Алмаз твоих драгоценных глаз

‒ Гейл! ‒ кричу я, завидев его еще издали. ‒ Гейл! ‒ захлебываясь от безрассудно-дикого восторга, переполняющего мою грудь, я бегу к нему широко раскинув руки. Любимый ловит меня в объятия, поднимает над землей и дарит еще один долгий и сладкий поцелуй. ‒ Привет, фея! ‒ шепчет мне он в полураскрытые губы, скользя щетиной по подбородку. ‒ Привет, ‒ мои ноги вновь касаются земли, но я в ту же секунду поднимаюсь на цыпочках и прижимаюсь к его груди. – Сегодня ни слова о Капитолии, политике и восстаниях, – грозно предупреждаю я. ‒ Как скажешь, – он с напускной серьезностью поднимает брови. – А я уже начал думать, что ты не придешь. ‒ С чего это вдруг? ‒ Мало ли. Вдруг твой отец, узнав, что ты встречаешься с шахтером, запер тебя в комнате. ‒ Меня теперь никакими замками не удержишь. Я дни считала, а они плелись, как черепахи. ‒ Я тоже скучал по тебе. ‒ Правда? ‒ он кивает, и это придает мне уверенности. ‒ Тогда давай убежим, Гейл! В лес или в другой дистрикт. Ты будешь охотиться, а я заниматься хозяйством. А еще, ‒ краснею, но все же договариваю. – Я хочу, чтобы у нас была семья. Дети. Мальчик и девочка. Но если будут рождаться все время мальчики, я буду рожать до тех пор, пока не рожу девочку, как твоя мама, а если девочки, то пока не подарю тебе сына. Ты ведь хочешь детей? ‒ он улыбается, прикрывая глаза, а затем целует меня в макушку. ‒ Какая же ты все-таки мечтательница, но я, наверное, тебя за это и люблю. ‒ Любишь? ‒ я не верю своим ушам, чувствуя, как в сердце разливается радость. «Любит. Любит… Любит», ‒ произношу я вновь и вновь и просыпаюсь от надоедливого стука в дверь. Счастливая и немного разочарованная от того, что это был только сон. Но как знать? Бывает, сны оказываются вещими. Может, Гейл действительно любит, не мог же он меня просто так целовать. Хотя, не может. Гейл любит меня, определенно, любит. Я чувствовала это уже несколько недель подряд, просто боялась поверить. Но теперь… Господи, я словно пьяная от этого божественного счастья, от этой сумасшедшей невероятной радости, упавшей с небес на мою голову. Мне теперь и засыпать ни к чему, достаточно прикрыть веки, и я снова вижу такого любимого и родного Гейла, его глаза цвета грозового неба, немного насмешливую улыбку, сильные руки, обнимающие меня за талию и чувственные губы, заставляющие забыть все на свете. Боже мой! Какая же я была глупая и недалекая, когда кляла судьбу за невзгоды, переживания и слезы неразделенной любви. И вот теперь Гейл меня любит! Оказывается, нужно было просто потерпеть, заслужить и выстрадать свое счастье. И теперь, если исход будет тем же, я готова еще раз пройти через все те страдания и муки, что мне пришлось пережить, лишь бы вновь почувствовать вкус его поцелуя. – Мадж? Ты собираешься вставать сегодня? В школу опоздаешь! – доносится из-за двери встревоженный голос Мэри. Я вздыхаю и, нехотя, поднимаюсь с кровати. Умываюсь и надеваю привычное серое платье с белым кружевным воротничком и такими же манжетами; привычная белая лента стягивает волосы в низкий хвост. В следующий раз на встречу с Гейлом я распущу волосы – после тугой косы они будут еще более волнистыми. В это воскресенье у нас будет первое настоящее свидание, а не обычная прогулка по дистрикту, не просто же так любимый Охотник позвал меня на Луговину, я бы и так пришла, не сговариваясь. Теперь все будет по-другому… – Мадж, спустишься ты сегодня или нет? – уже почти бранится Мэри, и я спешу открыть дверь, дабы не волновать ее еще больше. Пожилая женщина моет плиту, натирая белое покрытие до блеска. Труженица наша! А я такая счастливая, что мне хочется целовать и обнимать весь мир. Подхожу к служанке и, обняв ее за талию, целую в морщинистую щеку. Не могу больше держать эту волнительную радость в себе: так хочется поделиться ею с кем-то близким и родным. – Да что с тобой такое? – сокрушается она, уже накладывая мне в тарелку ароматную глазунью с зеленью. – Вчера была молчаливая и задумчивая, а сегодня тебя залпом из пушки поднять было невозможно, да еще и приласкаться решила. – Ох, Мэри, я, наверное, скоро выйду замуж, – впервые озвученная фраза начинает греть и без того ликующее сердце. И сомнений быть не может, через неделю другую Гейл сделает мне предложение и попросит моей руки у папы, и если тот не даст согласие, я все равно стану его женой и уйду жить в Шлак, и… Звон бьющегося об пол фарфора заставляет меня вынырнуть из пучины блаженных грез. – За этого шахтера? За Хоторна? – держась за сердце, переспрашивает служанка. – За Гейла! – говорю я, убирая осколки и собирая на газету остатки моего завтрака. Интересно, что Мэри убивает сильнее: мое признание или то что, жаренные яйца придется отдать дворовой собаке? – И с чего это ты решила, что он на тебе женится? Что между вами вчера такого произошло? – Нет, нет, – вся кровь, которая во мне есть, приливает к лицу. – Нет, ничего, что выходит за рамки приличий. Гейл Хоторн – честный человек. Он вчера впервые поцеловал меня. – Впервые? – моя нянечка качает головой. – После одного поцелуя свадьбы не играют. – Ты ведь не знаешь, какая у нас любовь, – злюсь я. – Ну, твою-то за километр видно. Даже страшно, – она сжимает мои руки в своих ладонях. – Одумайся, пока не поздно. Будешь страдать, плакать и жалеть. Подумай о матери и отце. – Папа, – вскрикиваю я. Мы же собирались поговорить сегодня о месте бухгалтера для Гейла. – Да куда ты, дуреха? Он давно на работе, – женщина качает головой, в глазах ее читается искренняя скорбь. Еще чуть-чуть и расплачется. Будто хоронит! – Говорила я твоему отцу: запретить тебе ходить на Луговину, но он слишком демократичен и либерален. Вот и допрыгались: дружба – дружбой… – Глупости, – я резко выдергиваю ладони из морщинистых и намозоленных рук. – Ты понятия не имеешь, какой он! Убегаю, наплевав на завтрак. Пусть Мэри думает, что хочет: я уже все решила. Все уроки только и думаю о Гейле и наших поцелуях, лишь краем уха слушая про закон преломления света и таблицу интегралов – как хорошо, что я читала про них раньше. В обеденный перерыв спешу в столовую: пропущенная утренняя трапеза напоминает о себе урчанием и болью в животе. Вспоминаю, что вчера не ужинала, и придвигаю к себе аппетитные макароны с подливкой, но неожиданно ощущаю спиной чей-то внимательный взгляд. – Привет, Мадж, – раздается елейный голосок Делли Кортрайт, а затем появляется и она сама, без разрешения усаживаясь на рядом стоящий стул. Только ее и не хватало! Злюсь, но стараюсь улыбаться. – Привет. Что нового? ‒ А…, – пожимает она плечами и машет рукой, будто пытается показать, что все пустое. – У тебя новости куда интереснее. Ты теперь встречаешься с Гейлом Хоторном? ‒ Да, ‒ меня переполняет гордость и желание поставить ее на место, тем более, я Гейла не у кого не отбивала. ‒ У нас любовь. ‒ Поздравляю, ‒ с удивительно искренней радостью в глазах улыбается мне девушка. Неужели, радуется? ‒ Завидую даже: отхватила такого красавчика. А вы уже с ним…? ‒ Мы не хотим торопиться, – покрываюсь пятнами до корней волос. Даже руки краснеют. Вот бесстыдница! Восстанавливаю дыхание, стараясь говорить спокойнее. – Пусть все развивается постепенно, ‒ честно озвучиваю свои мысли, и вдруг начинаю думать о том, что между мной и Гейлом это действительно может произойти. Но не завтра же, не в воскресенье, пожалуй, через несколько месяцев, и странный трепет, словно электрический ток, проходит по моей коже. Пульс учащается, а сознание будоражит первая, не до конца оформившая и почти безрассудная мысль: «А каково это?». Чуть было не озвучиваю свой вопрос вслух. Вовремя останавливаюсь: еще чего? Свои ощущения с Делли я обсуждать не собираюсь: ей вовсе ни к чему знать, что мы с Гейлом целовались всего два раза. ‒ Ясно. Твое, конечно, дело, но позволь, дать совет. Этот шахтер не из тех, кто месяцами ходит, держась за ручку. Хочешь его удержать ‒ используй радикальные меры, иначе найдет другую более податливую. – Я как-нибудь сама, ладно, – резко обрываю начавшуюся беседу и встаю из-за стола, направляясь в сторону кабинета истории, в котором меня, увы, оставляет прежняя удача. – А теперь Мадж Андерси назовет нам имена всех президентов Панема, начиная с Темных Времен, – ехидно улыбаясь, говорит историчка. Видимо, все-таки заметила, что я ничего сегодня не записывала, раздумывая и одновременно стыдясь совета Делли. А я как назло не помню никого, кроме Кориолана Сноу, похоже, двойки по истории Панема сегодня избежать не удастся. – Останешься после уроков, – поджав недовольно губы, сухо заканчивает она, а я проклинаю всех президентов. После целого часа неудачных попыток разбирательств в политике меня наконец, отпускают, взяв честное слово, что к следующему понедельнику, я вызубрю всех глав государства в хронологическом порядке. Даю обещание без всяких угрызений совести: поскорее бы вернуться домой и поговорить с папой. Вбегаю по лестнице, не обращая внимание на окликающую меня Мэри, и громко стучу в плотную дверь папиного кабинета. Сегодня ему не удастся меня выставить. Я буду ждать его хоть до глубокой ночи, и как бы много не было работы, мэру Андерси придется меня выслушать. Толкаю дверь и захожу одновременно со сдержанным: «Войдите!». ‒ А это ты, малышка? ‒ неожиданно теплый голос отца застает меня врасплох. ‒ Как хорошо, что ты пришла, ‒ отец отрывается от своих бумаг и даже встает с кресла, крепко прижимая меня к себе. ‒ Прости, милая, в последнее время я мало времени уделяю тебе. Работа, работа…‒ берет меня за руку и усаживает на стул, стоящий напротив его письменного стола. ‒ Нам нужно поговорить. ‒ Правда? ‒ сердце затопляет сумасшедшая радость. Я тоже кое-что хочу тебе рассказать. Можно, я начну первой? ‒ Конечно. ‒ Ты уже нашел человека на место Макконари? ‒ Нет. А у тебя кто-то появился на примете? ‒ сердце в груди отрывается от сосудов и подпрыгивает глубоко вверх. Сегодня, не смотря на историю, определенно отличный день. Если папа возьмет на работу Гейла, мы сможем видеться гораздо чаще. В мэрии рабочий день до половины шестого, да и я бы могла приходить к нему время от времени, и он бы давал мне «уроки поцелуев» не только по воскресеньям, и бежать бы не пришлось. ‒ Да, ‒ уверенно говорю я. ‒ Гейл Хоторн! ‒ Гейл Хоторн? ‒ ошарашенно произносит папа, словно не верит своим ушам. ‒ Да, дело куда серьезней, чем я ожидал. ‒ Гейл – внимательный, умный и честный человек, ‒ говорю я, чувствуя, что папе моя идея не нравится. ‒ Он быстро учится и пользуется большим авторитетом у людей. ‒ У людей в шахте, ‒ зачем-то поправляет меня отец. ‒ В шахте, ‒ повторяет он резким голосом. ‒ Нет, Мадж, боюсь Хоторн ‒ не тот человек, который… ‒ Это потому что он из Шлака? ‒ Не тот человек, который нужен тебе, ‒ как молотком по столу, заканчивает он. ‒ Ты думаешь, я не понимаю, что ты не человека на место предлагаешь, а ищешь для неравнодушного тебе парня работу полегче. Но ты заблуждаешься, дочка. Я не могу его взять в мэрию без ведома главы миротворцев, а после того, как Гейл был избит плетьми за пойманную куропатку, его кандидатуру тот явно не поддержит. Этот парень нарушил кучу правил. Кроме того, его каждый месяц видят с новой девушкой. ‒ И с кем же его видят последнее время? ‒ С тобой, и это никуда не годится. Сначала я думал, что у вас это несерьезно, может, просто дружите, но ваши вчерашние действия перешли все границы, – заливаюсь краской. Либо Мэри проболталась, либо папа за мной следит, либо об этом болтает уже весь дистрикт. – Ты станешь просто следующей в очереди, которая на тебе не прекратится, потому что после тебя в ней окажется еще десяток таких же глупых влюбленных девчонок. ‒ А если ошибаешься ты? ‒ И что тогда? Повторишь судьбу Элизабет Эвердин? Уйдешь жить в Шлак? Что не говори, а у этого мальчика есть гордость, и за приданным он не погонится и в город жить не пойдет. – Если ты нам поможешь, все может сложиться по-другому. Не отрекайся от меня, как это сделали родители миссис Эвердин. Гейл хороший, честный, храбрый, решительный, – я рассказываю отцу все, что знаю о планах шахтеров относительно восстаний и забастовок. – Это немыслимо, Мадж! – кричит он, стуча от бешенства кулаками по столу. – Мало того, что он бунтует, нарушая общественный порядок, так он еще и тебя туда втягивает. Тред сегодня же узнает об этом, – и папа тянется к телефону. – Нет, пожалуйста, – накрываю его руку своей ладонью. – Ты погубишь его и меня вместе с ним. Гейл всего лишь борется за справедливость. Он любит свою семью, маму, братьев и сестру. Не переживет, если имя кого-то из малышей выпадет на Жатве. – Он молод и горяч. Многие в его возрасте ратуют за свободу, равенство и братство, а к старости становятся консерваторами. Мы живем в страхе, но кто сказал, что война и революция освободят нас, может, будет еще хуже, чем сейчас. – Просто помоги ему. Незатейливо и ненавязчиво. Гейл не любит ходить в должниках. Он хороший работник. Просто дай ему повышение – его жизнь станет более сносной, и он постепенно выкинет из головы мысли о восстании. – Неужели ты так сильно его любишь? – Больше себя самой. – Не знаю, Мадж. Если даже получится, люди осудят тебя. – Забудь о людях. Разве думал дедушка о них, когда забирал тебя из полуразвалившегося дома в Шлаке. Боялась ли чего-то мнения мама, когда выходила за тебя замуж? – Формально я уже был городским, – подняв руку, замечает отец, а его глаза на секунду вспыхивают озорством. – Но что, если ты заблуждаешься в этом парне относительно чувств к себе. Я сам часто видел его в компании разных девушек. Ему нравится нравиться, а это серьезный недостаток. – Он уже три месяца только в моей компании и ничего лишнего себе не позволяет. – Ладно, – наконец, сдается папа. – Твоя взяла, – мое сердце делает тройное сальто. – Помогу ему. Не бухгалтер: для этого нужно иметь специальное образование. Шахтер он, действительно, отличный, и люди его слушаются. Пусть побудет бригадиром: Крискен слишком часто приходит на работу с перегаром. – Спасибо, – я кидаюсь отцу на шею, принимаясь покрывать его лицо поцелуями. – А дальше посмотрим. Но прошу, малышка, не теряй голову от любви. Девушка должна соблюдать морально-нравственные принципы, тем более, дочка мэра. – Я поняла папа. Об этом можешь не волноваться, – еще раз целую его и выхожу из кабинета. Господи, спасибо! О таком я и мечтать не смела. Так даже лучше будет. Гейл несомненно решит, что его повышают за качественную работу, а папа пока приглядится к нему. Как же хорошо все разрешилось! Наспех делаю уроки, желаю добрых снов маме, пока не делясь с ней своей безоблачной радостью, боясь волновать лишний раз. Впрочем, мама и без того знает о моей любви к Гейлу, да и по ее влажному взгляду понятно, что кое-что из вчерашних и сегодняшних событий ей тоже известно. Все кружится, вертится в потоке нескончаемых событий: ночи, блаженные дни, завтраки и ужины, хмурая, но немного оттаявшая Мэри, школа, телевизор с обязательными передачами и… воскресенье. Мои чуть завитые и распущенные по плечам пряди перебирает ветер, синяя блузка и черная юбка-карандаш под привычным бежевым пальто придают особенную уверенность. Так хочется быть самой красивой для Гейла, чтобы он гордился мной и всем ставил в пример. Наше первое настоящее свидание будет волшебным... Сердце замирает и начинает биться с удвоенной скоростью. Я вижу его. – Привет, – он едва касается моих губ, а у меня от таких прикосновений подкашиваются коленки. – Привет, – не могу наглядеться на него, растворяясь в бездонных глазах. – Погуляем по дистрикту? – Нет, сегодня ветрено. Посидим в тепле. – Твоя мама опять меня приглашает? – Не мама. Я, – и Гейл тянет меня в сторону так полюбившегося мне дома. Он спешит, и я едва поспеваю за ним. – А где миссис Хоторн и дети? – спрашиваю я, удивленно обводя глазами комнату, когда мы входим внутрь, а на пороге нас никто не встречает. – Мама ушла навестить миссис Эвердин и Пози с собой забрала, а Вик и Рори во дворе гоняют мяч. Так что час у нас точно есть. – Понятно, – облизываю губы, чувствуя пятками всю прелесть сложившейся ситуации. – Чем займемся? – А ты не догадываешься? – с напускной загадочностью спрашивает он. – Поцелуями, – мой голос сам собой переходит на шепот. – Не только, – обещает он, и я вновь ощущаю его руки на своей талии, блаженно прикрывая глаза. – О, Мадж, здорово, что ты тут! – слышу я звонкий голос Вика и скрип приоткрывшейся двери. – Я, по-моему, тебя просил держаться от дома подальше, пока мама не вернется, так какого черта, ты здесь делаешь? – злится Гейл, не выпуская меня из крепких объятий. – А мама сказала, что поколотит меня скалкой, если выйду из комнаты, хоть на минуту, когда ты вернешься домой, и особенно, если будешь не один, – еле сдерживаю смех, наблюдая перепалку между братьями: хмурого Гейла и исполняющего волю матери Вика. – К тому же я хотел попросить Мадж помочь мне с докладом. Тебе-то вечно некогда. – Скройся немедленно, сейчас она мне помогает. – Интересно чем? – упорствует мальчик. – Лет через пять поймешь чем, а теперь выметайся, – и Гейл запускает в брата одной из подушек, лежащих на диване поблизости. – Вик, я помогу, но немного позже, – мне самой до безумия хочется остаться с Охотником наедине. – Ладно, – через минуту раздумья соглашается тот и уходит, стукнув дверью. – Только ради тебя, – мы с Гейлом остаемся одни и разряжаемся диким хохотом. – Бедный Вик, тебе нужно быть с ним поласковее. – Он преследует свои эгоистические интересы. Тот, кто считает, что большие семьи — это счастье, либо в такой не жил, либо является младшим ребенком в семье. – Ох, не знаю. Пози вечно достается от всех. Она мне рассказывала. – Вот жалоба. Не ожидал от нее, – мы снова прыскаем. – Так и будешь стоять в пальто? – Прости, – смущаюсь я и расстегиваю перламутровые пуговицы, замечая неподдельный интерес в любимых глазах. – Тебе идет, – и новая волна дразнящих, пылких, волнительных и горящих поцелуев обрушивается на мое лицо. Сильные руки подхватывают меня и укладывают на что-то мягкое и скрипучее. «Панцирная сетка», – доходит до меня. Гейл нависает надо мной, его губы перемещаются на мою шею, руки, блуждая по талии, накрывают грудь, сжимая и теребя набухающие соски, а что-то твердое вдруг начинает тереться о мое бедро. Что это такое может быть? Неужели…? Внезапно до меня доходит, чего Гейл так сильно хочет. Мы не просто так лежим на кровати, не потому что лежать удобнее, чем сидеть или стоять. Просто, просто он хочет меня. Волнение, трепет и страх заставляют меня оттолкнуть его. – Гейл, подожди. Еще ведь рано. Я пока не готова, – конечно, я думала об этом после разговора с Делли, но все же не так. И дала папе слово. И мои грезы о Гейле дальше поцелуев не уходили. И я не знаю что делать, и как это бывает. Мне страшно и стыдно, и, наверное, все должно было произойти не так. – Ты боишься меня? – спрашивает он, пряча улыбку и привлекая меня к себе. – Нет. Не тебя. – Мне прекратить? – Не знаю. – Ты хочешь уйти? – Ни за что на свете. – Тогда просто доверься мне. – Давно доверилась, – и его губы от этих слов становятся мягче, податливее, терпеливей. Он ждет, дает мне время свыкнуться и успокоиться. Страх, неуверенность, стеснение медленно уходят в уголок сознания, обещая не возвращаться, еще, как минимум, час. Я сдаюсь, уступая его страсти. Мы ведь любим друг друга, а зачем тогда ждать? Совсем необязательно тянуть до свадьбы, и меня невероятно греет понимание того факта, что Гейл хочет меня здесь и сейчас. И я поддаюсь этому желанию, пока еще мало чувствуя, но, все же, заставляя проснуться древние инстинкты. Позволяю расстегнуть череду белых пуговиц на блузке и поцеловать ямочку на шее. – Как в броне, – шепчет он, задыхаясь, как от быстрого бега, указывая на мой кружевной бюстгальтер, а я… я всего лишь хочу, чтобы он знал то же, что знаю я. – Гейл, Гейл, – шепчу я между поцелуями. – Я должна тебе сказать. – Знаю, что ты девственница, – в красивых глазах цвета осеннего неба плещутся желание и решимость. – Постараюсь быть осторожнее. Все будет хорошо, – он гладит меня по голове, и я таю от нежности этого жеста. – Нет, другое. Я люблю тебя.