1
Фиолетовая вспышка разливается по всему телу, ноги отказывают двигаться, а воздух застревает в легких, разрывая, сжигая изнутри. И единственное «спасите» бушует в голове, а потом я открываю глаза. Расплывчатая рябь проходит мимо меня. Они как в мутном окне – их нет. По очертаниям я разбираю Моба и Серидзаву. Зеленое пятно – Экубо. Бум, бум, бум – еще больше шума. Кто-то кричит, а кто-то взрывается. Еще одна вспышка, и еще одна. Голова кругом. Они стоят надо мной, разглядывают, но я ни черта не вижу. Улыбаются? Плачут? Во мгле виден дымок, из которого вырывается молящий возглас. Пожалуйста, говорит он, не убивайте меня, я хочу жить, мне ужасно жаль, я не хотел его убивать. А потом громкий всплеск, сверкание лезвия и смех. Закадровый как в дешевеньких телешоу. Но, несмотря на это, пробирающий до мурашек. Нельзя отвлекаться на мелочи. Надо мной склонились трое – Моб, Серидзава и Экубо. Я хочу в это верить, но я не могу проверить: голоса нет, впрочем, как и каких-либо сил говорить. Это сон, шепчу про себя. Я утопаю в море, меня затягивает, и любая попытка вздохнуть оканчивается удушьем. Последнее, что пролетает в голове – мы в больнице, а они внимательно наблюдают за мной и о чем-то шепчутся. И у Моба животный взгляд.5
Моб появляется как чудо. Как маленькая звездочка надежды, которую я взращиваю с такой откровенной любовью, что привязанность пугает меня самого. Сигео выглядит немного потрёпанным, но в целом вполне себе нормальным. Не считая, конечно, факт того, что форма ему явно жмет, а он реагирует так дергано на каждое действие с моей стороны, что это напрягает. На молодом и совсем не мальчишеском, а юношеском лице морщинки. — Моб? Сигео пожирает меня своими темными глазами, а бешенное торнадо шепчет безумно: «обманщик». На большее меня не хватает, и я не могу вымолвить ни слова не потому, что мне страшно, а потому, что я резко для себя понимаю, что я не хочу ничего знать. Я не хочу понимать, что происходит, когда Сигео вдыхает запах палаты в мертвом спокойствии, продолжая хаотично дергаться, я не имею ни малейшего желания искать ответы в жмущей на его худощавом теле форме. — Как у Вас дела, учитель? — Тихо шепчет Моб, и я не знаю, что именно я должен ответить. — Скучно. — Не ложь. За эти пять дней, что я провел здесь, мне действительно стало неимоверно тоскливо. — А у тебя? — Нормально. — Отрезает он. — Как экзамены? — Попытка поддержать разговор как последняя соломинка. — Никак. — Безразлично кидает он, после чего мычит немного и добавляет. — Сдал. — Отлично. — Я улыбаюсь, растягивая сухие губы и чувствуя формирующиеся морщинки у глаз. — Я очень рад за тебя, Моб. Но Сигео не реагирует, только дергается. На подкорке сознание есть желание спросить о чем-то, о чем точно спрашивать нельзя. И почему нельзя, я не уверен, но холодок проходит по коже. Моб встает с места, подходит к окну, смотрит на улицу сквозь шторы, после чего переводит свой тяжелый взгляд на меня. — Я ушел. И пропадает в следующие десять секунд, скрываясь за дверью палаты. И единственное, в чем я остаюсь уверен: это не Моб.10
— Здравствуйте, учитель. Взрослое лицо Моба в нескольких миллиметрах от меня, и я чувствую неровное, животное дыхание на своем лице. Испарина остается на губах и щеке, а Сигео отдаляется от меня. В палате отвратительно темно, а Моб распахивает занавески, открывая окна и впуская теплый воздух. Значит, сейчас лето, решаю я. И еще ночь. — Сколько прошло? — Голос предательски хрипит. Если подумать, всегда, когда я просыпаюсь, мне сложно начать говорить. Хотя, и так уже ясно почему. — С какого именно момента? — Последний раз я просыпался, когда говорил с Экубо. — Я не говорю, о чем именно. В голове фикс-идеей кричит: ни за что не признаваться, о чем мы с ним говорили. — Об этом даже я не знал. — Задумчиво говорит Сигео в полный голос. Роскошный голос, мягкий и богатый красками. — Я точно знаю, что Вы разговаривали с Серидзавой три года назад, однако не знал, что Вы беседовали еще и с Экубо. Похоже, я не успел. — Магический голос. Я всегда знал, что, когда Моб вырастет, он будет чудом. — Экубо мертв, как и Серидзава, не так ли? — Сигео кивает. — Ты их убил? — Он кивает вновь. Из окна в палату дует теплый июльский ветер, пока темнота заполняет сердца. — Сейчас самое время, чтобы все рассказать мне. Я вырываю из левой руки иголку, рассматривая умиротворенное лицо ученика. Он не делает никаких попыток остановить меня или хоть как-то адекватно, по-человечески отреагировать. Только смотрит тихо, внимательно, впитывает, как губка. — Что именно? Что Вы больны? Что у Вас амнезия, или что Вы впадаете в коматозное состояние на неопределённый срок? Что именно Вы хотите услышать, учитель? — Зачем ты убил их, Моб? — Молчание сводит с ума лучше любой силы. — Мешали. Они пытались Вам что-то навязать. — Лепечет Сигео. — С тех самых пор, когда Вас лишили возможности ходить, и от шока у Вас появились эти проблемы, они мешали Вашему покою. — Зачем тебе это скрывать? — Чтобы защитить Вас. Вам не нужно ни о чем думать, учитель. Просто расслабьтесь. Вы больны, а я тут, чтобы стать Вашим щитом. Если бы Вы могли выбрать, как именно Вы хотели бы умереть? — Я не хочу такой жизни. — Мой собственный шепот звучит предательски страдальческим, и Сигео будто бы оживает, пораженно осматривая меня после ответа. И в его глазах боль и ненависть. Он – моя маленькая звездочка, которой я подарил всего себя, но я никогда в жизни не думал, кто я для Моба. Ты должен быть стойким. Ради Моба, внезапно понимаю я значение фразы Экубо. Ради Моба я должен быть стойким, а иначе он сойдет с ума. Вот только это уже случилось. — Я все решил, учитель. Сигео садится на край моей койки, и мои глаза падают на собственную руку, которая выглядит нездорово бледной. Моб тянется к тумбе, открывает ящик и достает оттуда сверток, после чего крутит его в руках и отдает мне. — Вы не должны страдать. Я срываю коричневую бумагу, обнаруживая внутри охотничий нож. — Вы должны умереть. И я киваю. Я должен. — А ты? — Тихо спрашиваю я. — Что ты будешь делать? — Этот город уже мертв. — Решительно говорит Сигео. — Единственное, что от него осталось, это Ваша палата, однако сегодня все кончится. — Его взгляд убийственен. — Не заставляйте меня делать это своими руками. — Что ты сделал с городом? — С придыханием я мямлю слова, рассматривая острое лезвие ножа. — То же, что и с его людьми. А теперь, Вы должны сделать это, учитель. Ради меня. — Моб касается моей щеки своими длинными, тонкими пальцами, оглаживая ее. Я поднимаю на него глаза, продолжая держать в руке нож. — Моб, что с тобой стало? — Дрожь. Чертова дрожь. — Я просто проснулся. Как и Вы. Зияющая бездна фиолетовыми вспышками взрывается где-то на фоне. Эта воронка – этот чертов город, а глаза Сигео – это две затухающие звезды, умерщвленные самым извращенным способом из всех возможных. — Я отвратительный учитель, Моб. Прости меня. — Все в порядке. — Сигео пододвигается ближе, почти что вплотную. Он не говорит, что я знаю, чего он хочет. И я должен дать ему это. Моб хочет свободы. Я улыбаюсь, вглядываясь в его глаза, сжимаю рукоятку покрепче, а потом резко прорываю лезвием тонкий слой одежды и кожу. В моих глазах должно быть отчаяние, потому что в глазах Сигео откровенный шок, а потом он отскакивает от меня и падает на пол, захлебываясь от скопившегося в горле комка крови. Моб захлебывается, при этом не забывая кричать, пока из глаз бьет поток горьких слез. Наконец-то он стал действительно напоминать его, Моба, которого я знаю. Маленького мальчика, у которого на коленках ранки, которые я в свое время заклеивал пластырем. Предатель, читается в глазах Сигео. — Теперь ты свободен. — С улыбкой говорю я, пока он заходится безумным кровавым кашлем. — Почему? — Успевает он выдавить из себя. Рана слишком глубокая, а попал я, судя по всему, куда надо. — Потому что я люблю тебя, конечно же. — Весело объясняюсь я, пока Моб кричит что-то еще, но я не слышу, закрывая глаза. Ужасно хочется спать. Это продолжается еще около получаса: Сигео вертится на полу, размазывая кровавое пятно по кафелю и замирая, а я медленно засыпаю, наверное, наконец-то навсегда, а на душе на удивление спокойно и никакой боли или страха. Скорее всего, я и вправду окончательно проснулся.0
— Что теперь? Экубо летает по комнате, разглядывая спящего Рейгена. Серидзава дрожит, а Сигео разглядывает пол под ногами. — Мы же не можем так его оставить, да? — Экубо поворачивается резко к друзьям. — Мы убьем его. Так будет лучше. — Нет! — Вскрикивает Серидзава, вскакивая с места. — Даже не думай, Экубо. То, что ему поставили такие диагнозы, это не значит, что он больше не человек. Что он больше не наш учитель. Что он… — Будь реалистом. — Едко прерывает его дух. — Если он проснется, это будет ненадолго, только на пару часов. Да и сам подумай, он даже не сможет ничего сделать. Даже ходить. — На этом моменте Экубо прерывается и кидает взгляд в сторону Сигео. Моб не реагирует, и дух вздыхает с особенным спокойствием. — Ради его собственной чести, мы должны его убить. — Нет. — Грозно говорит Серидзава. — Ни за что. Только через мой труп. — Прекращайте. — Строго кидает Сигео. Оба «взрослых» глядят на парнишку удивленно. — Ему не обязательно знать. Просто не будем говорить ему об этом. — Ты сейчас серьезно? — Экубо скептично оглядывает Моба, пробуя на вкус его слова. — Звучит как нечто невозможное. — Мы не сможем поддерживать эту иллюзию и… — Сможем. Экубо и Серидзава смотрят на Сигео, его твердость и уверенность и не решаются больше ничего сказать. Не потому, что они так впечатлены ими, а потому, что в голове живы воспоминания прошлой ночи: то, как они входят в темный переулок и видят бессознательного Рейгена, а над ним склоняется то ли вор, то ли черт знает кто еще, и в руках у него охотничий нож, а Моб сходит с ума. А еще Моб убивает вора. А еще Моб издевается над его трупом, пока Серидзава оттаскивает мальчишку, а Экубо всеми силами пытается его успокоить. — Мы сможем, если будем работать все вместе. Сигео глядит на них темным взглядом, всепоглощающе, будто бы убивая в них все живое. И сначала кивает Серидзава, а потом сдается Экубо. А Моб смотрит на койку, после чего прощается с учителем и выходит из палаты.