Латария

      Когда мы прошли через всю кухню, поднялись по лестнице на второй этаж и зашли в среднего размера скромно обставленную комнатку, я, наконец, смогла нормально дышать. Здесь было приоткрыто окно, и поэтому кухонный запах почти выветрился, заменившись почему-то на более приятный аромат сухого сена. На кровати лежала абсолютная копия Нарёны. Разве что чуть-чуть постарше, повыше и побледнее. Остальное: рыжеватые волосы, медовые глаза, курносый нос — всё дочь переняла исключительно от матери. На лбу женщины выступила испарина, частое дыхание иногда прерывалось сухими хрипами и кашлем. Я вздохнула. Дело было намного хуже, чем я надеялась. Её нельзя было просто напоить тёплым чаем, пожелать доброго здоровья и пустить дело на самотёк. Тем более в бабушкином зелье я уверена не была. Конечно, не сработав, особенного вреда оно не принесёт, но бедная женщина была так слаба, что экспериментировать с её здоровьем было бы слишком опасно. Я повернулась на пятках, готовясь сказать, что переоценила свои возможности и не смогу ничего сделать, но наткнулась на их взгляды. Скорбные медовые глаза Нарёны, так похожей на эту женщину, выражали отчаяние. Будто она прочитала мои мысли, уже знала, что я скажу, и собирала все свои силы, чтобы не заплакать. Ярко-голубые глаза близнецов, неведомо как появившихся в этой комнате, наоборот были полны надежды. Надежды, которую мне предстояло разрушить.       — Ну что? — тихо спросила Нарёна. Не отвечая, я повернулась обратно и зажмурилась. О боги, я живу самостоятельной жизнью всего два дня, а мне уже так сложно. Почему я не могу быть просто бабушкиной помощницей? Почему я не могу просто стоять у неё за спиной и подавать нужные лекарства? Почему я не могу просто сделать правильный выбор, принять самостоятельное решение? Я открыла глаза, глубоко вздохнула, прикусила губу и вздрогнула. Женщина заговорила.       — Ты вернулась… Ты все же вернулась. Мама сказала, лошади прискакали в крови… Она сказала, тебя больше нет… — Цепкий и осмысленный, несмотря на лихорадочное состояние, её взгляд был устремлён на меня. Я подвинулась чуть ближе, села на табуретку возле кровати и как могла ласково улыбнулась.       — Всё хорошо. Я помогу вам.       — Дочь… Твоя дочь… Я решила больше не обращать внимание на лихорадочные фразы больной и обернулась.       — Я сейчас сделаю всё, что смогу, но вам советую не выпускать её из постели хотя бы дня три и подавать отвар из листьев мать-и-мачехи, подорожника и чёрной смородины. Хозяин трактира понятливо кивнул, и я повернулась обратно. Открыла сумку с зельями, которую всё это время таскала с собой и начала упоённо в ней не копаться. Спустя минуту оттуда выудился тёмно-зелёный пузырёк. Я взяла его за горлышко двумя пальцами, подняла так, чтобы на него падал свет, встряхнула и с замирающим сердцем уставилась на результат. Золотые искорки, которые должны были появиться, сохрани зелье колдовскую силу, не заставили бы себя долго ждать, и я сидела с пузырьком как сумасшедшая, пытаясь их разглядеть. Десять секунд, двадцать, тридцать… Они всегда появлялись не раньше, чем через пять, заставляя не видевших раньше волшебство крестьян удивлённо охать.       А сейчас их не было. Зелье было абсолютно магически стерильным. Не знаю, что за глупая уверенность в своих силах подтолкнула меня к столь безрассудному поступку, но я решила не подавать виду, что что-то не так. Аккуратно взяла услужливо поданную Нарёной кружку с водой, выцедила в неё ровно десять капель, подождала около пятнадцати секунд и позволила хозяину трактира напоить этим свою жену.       «Отравительница!» — зло шептала совесть, когда я клала мелко подрагивающие руки на плечо бедной женщины и сосредотачивалась. Я знаю заклинание наизусть. Я знаю, что его надо говорить на одном дыхании. Я пыталась сделать это тысячу раз. У меня ни разу не получилось… Женщина хрипло вздохнула. Я зажмурилась и нараспев прочла заветные четыре строчки, мысленно готовясь хватать сумки и бежать отсюда с позором, а потом умирать от угрызений совести. И, услышав сзади слаженный благоговейный вздох, открыла глаза. Исходящее из моих рук золотое сияние мягким светом лилось от плеча по всему телу Нарёниной мамы, входя в реакцию со снадобьем и мгновенно вылечивая. Первый раз за всю жизнь у меня получилось собственным заклинанием активировать зелье. У меня получилось! Пару секунд я пялилась на это чудо взглядом не менее удивлённым, чем у детей за спиной, но потом взяла себя в руки. Ну магия и магия. Я её и раньше видела. Но не творила же. Смогла оторваться от плеча женщины я только тогда, когда последний золотой лучик скользнул вдоль её горла, сверкнул в ямке между ключицами и исчез. Нарёнина мама глубоко вздохнула, и я с облегчением поняла, что дыхание её было абсолютно свободным, без лишних хрипов и прерывистости. Я повернула голову и кивнула детям, сразу кинувшимся на кровать матери, которая одаривала их полными ласки взглядами. Губы мои непроизвольно растянулись в глупой улыбке. К кровати неуверенно подошёл Нарёнин отец, аккуратно положил руку на лоб своей жены и сразу же удивлённо отдернул.       — И жара нет… Я согласно кивнула, гордясь своей работой. Наконец мама Нарёны повернула ко мне голову и одарила полной благодарности улыбкой.       — Спасибо большое…э…       — Тари, — и услужливо подсказала я.       — Тари, я теперь твоя должница.       — Не стоит… — я смущённо опустила голову, всё ещё чувствуя вину перед этой прекрасной женщиной, жизнь которой подвергла глупому риску.       — Назову дочь твоим именем, — уверенно сказала она, и я даже возразить не успела. Нарёнина мама зевнула, прикрыв рот тоненькой бледной ладонью, устало откинула голову на подушку и почти сразу же заснула. Зелье наконец подействовало полностью. Нарёна, не мешкая, подоткнула маме одеяло, шикнула на братьев, готовых от радости прыгать на широкой кровати, и, взяв за руку отца, вышла из комнаты. Я ещё раз взглянула на спящую, полюбовалась ровным дыханием, взяла свои сумки и отправилась за ними. Когда мы все оказались на кухне, мальчишки сразу кинулись сообщать всем радостную новость, а хозяин трактира вдруг спохватился.       — Ой, а я и представиться забыл. Селифий. Я учтиво пожала протянутую «лапу».       — Как мне вас благодарить? — мужчина так быстро перешёл со снисходительного «ты» на уважительное «вы», что я немного растерялась.       — Да не стоит. Хотя… я у вас переночевать собралась, да и поужинать…       — Прекрасно! Тогда ужин, комната и завтрак за счёт заведения. Зайдёте ещё завтра проведать мою жену? Вообще я надеялась на то, что после недолгих торгов мне простят три медьки от полной цены, и всё это немного сбило меня с толку.       — Ну, вообще, — но меня и слушать никто не стал.       — Нарёна, покажи гостье комнату! Вам ужин внизу или у себя?       — У себя, — обречённо пробормотала я и отправилась исследовать гостевой этаж вместе с дочерью Селифия. Ночь была ясная и тёплая, как парное молоко. Немного поворочавшись на жесткой кровати, то скидывая с себя одеяло, то накрываясь им с головой, я встала, открыла окно и глубоко вздохнула. Несмотря на трудный день и моральную усталость, сон не шёл. В голове возникла необоснованная мысль о том, что я что-то упускаю. Что-то довольно важное, но почти неуловимое. Оно крутилось на кончике языка, ускользая сразу же, как только я пыталась разобраться. Будто, переписывая текст, я перепутала какую-то букву, а теперь перечитываю и всё никак не могу её найти. Перепутала… Точно! С кем перепутала меня больная женщина, когда была в бреду? Неужели моя мама тоже заезжала в этот трактир? Да нет, не может быть. Сколько ещё живёт на свете девушек с темными волосами и глазами болотного цвета. Самая заурядная внешность. Она могла перепутать меня хоть с одной из соседок. Но лошади… Я зевнула, прошлась по комнате и завалилась на кровать. Ну почему, когда хочешь заснуть, в голову начинает лезть всякий бред? Я пять ночей спокойно спала на сырой земле, но стоило мне найти нормальный ночлег с мягкой кроватью и тёплым одеялом, как сон брезгливо фыркнул и ушёл в невиданные дали. Стоп. Пять ночей? Шесть дней?! Через пол минуты, успокоившись, я искренне понадеялась, что за стеной у меня не было соседей. Иначе, услышь они мой нервный смех посреди ночи, им бы стали сниться исключительно кошмары. На дворе было двадцать второе августа. Мне официально исполнилось четырнадцать лет. На следующее утро я проснулась довольно поздно, лениво позавтракала и, с неодобрением заметив, что небо за окном монотонно серое, пошла доставать из сумки непромокаемый плащ. Своё обещание зайти к Нарёниной маме я вспомнила только тогда, когда вышла из комнаты полностью одетая, с переброшенными через голову крест накрест сумками. Немного подумав, я сначала спустилась вниз, отдала вечно угрюмой Руне ржавый ключ от номера, а потом снова поднялась наверх через кухню, в которой в этот раз хозяйничал необычайно приветливый Селифий. Постояв немного у двери, робко постучавшись и услышав весёлое:«Войдите!», я открыла дверь и переступила порог. Состояние женщины было намного лучше, чем вчера. Глаза заблестели жизнью, на щеках появился здоровый румянец. Она приветливо мне улыбнулась и жестом пригласила присесть рядом. Я незамедлительно приняла предложение, сбросив сумки на пол и опустившись на табуретку.       — Как вы себя чувствуете?       — Прекрасно. Спасибо тебе большое. Думаю, ты станешь прекрасным лекарем! — Поймав мой непонимающий взгляд, женщина сразу же объяснила, — Селифий рассказал мне, что ты идёшь в город. Я кивнула. Совершенно забыла, что вчера наговорила, представляясь.       — Простите, я забыла спросить, как вас зовут, — вдруг вспомнила я.       — О нет, это моя вина, что я не представилась. Я Рутта.       — Красивое имя. Ненадолго между нами повисло неловкое молчание. Женщина, видимо, думала, как потактичнее мне сказать, что я могу идти, а я размышляла, как бы попрощаться, не обидев её резким уходом. Но тут мне на ум пришли ночные умозаключения.       — Простите, вы вчера что-то говорили про то, что думали, что я умерла. И про мою дочь… Рутта ненадолго призадумалась, вспоминая.       — А, да, прости. Я перепутала тебя с одной знакомой. Я её уже даже не помню. Просто в бреду почудилось. Прости.       — Да ничего. Я пойду, пожалуй.       — Спешишь?       — Немного.       — Тогда удачи тебе, Тари. Заходи, если окажешься рядом. Мы всегда будем рады хорошим гостям. И ещё раз, большое спасибо.       — Вам спасибо за еду и ночлег. Не болейте больше, — проговорила я, уже открывая дверь. Рута напоследок махнула мне рукой. Я сделала ответный жест и легко сбежала по ступеням. В главном зале было пусто. Видимо, все подтягивались сюда ближе к вечеру. Я пожала на прощание огромную руку трактирщика, вытерпела объятия Нарёны, которая, кажется, задалась целью меня задушить, ответила на застенчивое «пока» близнецов и, уже спускаясь с холма, услышала весёлый окрик дедка:       — До встречи, малец! Я усмехнулась и неглядя помахала рукой оставшемуся за спиной трактиру. Почему-то мне тоже казалось, что я ещё вернусь.