клаусу было все равно, его это не касалось. – Знаешь, Ник... – сказала Фрея, поворачивая мольберт так, чтобы он мог видеть рисунок – карикатуру на него самого. – Ты бы был поосторожнее. – Очень остроумно, – заметил блондин, имея в виду карикатуру. – Не только я вижу тебя насквозь, – сказала Фрея, убирая уголь в коробку. – Татия и отец постоянно строят разные планы. Обсуждают преимущества военной школы и закрытой школы в Европе. Хотят отправить тебя на ранчо, чтобы ты там работал и был подальше от неприятностей. – Вот еще, – проворчал Клаус, хотя ранчо было самой приятной перспективой, особенно по сравнению с остальными. – Что бы ты ни говорил, лучше военная школа или заграница, чем исправительное заведение для подростков. – Они думают, что я туда попаду? – Я не знаю, что они думают, могу только догадываться, Ник. С тобой не так просто с тех пор, как ты вернулся из больницы. – Ты думаешь, что я похитил Катерину? – неожиданно спросил парень, убеждая себя, что ему безразличен ответ сестры. Она отрицательно покачала головой, рассматривая длинный шрам на его лице, и сказала: – Я не знаю, что ты делал в ту ночь, но ты не рассказал правду, по крайней мере, не всю правду. И пока ты не выложишь все начистоту, ты будешь под подозрением. Клауса больше всего разозлило то, что она высказала вслух его мысли. – С каких пор ты у нас сама святость? – он допил пиво и смял в кулаке жестянку. В глазах Фреи было слишком много горечи для ее возраста. – Ты ничего не знаешь обо мне, Ник. И никогда не хотел знать. Я просто хотела помочь тебе, можешь забыть об этом. – Девушка направилась к дому, добавив: – Я ошиблась, поступай как знаешь. *** Пробуждение было отвратительным. Горечь во рту, стук крови в висках. Резкий солнечный свет ударил в глаза. И главное, ощущение непоправимого несчастья. Отчаяние затопило Татию. Она с трудом нащупала на столике сигареты, но пачка оказалась пустой. Смяв, женщина швырнула пачку на пол и зарыдала. Она не могла больше выносить это день за днем. На непослушных ногах Татия доковыляла до окна и посмотрела наружу сквозь щель в занавесках. Полицейская машина у подъезда, и дальше, за воротами, место, где собирались репортеры. Несколько автомобилей уже стояли в тени старого дуба, ветви которого протянулись над кирпичной оградой. – Надеюсь, что вы будете гореть в аду, – прошептала она, поправляя занавески. Татия посмотрела на часы: два часа дня. Она проспала семнадцать часов подряд! Спасибо снотворному или чем там еще ее накачал Гилберт. Надо продолжать жить, с Катериной или без нее. Эта мысль причинила Татии острую боль. Нет, она найдет свою девочку. Она уже не верила ни в полицию, ни в ФБР. В ванной Татия с трудом содрала рубашку, которую не снимала уже несколько суток, и посмотрела на себя в зеркало. Сальные волосы, бледное лицо с синяками под глазами, сухие потрескавшиеся губы. Всю жизнь Татия не позволяла себе забывать, что внешность – это ее самое большое богатство. Она постоянно поддерживала себя в форме. Гимнастика, массаж, парикмахерская, маникюр, одежда от кутюр. Теперь она походила на старую спившуюся проститутку. Горячая, затем холодная вода душа вместе с пылью и потом смывала слезы с ее лица. Она должна держаться ради дочери. У девочки был единственный шанс – ее мать. Если она перестанет бороться, никто не станет искать Катерину. Через час причесанная, накрашенная и со вкусом одетая Татия спустилась вниз и прошла на кухню. Кухарка сказала, что Майкл закрылся с копами в кабинете и приказал их не беспокоить. Отказавшись от супа, Татия налила себе апельсинового сока, добавив в него хорошую порцию водки, когда кухарка отвернулась, затем проглотила пару таблеток успокоительного. Наконец, захватив первую попавшуюся газету и новую пачку сигарет, она была готова встретить новый день. Татия надела солнечные очки и вышла в сад. Немилосердно палило солнце, но легкий прохладный ветерок освежал кожу. Со стороны бассейна слышался плеск воды. Женщина прошла по дорожке и увидела, что Клаус плещется в бассейне, играя и кувыркаясь, как морской лев. Его раны затянулись, движения снова стали быстрыми и стремительными. Неожиданно Татию охватило желание. Страстное, яростное и нестерпимое. Клаус всегда вызывал у нее особое чувство. Он не был похож на остальных детей Майклсона. Более светлые волосы, серые, а не голубые глаза и, главное, атлетическое сложение. Может быть, сплетни говорят правду. Хотя Татии трудно было представить холодную, чопорную Эстер, занимающуюся любовью с Энселем Нортоном. Чертовски сексуальный, мужественный, Клаус абсолютно не ощущал своей привлекательности. Татия устроилась в шезлонге у воды и принялась наблюдать за пасынком сквозь темные очки. За все годы замужества Татия ни разу не изменила Майклу. И в последние годы, когда он даже перестал пытаться заниматься с ней любовью, ей удавалось справляться с желанием, вспыхивающим при появлении на горизонте привлекательного мужчины. У нее была масса возможностей за эти годы, причем многие претенденты являлись близкими друзьями Майклсона, но она относилась к таким предложениям как к неуместным шуткам и никогда не давала воли страсти, изводившей ее по ночам. Но справиться со своим чувством к Клаусу Татия не могла. И парень отвечал ей взаимностью. Он мог сколько угодно протестовать, но она знала, что нравилась ему. В последний раз на вечеринке, когда она заставила Ника танцевать с ней, Татия чувствовала, что его желание так же сильно, как ее. Шампанское вскружило ей голову, и она представляла себе, каким любовником был бы Клаус: опытным и умелым или девственником, которого требовалось учить азам. Хватило бы у него терпения дождаться, когда партнерша достигнет оргазма? Обругав себя за неподобающие мысли, Татия разорвала длинными ногтями целлофановую обертку пачки сигарет и нервно закурила. Выдыхая душистый дым, она постаралась не думать о Клаусе, и ее мысли снова вернулись к дочери. Глаза наполнились слезами. Татия торопливо отпила из своего стакана, надеясь, что водка поможет ей успокоиться. Если бы кто-нибудь обнял ее сильными руками, сказал, что все будет хорошо, что Катерина в безопасности и скоро будет дома. Любил ее. Ей нужен мужчина. Кто угодно. Нет, только Клаус. Татия развернула газету и под ее прикрытием продолжала любоваться парнем. Ее глаза были скрыты солнечными очками: он не мог видеть, что она наблюдает за ним. Ее мозг усиленно работал над проблемой, как соблазнить пасынка. Татия собиралась применить беспроигрышную стратегию: план не должен был сорваться.