Путешествие Авроры в другие миры: Врата Алисы

      Джон Смит точно не был любителем барышень в беде.       Скажем так, дамы с мышлением «я-справлюсь-сама-но-от-помощи-не-откажусь» его привлекали намного сильнее. Покахонтас, к примеру, была такой. Боевой, рисковой и все-таки романтичной. Глупо будет забыть упомянуть, что еще она отличалась шикарными темными волосами и подтянутыми, стройными ногами с вытянутыми, как капли, икрами (ах, какие прекрасные ноги; даже лежа на корабле с простреленным боком англичанин не мог забыть о них), но это было больше приятным бонусом, чем решающим фактором.       Во всяком случае, между такими своеобразными «нравится-не нравится» стояла еще одна категория, которую он в обычные дни терпеть не мог, но порой мог закрыть на это глаза: принцессы. Первым на память при этом слове приходили смуглые и широкоглазые девицы в цветастых платках в Британской Индии с длинными промасленными черными волосами и очаровательными улыбками, порой казавшимися безумными. Их общество англичанину было однозначно по душе, но возвращаться к нему, в край малярии, палящего солнца и адской духоты, а заодно страшно кусачих мошек ему как-то не очень хотелось.       После вспоминались более привычные английские и голландские принцессы, чопорные и до чертиков скованные манерами, да еще и скучные настолько, что ни поболтать, ни пофлиртовать. Крайне беспомощные и порой не обремененные умом девицы нагоняли на мужчину тоску, и потому он всеми силами старался искать компании более низкородных представительниц прекрасного пола.       С одной барышней в беде и одновременно принцессой еще жить можно было. Но вот когда ему буквально упала на руки вторая, Джон Смит подумал, что натуральнейшим образом взвоет.       Особа, представившаяся как принцесса Одетт, отличалась от Авроры разве что более дорогим платьем и ухоженной кожей и, казалось, умела лишь плакать и жаловаться на свою тяжелую судьбу, чем заработала моментальные сочувствие и симпатию спутницы Смита. Впрочем, сострадание Улиссы имело прок: растроганная бедняжка, вволю отрыдавшись на чужом плече, клятвенно пообещала как следует отблагодарить добрых странников и быть гостями в ее с мужем замке. Подобная перспектива радовала англичанина: за пару миров ему успело страсть как надоесть просыпаться либо на камнях, либо в воде, а то и на обоих вариантах сразу.       Однако он не мог не заметить, что Аврору чем-то тревожила подобная перспектива. По тому, как медленно мерцали камни на ее теле, можно было судить, что она услышала что-то важное среди шмыгов и всхлипываний, что-то, казавшееся ей очень опасным. Выйдя на одну из троп, проложенных лесниками, и усадив Одетт передохнуть на сухой пень, девушка отвела спутника в сторону и тихо сказала:       — Нам нельзя отводить ее в замок.       Англичанин присвистнул, поправив морион, висевший на шее.       — С чего такой драматический тон, Улисса? — спросил он, краем глаза посматривая на принцессу, водящей краем туфли по земле. Аврора нахмурилась.       — Дело в ее муже, Дереке, — ответила она. — Он издевается над ней, мучает, даже пару раз обещался убить, если я все правильно поняла. Нельзя возвращать Одетт к нему.       — И что же ты предлагаешь — оставить ее здесь, в лесу? — заявил Джон с издевкой, на что один из камней на ключицах девушки предостерегающе вспыхнул. — Может, построить ей шалаш, подстрелить пару перепелок и украсть бочонок с вином у проезжающего мимо монаха? Она же абсолютно беспомощна; ей не выжить здесь и трех дней, а мы с тобой рано или поздно исчезнем из этого мира, — он хмыкнул и склонился над ней. — Неужели моя добрая Улисса собирается обречь невинную принцессу на гибель?       Аврора опустила взгляд и погладила длинный локон своих золотистых волос.       — Мы могли бы взять ее с собой, — неуверенно произнесла она.       Англичанин помрачнел и отошел от нее. Девушка испуганно сжалась, впервые видя, как лицо спутника искажает гримаса холодного гнева; еще ни разу за время их знакомства он не смотрел на нее с такой откровенной неприязнью. Она порывалась что-нибудь сказать ему, объяснить, что нет ничего плохого, если они перенесут Одетт в более приятное место, да и часы могут переносить с собой неограниченное число живых существ, но слова не шли из горла. Аврора могла лишь стоять и незаметно для самой себя дрожать, глядя, как мужчина хмурит светлые брови.       — Мне кажется, тебе надо перестать тащить за собой всех, кого хочется, — ледяным тоном сказал он ей, надевая морион на голову и отворачиваясь от спутницы.       Аврора прикусила губу. Ей ужасно не нравилось чувствовать себя маленькой нашкодившей девочкой, которую отчитывают три тетушки разом, но она никак не могла понять, что же такого она не так сказала. В ее плане все же было отлично! Ронно в ее голове говорил, что не прочь боднуть зарвавшегося мужчину, но девушка попыталась заглушить голос вспыльчивого оленя. Все хорошо. Надо просто объяснить все еще раз.       Внезапно Одетт подскочила на ноги и прикрыла рот ладонями.       — Это Дерек! — пискнула она. — Я слышу его голос! Он идет за мной, он очень зол! — ее глаза вновь заблестели от слез, и принцесса обхватила себя руками, чтобы не зарыдать.       Аврора посмотрела на часы. Стрелка почти приблизилась к двенадцати: времени оставалось очень и очень мало. Все еще дрожа под взглядом Джона Смита, девушка поколебалась, глядя то на спутника, то на принцессу. Спустя невероятно долгое мгновение она глубоко вздохнула, сжала часы и крикнула:       — Ронно! — олень тот час выпрыгнул из лилового самоцвета на ее ключице и шумно фыркнул. — Отвези Одетт так далеко, как только успеешь! Не дай Дереку найти ее!       Олень недовольно потряс головой, но, посмотрев в глаза хозяйке, нехотя подчинился, рогами подсадив онемевшую от изумления принцессу себе на спину и помчавшись в глубь леса. Аврора повернулась к Смиту. Англичанин стоял, не понимая, злиться ему или удивляться от вида огромного бурого оленя, возникшего буквально из ниоткуда и унесшего на себе принцессу в предполагаемое никуда. Когда же его шок ненамного прошел, он выдавил:       — Ты что творишь, болезная?       — То, что правильно, — серьезно ответила она ему, беря мужчину за руку и чувствуя, как они вдвоем медленно исчезают из этого мира.       Вместе с ними пропал и волшебный олень, к счастью или несчастью оставив Одетт прямиком у ног рыжего колдуна, считавшегося давно погибшим.