***
Я выхожу на лёд и прикрываю глаза, вслушиваясь в шум арены. Эти чувства невозможно даже описать. Просто лёд спасает от всего. Он заставляет меня буквально захлёбываться в самом себе. Всё так же, как и на первых матчах. Это неизменно. Это уже навсегда. Коньки скользят по льду, и я даже не задумываюсь, как это происходит. Катание уже в крови. Сейчас я весь состою из игры: телом, мыслями, действиями. Меня нет. Есть хоккей. — Пана-ара, — по раздевалке неожиданно разнёсся недовольный голос Вадима. — Третью забить совсем слабо было? Я весь период на тебя играл. — Лучше бы ты на ворота играл. Серьёзно. Когда все, в том числе и ты сам чего-то ждут, шансы на то, что это произойдёт, резко уменьшаются. Тем более передачи на меня читались на раз-два. — Да хорош вам, — команда у нас, конечно, дружная, но все слишком нервные, поэтому в раздевалке после игр творится полный хаос. Причём, независимо от результата матча. — Победе радоваться не пробовали? — Радуйся победе, Шипачёв, — я подмигиваю Вадиму и вижу в ответ недовольное и даже возмущённое лицо. Обожаю бесить его. — Не звено, а детский сад. Какие есть. Эмоции-то надо куда-то девать. Не зря всё, что происходит в раздевалке, остаётся в раздевалке. Это правило реально помогает. Пару минут, и все остывают. Так всегда. Я выхожу из Ледового. Один. Алина утром пыталась объяснить, почему её не будет на матче, но мне, если честно, по хер. Я устал от неё. У меня новое развлечение. Я ловлю себя на мысли об Арине и недовольно хмурюсь. Не понимаю, чем она меня так зацепила, но мне определённо нравится ломать её идеалы. Уверен, что после той пьянки дело пойдёт значительно веселее. Ещё с первых отказов этой своенравной особы внутри у меня появился пунктик, и теперь я принципиально настроен её добиться. Спор с самим собой? М-да, сложная у меня жизнь. И цели такие классные. А главное, высокоморальные.***
Я обвязываю вокруг шеи шарф, улыбаясь своему отражению в зеркале и радуясь концу рабочего дня. Теперь дело за малым. Пару часов в пробке, и вот я дома. На улице небольшой плюс, и снег начал таять, создавая одну огромную лужу на весь долбанный город. Я спускаюсь по скользким ступенькам, надеясь не растянуться прямо здесь, в лучших традициях своей ловкости. — Подвезти? — слышу мужской голос и нервно сглатываю, узнав его обладателя. Не хочу. Не хочу его видеть. То, что мы знакомы... Это вообще нелепая ошибка. — Не надо. Я пытаюсь идти ровно, но меня всё равно шатает в разные стороны от расползающегося под ногами подобия снега. Чувствую на себе взгляд и убеждаю сама себя в том, что мне насрать. Моя цель — дойти до остановки. Сука-а-а-а. Я останавливаюсь на месте и очень глубоко вдыхаю. Каша, которая только что была у меня под ногами, теперь медленно стекает по моему пуховику, оставляя за собой промокшую насквозь ткань, джинсы просто впитали попавшую на них жидкость, а ноги промокли ещё до этого. Пиздец. Я готова убить мудака, который это сделал. Я выгляжу, как мокрая курица. — Может всё-таки подвезти? Вижу в открытом окне самодовольную улыбку и, недолго думая, отправляю туда что-то, более менее похожее на снег. Там же ничего не сломается, правда? А то я до конца жизни не расплачусь. Блять, зачем он выходит из машины? — Панарин, отвали от меня, — я пячусь назад, не понимая, чего от него ожидать. — Чё тебе надо от меня? Не знаю, что было бы дальше, но мне скользко. Я закрываю глаза и тупо падаю назад, растягиваясь на земле. Блять. Больно. Сижу прямо на грязном полузаснеженнем этой кашей асфальте и слышу над собой мерзкий смех. Ну да, ахуеть, как смешно. — Я сама, — отдёргиваю руку, когда Панарин пытается мне помочь. Джентльмен хренов. — Да отпусти ты. Он не просто не отпускает меня, так ещё и тащит в сторону машины. Сука. Даже через куртку чувствую, как его пальцы яростно сжимают моё запястье. Пытаюсь тормозить, но ноги автоматически едут вперед, и я в очередной раз проклинаю свои скользкие угги. Мои попытки выглядят смешно, и он буквально закидывает меня в открытую дверь. Что за нахуй? — Ты охренел? — меня всю трясёт не столько от холода мокрого пуховика, сколько от злости, и плевать я сейчас хотела на то, кто он. — Выпусти меня, придурок. — Алексеева, — меня передёргивает от собственной фамилии. Когда он её запомнить-то успел? — Хватит выёбываться, — что, блять? — Посмотри вокруг. Ты сидишь в грязной куртке на чехлах, которые больше тебя стоят. Чем ты недовольна вообще? Ого. Я сама в шоке от громкости звука неожиданной пощёчины. Или в его супер-машине особенная акустика? — Выпусти меня. — Ты там спрашивала, как меня отблагодарить за то, что я подвёз тебя тогда, — меня тошнит от его улыбки. — Я хочу чаю.***
Если я чего-то хочу, то, как правило, добиваюсь этого. Чай не стал исключением, и мы уже в её квартире. М-м-м. Меня начинает раздражать её безразличие. Тысячи мечтают оказаться на её месте, а ей по хуй на меня. Почему? Что не так? Это уже не просто цепляет, а заставляет меня действовать решительно и настойчиво. Мы проходим на кухню, и я вынужден признать, что здесь уютно. Не самая богатая обстановка, но стильно и со вкусом. — Выбор изысканного чая, к сожалению, не велик. От обычного, дешёвого, не разорвёт? — С тобой вообще лучше чего покрепче пить, — не устану припоминать ей тот вечер. Мне нравится то, как она злится и одновременно смущается. — Ты за рулём. — То есть, тебя останавливает только это? — умело ловлю её на сказанном и вновь наслаждаюсь прикушенной от безысходности губой. Отвлекись, Панарин. — Пей чай и вали. Тебя там девушка ждёт, наверное. Опа. От резкости её действий из поставленной передо мной чашки выплеснулось немного жидкости. Она спалилась. — А мы расстались. Я уверен, что уголки её губ слегка приподнялись вверх. Ну нет же, Алексеева, не сдавай позиции так быстро. А то мне станет неинтересно. — Очень жаль. Чай выпит, вкусности съедены, и по логике мне пора валить. Вообще, откровенно говоря, меня изначально не должно было здесь быть, но я все ещё не готов сдаться и просто уйти. Ну раз уж в принципе пришёл, так скажем. Если я хочу, чтобы она изменила ко мне отношение в лучшую сторону, то действую я напрочь неправильно. Нужно менять тактику. — Предлагаю перестать вести себя, как дети. Моя фраза изначально не предполагала никакого подтекста, и исключительно Аринина удивлённо приподнятая бровь заставила её звучать иначе. Вроде маленькая скромная девочка, откуда такие мысли? — Ага, хорошая идея, — она берёт кружки со стола и разворачивается лицом к раковине. — Выход за твоей спиной, если забыл. — Уверена? — похожу к ней сзади и встаю даже ближе, чем планировал. А под бесформенным свитером очень даже неплохая фигура... Я разворачиваю её обратно к себе лицом и сам же удивляюсь тому, как легко мне это далось. Она абсолютно не сопротивляется. Самоконтроль этой девушки на грани, и я уверен, что при желании сломаю его в одно мгновение. Проще, чем пальцами щёлкнуть. — Ну так что? Будем дружить? — что я вообще несу? Какое дружить, Панарин? — Артемий, — от полного имени меня передёргивает. Слишком официально. — У вас и так достаточно «друзей», — снова она первая съезжает с нормального смысла фразы, я совсем не при делах. — Тем более я слышала, что дружишь ты так себе. Звучит, как вызов, и я не вижу абсолютно никаких преград для того, чтобы воспринимать это именно так. Девочка далеко не промах, и искры в её глубоких глазах это только подтверждают. — Короче, всё, — она неожиданно прерывает зрительный контакт, и вся атмосфера напряжения исчезает. — Езжай домой уже. Ну уж не-е-ет. Закончиться этому я так просто не позволю. Если это игра, то победителем буду я, прости. Хватаю её за запястье, притягивая обратно. Мы только начали. Тогда она была очень даже горячей, интересно, без алкоголя потянет? Даже на расстоянии чувствую, как бьётся её сердце, и мне определённо нравится то, что она, кажется, меня боится. Хоч… Бля-я-ять. Неожиданный мерзкий звук звонка, и теперь уже в тёмно-карих глазах сложно не заметить страх. — В дальнюю комнату. Быстро.