***
Вечер только начался. Друзья раскупорили вторую бутылку вина при помощи обыкновенной ручной дрели, ибо такого изысканного прибора, как штопор, у Паши в хозяйстве отродясь не водилось. — Тоха, может всё-таки водки? — Паша потянул носом кисловато-терпкий запах и скрючил скорбную мину. — Оставь, пусть подышит, — с видом знатока заявил Антон. — Если мы сейчас водку пить станем, то завтра я точно с Анькой ни в какой зоопарк не попаду. — Вы же на перформанс собирались. — А, что перформанс, что зоопарк — один хрен. — Эту бурду хоть дышать оставляй, хоть в холодильник ставь или на плиту, всё одно — бурда. Надо было коробки брать. Там тот же «юппи», зато в два раза дешевле, — продолжал ворчать Паша. — Так! Ты не отвлекайся. Я тебе задал вопрос: помнишь на третьем курсе после просмотра ты мне сунул в папку натюрморт? Маленький такой, прописаный до зализанности. На тёмном фоне зеркало, фрукты, побрякушки бабские. — Ну, — Паша нахмурился, но вино по стаканам разбулькал, — помню. А ты как догадался, что я? — А я и так и сяк прикинул — больше некому было. Чокнулись гранёные бока. Пашка хотел было залпом усугубить напиток, но на пол-стакане опомнился — не водка же — почмокал губами, опять принюхался. — Так и вправду лучше — спиртом почти не воняет. — Ты от разговора не уходи! Это же не твой точно. Где ты его взял? — продолжал настаивать друг, будто притащился посреди лета в город только затем, чтобы выяснить именно это. Паша колебался. Он до сих пор так и не смог смириться с тем, что события того времени не были бредом. Он подсунул Антону этот дурацкий натюрморт именно потому, что хотел выкинуть из головы произошедшее. Конечно, приключение было офигенное: оказаться в другом мире, как в сказке, увидеть там себя, не такого, как здесь, но именно себя. По возвращении они тогда все были как очумелые. Как вернулись — никто толком не помнил. Паше казалось, будто они протискивались сквозь узкий коридор почти ползком до ржавой металлической двери и вывалились на пол в пристрое между десятой и одиннадцатой аудиториями. За их спинами действительно была дверь из обычного листа железа, только на ней висел солидных размеров замок. Девочки плакали: они были уверены, что их опоили какой-то галлюциногенной дрянью. То, что все они видели, ощущали и слышали одно и то же, девочек не убедило. Новый вид гипноза, манипуляции с сознанием, какой-то психологический эксперимент, что угодно — только не правда. А Паша знал наверняка. И думал, что лучше бы это был эксперимент или настойка из мухоморов. Он притащил из того мира сувенир на память. Это было, когда крылатые девушки и два кентавра устроили им экскурсию по нижним ярусам дворца. Ребята жадно разглядывали всё, что им попадалось на глаза. И не только разглядывали — здесь же не музей! Трогали бархат штор и ворс диковинных ковров, усаживались на кресла с резными подлокотниками и обивкой красной кожи. Расставили на мраморной шахматной доске фигуры из яшмы и малахита. Уже в тот момент Паша намеревался сунуть в карман зелёного с темными прожилками и позолоченной пипочкой ферзя, но одна из сопровождавших их жриц не сводила с него глаз. Пашка рассердился на неё и обиделся, хотя это выглядело по меньшей мере странно. Но вообще-то могли бы и догадаться подарить что-нибудь людям на добрую память. А то водят, показывают, как они тут живут красиво: шелка кругом, посуда серебряная, мечи по стенам развешаны суперские. Тут рыжая и подхватила его под ручку, улыбаясь, оглядела заляпанную краской куртку, даже одно пятно ноготочком поскребла так фривольно. — Рисуете? — спросила она чуть шевельнув огромными, тогда Паше так показалось, абрикосовыми крыльями. — Знаете, и я рисую. Хотите посмотреть? Паша бы с большим удовольствием посмотрел на мечи и арбалеты, но хозяюшек обижать отказом не удобно. Незамысловатые натюрморты написаны явно здесь же, сборная солянка по принципу «что вижу, то пою». Сказать про них было нечего, Паша перебирал работы даже не разглядывая их особо. В тот момент на лестнице зашумели кентавры — молодые жрицы в свои покои их не приглашали — закричали: «Идёмте! Идёмте! Сейчас начнётся…» — Возьмите себе что-нибудь на память. Все побежали на улицу обратно к кострам, и Пашка побежал. Не особо вдумываясь, прихватил последнюю из картонок и сунул за надорванную подкладку джинсовки. Он вечно что-нибудь носил в этом импровизированном кармане: то чехол с кистями, то коробку красок, то пакет с бутербродами. Потом он забыл про подарок и обнаружил только тогда, когда перед каникулами забирал вещи из училища. Дурацкая картинка напугала его так, будто это был упёртый им шедевр из Третьяковки. На обратной стороне Паша обнаружил размашистую букву «Ха» и тут увидал, как друг Антон упихивает в сумку-планшет свои работы. Паша подумать даже не успел, почему он это делает, подсунул сувенир приятелю. — Вот как-то так… — Значит и правда, что правда, — нахмурился друг и потянулся к холодильнику за водкой. — А вы с Анькой никогда об этом не вспоминаете? Антон покачал головой. Он всегда чувствовал, что девушке не надо об этом напоминать. И, пожалуй, подвеску эту он ей дарить тоже не станет. Антон рассказал другу Паше о том, что натюрмортик оказался с сюрпризом. Уж как тут теперь без водки? На четвёртом заходе «ну, ещё по писяшечке» стены кухни пошли волнами, затем затянулись какой-то серой мутью. Свет не погас, но притух так, будто напряжение в сети упало до ста десяти, а то и ниже. Марево зловеще побултыхалось над головами приятелей и протянулось тёмным тоннелем за окно. Парни вытаращились в образовавшуюся густую темноту. Там в самой глубине неторопливо вырисовывался светлый силуэт. Он приближался неспешно, становился всё ярче и чётче до тех пор, пока над подоконником не явилась в полный рост женщина в белой тунике и с огромными крыльями. — Вспомни говно, оно и всплывёт, — обречённо изрёк Паша. — Это ж та самая, помнишь, которая у них вроде королевы. Женщина протянула руку к Антону и зашевелила губами. Выражение лица её было весьма сурово, брови сведены к переносице, глаза злые, как у училки, требующей незамедлительно подать ей дневник. — Размечтался! — хихикнул Антон. — Так прямо к тебе на кухню и сама королева пожалует. Нет. Это демоны искушают нас! — он осенил себя и морок крестным знамением, подождал немного. — А может взаправду королева? Извините, — Антон показал себе на уши, — у вас звука нет. Женщина оглянулась вокруг, сделала несколько замысловатых пассов и повторила перст указующий при этом особо старательно разевая рот, но звука всё рано не было. — Я же говорил! Херня это. Не может быть королева такой криворукой. У неё звук был бы обязательно. — Слышь, она может за этим пришла? — Паша скосил глаза на Антонову майку, под которой, как он теперь знал, болталось на цепочке маленькое серебряное крылышко. Антон вытащил цепочку, зажал её в кулаке так, что снаружи осталось только оно, и протянул жрице. Она потянулась, но Антон быстро забросил кулон обратно за пазуху. — Хрен вам, мадам! — выбросив руку вперёд, парень сотворил соответствующий моменту жест. — Ещё не хватало всяким галлюцинациям такие хорошие вещицы отдавать. У жрицы глаза сделались круглыми, рот тоже, она набрала в грудь воздуху и разразилась гневной тирадой, которую, впрочем, всё равно не было слышно. — А ты уверен, что она галлюцинация? — Смотри, у неё через ноги твои горшки с кактусами просвечивают, — показал пальцем Антон. Паша осмелел, вылез из-за стола и зашёл жрице за спину. — С этой стороны тоже просвечивает, правда, только до подола, а дальше нет. Жалко. — Паша попытался заглянуть жрице под тунику. Жрица забеспокоилась, оглянулась, но за спиной она видела что-то другое, а вовсе не Пашу и не подоконник с цветами. Она нервно дёрнула крыльями, и Паша ощутимо получил по носу. — Э! — воскликнул он. — А что сразу драться-то? Я же ничего не сделал, только посмотрел. Он схватил жрицу за перья и мстительно дёрнул. Женщина подскочила под самый потолок, несколько больших гладких перьев остались у парня в кулаке. Антон чиркнул спичкой прикуривая сигарету. — Всё-таки это дьявольщина какая-то! У тебя крещенской воды не осталось случайно? — Не-а, — Паша продемонстрировал приятелю свой улов. — Давай сожжём, может она тогда исчезнет? — Нет. Утром посмотрим, если к утру мы протрезвеем, а они всё-таки останутся, значит она, — Антон ткнул пальцем в сторону продолжающей размахивать руками и демонстрировать устрашающие физиономии женщины, — не галлюцинация! — и, выхватив у друга трофей, сунул перья в морозилку. Женщина потрясла воздетыми к небу кулаками и растворилась в сером мареве. Кухня осталась целой и невредимой. Друзья разом добили оставшуюся водку и, не обменявшись более ни пол-словом, разошлись по лежбищам. В церемониальном зале грязно ругалась Верховная жрица, что есть силы выворачивая шею, она пыталась рассмотреть, какой урон нанесён её крылу. В дверях, подогнув передние ноги и утирая слёзы, тоненько и визгливо ржал Давр. — Смотри не умри со смеху, — зло крикнула Лодилия и удалилась в свои покои.Глава 12.
15 ноября 2018 г. в 15:51
В распахнутое окно сунул хвостик тонкий серп новорожденной луны. Не по летнему холодная ночь шастала сквозняком по пустому алтарному залу. Вдруг она наткнулась на кого-то тёплого, лежащего на алтарной плите. Ночь, как кошка, поиграла краем свисающего с плиты, подбитого мехом плаща, принюхалась и опознала Лодилию. Что здесь может делать Верховная Жрица в ночь, непригодную для совершения обрядов? Лодилия лежала на алтаре расправив крылья и раскинув по ним руки. Открытые глаза её выхватывали из темноты робкое мерцание — редкие искорки звёздных отражений. Мысли свернулись в змеиный клубок и спали в самой глубине сознания. Верховная жрица слушала и ждала ответов.
Сведующая в знаках окончила расшифровку своих записей, выводы не обрадовали Лодилию — слишком уж неоднозначны они оказались. Давр, конечно же, всё понял правильно, дело было именно в ключе. Будет Ключ, будет не только «запасной мирок», будет и всё остальное. Знаки предвещали новое открытие Миров и в то же время сулили жрицам многие потери. Однако, жрицы уже привыкли быть хозяйками положения не очень-то считаясь с остальными стражами Врат. И, помилуйте, причём теперь и Врата, и Хранители? Они выполнили свою функцию и больше не нужны. Честнее было бы сказать «проиграли», Дракон вернулся обратно. И если раньше жрицы считали себя первыми среди равных, завладев Ключом, могли бы стать единственными.
Лодилия отрешилась от сущего пропуская через себя флюиды мироздания, так сеть рыбака тянется через воды, пропуская ненужную мелочь и надеясь застопорить в ячеях что-то самое крупное и важное. Пылинки вились нестройным танцем в щепоти света, подаренного молодым месяцем. Верховная жрица лежала недвижно, лишь редкое неглубокое дыхание тревожило складки одежды. Ночь свернулась клубком у неё в ногах, спровадив месяц на другую сторону оконного проёма. Минул час волка. Тишина, заполняющая алтарный зал, дрогнула, разрываемая еле слышным звоном натягиваемой струны. Лодилия рывком села. Ночь, испугавшись, юркнула куда-то под алтарь.
Лодилия, ни на секунду не замедлив шага, вошла в торопливо распахнутые стражами двери. Даврово обиталище представляло из себя что-то вроде манежа, разгороженного ширмами, здесь пахло лошадиным потом и красками не смотря на настежь распахнутые окна. У стены на трёх мольбертах был установлен огромных размеров холст, загрунтованный киноварью. Давр размашистыми движениями наносил на холст мазки белой краски. На полотне в кажущемся беспорядке возникали лица, крылья и что-то ещё, не сложившееся пока в конкретные образы. Зрелище более походило на магию и вызывало нервный трепет.
«Он точно свихнулся на старости лет» — подумала Верховная, а вслух произнесла:
— Давр, мы проведём обряд проявления не зависимо от того, поможешь ты нам или нет.
— Н-да? — удивился Давр и спросил голосом родителя, поймавшего своё чадо за свершением чего-то незаконного. — И кого же мы будем являть?
Жрица не сочла нужным ответить.
— Ты вправду рассчитываешь таким образом чего-то добиться? Не слишком ли пафосно и сложно? Мой долг помогать Верховной. И, как предсказатель, я тебе предсказываю, причём, заметь, безо всяких трансов и танцев, что у тебя ни хрена не получится.
— Миры откроются. Ночью я слышала пение струн.
— О! Ты угадала эту мелодию с первой ноты? — Давр как-то неуважительно хрюкнул и, повернувшись к Верховной жрице спиной, продолжил своё занятие.
Лодилия постояла ещё какое-то время глядя на то, что входит из-под кисти «творца»: в верхнем правом углу картины Давр выписал жрицу с безумными глазами и нещадно ощипанными крыльями. Лодилия поёжилась от неприятного впечатления и покинула мастерскую.