Walking in my shoes

Вопрос. Что ты испытал, когда увидел Люпина в Визжащей Хижине - что это было: обида, радость или ты испугался? Глупее ситуации не выдумать. Я, столько лет мечтавший рассказать ему правду о том, что случилось с его родителями, теперь смотрю на него и смеюсь по своей дурацкой привычке, как последний псих. Гарри принимает мой смех за издевательство, и его нельзя упрекнуть за это. Такой маленький, а уже такой сильный, крестничек только что знатно мне врезал, и вот я возлежу перед ним, размазывая кровь из носа по и без того чумазой физиономии, а он, кипя праведным гневом, целит палочкой мне в сердце с явным намерением его остановить, да только не представляет - как. Уж если кто и вышибет из меня дух сегодня, то это будет не Гарри, и не его друзья, а этот здоровенный котяра, который топчется по мне и орет благим матом, абсолютно уверенный в том, что таким образом меня защищает. Спасибо, приятель, ты и вправду мне очень помог, но теперь - пошел вон. И не цепляйся когтями, оставь мне хоть что-нибудь из тюремных лохмотьев, я уже и так достаточно опозорен, чтобы еще и одежды лишиться. В углу угрюмо сопит мальчишка, пригревший Питера, бесценное сокровище наше, бережно прижимает его к груди. Девчонка, чуть живая от страха, едва заслышав чьи-то шаги, принимается звать на помощь... Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы за дверью оказался кто-то другой. - Старина, ты отлично выглядишь. - О тебе такого не скажешь, - отвечает Рем, протягивая мне руку. Он крепко обнимает меня, и в этот момент я наконец понимаю, что оставил Азкабан далеко позади, за лесами, полями, проливами. - Я виноват. Но не в том, в чем меня обвинили... - Я так и думал. На секунду-другую я позволяю себе повиснуть у него на руках. Старше самого себя лет на сто, смертельно усталый, но живой и теперь уже уверенный в том, что буду прощен и оправдан, я как будто вернулся домой - к тем, для кого моя жизнь по-прежнему что-то значит.