Странствуя бесцельно по Англии

Я пролежал в постели добрых два дня, и только теперь почувствовал себя почти здоровым. Здесь меня приняли отчего-то почти как родного. Никто не гнал, не требовал большой платы и не пытался расспрашивать о моих злосчастных приключениях. Записную книгу, которая почему-то привлекла внимание мистера Форта, я все-таки спрятал. Пускай думает, что это письмена моего отца, пускай я тоже в этом уверен, но прочесть их не дам ему. Итак, был теплый день, солнце стояло высоко. Я позавтракал и пришел к решению идти в лес снова. Что меня там ждало? Какие тайны открылись бы на этот раз? Я не знал, но отчего-то опасался встретить мистера Волкмена. Впрочем, я думал об этом последние два дня и теперь решительно направлялся к поместью. Та же тропа, та же холодная река, тот же большой плоский камень и, вот, я уже стою перед поместьем. Время идет к полудню, солнце с трудом освещает сад из-за туч. В Торнхэлде тишина, ни одной тени не мелькает в окнах. Все точно сошло со страниц старого дневника. Что ж, так даже лучше. Я быстро вошел в сад и, обогнув половину поместья, оказался перед тем самым подвалом. Книга не врала – два амбарных замка, чуть поржавевших, все так же висели. Они показались мне довольно старыми, а потому я взялся за ручки маленьких деревянных дверец и дернул на себя. Дерево протяжно завыло, но замки даже не подумали заскрипеть. «Не вырвать!» - с досадой подумал я и здесь же сел на землю, - «не вырвать, не войти»… Но разве я мог сдаться, зайдя так далеко?! Разве мог сдаться, когда в жилах стыла кровь?! Я был обязан туда попасть. И я старался. Я бил камнями по замкам, пытался выломать ручки, но ничего. Близилось четыре часа, туман медленно начал стелиться, а я так ничего и не добился. Бессильный и усталый, сидел около подвала и все гадал, отчего не сбежалась прислуга. И только я о ней подумал, как вдруг передо мной вырос мистер Фортер. Он был весел и, кажется, немного пьян. - Что же вы здесь, мистер Уолтер! - воскликнул он, беспечно теребя меня за плечо, - у нас такой праздник! Такой праздник, а вы не заходите! И он повел меня к парадной двери, ничего не объясняя. И пусть я не желал входить в здание, пусть тело отчаянно боролось с сознанием, чтобы вырваться и кинуться прочь. Но я отчего-то пошел. Мы обогнули поместье и вошли через парадную дверь. Я не встретил ни прислуги, ни мистера Волкмена, ни кого-либо еще. Что ж, быть может, оно и к лучшему? До последнего я надеялся ни с кем не встречаться. Мистер Форт довел меня до гостиной и настоятельно просил ждать. Я ждал, бесцельно прохаживаясь взад-вперед, пока взгляд мой не привлекла висевшая картина, одна-единственная на всю комнату. Отчего-то мне на ум пришла странная, необоснованная мысль о том, что, быть может, за картиной есть какой-нибудь тайник. И в нем обязательно найдутся те самые ключи от замков, что я так ищу. Мысль та было верхом безрассудства, а потакать думам - грань бессмысленности. Но я поддался. Аккуратно приподнял ее, но ничего не выпало, вопреки моим беспочвенным, я подчеркиваю это слово, ожиданиям. Однако, какое-то животное чувство продолжало указывать именно на нее. Я просмотрел вдоль рамы, изловчился снять работу, выполненную в темных тонах, но и за ней ничего не было. А предчувствие просто требовало, чтобы я всмотрелся в саму картину. Зачем? Да просто так, по-видимому. Прямоугольная живопись, взятая по вертикали, была достаточно длинна. Вся она строилась на почти прямых параллельных линиях. В последнее время у художников проснулась любовь к статике, хотя я никогда ничего не имел против. Справа и слева возвышаются к небу высокие сосны, которые как бы берут в незавершенное кольцо вытоптанную поляну. Свет луны холодный и пугающе спокойный, чужой. Со всех сторон к поляне стелется туман. Все спокойно в ночной тишине, но вот в самом центре две фигуры то ли людей, то ли монстров. Эти две рваные, дерганные фигуры так нервны, что едва ли статичные образы леса способны скрыть воцарившееся напряжение. Их лица не прорисованы, хотя странно было бы не заметить оскала, дикого, но отчего-то беззлобного. И я хотел всмотреться, так что приблизился почти вплотную, как вдруг двери распахнулись, и в комнату ввалилась миссис Шэйр с большим серебряным подносом в руках. - Мистер Уолтер! – она остановилась, беззвучно шевеля губами, точно прокаженного увидела, и не решалась сделать хоть шаг на встречу, - мистер Уолтер, когда же вы вернулись? - Простите? - Будете чаю? – продолжала она, явно не намереваясь отвечать на мои вопросы, - я вот только сейчас поставила. Будете? - Простите миссис Шэйр, - прервал ее я, с неловкостью попытался повесить картину на место, - вы не подскажете, у кого я могу попросить ключ от подвала? Экономка вдруг побледнела, позеленела, но тут же широко улыбнулась и поставила поднос на столик. Потом взяла из моих рук картину и с насмешливостью матери поглядела на меня. - Что же вы, мистер Уолтер, пачкаетесь? У вас такой прекрасный костюм, а вы изволили пыльные картины снимать… Казалось мы говорим совсем о разном. Я не отвечал на ее вопросы, она не отвечала на мои. Уверенно повесила картину на место, вернулась к подносу и прошлась в соседнюю комнату, пояснив, что ее ждут. Я отправился следом. Стоило приоткрыть широкие двери столовой, как зал, освещенный тысячами огней, встретил меня веселым смехом. Во главе стола сидел бледный, пузатенький мужчина с красивым, благородным лицом. Рядом разливала чай молодая кухарка по имени Бэсси, экономка нарочито подавала сладости, и кто-то еще играл на скрипке, но я не рассмотрел кто именно. Вдруг из другой комнатки вышел невысокий мальчишка лет четырнадцати. Он был черноволос, черты лица казались грубыми, а глаза темными. Но эту улыбку с ямочками я, кажется, полюбил с первого взгляда. Мальчик подошел к скрипачу, и я разглядел в бледном, уставшем лице мистера Волкмена! Или это был мистер Вулфмен, только поседевший, уставший и немного не такой, каким я его видел прежде. Потом мальчишка степенно подошел к хозяину дома, поцеловал ему ручку и сел рядом, с великой аккуратностью помешивая ложечкой чай. Он был весел, говорлив, но закрыт для них. Этот мальчик говорил только то, что от него ожидали услышать и улыбался также из уважения. Мне показалось в этой детской фигуре что-то невероятно знакомое. Я присматривался, вдумчиво подмечая каждый жест, каждую улыбку и почти разгадал его, как в двери вошел высокий худощавый мужчина со светлыми волосами, уставший, но улыбчивый. Он прошел, сел за стол, заговорил с хозяином дома. И столько общего было в их чертах лиц, столько знакомого мне, что я замер в странном, пугающем оцепенении. Присмотревшись к нему, я вскоре заметил, что он чем-то был похож на меня. Со временем его перестали замечать, а он сидел, с грустью наблюдая за всеми. Казалось, мир этих людей отвергает его. Нежданно мужчина обернулся ко мне, неловко закрыв одну из тех книг, что я видел в маленькой каморке на третьем этаже. Должно быть он был единственным, кто замечал мое присутствие, потому как остальные даже не взглянули в мою сторону. Но в самом деле, тогда я просто не заметил, что есть еще один человек, способный видеть нас обоих. Вот только, в отличие от нас, мир его принял и уже ждал. Вот только я не понял этого тогда. Наши с отцом взгляды встретились, он задумчиво посмотрел на меня, точно удивленный нашей встречей, точно не узнал. На лице его запечатлелась горькая гримаса боли, досады и неверия, он потупил взгляд и тяжело вздохнул. С его уст не сорвалось ни одного звука, но я прочел встревоженное и бессильное: «Как же так? Тебе не место здесь... ты еще слишком молод...» Что бы это значило! Я жаждал узнать и уже ступил за порог, он, кажется, тоже хотел подойти... как вдруг, волчий вой. Я обернулся, чтобы тотчас прирасти к половицам. Напротив меня, шагах в двадцати, стоял волк, высокий, серый с седой проседью и печальными темными глазами. Медленно, не делая лишних движений, я пригнулся, чтобы взяться за рукоятку кинжала, спрятанного у меня в ботинке, но волк ничего не предпринимал, лишь покачал головой и развернулся, направившись в сторону. И не успел я расслабиться, как он снова оборотился ко мне, кивая головой, зовя. Должен ли я сказать, что прежде мне не доводилось встречать разумных животных, нужно ли говорить, что я не верю в их разумность? Я снова обернулся, чтобы увидеть миссис Шэйр, зазывающую меня к себе, чтобы встретиться взглядом с мистером Фортером, который уже приготовил мне кресло. Даже хозяин дома теперь оборотился ко мне, ласково улыбаясь. Только светловолосого гостя я больше нигде не замечал, точно и не было его вовсе. А с другой стороны волк уверенно звал меня прочь. Как могло животное смотреть таким уверенным, полным тревоги и волнения взглядом? - Разве я не говорил, остерегаться миссис Шэйр и мистера Фортора, если хотите жить? Детский, но уже твердый, голос как набат прозвучал где-то за спиной, а волк сверкнул глазами. Я вздрогнул, как громом пораженный. Остерегаться! Шаг, второй, я направлялся к серому зверю. А за спиной разливался смех, меня ждали, меня звали, но волк упорно требовал следовать за ним. Я обернулся всего на мгновение, чтобы заметить, как двери в столовую закрывают. Закрывают руки ребенка, бросившего мне последний исполненный тоски взгляд с той стороны... Все померкло, а перед глазами вырисовалось глубокое небо, окрасившееся вечерними красками. Я поднялся, найдя себя все возле того же подвала. Какой странный сон, однако, снился мне.... Оба амбарных замка лежали теперь в траве, вместе с ключом, а дверцы бессильно болтались из стороны в сторону под порывами ветра. - Значит, вот как вы играете… Мне никто не ответил, да и не мог ответить. Я же не счел нужным испугаться или уйти, но поднялся и пошел по аккуратной лестнице вниз, усердно складывая в памяти еще не позабывшееся видение. Какой чудесный, но такой странный сон! Более того, как много людей я увидел в нем, и как странно судьба нас свела. Миссис Шэйр, мистер Волкмен, отец и я. Где была та грань между настоящим и бредом? И кто был тот ребенок? Полпути я прошел на ощупь, но потом, когда отворил еще одни двери, передо мной предстала просторная комната, озаренная светом восьми свечей, по две в каждом углу. Я искал ответа, но нашел новую, не исчерпывающую себя загадку. Стены были каменные, повсюду видны были следы когтей, кое-где была высохшая кровь и даже клочья волос. В самом центре стоял покосившийся стул, прихрамывающий на одну ногу, а на нем лежали тяжелые цепи, залитые чьей-то давно высохшей кровью. Ничего такого, но меня объял ужас. Непреодолимый страх сковал все члены моего тела, так что я бездумно озирался. Прошелся взад, вперед. Стены. Стены... стены! Они наводили тоску, давили и почти душили. Я оперся на стул, чтобы не потерять равновесие, потому что голова моя закружилась, и нашел на нем все те же пожелтевшие страницы. - Мистер Волкмен… - слетело с моих уст еще до того, как я успел обдумать все. Слова эхом разнеслись по комнате, дунул ветерок, затушив несколько свечей, и я вдруг очнулся. Здесь нельзя было оставаться! Почему я так решил? Не знаю… я просто чувствовал: «Надо бежать!». И я побежал, схватив пожелтевшие страницы. Откуда взялись силы? Точно ветер вырвался из подвала, точно рысь я перескочил невысокий забор и бросился в лес. Скорее к реке! Уже будучи в гостиничном номере осознал всю силу того страха, что нашел на меня. Кажется, снова подступил жар, потому что я долго сидел в кресле, сжимая бумагу в руках. Что это было? Наваждение? Чье присутствие я так остро ощущал? Кто следил за мной с таким остервенением? Ветер ударил в окно, привлекая к себе внимание, и я, наконец, вспомнил о существовании страниц: «20 июня... Последние дни прошли в странной суете, увлекшей и меня в свои стихии. Прислуга носилась по дому, как заведенная, мистер Форт упорно чистил лошадей, а я, по воле судьбы, попав в ряды поваров, по какому-то неведомому мне стечению обстоятельств, то и дело седлал коня, чтобы отправиться в городок за продуктами. Негодование во мне росло с каждой такой поездкой! Чтобы я – сын высокопоставленного, родовитого человека, имевшего в предках виконтов и едва ли не братьев короля, ездил по приказам, я подчеркиваю - по приказам, даже не просьбам - в город! Кровь во мне кипела, а негодование рвалось вырваться наружу! Представление устроили – посылать графа за покупками, посмеялись должно быть надо мной! Такого я стерпеть не мог, и не терпел. Степенно ожидал возвращения дяди, чтобы сказать ему все то, что я думаю о его прислуге. Двадцатого числа первым вернулся мистер Вулфмен. Нужно сказать, я ожидал смешков и лекции о том, как нужно приструнить прислугу. Но вместо этого приобрел еще одного защитника. Нужно было видеть, как потемнели его и без того темные глаза, как взгляд наполнился негодования, так что мое возмущение меркло в сравнении с его гневом. Ох, как он кричал! Должно быть, он никогда не кричал так даже на бедного Эдварда! (А в том, что он нередко кричал на этого мальчика, я имел достаточно возможности убедиться). Кстати об Эдварде, все последние дни я ни разу не видел его, как будто пропал ребенок, а может и вообще не существовал. С приездом же мистера Вулфмена мальчишка снова стал появляться в библиотеке и даже в столовой. Ему я был особенно рад! Эдвард, наверное, был единственным человеком, уважавшим меня. Человеком, в чьих глазах я был не юным господином, но мудрым наставником. Мы хорошо с ним подружились, у нас возникла теплая, крепкая связь, которая обычно бывает между братьями, если не родными, то названными. Но меня по-прежнему пугает одна очень странная вещь. Я не упоминал о ней раньше, но от Эдварда постоянно пахнет кровью. От Эдварда и от мистера Вулфмена. Только от них двоих… «23 июня». Вернулся мистер Далтон, как и предполагалось, неожиданно. Он прибыл до рассвета и потребовал меня к себе. Против ожиданий, меня не позвали к нему в спальню, но отвели в кабинет, где он расположился сразу же по приезду. В его кабинете было холодно и темно. Несколько подсвечников по семь свеч в каждом едва ли освещали комнату в достаточном количестве. Мистер Далтон сидел лицом к окну, задумчиво смотря куда-то наружу. Когда оповестили о моем приходе, он вздрогнул, повернулся и сложил пальцы рук в замок, положив их на крышку стола. - Садись, - в его голосе не читалось абсолютно никаких эмоций. Казалось, он все еще не со мной говорит, а может, это действительно было так. И вот я сел прямо перед ним в предложенное мне кресло. Мистер Далтон долго смотрел в мое лицо, улыбался и тяжко вздыхал поочередно. И так продолжалось минут пятнадцать, пока он, наконец, не откинулся в свое кресло и не устремил взгляд мимо меня, опять же, куда-то вдаль. Он уже не выглядел таким больным, поездка пошла ему как нельзя на пользу. Вот только взгляд... Взгляд у него был как у измученного и отрешенного человека, готового перейти в загробный мир хотя бы сейчас, только позови. - Дядя, вы звали меня… Я заговорил первым, хотя не собирался и не знал, стоит ли. Но отчего-то этот умирающий, почти безразличный, потусторонний взгляд отмел все мои сомнения. Я должен был с ним заговорить. И только я позвал, он вздрогнул, перевел на меня взгляд, а я замер. Быть может, дорогой друг, ты скажешь, что мне померещилось. Но я точно видел, как по его лицу пробежала какая-то ужасная тень. Такая тень чаще всего запечатлеется на лицах людей, умирающих неожиданно. И тогда мне вспомнилось все: и многократные сны о прошлом, и постоянные ностальгии мои и прислуги! - Мистер N…, мой дорогой племянник, я позвал тебя не просто так, - начал он, даже не посмотрев на меня, - я долго думал о твоем предложении и решил оставить наследство иному человеку, - я уже хотел возрадоваться, как меня предубедили, - но Адриан, прошу тебя, не оставляй Эдварда. Он слишком мал и еще не знает своих обязанностей… - О чем вы, дядя? Мистер Вулфмен обязательно… - Мистер Вулфмен не сможет быть с ним. – Отрезал мой родственник с неимоверной сталью в голосе. - О чем вы? - Оставь его, племянник, - продолжал мистер Далтон, - оставь бедного дворецкого. Он столько перенес в жизни, что было бы слишком ужасно заставлять его жить дальше. - Вы сейчас говорите о его болезни? - Ты слышал? – он вдруг поднялся, устремил на меня взгляд и недоверчиво сощурился. Я же слегка пожал плечами, и он продолжил, - мистер Вулфмен тяжело болен. Я пытался его лечить, но медицина еще не знает такой болезни, соответственно, и лекарств нет. Я бессилен ему помочь, а он мучается со своего сознательного возраста. - Что же это за болезнь такая?» Не успел я дочитать последние строки, как в двери ко мне постучали. Я проворно спрятал листы и пригласил войти. На пороге показались оба охотника, веселые, румяные и несказанно пьяные. Дружно вошли они в комнату, один занял мое кресло, другой бесцеремонно упал на кровать, так что я мог только стоять у окна, наблюдая за ними. Выспрашивать, зачем они пришли, не приходилось. Они сами рассказали все и даже больше, чем хотели бы. Наперебой, кто скорее, говорили о том, что у реки видели высокого темноволосого человека, вещали о том, что рядом с ним гулял волк и с пристрастием допрашивали, не с ним ли я сражался. При упоминание о поле боя, я поморщился. За всеми переживаниями, горячками и недостойными мужчины обмороками, я совсем не замечал, как ныли мои старые раны. Я хорошо помнил, как очнувшись в поместье Торнхэлда обрадовался тому, что раны были не столь серьезны, как мне показалось вначале. Более того, они были профессионально обработаны, и я тогда еще подумал, какой хороший врач живет в этих краях! Теперь же я чувствовал несказанную боль в уже заживающих ранах, более того, они начинали чесаться. Внезапно в комнату ворвался мистер Форт. Он вошел без стука, без разрешения, и что более всего меня удивило, весь красный, запыхавшийся и точно обезумевший. Оба охотника тотчас протрезвели, хмуро посмотрели на него и вытянулись, так что лица их почти перекосились. - Рикки, он… пропал. Говорят, в последний раз его видели у реки...- слетело с уст мистера Форта, а я почему-то побледнел. «От них пахло кровью…», - странная мысль блеснула у меня в голове и сразу же исчезла. Я сорвался с места, но мистер Форт удержал меня. - Куда, куда вы направились! – кричал он, преграждая мне путь. - Пустите, я знаю, где он, - отвечал я, но сам не знал, стоило ли, - пустите… - За речку! – хмуро констатировал нежданный гость и схватился за руку, - мистер Уолтер, неужели вы мало там побывали, чтобы не понять, что монстр не отпустит дважды! Что же вы творите, мистер Уолтер?! - Отпустите, вы ничего не знаете! Я не успел договорить, хотя у меня было много чего, что я должен был высказать. Однако, оба охотника решили, что я в конец ополоумел и, скрутив меня, точно буйного, прижали к стене. Сперва они хотели послать за врачом, но после того, как я злобно укусил одного из них, забеспокоились, что врача ждать нет времени. Меня схватили, замотав в длинную простыню, как обитателя дома для умалишенных и под руки повели наружу. Дико было ощущать, как чьи-то крепкие руки до боли выкручивают мне локти, чтобы я не дергался, как Арчибальд Форт придерживает меня и что-то вразумительное пытается сказать, что скорее клеймит на мне образ сумасшедшего. «Вы вернетесь», - тотчас пронеслось у меня в голове насмешливо и кратко, так что я вздрогнул, и на лбу выступил холодный пот. Кажется разум мой на мгновение затуманился, потому что до меня не сразу дошли слова мистера Форта: - Мистер Уолтер, одумайтесь, по-хорошему вас прошу! Неужели вам так хочется принять смерть в столь юном возрасте! - Вы ничего не знаете, - гнул я свое. - Нет, это вы ничего не знаете! - выпалил мужчина, злобно сверкнув глазами, - думаете, видели там миссис Шэйр и мистера Форта! Думаете, жив мистер Волкмен! Нет, нет мистер Уолтер, - почти кричал мой собеседник, поторапливая охотников, - они мертвы, потому что монстр здешний убил их всех! Я говорил вам о пожаре! Так знайте, те трупы были изуродованы не огнем, но когтями. А тела моего отца вовсе не нашли, только могила есть где-то в лесу! Я замер. Младший охотник на секунду ослабил хватку, и я воспользовался мгновением, рванув со всех ног вперед. Насилу мне удалось вырваться из их стальных пут, как они зачем-то бросились меня догонять. Ну, право, зачем им было ловить человека, который сам собой уйдет через несколько дней? А пойманным я быть не хотел, опасаясь попасть в руки какому-нибудь умалишенному доктору, потому и бежал, зверем перепрыгивая через поваленные деревья и раскинутые корни, виднеющиеся из-под земли. И вот, снова река. Разуваться? У меня даже времени не было, чтобы обдумать что-нибудь, потому что я хорошо ощущал их сбившееся дыхание у себя за спиной, и потому, не раздумывая, бросился в воду. На том берегу я оказался быстро, как-то интуитивно, и думал, что спасен. Они хотели идти за мной, но внезапно за моей спиной образовалось кольцо голодных диких собак. Я замер, медленно сбросил уже развязанную простынь и терпеливо выжидал момента, чтобы вынуть маленький кинжал. Они же стояли, поджав хвосты, и угрюмо смотрели на меня, так что я не мог двинуться с места. Охотники достали свои точеные топоры, Арчибальд побледнел, даже почти перекрестился, и никто не решился преодолеть реку, когда одна из собак уступила мне дорогу. Я отчего-то сразу же вспомнил мистера Волкмена с его властным голосом, и мне показалось, что теперь мне не остается ничего, как пойти в лес, подальше от этих охотников. И пошел, изредка оглядываясь, чтобы убедиться, что псы не следуют за мной. После недолгого пробега, я оказался на гладком камне, похожем по описанию на тот, что был внесен в дневник, и решил, будто бы вскоре окажусь в поместье. Но меня встретил дикий, разросшийся сад, угрюмый и нелюдимый. И страшно вдруг стало проходить в дебри недвижимого, окаменевшего двора. Но я прошел, чтобы убедиться в обмане Арчибальда, когда передо мной выросло пепелище. Здание действительно однажды сгорело, но было достроено, словно бы по памяти, хотя и неумело. Я видел пустошь, а перед глазами то и дело всплывали озлобленные глаза Арчибальда, его перекошенное от ненависти, страха и бессилия лицо. Странный волчий вой послышался за спиной. «Рикки!» - пронеслось у меня в голове, я вспомнил этого темного мальчишку, работавшего в пивной, и как-то неожиданно горько стало на душе. «Он будет жить!» Я быстро нашел тропу, которая вскоре вывела меня на небольшую поляну. В центре стоял мистер Волкмен, освещенный ярким сиянием луны. Он заметил меня и, полуобернувшись, поманил к себе, так что я пошел ему навстречу и вскоре тоже оказался в свете небесного светила. Как же не вспомнилась мне в тот момент та картина, что висела в гостиной, с ее высокими соснами, темным небом и залитой лунным светом поляне?! Быть может, вспомни я героев тогда, все было бы иначе... Мистер Волкмен грустно улыбался, рассматривая меня мягким, ласковым взглядом, как изредка отец смотрит на дорогого ему ребенка. В нем сквозило чем-то не от мира сего, и я теперь ничему не удивлялся, заглядывая в его грустные глаза. Кто он был? Кто? Я видел во сне поседевшего мужчину пятидесяти лет, а передо мной стоял молодой, еще не достигший сорока, человек. Я читал в книге о мистере Вулфмене, жившем двадцать, а то и более лет назад, и хотя до конца не хотел верить записям, будь они правдивы, мистер Волкмен (или все-таки Вулфмен, как говорит Арчибальд?) не мог не измениться. «От них пахло кровью…», - пронеслось в голове внезапно. И мистер Волкмен, точно прочитав мысли в моих глазах, усмехнулся, заломив свои крепкие руки, прикусив до крови истерзанную губу. В моей голове тот час пронеслась мысль, разом сорвавшись с уст: - Мистер Волкмен... нет! Эдвард... - сердце с болью пропустило глухой удар, и горло сдавило так, что я не мог больше произнести ни слова. Однако он встрепенулся и, посмотрев на меня потускневшим взором, чуть передернул плечами. - Мистер Виллиам Бланш де Уолтер, сын мистера Адриана Далтона де Уолтера - пробормотал, бросив к моим ногам обнаженный кинжал. - Позвольте представиться, я - Эдвард де Вулфмен, сын мистера Джона Волкмена де Вулфмена. Как видите, я не знаю своей матери, а потому подписываюсь полными инициалами моего отца. Посему, можете обращаться ко мне как привыкли, Волкмен... Серебро светилось в лучах света, и драгоценные камни в богатой рукоятке переливались янтарным блеском, точно так же как и глаза моего патрона, когда он в задумчивости обращал свое лицо к одинокой царевне-луне. Неосознанно я поднял орудие, завороженный его красотой, и не сразу заметил, как мистер Волкмен приблизился ко мне. - А я ведь сразу узнал вас, - пробормотал он мне на ухо, крепко взяв обе мои руки, и я замер, - вы так похожи на него, на вашего отца. – Я чуть дернулся, почти выронив нож на землю, но он удержал его моими же руками, - так похожи, но так различны… - Но как! - воскликнул я, - мистер Вулфмен не был женат! Он... вы... не может быть... Я ждал ответа, но мистер Волкмен молчал, грустно улыбаясь. У меня все пересохло во рту. Я хотел сказать что-то, но голос не слушался и все, что я мог произнести, выливалось в нечленораздельные звуки, напоминающие поскуливание тех несчастных собак. Мистер Волкмен тяжело дышал мне в макушку, продолжая что-то шептать, но я не понимал ни одного его слова. Точно завороженный, все что я мог - это смотреть в его печальные, помутившиеся глаза, и бессвязно о чем-то думать. Пахло кровью, хвоей и речкой. Кровью... кровью?! Я не боялся его, но отчего-то в сердце заронилась ненависть. - Отпустите… Он лишь улыбался, крепче сжимая мои руки, так чтобы острие кинжала направлено было куда-то вверх. Умереть? Нет, я не умер бы от руки монстра, я не позволил бы ему и дальше убивать несчастных детей. Должно быть, что-то промелькнуло в моих глазах, и он вдруг усмехнулся. - Монстр, - прорычал я, выдернув руки вместе с кинжалом из его рук, - ты монстр… - Значит, таки дочитали? – рассмеялся он с насмешкой, - что ж, тем лучше. Мне не придется играть пред вами благородного господина… - Убийца… - Ан, нет… похоже, не дочитали, - с тоской покачал он головой, но тем сильнее разгорелись его глаза. - Хотя, вы не далеки от правды... - Где мальчик?! - Мальчик? – и столько неподдельного недоумения было в его голосе, так вытянулось его лицо, что я опешил. Но он быстро собрался, вскинул бровью и рассмеялся, - ах, мальчик! Зачем мне отвечать вам, мистер Уолтер? Мне совсем не хочется… Кровь во мне вскипела. Я дернулся, замахнувшись оружием, и звук холодной стали повис в воздухе. О, как горели глаза мистера Волкмена! Я читал о нем, об Эдварде, веселом, но замкнутом парнишке, ребенке не получившем в достаточном количестве человеческой любви. Но чтобы такой прелестный мальчишка вырос в настоящего монстра... Нет, я не желал ничего подобного знать! Но пахло кровью, и пред глазами вставал образ веселого Рикки, постоянно навещавшего меня, когда мне было плохо, что-то рассказывающего о своем детстве и обязательно смеющегося. - Ах, так значит, ты знал того ребенка? – усмехался он, - а он ничего, мне даже понравился. Ты бы видел его глаза… о, эти глаза… - Где он!? - А ты убей меня… - слова отчего-то прозвучали слишком сухо, - давай, чего же ты ждешь? Перед тобой тот самый зверь, ради которого ты прибыл сюда… так чего же ждать? Закончим все здесь и сейчас… В его руках сверкнул маленький ножечек и мы скрестили наше оружие. Луна играла в его прекрасных волосах, но эти глаза, черные, бесчувственные и почти неживые! Этот гортанный рык, эта полузвериная походка и ядовитая, волчья улыбка говорили громче, чем его человеческий облик. Что ж… он действительно стал монстром… - Вы прочитали, прочитали каждую строчку… - посмеивался он, и я ощущал опасность в его голосе, - и вам интересно, чем все закончится, не так ли, потому что вы видели не все страницы? Вижу, интересно, - он протянул это так тихо, но властно, что у меня на мгновение затряслись руки, - вы гордитесь своей фамилией, не так ли? Иначе, зачем вы не изменили ее, когда скрывали правду о вашем отце и матери? Вы любите ее, вы любите это древнее имя, устоявшееся веками… но, знаете ли вы… Я замахнулся, желая что-то рыкнуть, он ловко отстранился, даже не попытавшись задеть меня, и рассмеялся. Что же он хотел сказать? Он почти заговорил, губы расплылись в сладкой улыбке, и я напрягся, ожидая грубых, оскорбительных речей. Но он не закончил, потому что кто-то с силой дернул меня на себя, так что я повалился на землю. Рядом стоял высокий мужчина с проявившейся сединой на висках, немного сутулый и ссохшийся, но все еще живой. Мистер Волкмен вдруг расправил плечи, глаза его хищно, но все же беззлобно сверкнули, и он сделал несколько шагов в сторону. - Вы, наконец, прибыли, мистер Уолтер, - рассмеялся Эдвард, весело передернув плечами, - я так много писал вам, но вы ни разу не отвечали на мои письма, - он задумчиво закусил губу и продолжал, - вы так долго меня избегали, что я уже не надеялся хоть бы телеграммы получить, когда писал вам о приезде вашего сына. - Та вы знали!? - снова переспросил я зачем-то. - Я же уже говорил, что догадался тотчас, как увидел вас. Еще тогда, спящим на дереве, - перебил он меня, но тут же оборотился к моему отцу, а я все не мог вспомнить, когда это происходило, - но вы, мистер Уолтер, право, удивили меня. Я не ожидал столь скорого вашего приезда. Это все из-за него, не так ли? - тихо прошептал он, переведя на меня взгляд, - действительно, вы не изменились, мистер Уолтер... - Ты так ненавидишь меня? - Я никогда не испытывал к вам ненависти, - отвечал Эдвард, скрещивая руки на груди, - я никогда не ненавидел вас, за исключением тех дней, когда мой рассудок мешался настолько, что я возвращался домой по локоть в человеческой крови… - он хмыкнул, и я перевел взгляд на отца. - Вы обещали спасти меня, но куда же вы исчезли, мистер N…? - Не придумывай, Эдвард, на твоих руках нет человеческой крови... - Вы так в этом уверенны? Он не закончил, только глумливо усмехнулся, заломив руки. Я же приподнялся и только тогда разобрал в глухой, немного поникшей осанке, своего отца. Отчего же я раньше его не узнал? Он чуть обернулся, взглянув на меня, и устало покачал головой, вздыхая. Ничего собеседнику не отвечал. Нет, он просто не мог ответить. Его добродушие и мягкосердечие, которые с поразительной невозможностью уживались с твердым, решительным умом не могли помочь этому человеку. Что это за обещание? Что за связь была между слугой и таким благородным мистером N…? Как мой отец должен был спасти этого юношу, этого повзрослевшего юношу? Никак! И мистер Волкмен знал это как никто другой, он и сам, кажется, отчаялся искать спасения у других. Потому теперь столько скорби и едва скрываемой желчи плескалось в его потемневших глазах. Но это его не оправдывало, не извиняло и не очищало. Он убивал! - Вам нечего ответить, - пробормотал он и, присев на землю, закрыл лицо руками, - тогда к чему вся эта ваша жалость? История повторяется, не так ли? – он внезапно поднял на моего отца свой взгляд, потом резко осмотрел меня, и снова продолжал, - поэтому вы здесь? Чего вы боитесь? Того, что он пройдет через тоже, что и я? – он замолчал, пристально высматривая в лице незваного гостя хоть каплю чувств, - нет… вы боитесь, что он повторит историю вашей семьи… Я встал как вкопанный, и сердце мое отяжелело. Мистер Волкмен, кажется, что-то разобрал в моем лице, оттого он, наверное, так повеселел. - Вы никогда не рассказывали ему о вашей истории? – рассмеялся он,- так вот почему он ничего не заподозрил, начав читать ваш дневник. Он даже не догадывался, что вы – Адриан Далтон де Уолтер, что принадлежите к старой семье Далтонов, потому что он никогда не слышал вашего полного имени, не знал, кто вы по матери... - Он снова встал, гордо выпрямившись, и теперь уже обращался ко мне. - Молодой человек, вы из семьи Далтонов, что испокон веков владели этим поместьем, вы те, что властвовали над моей семьей… вы… - Довольно… - отрезал отец, встав впереди меня, - чего ты хочешь? Мистер Волкмен молчал с минуту, скучающим взглядом скользя по поляне, по лесу и небу, точно там было что-то интересное. - Ты знаешь, чего я хочу… - его голос внезапно понизился, и глаза странно засверкали, - прошу, я не могу больше ждать… дай мне умереть… человеком… Отец поднял кинжал, горько посмотрев на меня, потом на Эдварда, и вдруг отшвырнул его в сторону: - Нет! Нельзя так… Эдвард почти взвыл, повалившись на землю. Он впивался ногтями себе в руки, расцарапывая до крови, но что-то разрывало его изнутри. Глаза его налились кровью, он зарычал. Вот он! Вот он зверь! Отец крикнул мне что-то нечленораздельное и отбросил в сторону. Эдвард же с трудом стоял на ногах, его шатало в разные стороны, при том, что он издавал странный гортанный рев. Во все глаза я смотрел на этих людей. Один из них, точно дикий зверь, кинулся на второго, и они сцепились, пытаясь что-то друг другу доказать. Отец, которого я считал трусом, теперь оказался храбрее и сильнее меня, потому что я не мог даже подняться. По мере того, мое сознание отдалялось и все становилось полусном, полудремой. Точно не я сидел на той поляне, точно не я наблюдал за битвой. Мысли покинули меня, а тело пробил озноб, так что все раны тот час напомнили о себе. Но я упорно наблюдал, надеясь, что если не сейчас, то позже смогу понять смысл происходящего. Каждый удар, каждый перелом и рык я запечатлел в своей памяти. Звероподобный человек из легенд теперь вырисовывался передо мной во всем его великолепии. Нет, он не покрылся шерстью, не ходил на четырех ногах и не выглядел как волк. Но этот безумный взгляд, учащенное дыхание и испарина, выступившая на его лбу свидетельствовали о сумасшествии. Одним ударом он столкнул отца, и тот покатился вниз по склону, а во мне пробудилось негодование. Отец... он не мог так умереть. Он не мог.... Эдвард хотел было рвануть за ним, но мое существование привлекло внимание. Лицо его исказилось в полу-усмешке, полу-оскале и он медленно направился в мою сторону, так что я попятился, хоть и безрезультатно, нащупывая холодный предмет. Во мне не было страха, но отчаянье и переплетенная с ней ненависть... даже не ненависть... желание жить... Все само собой произошло, точно в одну секунду. Мистер Волкмен навис надо мной, по бледным его губам бежала струйка крови. Он что-то шептал, улыбаясь. А я все так же крепко сжимал в руках окровавленный кинжал, вошедший по рукоять ему в грудь. Я слышал его рык, его полу-стон, полу-крик, медленно угасающий. Я видел из-за его плеча, как отец выкарабкался на поляну и смотрел на меня изумленным, расстроенным взглядом, точно я совершил преступление. Но это был словно бы не я... А мистер Волкмен притом лихорадочно шептал: «Ты молодец, молодец Виллиам… спасибо тебе…» Спасибо?.. Мне вдруг стало дурно. Этот зверь благодарил меня! Что ж, лучше бы он молчал, потому что теперь во мне проснулось что-то человеческое. Если бы я видел зверя, но на меня теперь смотрел обычный человек. Вся злость, все ненависть тотчас прошла, исчезла, точно ничего и не было. А на его губах ласковое: «Спасибо!»