Латария

      Руона всегда говорила, что не любит долгих прощаний. Мол, чем дольше собираешься уйти, тем меньше тебе этого хочется. Я была полностью с ней согласна, пока мне самой не пришлось прощаться. После разговора с бабушкой на чердаке я спустилась и решительно сказала, что еду, доказывая это скорее не Руоне и Соколу, а самой себе. Сборы начались без промедлений. Только напихав мне всю сумку полезными зельями и амулетами, бабушка спохватилась, что там больше нет места для одежды. Но даже убрав половину амулетов, а половину повесив на меня (настойки и декокты она вынимать наотрез отказалась), мы не вместили туда всего, что я собиралась взять. Пришлось брать вторую сумку. И только убедившись, что в неё уже ничего не влезает, бабушка отпустила меня ужинать холодной гречневой кашей. За ужином мне подробно рассказали, как поступать когда… и что делать если… К моему величайшему сожалению и к бабушкиной тревоге, Сокол мог проводить меня только до Росси, небольшого города в пятидесяти верстах от Обёрна, где, собственно и находилось нужное мне учебное заведение.       — Придётся около трёх дней идти одной по незнакомой местности, — предупредил старик. Я скрыла страх нарочито небрежным фырканьем, мол, не маленькая, справлюсь.       — Приёмная комиссия сидит там до двадцать пятого августа, поэтому мы и уезжаем завтра. А иначе придётся ждать до следующего года. Итого, у тебя есть восемь дней, чтобы попасть в школу. Я думаю, ты успеешь.       Я вздохнула. Постараюсь, конечно. Измотавшись, вся в тревоге и страхе за предстоящее, я рано ушла спать, и поэтому, когда бабушка разбудила меня утром, чувствовала себя довольно бодрой. По крайней мере, мне не хотелось упасть в кровать и больше никогда с неё не вставать.       Ещё не рассвело, на туманном тёмно-голубом небе бледно сверкали по-утреннему сонные звёзды, за лесом розовела ниточка рассвета. Перед окном переминалась с ноги на ногу белая олениха, запряженная, с навешенной поклажей. Мы с бабушкой стояли перед большим настенным зеркалом, и она заплетала мои тёмно-каштановые волосы в тугие косы. Я ещё раз осмотрела себя с ног до головы и не узнала. Буквально пару дней назад там бы отразилась растрёпанная девчушка с румяными щеками, пухлые губы которой всегда раскрывались в широкой щербатой улыбке. Босые ноги её были бы все в дорожной пыли, а длинный сарафан смят и немного грязен. Сегодня же перед зеркалом стояла серьёзная девочка, с задумчивыми зеленовато-серыми глазами, полуприкрытыми длинными чёрными ресницами. Если бы не две косы, одна из которых была перекинута на грудь, а вторая заботливо доплеталась бабушкой, её можно было бы принять за мальчика. Льняные мальчишечьи штаны неброского серо-зелёного цвета были заправлены в высокие дорожные сапоги, коричневая рубаха застегнута под горло. Ей сейчас предстояло уйти из родного дома и ещё незнамо когда вернуться. Вторая коса доплелась, но не перекинулась вперёд, как первая, а так и осталась в руках у бабушки. Я оглянулась. Руона стояла с задумчивым лицом и смотрела как будто сквозь меня.       — Ты мне пиши, Тари, хотя бы раз в месяц, чтобы я знала, что у тебя всё хорошо, ладно? Я сглотнула. На глазах выступили слёзы, я развернулась к бабушке, обняла и уткнулась носом ей в плечо, вдыхая родной запах лекарственных трав.       — Обещаю. Я обязательно буду писать. Хоть каждую неделю, каждый день. И летом приеду. Точно-точно! Дверь скрипнула. На пороге появился Сокол, взглянул на нас, уже думая выйти обратно и не мешать, но я оторвалась от бабушки, вытерла рукавом последние слёзы и решительно вышла на крыльцо.       И сколько бы мы не говорили, что это прощание длится слишком долго, я всё равно ещё раз пять сползала с Лайны (по-другому это антиэффектное слезание назвать было нельзя), подбегала к бабушке и утыкалась лицом в плечо, лепеча бессмысленные обещания. Когда я собиралась слезть и шестой раз, терпеливый до поры Сокол предложил мне забрать с собой ещё и сумки и уже навсегда остаться здесь. Я вздохнула, осталась сидеть и, ещё раз попрощавшись с бабушкой, попросила старика быстрее ехать. Лайна сорвалась с места, как пушечное ядро. Она явно была выносливей обычного оленя, который вряд ли выдержал бы двух наездников, да ещё и с поклажей. Поэтому бабушкин домик вместе с самой Руоной очень скоро исчез за деревьями. Я ещё долго сидела, обернувшись, но потом у меня устала шея, и я начала разглядывать мельтешащие с двух сторон зелёные обочины. Теперь наворачивающиеся слёзы можно было списать на режущий глаза ветер.       Первый раз мы остановились отдохнуть, когда солнце было в зените, выбрав для этого зелёную полянку недалёко от дороги. Старик достал из чресседельной сумки два мятых бутерброда с козьим сыром и протянул один из них мне. Я села, прислонившись к толстой старой берёзе и вытянула затёкшие ноги. Есть хотелось не сильно, и поэтому, когда надо мной нависла любопытная белая мордашка, застенчиво моргая большими чёрными глазами, я безропотно отдала ей оставшийся кусочек.       — Лайна, не попрошайничай! Ты смотри не перекорми её, Тари. А то растолстеет и не повезёт нас, — Сокол усмехнулся, заставив меня покраснеть и легонько оттолкнуть олениху, просящую продолжения банкета. Пару минут мы сидели молча. Каждый думал о своём. Тишина прерывалась лишь птичьим пением, да редким перестуками дятлов. Лайна опустилась посреди поляны, подогнув под себя тонкие ноги. Я, наконец, решилась спросить.       — А вы с бабушкой тоже учились в магической школе? Старик на пару секунд задумался, думая, как поточнее ответить.       — Знаешь, в наше время школ было не так уж и много. Более развитой была другая…хм…система образования, — я подвинулась поближе, заинтересованно глядя на Сокола, — по деревням ходили ведуны, маги и травники, за определённую плату помогая людям: лечили больных, вызывали дождь, предсказывали, холодной ли будет зима. И одновременно выискивали себе ученика: способного ребёнка, готового уйти из семьи и перенять знания учителя. Меня так забрали, почитай, около века назад. Мне было десять лет, и моя большая семья была только рада продать одного из семи сыновей и восьми дочерей заезжему колдуну. Я ещё не знал, как мне тогда повезло, плакал. Но у меня был очень хороший учитель. Сокол улыбнулся своим воспоминаниям, погладил по мраморному носу незаметно подошедшую Лайну.       — Он погиб, когда мне было восемнадцать. Одно из кладбищ на задворках северного селения оказалось кишмя кишащим упырями, хотя нас клятвенно заверяли, что придётся справится только с одним умертвием, — Сокол вздохнул. — Мне тогда чудом удалось выбраться живым. А теперь я, как видишь, странствую один.       Мы пару минут помолчали. Старик со стеклянными глазами смотрел вдаль, и я почему-то сразу поняла, что он переживает заново события той роковой ночи. Я попыталась представить себя на его месте и сразу же содрогнулась от этой мысли. Если бы бабушка… Единственный любящий меня человек. Приютившая меня, самая добрая, самая лучшая. Если бы она… Я встряхнула головой. Ничего такого не произойдёт. Работа травницы не так опасна, как мастерство странствующих чародеев. Вот была бы я тоже таким учеником. Странствовала бы по свету. К бабушке бы приезжала каждый месяц. Рассказывала бы ей о своих приключениях, гордо выслушивая удивленные восклицания.       — А вы можете взять меня в ученицы? Я заискивающе посмотрела на Сокола, наткнувшись на чуть печальную улыбку.       — Ты так и не поняла, Тари. И я бы мог взять тебя в ученицы, и бабушка, и ты показывала бы блестящие успехи, но это совсем не завидная доля. Зачем всю жизнь сидеть в деревне с недалёкими крестьянами и их однообразными болезнями, когда можно каждый день узнавать что-то новое, путешествовать? В конце концов, обеспечить безбедную жизнь где-нибудь в городе не только себе, но и детям, и внукам. За столь непродолжительную речь я твёрдо уяснила, что обратно меня не повезут, и решила, что лучше тогда будет побольше узнать о том, что ждёт меня впереди. Интересовало меня очень многое, и вопросы готовы были сыпаться градом, но я насильно заставила их выстроиться в своей голове по степени важности.       — А есть ли шанс… Могу ли я там найти свою родню? — странно, что именно этот вопрос вылетел у меня изо рта. В сущности, я и не собиралась никого искать, но любопытство, видимо, взяло верх над здравым смыслом. Старец призадумался.       — Знаешь, не факт, что твои родители были именно из Обёрна, но чем чёрт не шутит…       — А если я расскажу всем, что я лайкума? Бабушка говорила, что их не так уж и много. Может меня найдут? Сокол посмотрел на меня так, будто я только что высказала желание повеситься на ближайшей берёзе и попросила его найти ветку покрепче.       — Неужели Руона тебе ничего не сказала? — И, не дождавшись ответа, он сразу же продолжил, — так вот, Латария, запомни: никому ни за что не говори о том, кто ты, не рассказывай о своей матери. Для всех ты просто внучка деревенской травницы, приехавшая учиться магии. Хорошо?       — Хорошо, — удивлённо согласилась я, — но почему?       — Эх, не хочется тебя заранее пугать, но в городах в последнее врями сильно возросло число убийств. И убивают преимущественно молодых девушек, которые в трёх четвёртых случая оказываются лайкумами, часто просто людьми с сильными телепатическими способностями. Мы с бабушкой выбрали именно Обёрнскую школу, так как это один из самых безопасных городов. Но всё же бережёного боги берегут. Старайся лишний раз не рисковать. Я открыла рот, но промолчала. Складывалось впечатление, что от меня просто хотят избавиться, не измарав руки. Это странное предположение вызвало у меня короткий нервный смешок, которого, слава богам, Сокол не заметил.