Отправная точка

Путь до палаты Барнса следующим утром воспринимался с плохо скрываемым раздражением. Утро само по себе началось непривычно рано. Мало мне этого, так впереди ждал целый день на побегушках у Джеймса Барнса. Да и последующие дни тоже. Пока Ванде Максимофф не удастся докопаться до сути проблемы. Мы не возлагали большой надежды на беседы Джеймса с Кейти. Гораздо важнее была работа Ванды, которая, по сути, копалась в его голове, что благодаря беседам становилось чуть проще. Я искренне верила в то, что наша затея увенчается успехом. Убежденность в собственных проектах или проектах, где я приложила руку, сопутствовала мне во всем, что я делала в Ваканде, потому что все здесь казалось мне реальным, исполнимым, а то, что все же не исполнялось, всего лишь нуждалось в доработках и исправлениях допущенных ошибках. И здесь, верила я, если нужны будут доработки, их проведут, но проблему решат. Джеймс уже не спал, а сидел на краю кровати. И выглядел так, будто не спал вообще. Я нахмурилась, закончив изучать его лицо, закрыла дверь и поставила на стол поднос с завтраком. — Плохо спишь на новом месте? — поинтересовалась я, приоткрывая окно, чтобы впустить в помещение немного свежего воздуха. — Я почти не спал, — хрипло сказал Джеймс. Я поджала губы. Это и так очевидно. — Допоздна писал, — он кивнул головой в сторону стола. На ней было гораздо больше листов, чем прошлым вечером, что я заметила не сразу. Мне было любопытно, что же такое он вспомнил, когда я с ним прощалась, но это касалось не меня, а, скорее, Кейти и Ванду, поэтому я постаралась не вглядываться в различимые неаккуратные строки. — Завтракай, я зайду через час. — Вы хотите прочесть, да? — предположил Барнс, не встав с постели. — Я не занимаюсь твоим лечением, поэтому мне не нужно знать. Я говорила об этом вчера. — Я имею в виду личное желание. Я вежливо улыбнулась. — Если ты говоришь о любопытстве, то возможно. Оно свойственно очень многим. Мне нужно идти по другим делам. Я заберу поднос через час или около того. Не давая ему возможности ответить, я вышла за дверь. Любопытство до добра не доведет, так ведь говорили в детстве? После обеда мне нужно было отвести Джеймса на процедуру, схожую с томографией. Нужны были снимки головного мозга мужчины, и я не думала, что с этим могут возникнуть сложности. Объявив, куда и зачем мы пойдем, я пропустила Барнса вперед, закрыла дверь палаты и повела его к нужному кабинету, осторожно касаясь кончиками пальца его локтя. В помещении, куда мы вскоре пришли, было просторно и светло благодаря большим окнам. Аппаратуры было немного. Основной техникой являлось металлическое кресло с закрепленным над подголовником обручем, справа от него находилось два монитора и пульт управления. Двое врачей уже ждали нас около этого кресла и поздоровались со мной. Джеймс вдруг замер и попятился к двери, чуть не сбив меня с ног. — Джеймс! — воскликнула я удивленно, но Барнс не обратил на меня никакого внимания. Он во все глаза смотрел на кресло, сжав кулак, и часто дышал. Первые несколько секунд я не понимала, что происходит, а потом вспомнила страницы из его личного дела. Точно. Для того, чтобы управлять им, последние несколько лет его подвергали пыткам посредством электрического тока. Видимо, это кресло было похожим на то, где ему стирали память. Глубоко вздохнув, я обошла мужчину и замерла перед его лицом. Барнс не обратил на меня никакого внимания, а в его светлых глазах я заметила плескающийся страх. Даже ужас. — Джеймс, все в порядке, — вкрадчиво произнесла я. Он чуть махнул рукой, будто хотел отмахнуться от назойливой мухи. — Ты меня слышишь? Тебе не сделают больно. Он не реагировал, и я повысила голос, стараясь не думать о том, как отреагируют на эту заминку врачи. Для меня было важно докричаться до Барнса, дать ему понять, что опасаться нечего. Неужели он никому и ничему не доверяет? Отчаявшись, я обхватила его лицо ладонями (а для этого пришлось встать на носочки, между прочим) и повернула на себя, потому что не видела иного способа обратить на себя его внимание. — Джеймс! — ничего. — Баки! — искра узнавания. Ну, хоть что-то! — Никакого тока не будет, — громко заговорила я, убедившись, что он меня видит и слышит. — Ты понимаешь меня? Я обещаю, что тебя не станут мучить! Ты слышишь? Джеймс заторможено посмотрел на меня и, наконец, кивнул, задышав чуть медленнее. У меня отлегло от сердца, и я облегченно выдохнула. А потом поняла, что все еще держу в ладонях его лицо, и поспешила убрать руки, пока он сам не сделал этого. — Все в порядке? — спросила я. Он чуть нахмурился и все же кивнул. — Им нужны всего лишь снимки. Это займет чуть больше минуты. Сядешь в кресло? — Да, — прохрипел Джеймс. Его рука чуть дрожала, когда он сел в кресло. Врачи, никак не прокомментировавшие то, что сейчас произошло, закрепили на голове Джеймса обруч, а на сгиб локтя поместили провод со специальным наконечником, который тут же стал считывать пульс Барнса. Все еще учащенный. Мужчина еще не пришел в себя, когда аппарат включили, и это было видно, но за минуту, которая была нужна для снимков, ничего не произошло. Барнс все это время смотрел на меня, будто проверяя, сказала ли я правду, будто мой вид напоминал ему о словах «Я обещаю, что тебя не станут мучить!». Я пообещала. Раздался короткий писк, извещающий о том, что процедура закончена. Я самостоятельно сняла обруч с его головы, действуя предельно осторожно, пока врачи отошли с готовыми снимками в сторону. Джеймс прикрыл глаза и поднялся на ноги, когда ничто больше этому не препятствовало. — Ты как, в норме? — спросила я, подходя к Джеймсу. — Да, — кивнул он. Оказавшись в палате и присев на край койки, Барнс вдруг задышал так, словно только что пробежал большую дистанцию. Я поймала себя на мысли о том, что не могу не испытывать к нему жалость. Если бы он узнал, то, скорее всего, разозлился бы. Однако как можно оставаться спокойной, смотря на этого взрослого, физически здорового мужчину, который не доверяет никому и ничему и от всего вокруг ждет подвоха? Хотя мне он, похоже, доверяет. — Тебе что-нибудь нужно? — спросила я неуверенно, не зная, уходить или остаться. — Нет, ничего не нужно, — ответил Барнс. Тогда я развернулась, чтобы уйти, но меня остановил приглушенный голос: — Это было похоже на ночной кошмар. — Что? — я обернулась. — Этот ваш чертов стул. — Прости. Я не подумала, когда вела тебя туда, — я поджала губы. — Но снимки были нужны. — Я понял, поэтому и заставил себя туда сесть. Очень сложно не думать о том, что было до всего этого… — Насколько я знаю, тебе и не нужно переставать думать об этом. Нельзя блокировать это в памяти. Как бы ни было сложно… — На деле это одно, а в реальной жизни… — Барнс усмехнулся. — Я понимаю, — я кивнула. — Но если ты хочешь, чтобы все получилось… — Я уже не знаю, чего я хочу, — он повернулся ко мне корпусом и посмотрел в глаза. Его взгляд был тусклым, как будто мертвым, и мне стало совсем не по себе. — Это не значит, что ты не захочешь чего-то определенного завтра. Не надо сдаваться. Мы со своей стороны делаем все возможное, чтобы помочь тебе. Помоги и ты нам. Джеймс всматривался в мое лицо несколько долгих секунд, а потом кивнул. *** За прошедшие две недели работа, а, если быть точнее, уход за Барнсом стал для меня более-менее привычным делом. Я приносила ему завтраки, обеды и ужины, отводила на беседы с Кейти и в другие кабинеты для некоторых осмотров. В частности, несколько раз осматривали металлический обрубок, оставшийся вместо кибернетический руки. Пару раз брали кровь, осматривали поверхностно, как на стандартном осмотре в больнице. Джеймса эти осмотры раздражали, и я это видела. Ему хотелось получить результат, а не гулять по кабинетам для того, чтобы помочь кому-то в сборе информации о себе. Похоже, мужчина окончательно привык ко мне и не напрягался, когда я неожиданно появлялась в его палате, чтобы куда-то отвести его. Мы разговаривали чаще и больше, что меня удивляло, потому что поначалу Джеймс казался мне совершенно нелюдимым, а иначе вел себя лишь с Роджерсом, который, кстати, постоянно появлялся в стенах лаборатории. А еще он перестал звать меня «мэм», когда я, не выдержав, однажды попросила об этом. — Когда ты меня так зовешь, мне кажется, что мне пора на пенсию! — пожаловалась я. — Старая привычка, — Джеймс даже позволил себе усмехнуться. — Пусть она не распространяется на меня? Я изучала все, что можно, о тебе в течение нескольких месяцев, и мне казалось, что я давно тебя знаю, поэтому сразу стала «тыкать», уж прости. Давай предположим, что ты знаешь меня дольше недели, что позволяет тебе забыть про «мэм»? — Хорошо, Тереза. — Мое имя, произнесенное его голосом, звучало как-то по-новому. Если подводить итоги, наша жизнь вошла в привычную колею. — Я слышала, тебе скоро поставят новую руку, — сказала я однажды, принеся вечером в палату Барнса чистое постельное белье. Джеймс, увидев стопку белья в моих руках, подошел к постели и стал неловко снимать с нее старое, с трудом справляясь одной рукой. — Вот как, — голос не выдавал эмоций. — Снова металлическую? — Насколько я знаю, да. Какую еще? — Уж лучше вообще никакую, чем новое оружие, — тихо, но отчетливо сказал Джеймс. Он с силой тянул на себя простынь, но та никак не хотела слезать с матраса. Я вздохнула и подошла ближе. — Совсем без руки тебе тяжело, я же вижу, — осторожно сказала я и помогла ему снять постельное белье. Затем я постелила новое, затратив на это гораздо меньше времени. — Все-то ты видишь и знаешь, — буркнул стоявший в стороне Барнс. — Похоже, кому-то хочется, чтобы я продолжал быть монстром. — Ты не монстр! — резко возразила я. Нахмурившись, я залезла в карман за мобильником и запустила там интернет. Спустя некоторое время нашла там фотографии людей с протезами вместо рук и ног и вручила телефон мрачному Джеймсу. — Сотни людей носят что-то подобное, потеряв конечности. Твоя рука была даже более приближена к настоящей по внешнему виду, — ляпнула я в надежде на то, что этот аргумент покажется мужчине убедительным, хотя в глубине души понимала, что не выйдет. — Ну да, я прям стиляга, — Барнс фыркнул, возвращая мне телефон. — Кожей ее обтянуть нельзя? Это ведь будущее, век возможностей, и все такое прочее? — Нет, пока нельзя. Технологии не так далеко продвинулись, Джеймс. Он замолчал, и я собралась уходить, захватив старое постельное белье в охапку. Однако у него была еще одна тема для разговора. — Ты называла меня "Баки" до этого, — вдруг сказал Барнс. — Да, — кивнула я, вспоминая, как пыталась достучаться до мужчины, впавшего в ступор при виде кресла, напомнившего ему электрическое. — Откуда ты знаешь? — Стив тебя только так зовет, — я пожала плечами. — Ты общалась с ним? — Он исправно интересуется ходом твоей реабилитации, спрашивает, каков прогресс. — А его нет, — тихо сказал Джеймс и медленно подошел к столу, заваленному бумагами. Я нахмурилась, недовольная отсутствием у него энтузиазма. — А встречи с Кейти? — Не уверен, что это помогает, — задумчиво сказал Барнс, скомкал какой-то лист и отправил его в урну. — Но Ванда ведь тоже старается. Она не блокирует твои мрачные воспоминания, а вытягивает их на поверхность, чтобы они не откладывались в подсознании. И над кодом она работает… Барнс вдруг обернулся ко мне, как-то странно улыбаясь, и у меня как будто все внутри сжалось. Неприятное ощущение. — Ты все знаешь, да? — поинтересовался он. — Нет, не все. Просто я была в числе тех, кто разрабатывал курс реабилитации. — Ясно, — мужчина снова отвернулся к столу, и я восприняла это как знак того, что тут больше не нужна. Но Барнс снова не дал мне уйти. — Я бы хотел иметь возможность выходить на свежий воздух, — неуверенно сказал он. — Это реально? — Посмотрим, что можно будет сделать, — тихо ответила я и вышла из палаты.