"Волки воют в тишине"

Ино не заметила, как кожаная обивка салона сменилась под ней шёлком простыней. Чужая квартира молчала, чужие руки ласкали. Чужие ли?! Молчали оба. Страх потерять это откровение, растянутое на всю ночь, был больше, чем желание задавать глупые вопросы. Яманака и не знала, что так упоительно прижиматься спиной к мужчине и чувствовать его наготу собственной. Чувствовать, как переплетаются её и его пальцы в единый узел. Засыпать под колыбель мирного дыхания было приятно. Утром снаружи было пасмурно, но не внутри. Яманака не торопилась никуда. Проснулась одна, наверно, Хаширама курил на балконе и разрабатывал план по её выдворению из своей квартиры. Ино ухмыльнулась. От чего-то внутри не чувствовалась сожаления. Было просто легко, как бывает, когда скидываешь на землю тяжёлую ношу и принимаешься разминать затёкшие плечи. Она не сомневалась, что через несколько дней её накроет. Слишком притягательной оказалась первая и единственная близость с любимым мужчиной. Но Яманака точно знала, что так лучше. Намного. А остальное она выдержит. Она переживёт, перепьёт и перерыдает свою суку-любовь и пойдёт дальше. Не забудет, просто запомнит. Двери у Хаширамы скрипели. Жутко. Поэтому, когда раздался этот противный звук, бит её сердца на миг замер, словно перед скачком в бездну. Даже заспанным и растрёпанным, Хашираме удавалось оставаться слишком желанным. Первое, что Яманака оценила из всего этого великолепия, были босые ступни и лёгкие пижамные брюки, накинутые явно на голое тело. - Не волнуйся, я помню где дверь и на такси деньги у меня есть, - Ино решила, что рубить лучше, чем тянуть. Да и какая разница, если она всё равно окажется по ту сторону дверей. - Вообще-то, я хотел попросить, чтобы ты осталась и позавтракала со мной, - когда полуголый Хаширама лениво улыбается, тут любая может потечь, Яманака не исключение. Следующее откровение происходит на кухне. Там всё такое светлое, что режет глаза. Неуютно. Дорого и со вкусом, но здесь нет ничего, за что можно зацепиться взглядом. Ино почти жалко Хашираму. Здесь даже есть нормально невозможно. Да и наверняка он тут и не ест, слишком нетронутой выглядит кухонная утварь. И только сейчас Яманака, словно ознобом пробирает понимание, что Хаширама здесь никогда не ел и, тем более, не готовил, и весь этот утренний моветон только ради неё. Её тянет улыбнуться, широко так и по-детски. Всё-таки он стоил. Её времени, её мыслей, её сердца. Хаширама даже не притворяется, а открыто на неё пялится. - Давно это у тебя? - вопрос, который намекает, что пора сдавать карты. - А у тебя? - перекрёстные допросы - излюбленная забава для Яманака. Как-никак дочь легавого, пусть и бывшего. - Как ты вернулась, - Хаширама не хочет юлить. Как-то легко даётся вытягивать из себя собственное нутро. - Да, мои шортики были сногсшибательны, - Ино все же улыбается. Своим воспоминаниям, где ей всего шестнадцать, и она только что вернулась из закрытой частной школы. - Это не при чём. Ты меня просто жутко бесила, - а в глазах ни намёка на бури прошлого. - Да, было такое. Я была зла на весь свет. Ты ведь не представляешь, какими нудными были для меня те пять лет. И если остальных забирали домой на праздники, мне приходилось куковать в той дыре одной. - И это неудивительно. Ты и в детстве была неуправляемой и ужасной. - Это почти комплимент, - у Яманака просто чешется язык спросить, что же дальше, ведь сколько ни убеждай себя, а желание получить свою сказку никто не отменял. - Это страшно, - Хаширама-херов-телепат, и даже не надо переспрашивать, что там ему страшно. И Харишама говорит, что это страшно, не потому, что он трус. Просто страшно потерять то, что они случайно обрели. Ведь это намного ценней чего-либо в их жизни. Это, как когда за тобой гонится свора собак, а ты забежал не туда и оказался в тупике. И выхода, вроде как, нет, но он всё же есть. Ты или кинешься назад и будешь пытаться отбиться от своры, а там кого на сколько хватит - неизвестно. Или можно пройти сквозь кирпичную стену. Можно, если не страшно, поворачиваться спиной к тем, кому не лень откусить тебе конечности. Эти стены проходят вместе, держась за руки. - Почему ты говоришь мне всё это? - Ино согласна научиться задерживать дыхание, как спецназовец, до тех пор, пока этот мистер-я-у-тебя-под-кожей не ответит ей. - Я не хочу тупить, как Мадара. - И слава Богу, - Яманака в мгновение выскальзывает из-за стола, чтобы в следующее оказаться уже в тесном капкане мужских рук. Её тянет разве что не помурлыкать от удовольствия. И, может, у Ино не открылись чакры, а третий глаз нужно как следует протереть, но она свято уверена, что ни под какой венец Хаширама уже не пойдёт. Она не отпустит. Ну, а если и пойдёт, разве что с ней. Пока, конечно, рано говорить о прелестях семейного быта, но то, что это почти навсегда, Яманака уверенна. В себе, в своих заморочках и в уже своём по праву мужчине. Только на ряду со своим пока-что-не-сказочным-хеппи-эндом, Ино вспоминает о том, как морозит Харуно. Её подружка-ледышка рискует замёрзнуть насмерть в своём ёбанном склепе отчуждения, а там подливай масло или водку, смысла нет - не загорится. Поэтому надо что-то делать, рвать чьи-то яйца и выбивать абонемент на личное счастье для этой отмороженной. Ино знает, что Хаширама по-своему, но тоже хочет помочь Мадаре, и раз у них всё обошлось малой кровью, то они вполне могут подсобить своим заклятым друзьям. - Надо что-то делать! - у Яманака, кажется, жабры от энтузиазма прорезались. - Надо, - не отрицает очевидного Сенджу, - только, с кого начнём? - Естественно, с твоего дружка. Есть больше шансов, что нам удастся до него достучаться, потому что трогать Харуно - не имеет смысла. - И то верно. После нашего спора в клубе Мадара, что с цепи сорвался, - Хаширама ухмыляется опять воспоминаниям, а в ответ на вопросительный взгляд девушки выдают всю историю с потрохами. У Яманака глаза светятся, аки гирлянды на ёлке. Хашираме кажется, что ещё чуть-чуть, и она просто начнёт прыгать на его коленях от дикого восторга. Ведь как пить дать, ну, или просто дать, эта его-больная-но-любимая-бестия, что-то задумала. - Крепость будем брать штурмом. - В смысле??? - Хаширама почти что не плачет от смеха, так комична ситуация. Они с Ино и сводники. Но он готов ради этой, уже своей женщины, ввязаться во всё это амурное дерьмо, да и Мадаре пора ставить куда-то свой якорь, пока его не нагнул простатит. - Ты заставишь этого мудака скулить. Ну, в смысле от ревности. Поухаживай за Харуно, она, конечно, не купится, но наш идол таки побесится. - А ты не будешь меня ревновать? - у Сенджу настроение просто запредельное, где-то этажом выше седьмого неба. - Нет. Ну, если что, я всё ещё влезаю в те кожаные шортики, - выгибать бровь столь многозначительно у Ино - это особенность семейная. Иноичи тоже так дергает своими белёсыми бровями на допросах, и непонятно как, но этот чёрт да пронимает. Вот и Хашираму пробрало, только на другое. На кое-что горячее и взрослое. *** У Мадары был адский день. У него разве что слюна от бешенства во рту не пенилась. Харуно-мать-его-тень как-то отклеилась и теперь гуляла сама по себе. А Мадара рвал и метал: рвал особо важные договоры и метал в стены дорогие вазы времён каких-то великих мудаков. К его личному геморрою в лице костлявой девчонки с кирпичным выражением лица добавился и Хаширама-будь-он-трижды-неладен. Сенджу разве что хвостиком за Сакурой не ходил. И с чего вдруг у этого уёбка проснулось либидо к его секретарше и правой руке, Мадара не знал, и это бесило. Выбешивало в три пачки сигарет за день. Учиха просто не может понять, как эти двое могут не убивать друг друга, ведь раньше они буквально с цепи срывались стоило им только оказаться рядом. От души хотелось уебать Хашираму и просто весь его грёбаный рабочий персонал. А кое-кого особенно отмороженного вывести на задний двор и поучительно поиметь. И чего больше было в его каше - Учиха не знал: то ли ярости, то ли желания. Но больше всего убивала реакция Харуно. Все эти годы ходившая отмороженной, она тут вдруг растаяла. И улыбалась, криво, конечно, но улыбалась. Не ему. Мадара при виде дворняг, помечавших территорию меткой струёй, преисполнялся каким-то уважением к братьям меньшим, ибо ему хотелось пометить чёртову девчонку, пусть и не столь экстремальным путём. Мадара выл. Когда офис пустел, как и его бутылка. Не помогало. Виски в висках стучало набатом о том, что он конченный мудак, который не понял очевидного. Пожалуй, Изуна был единственным, с кем Мадара мог поделиться своими думами. Но стоило только младшему Учихе с издёвкой заметить, что от ненависти до любви как пешком до соседнего ларька, он сразу потерял своё приватное место в списке людей, которым Мадара доверял. Хорошо, что он не видел, как тем же вечером Ино, удобно устроившись на коленях у Хаширамы, звонко заливается от рассказа его брата. Мадара недели две бился, что в горячке, от своей ревности. Ему было так паршиво, что он был готов признать, что ревнует Харуно, как мальчишка. И ведь хотелось выкинуть уёбка-друга в окно, а свою невозможно холодную девочку прижимать к себе, вжимать в себя, чтобы она, наконец, поняла, что он понял. Понял, что она тот самый важный пазл в его ржавом механизме, что ему больше чужого не надо. Что секс с ней - и вовсе не секс, а то самое, о чём захочется вспоминать с улыбкой в старости. Ему бы сердце нараспашку, да только сквозняком задует всё к чертям. Харуно не надо. Его не надо.