***
У конюшни стояли две осёдланные лошади. Антуан кивнул на одну из них. Я наклонила голову набок и скривила рот в мученической гримасе. Антуан ободряюще похлопал меня по спине и помог взобраться в седло. Мы спускались по дороге, она завивалась спиралью и, по моим внутренним ощущениям, вела нас куда-то под замок до тех пор, пока не упёрлась в стену белого муара. Антуан простёр руку в приглашающем жесте. Я, задержав дыхание, нырнула сквозь молоко и легко, безо всяких диковинных ощущений оказалась на другой стороне. Разжмурившись, увидала перед носом ухмыляющуюся Антуанову физиономию. — Получилось, — констатировал он. — Что видишь? — А почему ты спрашиваешь? — Ты — оборотень еврей? Отвечаешь вопросом на вопрос? — Просто меня бесит, когда я не понимаю, чего от меня хотят. Камни вижу, большие, чёрные, много. Антуан молча смотрел на меня ожидая продолжения. — Ну, — протянула я, как ученик у доски, собирающийся вспомнить то, чего он не знал, — раньше я, во всяком случае, таких не видела. Хозяин вздёрнул бровь. Я возвела очи горе. Над нами было серовато-клочковатое небо, такое же как везде в этом мире. Ан нет, не везде: я вдруг ясно ощутила, что уже бывала в этой локации. Потянула ноздрями воздух. Это место определённо мне знакомо, только кошачьи глаза видели здесь нечто иное. Хозяин таскал меня из одного места в другое заставляя смотреть, нюхать, слушать до тех пор, пока я не смогла поймать хвост ускользающих ассоциаций. Два вИдения наконец-то соединились в моей голове. Когда мы выехали обратно на дорогу, уже стемнело. Плиты мерцали в темноте. Все дороги было видно: они переплетались, жёлтыми нитками сшивая пространство мира отверженных. Красиво. — Срежем путь, — Антуан пересёк барьер. Следом за ним я выехала на берег. Волны, серые и густые, как ртуть, накатывались без единого звука. Белые фигуры понуро бродили в сумраке, то выбираясь на берег, то возвращаясь в море, распластывались на воде, как утомлённые пловцы. Море поглощало их без всплеска утягивая в глубину. Продолжая сегодняшний урок, я перебирала ощущения выискивая нужную зацепку для памяти. Ничего не находилось, но смутное беспокойство не отпускало. Эрдиас то и дело оглядывался поторапливая меня и беспрерывным нытьём оповещая мир о своём разочаровании. Я вознамерилась треснуть его как следует по башке, и тут мой взгляд выхватил в густоте сумерек что-то знакомое. Крик набух у меня в горле, но я заткнула себе рот ладонью страшась взбаламутить вязкую тишину. Вдоль кромки воды брела Нато. Моя Нато: белая едва ли не до прозрачности, широко раскрытые глаза смотрят в пустоту, руки, развороченные шрамами, безвольно опущены, ноги загребают жёсткий песок. На мою руку легла тёплая ладонь, шёпот пробился через бурю, клокотавшую у меня в голове: — Молодец, ты — молодец, не надо кричать. Не тревожь её, не буди. Поедем отсюда. Я закивала головой. Антуан отпустил меня. Я сдавленно прошипела лишь одно слово: «скорее». Мы помчались вдоль кромки воды, вслед нам разнёсся над океаном надрывный крик умирающей чайки. Я довезла свои набухающие гнойным волдырём эмоции до замка и там лопнула. Слёзы, сопли и нечленораздельные крики изверглись из меня, стоило лишь переступить порог. Антуан поволок меня наверх мимо опешивших молодых людей, он поглаживал меня по голове, как ребёнка, и приговаривал что-то утешительное. Я рыдала, уткнувшись носом в его грудь, бессовестно вытирая сопли о белую шёлковую рубаху. Наверное, все мужчины из мечт носят шёлковые рубахи. Больше всего мне не хотелось, чтобы сейчас явился Эрдиас или, ещё того хуже, Жако с его гнусными насмешками. В комнате было холодно. Хозяин никогда не разжигал у себя камин, ему хватало тепла, поднимающегося с кухни, мне нет. Меня колотил озноб. Возможно, виноват был и не холод, а вернувшиеся из самовольной отлучки эмоции. Мужчине, какой бы он там ни был идеальный, скоро надоело стоять посреди комнаты и служить носовым платком. Он засунул меня в кровать под одеяло, сняв промокшую рубаху, обтёр ею моё зарёванное лицо. И, со словами «ты можешь плакать, сколько душе угодно, а я пока немножко досплю», примостился рядом со мной. Я устыдилась и попыталась ретироваться к себе, но он по-хозяйски сгрёб меня в охапку. — Нет уж, раз пришла — так оставайся. А то ещё по дороге к молодым завернёшь, их соплями перемажешь. Да как он может так ёрничать?! Очень даже может. Для него это всё рабочая повседневность, и я в этом контексте выгляжу смешно, если не сказать глупо. Я успокоилась, прижалась к нему, согрелась. Слушая ровное дыхание Антуана попыталась дышать с ним в такт. Ощутила щекой гладкую кожу его плеча. Упругие мышцы на его руках приятно перекатывались под ладонью. Как они там называются: бицепсы, что ли? Я принюхалась: мужчина приятно пах чем-то пряным, крепким и сладким, мне захотелось лизнуть его ухо. Как говорится: быть у воды и не напиться? Не спали мы с хозяином в эту ночь. Надо отдать ему должное, он меня не торопил, плавно переводя из состояния «пожалей меня маленькую» в «полюби меня миленькую» через «какой ты заботливый и ласковый» и «давай, уже очень хочется». А потом было «ну, ещё немножечко и ещё капельку», и я ни на секунду не задумалась о том, что ему могут не понравиться мои вопли и ногти, впивающиеся в спину. Сквозь умиротворённую дрёму торкнулась мысль: очевидно за этим Антуан меня и подобрал. Но я не поддалась на её обидную провокацию. Фееричный секс штука хорошая, приятная и даже полезная, но как самоцель быстро наскучивает. К тому же мой желудок никогда не давал забыть о своём существовании. Секс сексом, а обед, завтрак и ужин должны быть по расписанию, ну, может быть, лишь чуточку позднее. Наши три дня и три ночи любви были разбавлены обильными трапезами, периодическим богатырским храпом Жако, совместным ознакомлением с некоторыми специфическими трактатами и просто томным бездельем. Хозяин решительно пренебрёг исполнением своих прямых обязанностей, заявив, что мир здешний вполне обходится и без него. Всё устраивается как-то само собою. Эрдиас начал было рассуждать, как это несправедливо, но я совершенно не имела настроения слушать его нытьё. — Раз так думаешь, то выметайся из кровати и вали обходить дозором владенья свои! В качестве аргумента я использовала два удара подушкой, больше не успела. Эрдиас столкнул меня с кровати, а сам обиженно упаковался в одеяло. Ах так?! Я распахнула окно, подхватила в охапку хозяйскую одежду и с торжествующим видом выбросила её во двор. — Ой, ой, ой, — Жако ухмыльнулся и, как был, в одном одеяле, пошагал к двери. Я перемахнула через кровать и вцепилась в одеяло зубами. Упершись всеми четырьмя лапами и размахивая хвостом, я дёрнула постельную принадлежность. Из-под неё вынырнула огромная усатая морда! Передо мной переступал с лапы на лапу полосатый средней пушистости кот. — Не ожидал! — муркнул он подёргивая большими треугольными ушами с кисточками как у рыси. А я и сама не ожидала! И так это было замечательно! От восторга я пронеслась по комнате, пропрыгала по кровати и комоду, замерла на подоконнике. Уж очень непривычно выглядел мир: практически чёрно-белый, вдали совсем размытый, но при этом какой-то слишком широкий, будто я разом смотрю прямо, вправо и влево. Я принюхалась, примерилась и выпрыгнула наружу. Мне сдаётся, мы с Котом носились по двору и саду почти всю ночь. Кончилось тем, что я, не справившись со своим новым телом, грохнулась с дерева в пруд. Кот немедленно перевоплотился в Жако, потому что коты не могут ржать как кони, а Жако ржал. Катался по земле, ухватившись руками за свой жирный живот, и ржал до икоты. Фу, какая мерзкая мокрая вода! Отряхнуться так, как делают животные, у меня не получилось, и я, решив, что гораздо приятнее вытираться обо что-нибудь мягкое, отправилась домой. Антуан с восторгом оглядел расхристанную постель, мокрые простыни и меня, уютно завернувшуюся в спорное одеяло. — Не ожидал! — сказал он. — Честно! После всех мытарств, после того, как я был уверен, что ещё одного переворота ты вообще не переживёшь, я весьма удивлён. Как у тебя получилось? Я поворочалась в одеяле, зевнула, помотала отрицательно головой. Откуда я знаю, как у меня получилось? Теперь я так устала, что вырубаюсь даже не закрывая глаз. Вот я посплю сначала, а потом подумаю, как и что у меня получилось. Утро разбудило меня пением птиц, сквозь увивающий окно плющ в комнату врывались снопы яркого солнечного света. — О-о-а-а-а-и-ым! — сладко зевнула я и открыла глаза. Никаких птичек и солнышка не было и в помине. Всё как обычно: серое небо, в одном окне каменный двор, в другом мёртвая зелень сада. Приснилось солнышко. Это потому что настроение такое. Так вот ты какой, хороший секс! Когда желания пропадают не потому, что они отчаялись ждать и сбежали к соседке, у которой молодой горячий любовник, а потому, что они удовлетворены. Они свернулись в мягкий уютный клубок и залегли где-то внизу живота. Они будут спать там до тех пор, пока не настанет определённое время цикла, или пока их не позовут. Заклинателя моих желаний я не нашла ни в кухне, ни во дворе, ни в его лаборатории, куда отважилась заглянуть, пока Александры не было рядом. В каминном зале меня встретили две угрюмые физиономии. Я не рискнула спрашивать у молодых людей, не знают ли они, куда отлучился хозяин замка. Наивно думать, что они такие наивные и не поняли, что происходит между мной и единым в четырёх лицах. Кстати, интересно, кто писал портрет его кошачьей ипостаси? Очень похоже получилось: кот с совершенно человеческими эмоциями на лице, на морде, нет, раз эмоции человеческие, значит всё-таки на лице. От моей довольной рожи, которую я при всём желании не смогла спрятать в карман, ребята скисли окончательно. Надо убираться от них подальше. И, кстати, я собиралась подумать. В спальне думалось хорошо! От подушек зазывно пахло Антуаном, на кресле валялись его вещи, должно быть, Сашенька принесла их со двора. На каминной полке устоял вопреки моим скачкам недопитый стакан вина. Так! Я не об этом собиралась подумать. В садике меня остудило воспоминание о нелепом купании. Я некоторое время промучилась выбором постыдиться мне или посмеяться. И вообще, это я упала или кошка? Может быть, Кошка это не я? Я закрыла глаза вспоминая, что чувствовала в момент перевоплощения. Все слова и картинки, приходящие в голову, я мысленно комкала, как ненужные бумажки, и отшвыривала подальше, стремясь оставить только ощущения. Сначала не очень получалось, но вот пальцы на руках и ногах начало покалывать, вдоль хребта прокатилась горячая волна. Тело начало закипать и прорастать изнутри иголками. Дёсны заломило будто это отходняк после заморозки. Блин, страшно! Я распахнула глаза, жар схлынул. Как в тот раз я смогла всё это проскочить почти не заметив? Пожалуй, пока не рискну больше пробовать. Вот Антуан вернётся и мне поможет — хоть за хвост подержит, если что… А вообще мне давно не было так хорошо, как теперь. Всё сложилось. Судьба, волокшая меня за шкиряк по своим кочкам и ухабам, завершила путь, сложила пазл, я оказалась там, где должна была оказаться. Я чувствую себя счастливой, остальное меня мало волнует. Хотя мальчиков жалко. Скорей бы единый в четырёх вернулся. Нетерпеливое ожидание подсказало мне — надо подняться на башню. Высоко сижу, далеко гляжу, не видать ещё красной армии. И чего тогда сидеть? Я разлеглась на деревянном настиле, раскинув конечности и уставясь в небо. Оно, как обычно, было пустое и серое, но мне теперь казалось, что изнутри оно подсвечено тёплым жёлтым светом. Я растекаюсь по нему, проникая во все закоулочки мира отверженных, обнимаю его и баюкаю вместе со всеми жильцами вольными и невольными. Спите, мои милые, покоя вам. Вот только мальчиков жалко. Не место им здесь. Им надо домой, к любимым вонючим краскам, к недочитанным книжкам и недопитому чаю. Мальчики, я отпускаю вас… Небо зашептало птичьими крыльями, зазвенело голосами, надо мной пронеслась яркая весёлая стайка свиристелей. Лицо моё невольно растянулось ухопоглощаюей улыбкой. Нирвана! К действительности меня вернул грохот шагов. «Как бы под ним лестница не обрушилась» — с тревогой подумала я. Из люка выскочил всклокоченный Антуан, или Жако? Лицо его беспрерывно перетекало из одного образа в другой, так что его даже невозможно идентифицировать. Хозяин мерцал, как новогодняя ёлка, и что-то орал: -…сделала, ты сделала? Ты вообще меня слышишь? Ты понимаешь, что ты сделала? Сноп солнечного света падал на верхушку башни, золотил волосы Антуана, грел мой нос, заставлял щуриться. Над нами кружились птицы. Антуан схватил меня и рывком поставил на ноги. — Смотри! — продолжал орать он. — Это птицы, ты пустила их сюда! Ты открыла двери, как тогда в своём мире. Не знаю, все или только одну, но мы это немедленно проверим. И мы уже мчимся сначала вниз по надрывно скрипящей лестнице, потом из локации в локацию. Двери такие разные: и обычные двери, и скульптуры, камни, сгустки тумана или завесы из растений, часто просто места в пространстве, которые обнаруживает только хозяин и, удивительно, я. Все работали, пропускали хозяина туда и обратно независимо от того, ожидал ли его на той стороне новый жилец или нет. — Сама не хочешь попробовать? Я отрицательно замотала головой. Честно говоря, я уже устала от бешеной скачки, от усилий для поддержания нужного состояния, от страха, что я упущу волшебство. — Чего ты боишься? — А вдруг тебя или меня не пустят обратно? Антуан расхохотался. Я впервые вижу такой неистовый смех в его исполнении, ведь главный хохотун у нас Жако. — Вот дура-то. Кто не пустит? Это же ты — ключ! — и, видя моё недоумение, продолжил, — Ты сама мне рассказала о том, что случилось в твоём мире, как ты прошла через коридор, как обратилась кошкой, и при этом открылись все переходы в другие реальности. — Ну, и что из этого? Я не понимаю… — Ты — ключ. Тебя такой создали, тебя за этим создали. Если у самой не хватает мозгов свести концы с концами, так послушай умного человека. Я послушала, но на дуру всё-таки обиделась. — Тогда мы должны сейчас же, немедленно отпустить мальчиков! Мероприятие прошло успешно. Мы втроём прошли через висящий над берегом кусок стены и оказались в до боли знакомом коридоре. Воняло свежайшей нитрокраской, было темно и тихо. Через лестничное окно видно яркую зелёную листву растущей во дворе берёзы. — Ура! — завопил Лёха. — Здесь ещё лето не кончилось! — и попрыгал вниз по лестнице через две ступеньки. Женя оглянулся, в глазах его плескалась радость: — А ты чего? А я стояла, вцепившись в раму барельефа. Я видела радость молодых людей и готова была разделить её с ними, но при этом отчётливо понимала, что моё место не здесь. Я погладила пальцем спину гипсового кота. Моё - по ту сторону стены. Сделав Женьке ручкой, я кошачьим прыжком перемахнула обратно. На той стороне меня встретил рыдающий Эрдиас, немедленно получивший от меня подзатыльник и уступивший место не в меру радостному Жако. И, о, господи, как хорошо, когда никто не задаёт дурацких, совершенно лишних вопросов.Глава 11.
9 ноября 2018 г. в 15:44
Я нашла Женю в саду. Он сидел на корточках на берегу пруда и болтал в воде обломанной веткой, как мальчишка, всерьёз надеющийся на уду без крючка и приманки наловить полведра золотых рыбок.
— Интересно, там есть кто-нибудь?
— Не-а. Пустая вода, я хочу сказать, абсолютно пустая.
— Что, даже червяков никаких нет, дафний? А ты откуда знаешь?
— Чувствую. Она мёртвая, понимаешь?
— Мёртвая, — эхом повторил студент. — Жаль. Грустно здесь.
— Да? — удивилась я. — А мне хорошо: спокойно, не надо думать, не надо ничего решать. Я только жалею, что кошка думает, как человек. Может, если побыть ею подольше, она перестанет.
— Почему ты пришла ко мне ночью? — он смотрел на меня из-под длинной чёлки, и в его тоне мне послышался упрёк.
— От тебя пахнет чем-то родным, домашним. Не спрашивай — не скажу точнее, всё-таки я тогда уже не очень, — я покрутила пальцами у виска.
— Ты хочешь домой?
Я прислушалась к себе. Внутри было тихо и пусто. Это очень странно — ничего не хотеть, но мне, пожалуй, это подходит. Теперь кажется диким, что в той жизни было столько желаний. Они толклись в мозгах, в душе, в теле, налезали одно на другое, путались и дрались меж собой. Без них стало гораздо лучше. Я представила себе, что вернулась, что все терзания души нахлынули опять. Меня покоробило. Значит я хочу не хотеть. Да, уж лучше бы я оставалась Кошкой.