"Волки воют в тишине"

Ему отвратительно на вкус курить сигареты с ментолом. Проще прожевать табак и мяту. Хаширама сегодня не в духе. Не в духе ещё - мягко сказано. У него всегда так, стоит только Мадаре пробыть рядом с ним дольше часа. И головная боль не в счёт. Нет, Учиха - мастер травить своим ядом. Против таких привязанностей нет лекарств. Да Мадара Учиха тот ещё ублюдок, но и Хаширама не меньше, а может, и больше. Потому что Мадара всегда бьёт прямо. Да он чертовски хитёр, как бывалый кицунэ, но никогда не нападает из-за спины. А Хаширама может, ещё как. У него в роду принято улыбаться и рыть могилу одновременно. Он цедит дорогое виски так, словно это дешёвая портовая дрянь. Просто он не в духе, и на языке хватает своей горечи разочарований. У Сенджу традиция такая - нажираться каждую пятницу в одиночестве. В его жизни хоть что-то должно быть для него и так, как он хочет. Ещё месяц, и у Хаширамы будет жена. Он её вообще не знает, да и есть ли в этом смысл? Не насрать ли?! Отец хотел этого брака, он и выбрал невесту. Наверное, какая-нибудь родовитая сволочь с противным-командным голосом и кудряшками. Почему-то больше всего в этой патовой ситуации Хашираму бесила именно вероятность того, что у его будущей жены будет кудрявая шевелюра. Бред, просто бред. Наверно, градус уже даёт своё. Кольцо, конечно, вряд ли помешает ему лишний раз расстёгивать ширинку, но Хашираме впервые хотелось чего-то настоящего, себе под стать. Да только накладочка вышла. У него всё будет, как у людей: жена-истеричка и любовница-распутница. Будет молча запираться от истерик жены в своём кабинете, избегать детей и не ночевать дома неделями. Так же, как это делал его отец. И, возможно, если бы у Хаширамы в груди было сердце, ему было бы очень больно. А так - ничего страшного, просто лёгкий зуд в груди - это даже не считается. Хаширама пьёт своё долбанное виски, в своём дорогом костюме и перебирает воспоминания. Ностальгия-мать-её-ни-к-месту. Вспоминается недавний спор. Ухмылка сама напрашивается. Учиха идиот по всем статьям. А Хаширама, в отличии от него, видит дальше своего носа. Харуно была из тех, о ком Хаширама думал часто. Думая о Мадаре, мысли об этой недоженщине всплывали рядом. Отмороженная, надменная, упрямая, занудная, скучная, безжалостная. Хаширама мог смаковать еще с полсотни таких вот благодетелей Харуно. Но она была почти идеальна для него и для Мадары тоже. Идеальна для таких ублюдков, как они. Но если Учиха был непроходим, как лесные болота, то, в отличии от него, Сенджу понимал цену всего, что его окружало. Он не был влюблён в Харуно, Боже, упаси от такой перспективы. Но он, кажется, уважал её. Он помнил её ещё совсем маленькой, до того, как Мадара потёк по её венам вязким потоком. Но даже тогда её было сложно назвать обычной и милой. Почему-то, смотря на этого ребёнка, любому хотелось прочистить горло и проглотить вставший там же ком, прежде чем начать разговор. Они бы с Сакурой были парочкой что надо. Только у него скоро свадьба, а у барышни на другое имя заказаны сердечные апартаменты. Хаширама пьёт, но сегодня ему как-то не фартит напиться. Опять мысли о ненужном. Мадара-Сакура-затрахали-мозги. Сенджу хочет сделать что-то хорошее для обоих. Просто ему так захотелось. Впервые. Безвозмездно. Мадара, будь он трижды проклят, его заклятый друг, который вытаскивал его задницу из других задниц столько раз, что не счесть. А Хаширама не любит быть в долгу. С Учиха станется спросить долг с процентами. А Харуно - что-то вроде его персонального трамплина в рай. Если он поможет этой убогой, то, может, ему будет легче жить, зная, что хоть кому-то повезло. В отличии от него. А то, что такого мудака, как Мадара, другая дура не полюбит, то выход оставался один. Пора было стучать Учихе в бубен, дабы на него снизошло озарение. Хаширама планировал своё сводничество не первый год. Он-мать-его-крёстная-фея с волшебными бубенцами. Это он потихоньку ломал своими словами-молотами опору под ногами Харуно. Каждая его издёвка, как кирпич в фундамент новой личности, иначе Мадара давно бы сломал этот тростник. А ломать, не разобравшись, он умеет. Может, Хаширама был эгоистичным ублюдком, он не спорит, но не будь Харуно сейчас такой, какая она есть, она бы не смогла иначе выдержать столько лет рядом с Учихой. А этот мудак пока не понимает, что Харуно не просто рядом с ним, она продолжение его тени, изнанка, впитавшая всю его суть. Уединение прерывают, причём целенаправленно. Хаширама разве что глаза не закатывает обречённо, при виде длинных женских ног, затянутых в ажурные чулки. Красное платье с умеренным декольте, от которого вопреки закрытости в голове варится эротическая каша. Но стоит поднять взгляд выше, и Сенджу понимает, что это рыба иного разлива. Яманака всегда удаётся не переходить границ, но оставаться слишком желанной и распутной. Кто бы мог подумать, что некогда пускающая слюни на его плечо трёхлетняя растрёпа вырастет в ту, за которую рвут глотки сильные мира сего. - Не изменяешь своим привычкам, - Ино тоже из числа тех, о ком Хаширама привык думать каждый день. - Как и ты, - и кивок на её платье. Яманака почти всегда выбирает красные вечерние туалеты. Роскошно. Бесит. Хашираму это бесит, потому что красный слишком яркий, чтобы его не хотеть. Да-да, у него тоже припрятан свой тайник. - Пьёшь за наших голубков?! - Ино тоже плывёт в этой лодке. - Угадала, - Хашираме впервые за весь вечер хочется искренне улыбнуться. Эта девушка не та, перед кем хочется натягивать чужую личину. - Ты тоже о них думаешь, - не вопрос, просто констатация факта. - Знаешь, что самое странное во всей этой ситуации?! То, что Учиха сам напрашивается на внимание, а Харуно плевать хотела на это. Мне кажется, её вообще ничего не интересует, кроме этого ублюдка и уличных драк. - Ты другая. Почему ты до сих пор с ней? - это сверлило Хашираму дрелью любопытства долгое время. - Это она со мной. Во мне слишком много дерьма, а Харуно умеет закрывать на это глаза. - Ну, что ж, давай выпьем за наших героев! - Хаширама залпом опрокидывает в себя очередную порцию виски. Яманака морщится. Пить виски не её конёк, тем более, пить за Мадару. Но она всё же пьёт, наверно, потому что под бурей в глазах Сенджу устоять невозможно. Горечь обдаёт язык и огненной лавой растекается по всему телу. У Ино, кажется, скоро коленки разъедутся в разные стороны то ли от адского градуса, то ли от мнимой близости с мужчиной, который не стал для неё тем самым желанным-первым. После нелепого тоста, оба сидят в полной тишине. Говорить не о чем, думать - тоже. Устали, перегорели. Пьют молча, словно поминая что-то безвозвратно утерянное, то, о чём не говорят вслух. У Ино самообладание медленно, но верно, летит в тартарары. После второй приходят воспоминания, а после пятой желания. Плевать хочется на всех. А ещё хочется, просто хочется. Его. Хашираму. У неё от накатившего желания сладко сводит низ живота. Ино как-то вдруг осознаёт, что они с Харуно одного помёта суки. Глупые и влюблённые в тех, кого, в принципе, любить нельзя. Только если Харуно приносит себя в жертву своим чувствам, то Яманака не склонна к ожиданиям. Она живёт без него уже всю свою жизнь. Другие мужчины в её постели - всего лишь дань её гордости. Не загнётся. Но ничего более. Ино каждый раз раздвигает ноги чисто механически, так положено. Нет, она не ложится под кого попало. Наверно, будь она обычной подстилкой, ей было бы легче. А так ни удовольствия, ни чего-то за душой. Просто, когда стены и мысли давят, Яманака готова попробовать в очередной раз. Суррогат чувств. Ей бы выть, да только связки сорваны к чертям. Яманака любит всё раскладывать по полочкам. За что любить Хашираму? Он не из тех, кого ставят в пример. Скорее, наоборот. В нём нет ничего святого. Только вот Ино как-то с облегчением понимает, что она не лучше. Ходить по головам она научилась даже раньше, чем говорить. Вены сквозят желанием. Яманака мечтательно улыбается своим снам, где её берут как женщину, а не как фарфоровую безделушку. Ха-ши-ра-ма. Это имя охуительно, как хорошо кричать, когда её собственные пальцы теряются в мягких влажных складках и заменяют то, что там должно быть. - Я хочу тебя, - кажется, что просто мысль, но Яманака это сказала. Вслух. Он услышал. Хаширама даже не меняется в лице. Неторопливо делает глубокий глоток, а Ино смотрит на траекторию движения его кадыка и чувствует, как у самой во рту перекрывает всё пустыней. Хаширама смотрит, вглядывается. Он ищет её чертей в голубом омуте. Она и не прячет. А зачем? Всё, что хотела, она уже сказала. - Пошли, - бросает коротко Сенджу, словно говорит это не девушке, которую будет иметь, а какому-то своему подчинённому. Путь до выхода кажется вечным, ноги гнутся с трудом, и Яманака понимает, что хреновая из неё соблазнительница. Салон чужой машины встречает безмолвием и приятной прохладой кожаного сидения. Их бросает друг к другу разрывной волной собственных страстей. Хаширама не смазливый мальчик, он идёт напролом и берёт то, что считает своим. Грубо. Неистово. Так, как она всегда хотела. Когда его пальцы отодвигают тонкую ткань белья и находят её, Ино накрывает с головой. Это не ново, просто это Он. Громкий вскрик заглушен ртом. Чужим. Пальцы на ногах сводит судорогой, и Яманака буквально швыряет вверх. Но Хаширама, сука, тяжёлый. Он на ней. Вжимается остервенело. Трётся. В глазах темнеет. Только у кого? У Хаширамы такое ощущение, словно кто-то пытается выломать его грудь изнутри. Когда женская ладонь накрывает его пах, он глухо рычит и грубо зарывается пальцами в чужое тело. Больно. В их близости не может быть иначе. Хаширама, кажется, рвёт молнию на собственных брюках. Неважно на всё. Только ворваться в чужую глубину. Когда Яманака туго сжимает его там внутри, у Хаширамы словно выбивают воздух. Дышать нечем. Плевать. Ему, ебать, как хорошо. Ино бьётся пятками об его поясницу, словно приказывая не останавливаться. Иначе её просто разорвёт. От того, как под ее пальцами перекатываются упругие мужские ягодицы, у неё срывает остатки адекватности. Хаширама врывается в податливое тело остервенело, не сдерживая себя. Чувствует себя животным. Грязным, примитивным. Но ему насрать. Ему впервые так хорошо. Окна машины потеют от прерывистого дыхания. Это не просто секс. Не может накрывать так, словно тебя выпотрошили и оставили абсолютно пустым. Хаширама впервые не знает, как назвать то, что он чувствует. По описаниям очень похоже на счастье. Только, когда Ино под ним хнычет от удовольствия и закатывает глаза, почти теряя рассудок, ему плевать на всё остальное. Он, наконец, дорвался. Она, впрочем, тоже.