Встать, суд идет!

      Мужчина и женщина, оставшиеся наедине в одном замкнутом пространстве, — это уже весомый повод для сплетен и разыгравшейся фантазии. Если к этому и без того острому блюду добавить ещё и тот факт, что между этими двумя происходит непонятная химия, которая, впрочем, очевидна всем вокруг, только не им самим, вуаля — и на выходе получается потрясающая, изобилующая подробностями и ремарками статья «Пророка».       Однако, сейчас в кабинете Драко Малфоя, находившегося наедине с Гермионой Грейнджер, присутствовало напряжение далеко не сексуального характера. Малфой буквально кипел от негодования, а вот его собеседница не могла найти себе места, вернее сказать — она с удовольствием нашла бы себе место подальше отсюда, в каком-нибудь уютном уголке мира, где её не будет прижигать к полу гневный взгляд Малфоя.       — И, что всё это значит, Грейнджер? — наконец спросил Драко.       — Я всё объясню. Давай присядем, хорошо?       — Давай поговорим наедине!.. Давай присядем!.. — Драко едва сдерживал свой гнев. — Сколько ещё отговорок ты найдешь, только бы не объяснять мне, что здесь, мать вашу, происходит?!       — Драко, успокойся, прошу тебя, — Гермиона впервые за долгие годы общения назвала его по имени, но, кажется, он этого даже не заметил.       — Нет, Грейнджер, я не буду успокаиваться! — в два шага Драко преодолел расстояние между его столом и местом, где как вкопанная стояла Гермиона. — Я не буду успокаиваться, потому что всё это уже выше моего понимания! Сначала газетчики со своим бредом о нашем романе делают из меня круглого идиота. Затем эти двойники и твоё секретное зелье, которое, как оказывается, почему-то превращает всех вокруг в меня! И ты знала об этом. С самого начала знала!       Хоть голос и не звучал громко, но каждое его слово было пропитано такой злобой и обидой, что Гермиона была готова заткнуть уши, словно на её барабанные перепонки обрушился звук, превышающий все допустимые децибелы.       — Ты не должен был этого узнать, — только и смогла выговорить в своё оправдание она.       — Но я знаю, — продолжал настаивать Малфой. — И теперь я жду, что ты объяснишь мне всё, поняла меня? И не вздумай хоть что-то от меня утаить!       Гермиона тоже начала злиться. Тон и манера разговора Малфоя перешли допустимые нормы и, как бы он ни был прав, не смел так разговаривать с ней, особенно после всех уступок, на которые она пошла ради него, особенно понимая, что, если бы она этого не сделала, эта маленькая тайна так бы никому и не открылась.       — Ты угрожаешь мне, Малфой?! — тон Гермионы был жёстким, а взгляд — решительным, такие взгляды имеют волшебную особенность отрезвлять собеседников. Она знала это не понаслышке, нередко именно от этого холодного тона и взгляда Рон и Гарри приходили в норму, даже будучи в самом разгневанном состоянии. Но уже давно пора было усвоить, что Малфой далеко не Гарри и уж тем более не Рон и такие вещи на нём не работали.       — А даже если и так, то что? — тёмная сторона Драко, вот уже долгие годы тщательно скрываемая от посторонних глаз, сейчас блистала во всей красе. Он был зол, он был обижен и не хотел контролировать свою речь.       — Тогда я просто уйду, — спокойно заявила Гермиона, — и разбирайся со всем как хочешь!       Решив, что это очередной блеф или просто желание Гермионы перетянуть одеяло на себя, Драко не сдал позиций и продолжил своё наступление.       — Не посмеешь, — тихо почти у самого уха прошептал Малфой, чуть ли не задевая губами кожу щеки Гермионы. То ли от гнева, то ли от смущения лицо девушки покрылось румянцем. Но судя по тому, как сжались её ладони и шумно вышел воздух из лёгких, — второй вариант не имел права на существование.       — Ошибаешься, — просто ответила она, повернув своё раздосадованное лицо в сторону Малфоя. Несомненно, фраза звучала бы куда эффектнее, если бы не разница в росте и тот факт, что её ответ пришёлся Драко куда-то в область подмышки. Но несмотря на это, Гермиона решительно направилась к двери и даже успела сделать несколько шагов, прежде чем сильные руки остановили её и заставили повернуться.       — Ты никуда не уйдешь, пока не расскажешь мне всё, — повелительным тоном заключил Драко. Он не собирался ей уступать, но Грейнджер была не менее упёртой особой.       — А ты попробуй заставить меня остаться, — она попробовала вырвать руку из цепкой хватки, но разница в силе была такой же значительной, как и в росте. Чисто в физическом аспекте Гермиона проигрывала по всем статьям. — Я закричу, — предупредила она, понимая, что честным путём ей не вырваться.       — Давай, — Малфой явно не любил учиться на собственных ошибках, решив, что Гермиона и в этот раз блефует.       На весь кабинет раздался громкий крик Грейнджер. По силе громкости она могла соперничать с воплером, а то и с сонорусом. Малфой мгновенно понял свою ошибку. Решив, что слух ему ещё пригодится, тут же подскочил к вопящей во всё горло девушке и закрыл её рот ладонью, заключив её в крепкие объятья со спины, чтобы не вздумала вырываться.       — Опуфи, — что в переводе с древнего языка заткнутого рта значило «отпусти», промычала ему в ладонь Гермиона и в попытке высвободиться лягнула Драко ногой.       Ловко увернувшись от удара, Драко сжал её в объятьях чуть крепче, просто на всякий случай, а не потому что чувствовал, что это довольно занятно, и, сбиваясь с дыхания от столь усердной борьбы со строптивицей, ответил:        — Нет, пока ты не успокоишься.       Но Гермиона и не собиралась успокаиваться. Борьба становилась всё напряжённей. Она вырывалась так, словно от этого зависела её жизнь. Несколько раз ей даже удалось точно ударить своего противника по коленке, но Драко, стойко стерпев удары, продолжал бороться. Победа в этом состязании для каждого уже стала делом принципа.       Они могли так бороться, пока силы окончательно не покинули бы одного из них. Но Драко, слишком занятый тем, чтобы уворачиваться от сыплющихся на него пинков, совсем забыл о том, что по-прежнему сжимает ладонью рот Гермионы, хоть та и прекратила свою звуковую атаку. Так, даже не догадываясь о последствиях, он подарил Гермионе преимущество.       –А-а-а, — разнёсся по всему кабинету новый крик, в этот раз принадлежащий уже Малфою.       Он моментально отпустил Грейнджер и отскочил от неё на почтительное расстояние, одной рукой сжимая повреждённую ладонь. Гермиона заметила, что из раны сочится немного крови. Вид урона, доставленного Малфою в битве, заставил её, во-первых, успокоиться, во-вторых, устыдиться своему детскому поведению, не достойному взрослых и вроде бы разумных людей.       — Малфой, — обратилась она к Драко, — ты в порядке?       Тот уже успел выпрямиться и отпустить пострадавшую руку. Теперь он с интересом и недоверием рассматривал укус на внутренней стороне ладони. О том, какую силу Гермиона вложила в это действие, можно было только догадываться. Прокусить человеческую кожу зубами, приспособленными для жевания, а не для нападения, мог далеко не каждый. И Драко, как человек, изучавший человеческую анатомию, это прекрасно знал. Да и вскрикнул он скорее от неожиданности, чем от боли.       — Грейнджер, — его тон был слегка растерянным, но уже не злым, а скорее смешливым, — помнишь, я в школе шутил, что у тебя зубы как у бобра?       Гермиона удивлённо вскинула брови. Она ожидала чего угодно — от слёз до всплеска агрессии — но уж никак не издевательских шуточек. Поэтому в ответ промолчала.       — Так вот, — продолжал Драко, — ничего не изменилось. Скажи сразу, мне придётся принимать зелье от бешенства?       — Малфой! — всё же выказала своё недовольство Гермиона. — Дай посмотрю, что там у тебя.       Она подошла к нему и беспардонно, хоть и довольно нежно, взяла его ладонь в свои руки. Раны были небольшими, иной раз, цепляясь о гвоздь в заборе, получаешь увечья сильнее. Совесть начала успокаиваться.       — Ничего страшного, — она равнодушно отпустила руку Малфоя. — Не стоит устраивать трагедию.       Он обиженно хмыкнул. Драко ведь и не устраивал никаких трагедий. И вообще, это она его укусила, попробовал бы он сделать нечто подобное — она бы не была сейчас таким образцом спокойствия. Хотя сама мысль о том, чтобы покусать её стала для Драко несколько смущающей, и, решив не заострять на этом особого внимания, Малфой вспомнил, с чего всё началось.       — Ну, теперь-то ты мне расскажешь, что происходит? — его тон был спокойным, злость прошла, агрессию он выплеснул буквально пару минут назад весьма странным способом, но главное результат — он был спокоен.       — Я и пыталась это сделать, пока ты не начал на меня кричать, — сухо подметила Гермиона.       — Только давай не снова, — Драко предупредительно выставил вперёд повреждённую руку.       Гермиона предпочла проигнорировать откровенное издевательство, да и дальнейшие препирательства тоже сейчас были неуместны. Она прошла к одному из стульев в кабинете и села на него. Спина её была прямой, словно кто-то вставил в позвоночник штырь. Глубоко вздохнув несколько раз и дождавшись, когда Драко займёт место напротив неё и приготовится внимательно слушать, Гермиона начала. А Малфой старался даже дышать потише, чтобы ненароком не пропустить хоть слова.       — Мои исследования начались год назад. И первое время всё шло гладко: все виды магии легко сочетались и не было причин для волнения. Но трудности появились на последнем этапе работы. Когда уже проводились тесты первого варианта зелья.       Спина Гермионы по-прежнему была слишком прямой, рассказ подходил к самому важному, и её признание неминуемо маячило в ближайшем будущем. Дыхание стало сбивчивым.       — Зелье не работало? — догадался Малфой.       — Да, — согласилась Гермиона, — оно вообще не действовало. Не происходило ровным счётом ничего. Это был полный провал. Я тысячу раз перепроверяла формулы заклятий, пересматривала каждый этап создания зелья, но всё было идеально. Компоненты сбалансированы, ошибки быть не могло. Но результата не было. Даже мысль о том, что год работы прошёл впустую, приводила меня в бешенство. В какой-то момент я поняла, что просто одержима этой работой, — Гермиона сделала паузу, — я поняла, что именно из-за неё потеряла Рона.       Что-то неприятное и колючее проснулось в груди Драко Малфоя при упоминании о её прошлом романе. Нет, в целом ему было глубоко плевать на Уизли, он уже давно перерос детские обиды и ссоры. Но её слова пробудили в нём знакомое ощущение раздражения, которое он так часто испытывал в детстве по отношению к этому рыжему парню.       — Но работа же и спасла меня после расставания. Все мои силы уходили на поиски решения проблемы с зельем, и плакать и жалеть себя не было времени, — продолжала рассказ она. — А потом я встретилась с профессором МакГонагалл. Она даже сама не подозревает, насколько помогла мне. Рассказывать нюансы нашей работы запрещено Министерством, да и причиной нашей встречи была, скорее, личная жизнь, а не профессиональная деятельность. Так вот, профессор сказала мне удивительную вещь. Она сказала, что наша магия зависит в большей степени от эмоций и чувств, нежели от точности формул и правильности заклинаний. Ты не представляешь, каким шоком для меня было услышать подобные слова от своего бывшего декана! Но она была права в корне. Стоит только вспомнить заклятие Патронус — чистая энергия эмоций и ничего больше. И тогда я задумалась, а что, если и причиной того, что зелье не работает, является то, что при его использовании я не учитываю эмоциональный компонент?       Напряжение испарилось, сейчас Гермиона скорее испытывала азарт, рассказывая Драко о своём невероятном открытии. Только вот для него рассказ виделся с другой точки зрения. Он не мог побороть странные чувства, которые возникали в его сердце при мысли о том, что всё, что рассказывает Гермиона, каким-то образом связано с ним.       — Это ведь так просто — зелье работает, просто важно испытывать какие-то эмоции к человеку, в которого желаешь перевоплотиться, иначе магическая формула просто не будет иметь материала для сложения образа и не подействует!       — Так, хорошо, — перебил её Малфой, — но ведь конечная цель состоит в том, чтобы зелье как раз-таки работало таким образом, чтобы употребивший его мог перевоплотиться в совершенно любого человека, даже незнакомого.       — Верно, — согласилась Грейнджер. Разговор уже больше напоминал профессиональный спор, нежели допрос или признание. — Это финальная цель, идеальный результат. Но вот сырьевой продукт, основанный в большей мере на магии трансфигурации, а не на волшебстве ингредиентов зелья, имеет некую формулу, которая прежде, чем будет выпущена в открытый доступ, должна претерпеть некоторые метаморфозы за счёт воздействия на неё извне, то есть магом, который в период тестовых испытаний будет её использовать.       — Другими словами, ты, как невероятно тщеславный человек, собираешься оставить в окончательной формуле частичку собственных эмоций, посредством которых все остальные и будут превращаться в других людей силой мысли? — Драко был одновременно поражён изворотливости мышления Гермионы и гениальностью этой идеи.       — Это не тщеславие, Малфой, — возмутилась она, — это необходимость! Только так можно заставить эту формулу работать. Впоследствии у меня получится избавиться от эффекта моих эмоций, но пока — да, зелье работает исключительно на моём мироощущении. Я только что нарушила закон, Малфой. Только попробуй кому-нибудь проболтаться о нашем разговоре!       — Так вот зачем нам говорить наедине, — догадался Драко. — Значит, это секретная информация?       — Именно.       Драко задумался над тем, что Грейнджер пошла на большие уступки, чтобы объяснить ему всё происходящее. Чем она руководствовалась? Чувством вины или чем-то ещё? В любом случае ему хотелось отблагодарить её за честность и смелость.       — Я могу дать Непреложный обет, если хочешь. Мне незачем кому-то об этом рассказывать.       Гермиона благодарно кивнула.       — Однако, это не объясняет, почему все, кто пробуют это зелье, превращаются в меня.       Глаза Гермионы резко опустились в пол. Вот они и подошли к самой неприятной части разговора, но деваться некуда. Пути отступления отрезаны, она попалась в свою же ловушку.       — Если честно, то до конца я сама не могу объяснить этот эффект, — призналась она.       — Попробуй, — подбодрил Драко, удобнее устраиваясь на стуле. Ему нравилось её смущение, и он не собирался скрывать наслаждения от вида её неловкости и растерянности.       — Как я уже сказала, зелье действует на уровне эмоций.       — Это я уже понял, — перебил Малфой, — давай ближе к делу.       — Не перебивай меня, Малфой! — возмутилась Гермиона, а её щеки продолжали предательски пылать. — Сперва я пробовала перевоплотиться в людей, к которым испытываю положительные эмоции, которых люблю или уважаю, но всё было тщетно. У меня даже приблизительно не получалось стать кем-то из своих друзей. Я уже думала, что это очередной тупик, когда наткнулась на твою статью о новом колдомедицинском проекте твоей фирмы, который — вот совпадение! — очень похож на мои исследования.       — Да, я тоже это заметил у тебя дома. Ты использовала ту же литературу, — снова перебил Малфой.       — Так и знала, что ты обратишь внимание. Но не перебивай меня, пожалуйста, я пытаюсь всё объяснить, и поверь, мне самой очень сложно не запутаться.       — Продолжай, — сдался Драко.       — Так вот, твоя статья меня мало заинтересовала, я даже во многом с ней несогласна, — Гермиона явно пыталась схватиться за последний шанс избежать трудных объяснений и углубиться в научный спор.       — Не переводи тему, о наших научных изысканиях мы сможем поговорить позже, — ухмылка не сползала с лица Драко.       — Зато меня заинтересовала твоя личность, — с этими словами лицо Гермионы превратилось в некое подобие переваренного красного овоща. По коже Малфоя пробежали мурашки, он предвкушал, что сейчас она скажет нечто важное. — Ты ведь сильно изменился со школьных лет, и это навело меня на мысль, что детские воспоминания будут сильнее, чем те эмоции, которые я испытываю, уже будучи взрослым и рассудительным человеком. Потому что в детстве всё воспринимается острее, что ли. Да и к тому же, отрицательные чувства тоже являются весомой частью личности человека.       Драко не мог скрыть разочарования. Мысль о том, что Грейнджер думала о нём только потому, что он обзывал её в детстве, не принесла ему ни радости, ни удовольствия.       — Ну я рад, что помог тебе, — разочаровано проговорил Драко, уже собираясь встать со своего места. Парень сам толком не понимал, почему рассказ его расстроил, или даже более того — обидел.       — Постой, — прервала его Гермиона, — это ещё не всё.       — Да? — Малфой вновь опустился на своё место, уже не надеясь, что она расскажет что-то важное или хотя бы приятное. Сколько бы он ни старался исправиться, сколько бы ни сделал для этого мира сейчас, все продолжают судить его по прошлому, даже Грейнджер, и это заставляло задуматься.       — Ты прав, у меня получилось. Я превратилась в тебя. Знаешь, это довольно странное чувство.       — Спасибо, я с этим живу, — попытался пошутить Драко. Грейнджер нервно улыбнулась, но затем, сделав глубокий вдох, продолжила:       — Этот успех заставил меня задуматься о том, кто ты сейчас и что с тобой стало. Я много читала о тебе, о твоих работах, твоей фирме, семье, интрижках, — на последнем слове её брови слегка нахмурились, что Драко безотчётно для себя отметил. — Ты открылся для меня с новой стороны, и я стала испытывать к тебе уважение. Нет, серьезно, — Драко закатил глаза к потолку и ухмыльнулся, ему льстили слова Гермионы. — Ты не понял, эмоциональный фон изменился! Это грозило тем, что зелье снова не будет работать!       — А-а, так вот что тебя волновало!       — Конечно, что же ещё? — в голосе Гермионы звучало неподдельное удивление. — Но, когда я вновь попробовала использовать зелье, то снова смогла превратиться.       — Испытывая при этом уважение?       — Да! А потом я прочла статью, в которой говорилось о том, что ты нахамил журналисту, и почувствовала, что ты меня раздражаешь. И зелье снова подействовало!       До Драко долго доходил смысл рассказа Грейнджер. Получается, она ставила эксперимент на своих чувствах? Она пыталась испытывать разные эмоции к нему, а затем пробовать, сможет ли в него превратиться. Она точно ненормальная.       — И сколько же эмоций ты ощутила ко мне за последнее время? — с недоверием и неприкрытым сарказмом поинтересовался он.       Гермиона замялась, но уже решив, что расскажет ему всё, не стала отступать назад или приукрашивать.       — Думаю, что весь спектр, который доступен человеку.       — Подожди, ты хочешь сказать… — единственная мысль, которая крутилась в его голове, это мысль о том, чтобы не засмеяться Грейнджер в лицо. Как же наивно и забавно она смотрелась. В голове Драко уже родились сотни, нет, тысячи разнообразных подколов на эту тему, и сейчас он даже терялся в том, какой из них будет наиболее удачным.       — Нет! — тут же запротестовала Гермиона. — Я не имею в виду какие-то романтичные эмоции!       — Я об этом даже не думал, Грейнджер! — сейчас он конечно же лукавил. — Ты сама это предположила.       — Я просто знаю, как работает твоё испорченное мышление.       — Ой, и всё-то ты обо мне знаешь, — настроение Драко стало неконтролируемо весёлым, он уже даже не пытался сдерживать свои порывы. — Может быть, даже рассматривала моё тело, пока была мной?       — Нет, — казалось бы, краснеть сильнее уже невозможно, но у Гермионы это получилось, — ты говоришь глупости!       — Да брось, я бы именно так и поступил.       — Не сомневаюсь, — Гермиона обижено отвернулась от Драко. Она понимала, что его реакция на признание будет именно такой.       — Слушай, а когда в последний раз ты в меня перевоплощалась?       — На днях, а что? — Гермиона уже было решила, что Малфою в голову пришла какая-то умная мысль.       — Ничего. Просто хотел узнать, какие эмоции ты испытывала ко мне в тот момент.       — Малфой, — не выдержала Гермиона, — не время дурачиться! Я рассказала тебе это всё только потому, что скрывать дальше было нельзя, да и получается, что это по моей вине ты оказался в это втянут. Я не знаю, отчего зелье превращает каждого, кто его использует, в тебя, но я точно знаю, что это по моей вине. И мне достаточно угрызений своей собственной совести, чтобы чувствовать себя полной идиоткой. Не добавляй к этому еще и своих издевательств.       Драко понял, что слегка перегнул палку, Грейнджер действительно было сложно рассказать ему всё это. Да и окажись он на её месте, не мог ручаться за то, что смог бы ей признаться. В конце концов, она могла молчать, хотя бы потому, что так велит Министерство. Но она осмелилась и объяснила ему всё. И где-то глубоко в душе Драко надеялся, что это именно из-за тех эмоций, которые она так рационально и научно испытывала к нему, а не из-за чувства вины. Да уж, рациональные эмоции, до такого могла додуматься только Грейнджер. Всё же она удивительная.       Блейз Забини гордился собой. Ему удалось без труда получить столик в ресторане, где места бронируются за месяц. Подобные трюки часто производят на девушек впечатление, и Блейз никогда не гнушался ими воспользоваться. И вот он сидит в роскошном ресторане с очаровательным букетом цветов и сверкает непревзойденной обаятельностью. Одинокие дамы время от времени бросают на него жадные взгляды, в их прелестных головках возникает только одна мысль: «Повезло же кому-то!».       В голове же самого Забини мыслей было гораздо больше. Первая — как долго еще будет задерживаться Кэтти? По опыту первого их знакомства, Блейз помнил, что пунктуальность не была характерной чертой этой девушки, поэтому волноваться причин не было. В конце концов, он же не Малфой, чтобы из-за девушки рвать волосы на голове.        К слову, другой мыслью в его голове была мысль о лучшем друге и том, что в данную минуту происходило в его кабинете. Забини был уверен, что Драко всё испортит. Его школьный друг просто патологически не умел вести себя с женщинами, которые ему небезразличны, а Грейнджер это касалось в первую очередь. Это было ясно ещё со школы. Малфой никогда не мог на неё спокойно реагировать. Все вокруг были уверены, что это из-за Поттера, но сам Блейз считал иначе. При иных обстоятельствах и в другой жизни Драко бы скорее всего дёргал несчастную Грейнджер за косички, чтобы та обратила на него внимание, но их судьбы были слишком для этого запутаны. Вот несчастный парнишка и изворачивался как мог со своими обзывательствами и насмешками. Хотя сам Малфой этого никогда не признает.       Но нельзя не отдать должное тому, как ведёт себя тот же самый Драко с женщинами, к которым интерес не испытывает. Его холодный рассудок и внешняя отстранённость действуют на милых, но неинтересных ему барышень как магнит. Наверное, это и была одна из причин, по которым сам Блейз почувствовал укол сильной ревности во время заседания. Всё же их отношения с Алекс продлились достаточно долго, и Забини успел привязаться к ней, и мысль о том, что его дерзкая, умная, хитрая и страшно очаровательная Алекс теперь может достаться Малфою, очень не нравилась.       Впрочем, Блейз тут же отгонял от себя подобные мысли, этот вариант невозможен. Достаточно одного взгляда на Малфоя в присутствии Грейнджер, чтобы понять — парень попался. А это странное обстоятельство, о котором рассказал Коди. Неужели и сама мисс Всезнайка запала на Драко? Или же там что-то посерьёзнее? В любом случае, они собирались разобраться с этим, а его помощь в таком щекотливом деле будет только мешать. Блейз хотел забрать с собой и Коди, чтобы оставить парочку наедине, вдруг бы что хорошее из этого вышло, но так и не смог найти благовидного предлога, по которому он, направляясь на свидание с девушкой, берёт с собой ещё и старикашку-пьяницу. Надежда оставалась только на то, что детектив сам поймёт, что его присутствие нежелательно.       Ну и последнее, о чём думал Блейз, вновь касалось дела и, что совсем неудивительно — женщины. Мысли в очередной раз вернулись к Алекс. Неужели она как-то в этом замешана? Если да, то использовала ли она Блейза? Если нет, то что это всё значит? Малфой был прав, говоря о том, что ему нужно будет поговорить со своей бывшей подружкой. Но вот собраться с духом для Забини было гораздо сложнее. И дело вовсе не в том, что ему стыдно, хоть в какой-то мере так и есть. Дело в том, что он, честно говоря, был неуверен, что сможет оставаться рядом с этой женщиной хладнокровным.       Надо сказать, что Алекс изначально отличалась от всех предыдущих его интрижек. Она была умной, интересной и не сдалась ему сразу. С ней он привык состязаться, а Блейз очень это любил. Как на работе, так и в жизни соперничество для него было неотъемлемой частью его натуры. Их роман продлился достаточно долго, чтобы Блейз успел влюбиться, но в этом же нет ничего странного или страшного? Он всегда любил женщин, с которыми встречается, пусть недолго, пусть не всей душой, но любил. Отдавался им полностью, получал их без остатка, а затем уходил, и вместе с этим заканчивалась его влюбленность. Но с Алекс это не получилось.       Расставания как такового не было. Просто начался развод с Милисентой, и Блейз не думал ни о чём другом. Он перестал писать Алекс и просто забыл о её существовании, а она словно бы и не вспоминала о нём. Несколько её проигнорированных писем до сих пор лежали где-то глубоко в ящике рабочего стола, так и не раскрытые, потому что он просто не мог набраться смелости их прочитать. Да, он жалел, что так вышло, но боялся что-то менять. Он думал о ней, но боялся, что она не думает о нём. Он хотел убедить самого себя, думал, что ему плевать, потому что есть проблемы поважнее. Он просто полюбил роль брошенного страдальца. Вот так глупо и несмешно.       Время шло, а мысли Блейза становились всё более мрачными. Думать об Алекс становилось совсем тяжело, а Кэтти не спешила появляться. Она уже опаздывала больше, чем на полтора часа, и даже спокойный Забини начал нервничать. Заинтересованные взгляды барышень постепенно превращались в сочувствующие, а Кэтти так и не собиралась появляться. Ещё пятнадцать минут, решил для себя Блейз, и он уйдет.       Однако, так долго ждать не пришлось. Буквально сразу же после этой мысли к столику, за которым он сидел, подошёл официант и вежливо поинтересовался, правильно ли, что его зовут Блейз Забини. Насторожившись, он подтвердил, что так и есть, и взамен получил небольшой конвертик, пахнущий приторно сладкими духами Кэтти.       Блейзу даже не нужно было открывать это послание, чтобы догадаться, о чём пойдёт речь, но всё же профессиональная привычка проверять документацию пересилила, и Блейз прочёл письмо. Послание было в стиле самой девушки. Она сбивчиво объясняла неудачливому ухажёру о том, что её бывший приятель вернулся к ней, и она, испытывая к тому сильные чувства, простила его и поэтому не может прийти сегодня на ужин. Она желала Забини тоже найти своё счастье и не расстраиваться из-за её отсутствия. Всё это было так же обильно сдобрено дополнительными объяснениями и какими-то вовсе неважными уточнениями.       Блейз ухмыльнулся. Да, его прокатили. Наверное, уже пора привыкать к таким вещам, но самое странное было то, что Блейз действительно не расстроился. Скорее, он был даже рад. Эти полтора часа раздумий о своей жизни были полезнее, чем целая бурная ночь в компании той же самой Кэтти.       Оставив букет на столике и расплатившись с официантом, Забини покинул ресторан. Женщина, к которой он собирался пойти, любила совершенно другие цветы и совсем не любила рестораны.