***
На что он не рассчитывал, так это на то, что за платье она наденет: темно-зеленое вельветовое с черной отделкой, с белой блузкой с высоким воротником, отделанным кружевом. Амелия подняла волосы, надела небольшую шляпку, подходящую по цвету к платью. А турнюр! Этот турнюр так двигался, когда она шла перед ним, постоянно напоминая о том, что скрыто под ним. Она вся была покрыта несколькими слоями одежды – она даже перчатки надела! – и никогда ранее Куперу так не хотелось соврать всю эту одежду с неё. Всё получилось очень удачно, легко, как и планировалось. Никаких сломанных механизмов, никакого жесткого приземления, никакой тошноты. Хотя прыжок чувствовался физически, и Купер сосредоточился на руке Амелии, - он сжал её, и так всё стало намного терпимее. Немного помог шоколад. Всё было как-то живее, острее, чем он помнил: звуки и вид Лос-Анжелеса 1880-х годов, их фальшивые деньги приняли без вопросов, даже удушающие комнаты постоялого двора. Но самое главное – спокойная уверенность Амелии. Ей не было страшно, она не беспокоилась совершенно. Ну конечно, - она же была не комнатным цветком, а торнадо. По его венам побежал адреналин от того, что еще одна часть их плана прошла успешно – Амелия бросила письма в почтовый ящик, которые должны были отправиться на восток, повернулась и посмотрела на него. То, как она выглядела в этом платье, когда повернулась к нему, заставило его захотеть её. Может ли быть такое, что путешествие во времени – афродизиак? Это объяснило бы его неприличные мысли в тот первый день их встречи, на ферме. Но как же быть с оставшейся частью их поездки? Как он сможет держать свои руки подальше от неё в том доме на ферме?***
На секунду он подумал, что сдержанность викторианской эпохи повлияла на неё – когда она оттолкнула его в тот момент, когда Купер целовал её и пытался расстегнуть пуговицы на блузке. - В 1887 году люди не занимались этим ранним вечером. Как она может говорить такое, когда её грудь перед его лицом? Он провел рукой по её изгибам: - Откуда ты знаешь? И, может быть, мы всем намекнули, что может быть и по-другому? Амелия и Купер задают сексуальные тенденции во времени. Так, а мне под этой юбкой места хватит? - Ну, когда ты так говоришь… Так что они сделали это ранним вечером 1887 года. Купер выяснил, что под юбкой места вполне достаточно. Потом они поели, проголодавшиеся и разгоряченные, забрав тарелки, стоящие под дверью. А потом они сделали это ещё раз поздним вечером 1887 года. И опять следующим утром.***
Это была замечательная неделя. Они гуляли, Амелия ходила по магазинам, Купер посетил училище, чтобы выучить детали, о которых его будут спрашивать, чтобы создать себе бесспорное алиби. Устроили себе пикник на пустой скамейке на пляже, совершенно нетронутом месте, еще не заполненном отдыхающими, домами миллионеров и пластиковыми пакетами. Хотя ему не нравился песок, и Купер жаловался, что он хрустит на бутербродах, Амелия радовалась воде и наслаждалась волнами, бьющимися о берег. В океан она влюбилась еще в их «настоящем», а здесь, где никого не было на пляже, ей казалось, что океан – это подарок только для неё. - Ты не хочешь зайти? – спросила она, - просто походить в воде? - Никогда моя нога не ступит в океан! – запротестовал Купер, - ты сама состроила такое лицо, когда Пенелопа пыталась убедить тебя поплавать в океане. - Какое лицо? - Ты зажмурила глаза и сморщила нос, качала головой отрицательно, - он улыбнулся, вспомнив, какое лицо она состроила тогда. -Только потому, что я в тот день прочитала книгу про загрязнение океана. А здесь, посмотри, он чистый. - Нет, но ты иди, - Купер махнул рукой. Она сняла обувь и колготки, приподняла юбку и вошла в воду. Купер был убежден, что он принял верное решение, оставшись на месте, он приподнялся на локтях и смотрел на Амелию, которая стояла вводе, придерживая юбку и шляпу с большими полями. Её легкое белое платье развевалось на ветру, и вид у неё был ангельский. Если бы поездка на этом и закончилась, то она была бы идеальной.***
Вечером, после того, как они опять сделали это, Купер держал её в руках. Волнуясь о следующей стадии путешествия. Кажется, афродизиак последние несколько дней не действовал, и они занимались любовью потому, что им хотелось, а не потому, что чувствовали какое-то странное покалывание при прикосновении друг к другу. И потому что Купер так любил её, что не мог выразить словами – только действиями. Наконец-то у него было всё, что он хотел, - нет, всё, о чем он и подумать не мог, что это будет ему нужно. Красивая жена, бесстрашный и преданный компаньон для его странной жизни. Чувствует ли она также? Он думал, что чувствует. Но достаточно ли этого? Любит ли она океан потому что его волны и ветер напоминают ей волны трав и ветер прерий? Может быть, она была счастлива только потому, что возвращается домой? Ему понравился поезд даже больше, чем он думал. И секс в поезде ему понравился, хотя он был слишком высоким и постоянно ударялся головой о верхнюю полку, Амелия хихикала над ним. Кто бы мог подумать, что секс в поезде вообще возможен? Однако он опять подумал, что пытается надышаться перед казнью, как осужденный на смерть – просто отвлекается от того, что будет. Пытается отвлечь себя физическим удовольствием от электрического стула, ждущего его за углом.***
Ну и как только он высадились из поезда на платформу Индепенденса, вся радость от поездки в поезде пропала. Он хотел протянуть руку и взять ладонь Амелии, и чтобы она соврала ему, как будут рады её родители увидеть её, и может быть, в этот раз он ей поверит, но она приставила ладонь к лицу, защищая глаза от солнца, приподнялась на цыпочки, осматривая небольшую толпу людей. - Вот он! Папа! – Амелия чуть ли не кричала, замахала взволнованно руками. Купер смотрел на приближающего мужчину. Именно он, несомненно, и был отцом Амелии. Тот же цвет волос, тот же нос, те же глаза. Кожа значительно темнее, загорела на солнце, и он был выше. Но они были очень похожи. Он не улыбался, но, по крайней мере, он не уставился злобно на Купера, чего тот ожидал. Несколько недель Купер ждал холодного злобного взгляда в свой адрес при первой встрече с её отцом. Но отец Амелии даже не взглянул на него. - Ох, папа, как я рада снова тебя видеть! – обрадовалась Амелия, Купер подумал, что она обнимет отца, но она так не сделала. Эдвард (должен ли он так к нему обращаться?) нагнулся и поднял один из чемоданов, кивнув Амелии: - Взаимно. - Папа, это мой муж, профессор Купер Шелтон, - её голос звучал гордо и обрадовано. Купер выставил руку вперед, надеясь, что ладонь не потная: - Очень рад познакомиться с вами, сэр, - (сэр, может быть, он скажет, как к нему обращаться), - Амелия столько о вас рассказывала. Только тогда отец Амелии посмотрела на Купера, но он лишь взглянул на него, и опять посмотрел на Амелию: - Пойдемте. Твоя мать ждет нас, - и он развернулся и пошел к повозке, не взгянув на Купера больше и проигнорировав его руку. Купер не понял, почему он просто ушел; он не был шокирован - ведь он знал, кого будет встречать. Сглотнув и покачав головой, он опустил руку. Посмотрел на Амелию, заставил себя улыбнуться ей, за что немного возненавидел себя. Но он не хотел портить ей визит домой. Он протянул руку и помог ей идти за отцом. Закинул теперь уже полные чемоданы и сказал ей: - Я сяду сзади. Это было не презрительное отношение к Куперу. Скорее, отец Амелии даже не хотел удостаивать Купера взглядом, он делал вид, что Купер не стоит его времени, его слов, и уже точно не заслуживает его дочери.***
Прошедшие пять месяцев с отбытия отсюда (потому что в Пасадене была весна, а не июль, как в прерии сейчас) Купер с удовольствие вспоминал домик в прериях. Но теперь то, что ему казалось чистым и простым, теперь казалось ему ржавым и безвкусным. Еда, которую он считал сытной и питательной, теперь показалась ему безвкусной и плохо приготовленной. Огонь в плите казался ему уютным теперь только добавлял жару. Маленький чердак, где он спал когда-то, так близко и так далеко от Амелии, казался удушающим и стесненным. Когда он поднял один чемодан наверх и собрался спуститься за следующим, который остался внизу, Куперу пришлось снять пиджак, жилет и галстук из-за жары. Он подошел к крошечному окошку, надеясь, что почувствует ветерок, но его не было. Амелия подошла сзади, но он не повернулся, смотря в окно, как её отец и брат расседлывают лошадей и убирают повозку. - Купер, переоденься во что-то полегче. Я купила тебе брюки из тонкой ткани и несколько легких рубашек в Лос-Анжелесе. Рабочая одежда, - позвала его Амелия, и он повернулся. На секунду у него перехватило дыхание. Перед ним снова была та Амелия, какой он впервые увидел её. Она переоделась в простое платье с цветочками. И прическа изменилась, - снова косички! Он улыбнулся и спросил: - Ты довольна? - Конечно, очень! – Амелия подбежала к нему и обняла, - прости, мне надо помочь накрыть на стол. Она ушла вниз, и забрала с собой весь свежий воздух. Купер попытался переодеться, но тут он не мог выпрямиться во весь рост. Как у него это получалось в прошлый раз?***
Купер был привычен к неловким семейным ужинам, тем более, что большинство членов его семьи он считал весьма недалекими людьми, и он ел молча. Но он бы променял этот ужин на тысячу Дней Благодарения в кругу своей семьи. Мать Амелии тоже не встретила его с распростертыми объятиями, но она, по крайней мере, пыталась завести с ним вежливый разговор за ужином. Она была не такой, как он себе представлял. Ниже ростом. Темные волосы, но они завивались в кудряшки, - а у Амелии волосы были прямые. Его объяснения не понимали, шутки игнорировали, и даже его идея, про которую Амелия сказала, что она поразит отца, не вызвала с его стороны никакого отклика. Купер испытывал небольшое удовлетворение от того, что Амелия тоже с трудом находит слова для разговора и её не слушают. Он провел пальцами осторожно по тыльной стороне её ладони, предупреждая, чтобы она не сказала лишнего, и чтобы немного поддержать. Наконец, отец Амелии ушел, сердитый, и забрал угрюмого брата Амелии с собой. Как будто само присутствие Купера могло испортить Дэвида. Он вызвался помыть посуду, просто чтобы было чем заняться, Купер смотрел в окно как Амелия и её мать разговаривают об одежде. Наконец он предложил Амелии, чтобы они легли уже спать, не потому, что он так сильно устал, а просто потому, что ему хотелось побыть самим собой опять, а не тревожиться каждую минуту. И всё равно отец Амелии и её брат не собирались возвращаться скоро. Хотя он и знал, что они не будут заниматься любовью, когда её родители спят прямо под ними, Купер представил себе, что было бы неплохо переиграть их первую ночь на чердаке: в этот раз Амелия бы пригласила его к себе, приподняв одеяло и они бы лежали в обнимку на одном матрасе. Но было так жарко, что они даже не прикасались друг к другу, накрывшись тоненькой простынею. Амелия переворачивалась с боку на бок, а он просто лежал без движения и смотрел на деревянный потолок над ним. - Слишком жарко, чтобы спать, - Амелия прошептала ему. - Тебе виднее, - он знал, что дело не в жаре, и думал, как скоро она это поймет. Амелия удивилась тому, что отец и брат ушли без Купера на следующее утро. Купер не был удивлен. Он слышал, как её отец встает, сон, в который Купер провалился, был беспокойным, но он не стал пытаться пойти с ним. Может, надо было попробовать. Всё-таки он был сильным молодым мужчиной, и мог быть полезен при тяжелой работе, если бы ему рассказали, что надо делать. Но он подумал, что раз уж ему так прямо сказали, что ему здесь не рады. Но дома ему тоже нечего было делать. Да, он натаскал воды, и помог раскроить ткань, используя кое-что из элементарной геометрии, но все эти домашние дела были чуждыми для него. Ему было интересно наблюдать, как Амелия и мать растапливали печь и поддерживали нужную для готовки температуру для приготовления пищи, как легко они справлялись с этим непростым занятием. Впрочем, мать Амелии не знала другого уклада жизни. Но Амелия закатала рукава и с радостью кинулась выполнять тяжелую долгую работу, которая в будущем отняла бы у неё не более пяти минут. Возможно, он не должен удивляться. Амелия всегда была чем-то занята, это было в её природе – стараться выполнять все верно. Но как она умудрялась находить время для чтения при такой жизни? И тут у него появилась идея. - Дамы, хотите я вам почитаю, пока вы работаете? – спросил он. - Было бы замечательно. Я часто мечтаю, чтобы здесь звучал чей-то голос, пока я работаю, - ответила мать Амелии, - не обязательно разговаривать, просто чтобы что-то читали или рассказывали. Или музыка. Вы знаете, что такое фонограф, Купер? - Да, конечно, - Эд читал, что их продавали на зимней ярмарке в Канзас-сити. И я подумала как бы это было здорово, если бы тут что-то звучало, а не стояла бы постоянная тишина. Представляете себе такое? Музыка на цилиндре, кажется, так это называется. Это, наверное, волшебство. - Вовсе нет. Там игла проходит по дорожке, созданной заранее – на цилиндре выгравированы образцы, иголка по-разному колеблется на этой гравировке – и создает звук, это и есть музыка, - объяснил Купер. Мама Амелии покачала головой: - Мне кажется, это и есть волшебство. Купер бросил взгляд на Амелию. Может, он сказал слишком много. Иногда он слишком радовался возможности обсудить научные достижения и не мог сдержаться от лекции по этому поводу. Но Амелия всегда внимательно слушала его, даже в самое первое утро в прерии, и она тогда узнала о более продвинутых технологиях, чем фонограф. Как будто услышав его мысли, Амелия улыбнулась. Он улыбнулся и продолжил читать вслух. Через три дня Куперу надоело таскать воду, приносить дрова и отправляться спать после неловкого разговора за ужином. Хотя до этого он старался избежать любой конфронтации с отцом Амелии, теперь он ждал этого. Напряжение росло с каждой минутой, у него уже челюсть болела от того, что он постоянно сжимал её. Он знал, что надо либо решить эту ситуацию как-то, либо уехать. Однако от мысли о том, что придется уехать, у него начинало болеть ещё и в животе. Кажется, Амелия счастлива здесь. Да, по вечерам она смотрит на него сочувственно-извинительно, но она вроде бы довольна распорядком. Может ли быть так, что он ошибся, считая, что ей здесь не место, что она из другого времени, и если бы она осталась здесь, то не смогла бы полностью раскрыть свой интеллектуальный потенциал? Возможно, он ошибся, забрав её с собой. Поскольку спал он плохо, он слышал, как её отец проснулся утром, так же, как и предыдущие три дня. Он был человек действия и быстро собирался и уходил. Быстро, но тихо, Купер выскользнул, стараясь не разбудить Амелию, он оделся и спустился вниз, выйдя из дому сразу за Эдвардом. Стоя в тени дома, Эдвард опустил металлическую кружку, из которой пил: - Кофе? Удивившись, что к нему впервые обращаются напрямую, Купер кивнул, даже не подумав, что там кофеин. Поскольку завтрак не предусмотрен, возможно, кофе не помешает. Эдвард налил темной жидкости во вторую кружку, стоявшую на лавке, и протянул её Куперу. - Грх, - Купер закрыл рот рукой, заставляя себя проглотить горькую жидкость, - холодный. Эдвард кивнул, запрокинув голову, опустошая свою кружку. Непонятно было, всегда ли он так быстро пьет кофе, или так специально, чтобы подчеркнуть неудовольствие предыдущим замечанием, - я пью его холодным летом. Бодрит. - А я думал, что холодный кофе придумал Старбакс, - пробормотал Купер. - Мистер Старбакс, - прорычал Эдвард, - городское имя, о котором я никогда не слышал, - он покачал головой. - Оставьте чашку. Дэвид допьёт. Купер понял, что не надо напоминать о том, что Старбакс взялось из книги «Моби Дик», он просто протянул кружку Дэвиду, подошедшему из амбара. - А вы что тут делаете? – спросил Дэвид. - И тебе доброе утро, - ответил Купер. - Профессор поможет нам в поле сегодня, - Эдвард ответил за него, - лишняя пара рук нам не помешает. Пни выкорчевывать сложно, самая тяжелая работа за все лето. Купер сглотнул. Лучше было бы остаться лежать на матрасе на чердаке. И было ли это утверждение простой констатацией факта? Или это было еще одной издевкой, как и обращение к нему профессор? Но он выпрямился и твёрдо ответил: - Да, сэр. Эдвард не ответил. Он взял кофейник и кружки, отнес их в дом, и вернулся оттуда с рюкзаком. - Еда на потом, - пояснил он, проходя к амбару, - если только вы не привыкли завтракать первым делом с утра. Несмотря на урчание в животе, Купер понял, что это ещё один вызов. Он не отступит. Он должен доказать, что он достоин Амелии более, чем любой другой мужчина. И если для этого надо пропустить завтрак, так тому и быть. Это совсем не большая цена. - Нет, сэр. Жара, солнце, работа… Это было намного хуже, чем Купер представлял. У него болело лицо от того, что он постоянно морщился от солнца, он думал про то, какие болезни глаз могли быть у фермеров в то время, когда люди не пользовались солнцезащитными очками. Эдвард и Дэвид разделись, сняв рубашки, оба были загорелыми и мускулистыми. Купер гордился своим телом, он улучшил свою физическую форму благодаря регулярным тренировкам, но рядом с ними он был худощавым и бледным, даже по сравнению с Дэвидом. Ему так нравилось, когда Амелия проводила рукой по коже его груди и говорила, как ей нравится мягкость и нежность его кожи, а теперь солнце сожгло её. Куперу очень хотелось бы надеть широкополую шляпу, чтобы прикрыть плечи и лицо, потому что он чувствовал ожоги на плечах. Теперь у него не осталось мягкой кожи для Амелии. Но он отказывался показать им свою слабость, не хотел, чтобы они видели его жалобы, хотя он плохо переносил жару и даже отходил, потому что его стошнило после завтрака. Пни были каким-то эвфемизмом для невозможной работы, которую он пытались выполнить тут, упрямо вгрызались в землю, которая сопротивлялась их усилиям, сводя всё на нет. Наконец, пни выкорчевали. Эдвард остановился и вытер лоб: - Я думал, мы сможем больше сегодня сделать, - он вздохнул и посмотрел вдаль, - давайте вспашем эту половину, раз уж лошади здесь. Над другой половиной поработаем потом. - Что вы здесь посадите? – спросил Купер, пытаясь завязать разговор, пока он жадно пил воду из ковша, наклонившись над ведром. Он бы всё сейчас отдал за возможность опрокинуть воду из ведра на себя, никогда еще он не чувствовал себя таким грязным в своей жизни. - Сезон уже заканчивается, так что выбор небольшой, - только репа остается. Надеюсь, её удастся продать по осени, мы столько сами не съедим, - отец Амелии опять надел шляпу на голову, - может, это и сизифов труд. Я хотел всё это сделать ещё в июне, тогда можно было бы посадить что-то другое. Но без помощи зятя, на которого можно было бы рассчитывать…- он не договорил. Потом он казалось, встряхнулся и сказал: - Дэвид, вставай за плуг. - Но, Па, ты только говоришь мне, что я всё делаю не так! – подросток надулся. - Ты никогда не научишься пахать ровно без тренировки, - твердо сказал Эдвард. - Я встану за плуг, - сказал Купер. Отец и сын удивленно уставились на него. - Это не просто, - нахмурился Эдвард, - не идти за лошадью, пока они тянут плуг. Они в основном подчиняются, но они всего лишь глупые животные, надо крепко держать поводья и тянуть в нужном направлении. - Я смогу, - уверенно заявил Купер. Эдвард изучающее посмотрел на него, и тут Дэвид сказал: - Ты же не думаешь и правда позволить ему! - Пускай, - объявил Эдвард, - раз он так рвется в работу, пусть поймет, что она тяжелая. Купер решил пропустить это мимо ушей, он прошел прямо в лошадям и взял поводья. Он внимательно выслушал инструкции Эдварда, дождался, пока тот отойдет и крикнул: - Ха! «Пожалуйста, пожалуйста», - взмолился он, - «сделайте все как надо. Я видел, как вы радуетесь, когда Амелия угощает вас морковкой, сделайте это для неё…» Поводья проскользнули по его ладоням, и он почувствовал резкую боль от этого, на ладонях уже были волдыри и мозоли от предыдущей работы. Купер сжал зубы, чтобы не сбиться с шага и не выпустить поводья и не закричать от боли. Он схватился сильнее, как и надо было сделать с самого начала. Он внимательно смотрел, постоянно высчитывая угол, ориентируюсь на дерево, стоящее сбоку, думая, правильно ли он направляет лошадей, делая необходимые команды, если они отклонялись от его линии. Никогда ранее он не прилагал столько усилий, чтобы сделать ровную линию. Отец Амелии и брат шли впереди, показав, где надо остановиться, - там будет конец борозды. Купер потянул поводья на себя, чувствуя, как по ладоням побежала кровь, и крикнул лошадям команду, чтобы они остановились. Он повернулся посмотреть на Эдварда и увидел, что тот смотрит на него. - Ну, очень медленно конечно, как улитка, но такой прямой борозды я никогда ещё не видел. - Новичкам везет, - пробормотал Дэвид. Купер бросил поводья и прошел вперед, ноги подкашивались и болела спина: - Спасибо, - он поднял руку и провел ладонью по шее лошади, той, которая была любимчиком Амелии, - спасибо, Брауни. - У вас кровоточат ладони, - сказал Эдвард. Купер ожидал подколку про нежные городские руки, но её не последовало. - Не важно, - соврал Купер, - нужно же сделать ещё несколько борозд, так? Но Эдвард покачал головой: - Нет. Тяжелый день выдался. Давайте возвращаться назад. Возглас Дэвида проинформировал Купера, что они возвращаются ранее, чем обычно, но его это не обрадовало, как подростка. Он помог собрать инструменты и пошел за ними к дому, не уверенный, помогли ли все его пролитые кровь и пот и достиг ли он чего-то большего, чем боли во всем теле и одной очень ровной борозды.