Енох, а ты...умеешь любить?

      Я лежала в кровати, все ещё окутанная мечтами и надеждами. На моих тонких плечах устроилась мускулистая рука Еноха, и он слегка поглаживал ею мои волосы. — Доброе утро, Спящая красавица — парень широко мне улыбнулся, щурясь от солнечных лучиков, бьющих сквозь тонкую ткань гардины. — Я все правильно поняла? — нервный смешок вырвался из моих уст. Я до сих пор не верила, что Енох нарушил семейную традицию. — Конечно. — Енох шумно выдохнул куда-то в район шеи — Смотря о чем ты. — Я о тебе. — отвечала ему я, укутываясь в белую простыню — Ты… ты! Нарушил… — Нда. Это не есть хорошо. — он как-то устало качал головой, вдруг перестал разбирать пряли спутавшихся волос и уставился в окно — Они сверху все видят. Ждёт меня кара небесная! — его пронзительный смех раздался громко и немного лукаво, по-издевательски.       Сегодня выдался очень жаркий день. Я бы так и провалялась в постели, восстанавливая силы за бурную ночь, но Енох не дал мне этого сделать. — Я должен тебе кое-что показать! — заявил он после обеда. Жарило ещё сильнее, чем утром, хоть голышом по улицам ходи. Миллиард так и сделал. На крики мисс Сапсан, о том, что это жутко неприлично он не реагировал, лишь нехотя натягивал полотенце на пояс, а когда птица отворачивалась, вновь скидывал его с себя. Я же одела воздушное молочное платье с рукавами-фонариками и бежевые балетки. Непослушные кудри легко развевались на жарящем ветру, который обжигал каждую клеточку кожи. — Еноох! Ты неисправим! — жалобно взвыла я, протягивая ему рубашку с коротким рукавом — Ну давай же! Под его сердитый взгляд, добавила: — Ладно, ладно, можешь оставить жилет. Но я тебя умоляю! Одень эту чёртову рубашку! — Вот именно, что она чертова. — возмущался мой суженый-ряженый, хмуря чёрные брови. — Енох! Или ты одеваешь Ее или мы никуда не идём! Ты меня вообще слышишь? — я сорвалась на крик, суя ему под нос белую рубашку в голубой рубчик. — Ты не все обо мне знаешь. Слишком много не знаешь. Отвернись! — лукаво ответил он, наконец-то взяв несчастную тряпочку. Я демонстративно отвернулась, громко цокнув. Нет, ну вы посмотрите на него, смущается он. А скакать в постели с незакрытой дверью он не стесняется! Кстати, после той бессонной ночи было ещё много таких и даже покруче ночей. После этого мы громко и хрипло дышали, вспоминая свои действия под одеялом, откинувшись на спинку кровати. Я слышала ворошение, видимо, что-то доставал из комода. — Все? — Все. Я обернулась. Передо мной предстал прекрасный Енох, со своими привычно взлохмаченными волосами, коньячного оттенка глубокими глазами и тонкой полоской губ в легкой ухмылке. На нем был синий кардиган, под кардиганом та самая рубашка и зауженные синие штаны. На ногах довольно хорошо сидели привычные горчичные ботинки. Руки он сложил на груди, а потом негромко засмеялся. — Чего стеснялся-то? Сколько раз я тебя уже видела в неглиже? Дай-ка посчитаю. Раз десять за неделю. — возмущённо усмехнулась я. — Обижа-аешь! — протянул он, растягивая свою улыбку — Не меньше пятнадцати! — Тем более! Что скрывать? Енох тяжело вздохнул. — Ты уверена, что хочешь это узнать? — Да. Уверена. — твёрдо ответила я, переминаясь с ноги на ногу в ожидании. Енох молча засучил левый рукав и протянул мне руку. Я подошла ближе и ужаснулась. Вся рука была в грубо зашитых шрамах, выделяющихся на бледной коже довольно плотными розово-бордовыми полосами. Они были очень уродливы, может на мужчине смотрелись и не так страшно. Теперь понятно, почему он носит длинные рукава на рубашках. Теперь понятно, почему я этого не видела раньше — он всегда просыпался раньше, а в ночи я не разглядела их, да что уж там, и не пыталась! Когда что рассматривать, если тебя офигенно…ммм… просто прекрасно… ладно, не важно. Но очень приятно, все-таки. Слишком уж доставляет удовольствие. Енох не спеша засучил второй рукав. — После смерти родителей на меня напали пустоты и разодрали все руки. Зашивали вместе с головой. — пояснил он — Поэтому давай оставим так. — Енох опустил рукава. — Д-да, прости. Я-я… — мне стало так стыдно, что я даже слегка покраснела. Сама не заметила, как меня резко подтянули к себе и довольно похотливо поцеловали, все ещё оставив руки на талии. Он проводил левой рукой по спине, я обхватила его плечи и страстно выцеловывала каждый сантиметр губ, играя языком. Когда в легких появилось неприятное жжение, я отстранилась. Уткнувшись лбом в его подбородок, крепок обняла и тяжело вздохнула. — Ну что, теперь идём? — Енох поторопил меня, потянув за руку к двери. — Да, конечно идём.

***

      Мы разгуливали по улицам острова, ни о чем не раздумывали, просто бессмысленно болтали, крепко держась за руки. Море сегодня было как никогда спокойно, воздух возле него был влажным и в такой засухе просто необходимым. Чайки кричали во всю гортань, создавая эффект некой идиллии, которую многим хочется видеть в окно после шестидесяти. Мы сидели на берегу около получаса, а потом бесились, бегая босиком по песку. Когда устали, снова уселись на песчаный пляж и начали рассказывать забавные истории из жизни. — Ты знаешь, там, где я раньше жила, было все по другому! — восклицала я, любуясь морем — Куча учителей в доме, слуги, кухарки и все прочие-прочие водились в нашем особняке. Мне казалось, что никогда мне не дадут насладиться свободой и делать все самой. Меня просто съедали, за меня все было сделано, приготовлено, убрано. Это действительно тяжело. Но мама с папой — они меня совсем не понимали. — А я жил в собственном доме. — мечтательно отвечал Енох — Он был небольшой, но места хватало всем. Никаких слуг и прочих, только мы и родители. Все сами делали. А как я мечтал о большом особняке! Это что-то! У меня была бы огромная лаборатория и куча, куча кукол. И все такие разные. И ещё собаки! Собаки! Золотистые ретриверы, две штуки, не меньше. — А мой папа предпочитал далматинов. Впрочем, помимо них, живности было огромное количество. Во первых, своя конюшня с десятью лошадьми — моя родители на них и разбогатели. Две сторожевых овчарки Оливер и Гита, одна гончая для охоты — Джессика, три кошки звались Муркой, Муськой и Ванессой. Ещё свиньи там всякие, куры, коровы. Но это уже на ферме, в нескольких километрах от города, там свои рабочие. Вот так жили. — Не жизнь — а мечта! — Так что ты хотел мне показать. Енох молчал. Он откашлялся и поднялся на ноги. Отряхнулся, встал на колено. Мои щёки алели. Неужели он собирается это сделать! — Алиса! Прими моё предложение руки и сердца! Ты согласна? — он протянул мне открытую коробочку с красивым золотым кольцом, словно обвитым веточки с серебряными листиками и розой с камнем сверху. — Это мамино. — уточнил Енох. И только теперь я понимала, насколько тяжёлый это шаг для него. Он настолько влюбился, нет, любил, что готов был отдать все ради своей любви. — Да! Я…я! — слезы сами потекли из моих глаз. Но нет, глаза не серели, они наоборот — заблестели и залились какой-то яркой лазурью, заиграли на уходящем солнце. Енох бросился ко мне и крепко-крепко обнял за плечи. Он одел кольцо на мой тонкий палец. Я все тряслась и шептала: «Да…да!» Он с лёгкостью поднял меня на руки и понёс куда-то в сторону. Куда-то туда, где нас ждёт счастье. Туда — в заоблачную розовую даль, где уже во всю заигрывался закат.