***
Через неделю Джейд проснулась среди ночи, ее прошиб пот. Приснился кошмар, настолько жуткий, что вышвырнул ее из сна и оставил лежать среди перепутанных простыней, сердце отчаянно билось. Ей было страшно даже поглядеть по сторонам, но когда кошмар отступил, Джейд собралась с духом и села в постели. Дышать невозможно. Она открыла окно и начала жадными глотками пить ночной воздух, но вмести с ними в легкие проникли испарения от круглосуточно трудившейся химчистки. Джейд закашляла, захлопнула окно и направилась к постели. Она не была готова к тому, что ждет ее утром. Совершенно не успела подготовиться к этому.***
«Репутации Колина Мерфи был нанесен непоправимый ущерб, его жизнь полностью изменилась, он вынужден был покинуть дом и район проживания из-за выпуска передачи » тридцать минут« от десятого января. Джейд Вест подстерегла мистера Мерфи возле места его работы и обвинила в сексуальном домогательстве к двум девушкам и в тайном отцовстве. Хотя мистер Мерфи решительно отвергал обвинения и неоднократно предлагал пройти тест на ДНК, программа вышла в эфир. Безответственные и не профессиональные действия Джейд Вест, Донала Смита и Пола Стоуна самым не благоприятным образом отразились на Мерфи». Джейд сидела в суде с продюсером «Тридцати минут» Полом и редактором Доналом. Зачитывался много страничный приговор, итогом которого будет требование четыреста тысяч долларов компенсации и издержек. С каждой строчкой, с каждым словом приговора Джейд проникала к себе лютой ненавистью. Зал битком набит: Колин Мерфи с семьей — с женой родителями сестрами — и друзья, соседи, тоже явились сюда поддержать его, сверлили взглядом спину Джейд. Она ощущала сгущавшейся гнев, ненависть, но острее боль Колина Мерфи. Он сидел, низко опустив голову, уткнувшись подбородком в грудь, не отрывая взгляда от пола. Команда « Тридцати минут» вышли из зала, ловко протискиваясь через толпу репортеров и журналистов с камерами. Здесь были и коллеги из собственного телеканала, но они тоже тыкали камеры в лицо Джейд так, словно она преступник из тех, кого регулярно показывают в судебной хронике. Вспышки слепили, пришлось опустить взгляд. Путь тянется бесконечно, она словно разучилась ходить, это какое-то сложное механическое движение, каждый шаг дается с усилием. Ни в коем случае нельзя улыбаться, но и подавленной выглядеть нельзя, нельзя выглядеть виноватой. Ее же снимают, это навсегда. Любой журналист сможет откопать эти улики, — Джейд и сама так делала. Нельзя показаться равнодушной, нельзя смотреть виновато. Не все зрители прислушиваться к комментариям, но все смотрят на картинки. Нужно придать себе вид человека невиноватого, но сожалеющего о содеянном. Да, да она опечалена. Нужно сохранить гордость, достоинство, когда внутри пустота, когда все эти люди орут тебе в лицо. Приезжавшие мимо автомобили останавливались, высматривая, чем тут занята пресса. Пресса прессует. Навалились, давят, выжимают сок, выжимают последние силы, все отняли у нее репортеры, так же как он у Колина Мерфи. Только сейчас Джейд поняла это. Ее толкали со всех сторон, пристраивались с боку, что-то говорили. Ставить одну ногу перед другой — вот все что она могла. Выше голову, не улыбайся, не плач, не спотыкайся, — иди! Наконец они нырнули в офис своего адвоката, поблизости здания суда. — Господи! — вырвалось у нее. Все тело горело огнем. — Ты как? — посочувствовал Донал. — Ужасно, — шепнула она в ответ. — Мне так жаль, мне так жаль, так жаль! Он ласково похлопал ее по плечу, и Джейд порадовалась даже такому участию, хотя сама напросилась, а по совести, Донал мог бы ох как ей врезать. — Это просто курам на смех! — орал в соседнем кабинете Пол, расхаживая перед столом адвоката. — Четыреста тысяч евро плюс судебные издержки. ВЫ говорили, ничего подобного не произойдет. — Я говорил, что надеюсь… — Не смейте вилять! — рявкнул Пол. — Омерзительно! Как они могли так обойтись с нами? Мы же извинились. Публично. Перед началом передачи восьмого февраля. Четыреста пятьдесят тысяч зрителей видели: мы извинились, признали, что он ни в чем не виноват. Миллионы видели это по Интернету, десятки миллионов посмотрят после сегодняшнего суда. Пари держу, нас подставили. Эти две бабы, они с Колином Мерфи сговорились, часть денег достанется им. Это бы меня не удивило. Меня уже ничем не удивишь. Господи! Четыреста тысяч! Что я скажу гендиректору? Джейд оторвала лоб от прохладной стены коридора, подошла к распахнутой двери в кабинет адвоката. — Мы сами виноваты, Пол. В повисшей тишине Джейд услышала, как резко втянул в себя воздух Донал. Пол обернулся и посмотрел на нее как на пустое место. Джейд и чувствовала себя пустым местом, — меньше чем пустым местом. — Мы сломали Колину Мерфи жизнь. Мы заслужили каждое слово, которое нам пришлось выслушать в суде. Мы допустили ужасный промах и должны сполна расплатиться за свои поступки. — Мы? За свои поступки? Ну уж нет! Твои поступки! Ты сломала ему жизнь. Я виноват лишь в том, что, как последний идиот, доверился тебе. Думал, ты делаешь свою работу на совесть, все проверяешь. Я знал, что не следует и близко подпускать тебя к этому сюжету. И уж поверь, канал в жизни тебя больше не наймет. Слышишь Джейд? Ты понятия не имеешь, как собирать материал! — разорялся он. Джейд кивнула, двинулась к двери. — Пока, Донал, — негромко попрощалась она. Донал кивнул. Джейд вышла из здания через заднюю дверь. Домой возвращаться она боялась по двум причинам. Во-первых, не знала, успокоились ли сторонники потерпевшего теперь, когда Колин восторжествовал и получил также финансовую компенсацию, или же решение суда подстрекнет к новым нападениям на ее квартиру. Во-вторых, Джейд боялась оставаться одна. Она ни на что не могла решиться, не могла больше думать о том, что произошло и как быть дальше, но вместе с тем чувствовала, как неправильно уходить от этих мыслей. Наказание заслужено, пусть же стыд полностью поглотит ее. В переулке позади судебной площади она отыскала свой велосипед и поехала к дому Констанс. Может, Пол и прав, она не умеет собирать материал, но по крайней мере она знает человека, великолепно владеющего журналистским мастерством, и, если понадобится, начнет учиться заново. Констанс и Боб жили на первом этаже трехэтажного эдвардианского особняка в Болсбридже, над ними располагалась редакция. Квартира со временем превратилась в продолжение офиса, они четверть века не столько жили в ней, сколько работали. Заброшенная кухня — питались они в кафе — погребена под сувенирами, накопленными в бесчисленных поездках. На любой поверхности резные статуэтки из кости соседствовали с блаженными буддами и голыми дамочками из венецианского стекла, венецианские же и африканские маски были нацеплены на морды старых плюшевых мишек, на стенах китайские гравюры и написанные красками пейзажи соседствовали с сатирическим комиксом по вкусу Боба. Здесь все дышало ими, у этого дома была душа, он был веселый, он был живой. Двадцать пять лет проработала здесь и Тереза, их домработница, ей уже за семьдесят. Делать она почти ничего не делала — смахнет пыль и усядется смотреть шоу Джереми Кайла, — но Констанс мало заботила чистота, и она никак не могла расстаться со старушкой. С Джейд домработница была давно знакома, так что впустила ее в квартиру без расспросов и поскорее вернулась с кружечкой чая в свое кресло, смотреть, как мужчина и женщина ссорятся после теста на детекторе лжи, который не устроил ни того ни другого. Как хорошо, что Тереза не смотрит новости и понятия не имеет о ее бедах. С ее стороны — никаких приставаний. Без помех Джейд прошла в кабинет Констанс и Боба. Их столы стояли у противоположных стен, оба завалены кучами бумажных обрывков — с виду мусор, на самом же деле драгоценная работа.Пол использовался наравне со столами, толстыми персидскими коврами ложились друг на друга слои бумаг, приходилось смотреть под ноги, чтоб не споткнуться о внезапно возникавшую на пути груду. Наравне с предметами искусства, занимавшими весь дом и в том числе кабинет, здесь на полу обитали фарфоровые кошки во всевозможных умилительных позах. Констанс — это Джейд было известно — не терпела кошек, что живых, что сувенирных, но они принадлежали ее матери, и после ее смерти Констанс не могла не приютить фарфоровое зверье. Странно, как можно работать в таком беспорядке, но ведь Констанс и Боб трудились, да еще как успешно! В свое время юная Констанс назло богатому папочке уехала из Парижа в Дублин — изучать британскую литературу в Тринити-колледже. Там она издавала студенческую газету, потом вела колонку сплетен в «Айриш таймс» и познакомилась с Бобом — с Робертом Макдональдом, десятью годами ее старше, корреспондентом рубрики деловых новостей той же газеты. Когда ей наскучило подчиняться, а у Констанс это случается быстро, она еще больше обидела папочку, бросив приличную работу в крупнейшей ирландской газете и затеяв собственное издание. Боб присоединился к ней, и после ряда проб и ошибок они создали двенадцать лет тому назад журнал «Etcetera», оказавшийся наиболее успешным из их проектов. Пусть «Etcetera» уступал в популярности женским журналам, писавшим о борьбе с целлюлитом и подготовкой тела к пляжному сезону, но в профессиональной среде мало кого так уважали. Написать статью для «Etcetera» считалось честью, серьезным шагом вверх по карьерной лестнице. Констанс славилась прямотой суждений и безошибочным умением распознать интересный сюжет и потенциальный талант. В ее журнале начинали многие сделавшие с тех пор себе имя журналиста. Джейд подошла к каталогу и поразилась тому, как разумно наладила эту систему Констанс. Здесь, в отличие от всех других помещений квартиры, царил безупречный порядок: каждая статья из «Etcetera» и других принадлежавших Констанс в прошлом журналов, статьи, написанные ею для других изданий, заготовки и идеи как из прошлого, так и на будущее, аккуратно размещались на карточках по алфавиту. Не совладав с любопытством (оно в ней умрет последним), Джейд просматривала и все то, что встречалось ей на пути к «И». Но вот и простой коричневый конверт с надписью «Имена». Конверт был запечатан, и, хотя Джейд понимала, как некрасиво нарушать уговор с Констанс, она поддалась искушению и присела за рабочий стол подруги, чтобы вскрыть конверт. Но тут в дверях появилась Тереза, и Джейд подскочила на месте, словно школьница, пойманная с сигаретой во рту. Конверт она с перепугу уронила на стол, и сама засмеялась над собой. — Вы с ней виделись? — спросила Тереза. — Да, на прошлой неделе. На этой не смогла, дела одолели, — добавила Джейд, сокрушаясь, что из-за суда снова не выбралась к Констанс. Могла бы и постараться, но с каждым заседанием силы ее убывали, она думала только о себе, жалела себя, по правде говоря, также и оправдывала себя внутренне, отчего становилась несколько агрессивной. Неподходящее состояние для того, чтобы навещать больную. — Вид у нее, наверное, ужасный. Вот как на такое реагировать? — Мой Фрэнк помер от рака. В легких у него завелся. По две пачки в день курил, а все-таки несправедливо это, что с ним сделалось. Ему было столько же, сколько сейчас Констанс. Пятьдесят четыре годика. — Тереза сокрушенно почмокала губами и добавила: — Знаете, а я ведь уже почти столько же прожила без него, сколько с ним. — Она покачала головой и сменила тему: — Хотите чаю? Немножко отдает металлом, они в чайнике монеты хранили, вроде как в копилке. Боб велел мне снести их в банк — семьдесят шесть евро и двадцать пять центов набралось. Джейд посмеялась над причудами Макдональдов, а от металлического чая отказалась. Она чуть не лопалась от восторга — и конверт раздобыла, и от искушения вскрыть его без Констанс упаслась — и торопилась поскорее дозвониться Бобу и договориться о встрече в больнице. Три ее звонка были переадресованы на голосовую почту, и Джейд, истомившись от ожидания, уже катила на велосипеде в больницу, на авось, когда ее телефон вдруг завибрировал. Она заговорила в микрофон: — Привет, Боб, я уже еду, надеюсь, ты не против. Везу конверт, про который говорила Констанс. Не могу дождаться! — Не получится, — ответил Боб, и даже среди окружавшего Джейд со всех сторон грохота транспорта она расслышала, какой измученный у него голос: — Она… ей стало хуже. Джейд резко остановилась, мчавшийся за ней велосипедист чуть не сшиб ее и грубо выругался. Она поднялась вместе с велосипедом на тротуар, освободив дорожку для проезда. — Что произошло? — Я не хотел тебе говорить, у тебя и без того неделя чудовищная, и я еще надеялся на улучшение, но она… с тех пор как ты ее навестила, ей поплохело. Стала бредить, последние два дня и меня уже не узнавала, не понимала, где находится, начались галлюцинации, она все время с кем-то разговаривала по-французски. А сегодня… сегодня она впала в кому, Джейд! — Голос Боба надломился. — Хочешь, я приеду туда, побуду с тобой? — спросила Джейд — Нет-нет. У тебя дела. Я справлюсь. — Нет никаких дел, Боб. Кончились дела. Кончились, понимаешь? Я хочу быть с вами. Ты позволишь? Она отключила телефон и погнала так, словно от этого зависела ее жизнь. Отчасти так оно и было. «Привет, Бэк, это я. Я тут думала насчет нашего последнего разговора и хотела кое-что тебе сказать. Ну что ж, ты, видимо, отлучился или сидишь и слушаешь все это и думаешь, что я напилась или еще что… Не знаю, что ты там думаешь. Ладно, заткнулась. Да, еще одно: Констанс скончалась. Сегодня. И… боже, прости, что я реву в твой автоответчик, но… Не знаю, что делать. Не знаю. Спасибо, что все выслушал. Пока».