***
Ночь была тёмная. На небе не было видно ни единой звезды, ни намёка не было на выглядывающий растущий месяц. В слепой небесной темноте клубились иссиня-бордовые тучи, грозя в любую минуту заплакать ливнем. Руона ворчала под нос, подбирая подол так, что огромная корзина с целым стогом неизвестных трав опасно кренилась, и верхние лёгкие стебельки зелёными ручейками стекали на землю. В такой темноте тропинку было совсем не разобрать, и женщина шла домой скорее по памяти, чем по освещаемым редкими проблесками молний просветам между колючими елями. Так бы она и прошла мимо сливающейся с густым лесом избушки, но её остановил протяжный стон. Сверкнула молния. Этого света хватило ненадолго, но Руона всё же смогла разглядеть ветхий забор, маленький родной домик и женщину в длинном платье, сидящую на пороге в странной позе. Короткий всхлипы сливались с воем злого ветра. Старушка открыла калитку и остановилась. Подозрительно всё это. Нормальный человек в такую погоду и кошку из дома не выставит. Если уж случилось что-то, подождут до утра, а совсем уж крайний случай — пошлют мальчишку пошустрее за снадобьем. А тут молодая женщина, да и одета вроде не бедно. Вряд ли это безутешная жена из соседней деревни, разбуженная посреди ночи «умирающим» от простой простуды мужем, которая сейчас будет слёзно умолять Руону пойти с ней лечить супруга. Представив себе сырой и холодный верстовой поход до Лебяжьей шейки с поминутно вздрагивающей и причитающей девочкой, старушка содрогнулась. Никуда она не пойдёт. Так уж и быть, даст настойку, расскажет, как и когда принимать, даже пригласит зайти завтра. Но идти куда-то — ни за что! Полная уверенности и упорства, Руона направилась к девушке, открыла дверь, эффекто зажгла щелчком свечи в канделябре и жестом пригласила войти. Девушка вошла, по-звериному настороженно оглядываясь и бережно прижимая к груди пухлый свёрток, плотно замотанный шерстяным пледом. Руона так же жестом показала на скамью возле печки, и незнакомка не села, мешком повалилась на указанное место, так что старушка испугалась, не упала ли она в обморок. Бедняжка и прада выглядела ужасно: длинные каштановые волосы повыскакивали из растрёпанной косы замысловатыми петухами, кое-где превращающимися в колтуны, красивое раньше лицо изуродовали признаки долгих бессонных ночей. Веки её были припухшими, усталые глаза красными, а под глазами наливались сине-чёрные мешки. Губы высохли и потрескались, на жёлтом худом лице красными пятнами проступал нездоровый румянец. Её тёмно-зелёное бархатное платье было все в грязных пятнах, а ошмётки рваного подола печально свисали, открывая тонкие ножки в порванных ботинках. Девушке на вид было от силы двадцать лет. Руона сразу прониклась к ней жалостью и сочувствием, но любопытства от этого отнюдь не убавилось. Незнакомка точно была не здешней. Но что заставило её идти так далеко, неся с собой… Что? Девушка достала из маленькой сумочки на поясе белый платок и долго, страшно в него кашляла. Когда приступ прошёл, платок мгновенно скрылся в сумке, но Руона успела заметить на нём алые капли. Свиток пару раз дёрнулся, из него раздался протяжный надрывный детский плач. Неся с собой… ребёнка? За окном прозвучал раскат грома. Девушка всхлипнула и бессильным, стеклянным взглядом уставилась на свиток. Руона аккуратно взяла ребёнка из рук никак не отреагировавшей на это незнакомки и начала укачивать его, тихо напевая усыпляющее заклинание. — Латария… Позаботьтесь о ней… — тихий шёпот за спиной заставил её остановиться. Только старушка собиралась спросить, чьё это имя: девушки или ребёнка, как поняла, что спрашивать пока не у кого. Прислонившись к тёплой печке и сжавшись в комочек, как маленький дикий зверёк, девушка спала.***
— Это была я? Этот ребёнок была я, да? Руона непонимающе посмотрела на меня, видно слишком глубоко погрузившись в воспоминания, но потом утвердительно кивнула. — А что было дальше? Где… — я сглотнула вставший в горле комок, — моя мама? — Вопреки моим стараниям, она не прожила и недели после того, как пришла. У неё была чахотка, на которую наложились сильное эмоциональное потрясение. Я расспрашивала её, думая, что это поможет мне разобраться, но превые три дня она не говорила ни слова. На четвёртый день она заговорила сама. Её фразы были короткими, задумчивыми и тихими и перемежались уже настоящим предсмертным бредом. Она знала, что умирает, и просила только сохранить тебе жизнь. Но я всё-таки смогла понять суть её рассказа.***
Лайкумы не были многочисленным народом, поэтому их не делали отдельной расой, предпочитая отзываться о них, как о людях со сверхъестественными способностями. Тем более у лайкум не было собственного государства. Проживая у других рас, под начальством королей других существ, гордый народец отчаянно величал себя отдельной расой, хотя по виду их невозможно было отличить от людей. Но, конечно, как смотреть. До четырнадцати лет маленькая лайкума ничем не отличается от стандартного человеческого отпрыска. Заметить её среди толпы людей могут только другие лайкумы по особому узору на радужке глаза, да некоторые эльфы. Но достигнув четырнадцати лет, ребёнок начинает меняться. У него появляются сильные телепатические и телекинетические способности, развивается так называемое «шестое чувство». Если лайкума ещё и не обделена магическими способностями, то её резерв начинает расти на глазах. К пятнадцати годам ребёнок достигает совершеннолетия, и тут проявляются все его возможности. Лайкума становится способна превращаться в любое животное. Не каждый маг может это делать, а лайкумам не надо даже прилагать особенных усилий. Пика своих возможностей они достигают к стадесяти годам. После этого возраста способности идут на спад и после полной их потери лайкума умирает.***
— Моя мама была ла… лай… — Лайкумой. Да, — бабушка вздохнула. — И твой отец. И ты, Тари. — Я? Но… — всё это какая-то глупая ошибка, очередная сказка. Я недоверчиво смотрела на бабушку, пытаясь найти насмешку в её глазах, и с содроганием не находила там ничего, кроме правдивых воспоминаний. — Тебе скоро четырнадцать. Значит ты сама всё увидишь. Я непонимающе опустила голову. Всё это свалилось на меня, как мешок с мукой, и оглушило на пару минут, заставив тихо сидеть, по-рыбьи разинув молчаливый рот. — Подожди, ты сказала, что та девушка, — почему-то называть её мамой у меня пока не получалось, и это стоило мне некоторых усилий, — моя… мама, была одета богато. Но что она делала здесь, в пятидесяти верстах от достаточно крупного города, больная и с ребёнком? Бабушка вздохнула. — Ничего точного на этот счёт она не сказала. Кажется, она все время упоминала, что за ней гонятся, и бредила этим по ночам. Как я поняла, она ехала куда-то с твоим отцом, но в пути на них напали разбойники, — минуту Руона сидела молча, а потом снова заговорила. — В любом случае, вы явно не были обычной семьёй. Даже для лайкум. И это одно из доказательств. Бабушка многозначительно посмотрела на кольцо, которое я до сих пор, забывшись, крутила на пальце. Заметив её взгляд, я смутилась и попыталась спрятать руки за спину. — Не бойся, Тари, это кольцо твоей матери. На обычного человека оно никогда не наденется, так и оставшись статуэткой. Даже сопротивляться будет. Однажды у меня его украли. Какой-то молодой человек, пришедший за советом. На следующий день дракончик как не бывало сидел на полке, а парень пришёл ко мне с укушенным пальцем. Четыре маленькие дырочки по краям даже не кровили, зато рука опухла аж до самого локтя и совсем не двигалась. Приложив массу усилий, я таки вылечила его через месяц, зато красть он тогда зарекся навсегда. Только я могу дотрагиваться до этого дракончика, потому что твоя мама отдала его мне добровольно, с условием, что я потом передам его тебе. Бабушка улыбнулась, а я посмотрела на кольцо уже с опаской. Но дракон, конечно, и не собирался меня кусать, уютно поблёскивая на солнце узорчатой чешуёй. — Почему же ты так уверена, что после этого разговора я сразу соберусь уезжать? Может у меня и нет больше магических способностей, кроме этих ещё не проснувшихся превращений? — Есть. Сокол сказал. А у него, уж поверь мне, на это особый нюх. А почему уверена, что поедешь? Так я же знаю тебя, Тари. Ты наверняка захочешь узнать намного больше, чем я смогла тебе поведать. Тем более ты всегда хотела стать волшебницей. Разве нет? — Я неуверенно кивнула. — Так ты поедешь? — Я должна ещё немного подумать. Бабушка удовлетворённо кивнула, вставая с сундука и уходя. И я, и она, конечно, уже знали, какой будет мой окончательный ответ.