Странствуя бесцельно по Англии

Я задремал, читая, как это обычно со мной бывало. Когда проснулся, время подошло почти к полудню. Быстро поднялся, удивленный тому, что никто из прислуги не попытался разбудить меня, и покинул свою комнату. Дом пустовал. Я не нашел ни поваров, ни горничных, так что мне самому приходилось искать еду. Что творилось в этом странном доме, мне было неведомо, однако его пустота была только на руку. Я обошел все комнаты, которые были похожи одна на другую, а от того не находили для меня никакой ценности. То ли дело сад, разросшийся и несколько заброшенный, он походил на лес из детских сказок, в котором обычно жили эльфы и феи. Погода была чудесна, но я не наблюдал птичьего пения. Деревья также не шелестели листвой, но, как-то безжизненно повесив ветви, стояли в оцепенении. Я обошел все владения, вернулся домой, и тут же на пороге меня встретила миссис Шэйр. Встревоженная старушка со спешкой подошла ко мне, схватила за руки и только тогда облегченно вздохнула. Улыбка обнажила вереницу старческих морщин, которые были ей к лицу, и экономка ласково потрепала меня за руку, уводя за собой в гостиную. Она говорила, как обыскалась меня, как встревожилась, думая, что я покинул их. А я недоумевал, потому что сам искал, но никого из прислуги не находил до тех пор. И столько радости было на ее старческом лице, когда невзначай касалась меня, так что я не мог отказать ей в этом удовольствии. Мистер Фортер изредка присоединялся к нашим беседам, вносил дополнения в рассказы своей знакомой, и мне становилось удивительно приятно ощущать их присутствие. Мистер Фортер и мисс Шэйр вообще были очень похожи, они говорили много, но не употребляли пустых слов, сохранили в памяти много воспоминаний и теперь не боялись ими делиться. Ближе к вечеру, мистер Фортер заявил, что ему надо идти на пост, и он покинул нас. Экономку это, кажется, совсем не расстроило, потому что теперь она имела возможность вернуться к своим рассказам, без опасений быть перебитой. Мы разговорились о предыдущих хозяевах и не сразу заметили, как в двери вошел мистер Волкмен. Он был ужасно устал и задумчив. И только увидел меня, как глаза его насмешливо сверкнули, и на лице тот час растянулась добродушная улыбка. - Добрый вечер, – четко произнес он, входя в гостиную, и я заметил, что миссис Шэйр уже не было рядом. Я оставался один на один с этим человеком. - А вы, - обратился он ко мне, и я поднял к нему взор, - вижу, любите сказки… При этом он кивком головы указал на несколько книг, лежащих у меня в руках. Это действительно были сказки, старые, давно забытые. Но я с точностью мог уверить, что не брал ни одной из этих книг в руки, разве что миссис Шэйр принесла их? И, хотя я был в этом уверен, тот факт, что они лежали у меня в руках, был неоспорим. Мне стало несколько неловко, что я держал подобные книги, когда в моем возрасте подобает читать только возвышенную литературу, потому я поспешил отложить их в сторону, что не скрылось от проницательных глаз моего патрона, потому мне ничего не оставалось, как отвечать с серьезностью, данной только мне. - Сказки все любят, особенно если они правдивы… Мистер Волкмен рассмеялся и сел в кресло, приложив руку к губам в задумчивости. Мне не нравилась эта его черта, смотреть прямо в глаза, насмешливо улыбаясь, и молчать, при этом что-то раздумывая про себя. Казалось, он ведет со мной диалог, причем только мне одному непонятный, потому что, в отличие от меня, выражение лица мистера Волкмена постоянно сменялось то на улыбку, то на задумчивый усталый вздох, как будто ответ мой огорчил его, хотя я не произнес ни слова. - Мистер Уолтер, - неожиданно начал он, скрестив руки на груди, - отчего вы отводите взгляд? Еще вчера вы с пристрастием рассматривали мое лицо, неужели теперь я не по нраву вам? - Я не имею привычки рассматривать людей подолгу, как это делаете вы… - Разве вы не хотели что-нибудь спросить у меня? По вашим глазам я ожидал вопроса. - Нет, мне не было нужды ничего спрашивать. Я осекся, вспомнив, что действительно хотел прояснить один вопрос, но теперь вернуться к нему не смог бы, даже если бы захотел. Собеседник хотел было что-то ответить, но тут к нам вошла мисс Шэйр. Старушка разлила чай и села рядом, с великим удовольствием подав мне кружку. Мистер Волкмен то ли с усмешкой, то ли с напряжением наблюдал за мной и, точно нарочно не произносил ни слова. Тишина давила, но я легко совладал с ней, в отличие от бедной миссис Шэйр, которая терпеть не могла компании людей, сидящих в молчании. - Я так рада, что мы нашли вас, мистер Уолтер! Поистине, вы прекрасный человек, я никогда не видела еще такого начитанного и рассудительного юношу, – затараторила женщина, для убедительности посматривая на меня. - Более того, вы отличаетесь повышенной любознательностью к истории и ботанике! - Миссис Шэйр, - оборвал я, не наблюдая какой-либо доброй реакции на лице мистера Волкмена. Хозяин дома, а я все-таки считал его таковым, потому что иному не был представлен, услышав меня, чуть вздрогнул и устремил свой взгляд на миссис Шэйр, точно там сидела не пожилая женщина, а что-то необыкновенное. Нужно было видеть, в каком изумление исказилось его лицо, мгновенно побелев. Он резко поднялся, не отрывая от нас глаз, и, подойдя к окну, заговорил, полуобернувшись ко мне: - Миссис Шэйр? Миссис Шэйр… - недоуменно бормотал он, бросая взгляд то на меня, то на несчастную экономку, которая даже не оборотилась на его голос, - ах да, миссис Шэйр! – всплеснул он руками и тот час переменил тему. - Итак, мистер Уолтер, я знаю, что вы – охотник, но до сих пор не пойму, какой такой зверь привел вас в наши леса, и что за существо могло так вас истерзать? Он пристально смотрел на меня, точно боясь упустить хоть что-то в моем лице, пока я буду отвечать. Рассматривал каждый мой жест и каждый отведенный взгляд оценивал по своему, отчего я принял решение смотреть ему прямо в глаза и не двигаться. Но стоило мне прибегнуть к этой тактике, как мистер Волкмен тут же нахмурился. Глаза его недобро заблестели и он резко и бесшумно сел в свое кресло, несколько дергано повернувшись ко мне. И, видя такую перемену в нем, я внутренне восторжествовал, считая такое поведение собеседника последствием моей победы. - Вы правы, я - охотник, - сказал я все с той же неподвижностью и каменностью в лице, более того, добавив бесчувственности в голос, для полной защищенности от его испытующих глаз. И только собирался я нанести последний удар, способный навсегда изгладить с его лица эту победоносную улыбку, как мистер Волкмен вдруг перевел на меня взгляд, и я окаменел. Столько властности и твердости было в его лице, что мне захотелось тут же склониться. Миссис Шэйр, сидевшая до того подле меня, поспешно ушла, но он даже не заметил этого. Ее уход напряг меня, однако он никак не отразился на настроении мистера Волкмена. - Я вспомнил одну старую легенду, - торжественно заявил он. - Если вы пришли из-за реки, как утверждает миссис Шэйр, - он особенно выделил имя экономки и, удовлетворившись моей реакцией (уж не знаю, чего он увидел, но напряжение тотчас овладело им), продолжал, - то наверняка слышали о ней! – В его голосе я не чувствовал насмешливости, но торжество победителя, уверенного в своей победе, и я трепетал, предвкушая полную открытость. – Так что же, на поляне, вы видели его? - Кого, сэр? - Оборотня! – произнес он с особенной серьезностью, точно и не было той насмешливости, с которой он вел разговор прежде, и я опешил. - Лес – прекрасный дом для этих чудовищ, уверен вы именно поэтому посетили наши края, иначе какая может быть причина? Так что же, вы видели его? - Последний оборотень был убит задолго до моего рождения, - отвечал я все с той же серьезностью, и мой ход понравился ему, - а посему я не надеюсь на великую битву, но буду благодарен, если мне удастся сразиться хотя бы с волком… - Значит ли ваш ответ, что вы намереваетесь снова искать здешнего монстра? - Да, сэр… - А ваш отец знает, чем вы занимаетесь? Я несколько растерялся и не знал, что ему ответить. Не я ли вчерашнего дня говорил, что не знаю своих родителей? Забыл ли он? Нет, нет! Мистер Волкмен, как мне казалось, не тот человек, что забыл бы подобное, к тому же так скоро. Тогда что же, не поверил? Или раскрыл столь явную ложь? Я затрепетал и замер, подняв к нему взор. Мистер Волкмен, заметив это, стал серьезен, и взгляд его тот час переменился. - Ах, у вас ведь нет отца, - спокойно пробормотал он, но с каким-то отчуждением и даже неверием, - простите мне мою невоспитанность. - Ничего, - отвечал я спокойно, но голос дрожал, в нем прорезался трепет, который терзал меня, и вместе с тем забавлял моего собеседника. О, мистер Волкмен наслаждался. Ему нравилось дразнить меня, нравилось наблюдать за моими чувствами, а я не мог скрыть их, но продолжал играть четко отведенную роль. – Вам нет нужды извиняться за подобное, потому что я давно привык… - Вы хотели сказать, что мне нет нужды извиняться, потому что на самом деле вы воспитывались в семье… - уверенно оборвал он меня, ожидая ответа. Но я молчал, точно пойманный в капкан зверь. Раскрыт! – Конечно же, вы воспитывались в семье, - продолжал он, снисходительно улыбаясь, - ведь сирота должна воспитываться. Значит и вы были на попечение, не так ли? - Вы правы, сэр, - воодушевился я, хватаясь за брошенную им соломинку, - я воспитывался в семье дальних родственников… - И что же, ваш отец знает, чем вы занимаетесь? - Будет не хорошо, если мой называемый отец узнает, - отвечал я, не понимая пойман ли иль нет, - он не разделяет моих увлечений, потому что слаб характером и здоровьем. Мистер Волкмен снова рассмеялся, победоносно сложив руки, но ничего не спешил говорить. Посмотрев на часы, он перевел на меня взгляд и уверенно поднялся в очередной раз. Я поднялся следом, ожидая каких-то решительных действий, потому что беседа превратилась в хождения над бездною. Казалось, мы оба теперь понимали намеки, но никто не решался сбросить другого в эту пустошь, в этот обрыв. Хотя, единственным, кто не стоял крепко на ногах, в любом случае, был я… - Мистер Уолтер, будьте же и сегодня моим гостем, потому что ночь уже наступила. Пройдемте со мной, я провожу вас. Он говорил спокойно и добродушно. И я не ощущал более угрозы, исходящей прежде от него. Только теперь я рассмотрел, как утомился мистер Волкмен, потому что в нем не было больше сил подтрунивать надо мной. Он протянул мне свечу с жестом старого друга, и я поспешно взял ее. - Быть может, миссис Шэйр проводит меня? – спросил я, наблюдая, как тяжело дышал мой патрон, - я мог бы позвать ее и не быть вам в тягость… Он обернулся и пристально смотрел на меня несколько секунд, точно не понимая моей речи. Когда я хотел повториться и даже подошел чуть ближе, он неожиданно распрямил плечи и отвел от меня взгляд. - Ах да, мисс Шэйр, - пробормотал он в сторону, и отвечал мне, - не стоит, мистер Уолтер, беспокоить пожилую экономку. Бедная, она должно быть уже спит… Скрипучая лестница подняла нас на второй этаж, и я снова оказался в коридоре, увешанном старинными портретами. Мрак стелился вокруг, и свеча едва ли могла осветить наш путь. Мистер Волкмен при этом шел уверенно, бодро, хоть и замедлял изредка шаг, видя мою нерасторопность. Никогда прежде я не видел у него столь задумчивое выражение лица, хотя отчего-то был уверен, что за наши короткие беседы сумел хотя бы на половину изучить его. Когда мы прошли в конец коридора, он открыл мне дверь, пропуская в иную комнату, которая прежде была заперта. Это была маленькая, тесная каморка, по размерам хорошо уступающая даже той комнате, что я снял в придорожной гостинице. Однако, мистер Волкмен, кажется, был вполне уверен, что она подойдет мне и даже не пытался предложить иной, хотя я видел другие, намного уютнее этой. - Я хотел бы и завтра видеть вас моим гостем, - начал он, но тут же отвлекся на что-то и замолчал. - Я не могу у вас остаться завтра, - отвечал я, намереваясь покончить эту череду странных дней, - дело в том, что я не просто пришел поохотиться на монстра, но также поспорил на то, что проживу в этом лесу с неделю… - он смотрел на меня с полной серьезностью, внимая каждому моему слову точно изданному приказу, - потому мне надо завтра вернуться… Когда я окончил недлинную, но замысловатую речь, мистер Волкмен добродушно улыбнулся, так что на его лице проявились легкие ямочки, и пожал мне руку. - Что ж, в таком случае, я не имею права задерживать вас, - уверенно и четко говорил он, - тогда возьмите себе все, что вам понравится из этой комнаты. Мне думается, вы любите книги, а здесь их бесчисленное множество. Прежний гость собирал их… так что вы можете выбрать по своему вкусу, - он замолчал, пройдясь по комнате и уже выходя, обернулся, - я провожу вас завтра до реки, мне есть что вам сказать. Потому не уходите не попрощавшись… На том окончилась наша беседа, и он, пожелав доброй ночи, удалился в свои покои. Я долго следил, как тьма коридора укутывала его плотной завесой, точно разделяя нас. Со стен молчаливо наблюдали печальные лики прежних хозяев, и он изредка останавливался, поднимая к ним взор, пока совсем не исчез за какой-то из дверей. Я также поспешил закрыться у себя, но не тушил свечи. В самом деле, я не мог понять, как так вышло, что мне выделили маленькую, запыленную комнату, в которой все выглядело настолько ветхо, что дыхнуть было страшно. Казалось, сделаю я не правильный шаг, и воздух, сплетенный из тысячи пыльных нитей, разорвется, разрушив всю атмосферу нетронутости. Видно, прежний гость давно не бывал здесь, потому что все, даже постель, покрылось заметным слоем пыли. Я заглянул в книжный шкаф с красивыми стеклянными дверцами и изумился богатству собранной библиотеки. Должно быть, прежний ее обладатель не придерживался одного автора, но собирал самых разных, даже тех, о которых я никогда не слышал. Я, как было уже мною упомянуто, не питал любви к чтению, но не мог пройти мимо старых, пожелтевших книг, от которых пахло если не пылью, то хотя бы ветхостью. Здесь же даже взять мне было страшно хотя бы одну, потому что волшебство этого древнего шкафа тотчас потерялось бы. Посему я тихо закрыл дверцы и принялся исследовать письменный стол. В углу стояла засохшая чернильница, и перо так застряло в затвердевшей краске, что его я даже вызволить не смог бы из пут чернил. Несколько исписанных мелким почерком страниц лежали в столе, некоторые из них словно бы пытались сжечь, до того они были прожженны, но, как видно, частично уцелели. Автор владел стенографией, причем довольно умело и ловко ею пользовался, судя по легкости и непринужденности плавного почерка. Но я был знаком с данным видом записей, а посему без труда читал все, не нуждаясь даже в переписи. Записки являлись частью точно бы недописанного дневника, и оттого мне было любо найти саму книгу, которая вела свое повествование с самых начал. Я исследовал весь стол, но не нашел искомого. В прикроватных тумбах не нашлось ничего кроме исписанных, исчерканных страниц, и я совсем отчаялся. Но тут ветер постучал в окно, ударив в стекло так, что ставни заходили в разные стороны. Во мне все всколыхнулось, я поднял голову и замер в сладком предвкушении. На подоконнике, точно подставка для вазы, лежала старая небольшая книжечка, заметно примятая тяжестью сосуда. Я аккуратно приподнял хрупкий фарфор, забирая волнующий меня предмет, и раскрыл склеенные письмена. Притом вначале было аккуратно вырезано несколько страниц, которые отчего-то по форме бумаги и почерку казались мне очень знакомыми: «Тридцатое мая… Ночь выдалась ужасная. Вчера вечером, закрывшись у себя в комнате, я долго не мог уснуть, ощущая чьи-то шаги под моей дверью. В какой-то момент мне хотелось даже отворить и спросить, кому и что надобно от меня. Но странное рычание, неоднократно слышимое мной, охлаждало мое мимолетное желание. Тем не менее, даже за запертой дверью я не чувствовал себя защищенным, а от того не гасил свечи и сидел в кресле следя за дверью. Только во втором часу, когда мистер Вулфмен, как я понял по тихим шагам, вышел из комнаты хозяина, мое напряжение немного спало. Он о чем-то шептался около моей двери, но это не только не напугало меня, даже не изумило. Мистер Вулфмен, я должен отметить, имел способность одним своим присутствием снимать напряжение, владеющее мною, и хоть я был несколько напуган всепоглощающим доверием, которое испытывал к нему, мне совсем не хотелось об этом беспокоиться. Это было странно. Тем не менее, после того, как дворецкий постоял у двери моей, мне стало совсем спокойно и я, наконец, уснул. Мне снились странные сны. Вернее будет сказать, по меркам общества они считались довольно болезненными и даже дурными. Дело в том, что в нашей семье всегда считалось, я так и не понял отчего, что сны о прошлом – дурной знак. Я же старался не придавать им большого значения, хотя бывало они беспокоили меня. Так вот, мне снилось детство. Я был еще мальчишкой, когда родители отправили меня к дяди Д… на лето. Я видел дядю, как он был, рослым, жилистым и даже упитанным мужчиной с крепкими руками и красивым телом. Уже тогда он очень любил детей, а оттого обходился со мной с невероятной теплотой и любезностью, хотя и требовал к себе уважения. Он был тогда еще довольно молод и еще не утратил юношеского энтузиазма и стремления постичь мир, потому везде возил меня с собой, обогащая мой скудный кладезь знаний, за что я был ему очень обязан. Мне снилось, как мы были у реки, ходили в лес по ягоды, притом обычно возвращались с пустыми руками, потому что по пути опустошали корзины. Мы ездили в поля, путешествовали до столицы и посещали разные выставки старинных художников. Я никогда не разделял вкусов мистера Д…, однако сейчас должен признать, они в свое время произвели на меня неизгладимое впечатление и, должно быть, определили мои теперешние вкусы. Это были сны полные света, тепла и уюта, той любви, которую не всякий ребенок получает от родителей. А от того я проснулся в прекрасном расположении духа, хоть и волновался о жутких приметах. Утром я не выходил из комнаты до тех пор, пока за мной не пришли, хотя мне очень хотелось. И подобное поведение, совершенно не свойственное моему характеру, я так же не понимал. Однако не предпринимал ничего, а только ждал. В девятом часу пришел мистер Вулфмен, и я в очередной раз убедился, что кроме него не наблюдаю больше прислуги. Тем не менее, когда я спросил о ней, он просто улыбнулся, ничего не ответив. Я насторожился. Но снова попал под чары его спокойного, внушающего доверия лица, и забыл обо всех моих тревогах. К тому же, я сделал вывод, что рядом с ним чувствую себя в полной безопасности, а потому старался всюду быть рядом. «Третье июня» Несколько дней прошли, как в тумане. Мистер Вулфмен почти не появлялся дома, кроме тех редких случаев, когда следовало звать всех к столу. Потом он снова исчезал, а я запирался в своей комнате, ожидая его скорого возвращения. Сегодня он так же рано уехал, так что я проспал завтрак. Голод заставлял меня метаться по комнате. Через пару часов, когда мысли о еде окончательно утвердились в моей голове, я решился покинуть свое убежище. Дверь тихо заскрипела, и я очутился в длинном печальном коридоре. Быстро спустившись по лестнице, точно меня вот-вот должно было что-то настичь, я в спешке вошел в первую попавшуюся дверь, которая, как и оказалось, вела на кухню. Комната была чисто выметена и убрана. Аккуратные шкафчики висели вдоль стены, блистая красотой фарфоровой посуды. Я приоткрыл дверцы одного из крайних левых в поисках хотя бы куска хлеба, но он оказался полностью пустым. Один, другой. Я изумился, не найдя ничего. А тем временем, в доме стало происходить что-то мне не понятное. Я отчетливо слышал шаги, половицы скрипели под чьим-то весом, а я по непонятной мне причине в ужасе не знал, куда же деться. Эти минуты ожидания и страха, нашептывающего мне самые неприятные мысли, казалось, состарили меня лет эдак на двенадцать. Дверь вдруг отворилась и на пороге показалась невысокая девушка, еще совсем юная. Увидев меня, она некоторое время стояла в дверях, не решаясь предпринять что-либо. Я так же ничего не предпринимал, лишь позволял осматривать себя пристальным, отчасти запуганным взглядом. - Мистер N…, - облегченно вздохнула она и поставила тяжелую корзину на стол, - простите, сэр, я не признала вас. - Вы одна здесь работаете? - Нет, - отвечала она, улыбаясь, - в последнее время хозяину нездоровится, и мистер Вулфмен просил нас приходить только для того, чтобы приносить еду, потому что шум плохо сказывается на здоровье господина. Но вы не волнуйтесь, мистер Вулфмен не оставляет хозяина одного ни на минуту, а если отлучается, за ним следит миссис Ш.., потому что она никогда не покидает этот дом. А еще мистер Ф…, правда, он предпочитает оставаться в конюшне и присматривать за лошадьми… Она вдруг осеклась и замолчала, не произнося ни слова, занялась своими прямыми обязанностями. Мне показалось, что по природе своей она говорлива, хотя и пыталась молчать, как это делают все благовоспитанные или сколько-нибудь обученные работницы, а она явно не была лишена ни того, ни другого. Тем не менее, когда мы разговорились, а это стоило мне не малых трудов, я выяснил, что она была кухаркой с довольно серым, плохо запоминающимся именем Бесси. Она не была склонна к сплетням, и оттого не выражала своего мнения ни о другой прислуге, ни о мистере Вулфмен, боясь нечаянно осудить кого-либо. Бесси говорила только факты, не добавляя ничего от себя. Так что нового я узнал от нее немного, кроме того, что помимо миссис Ш…, мистера Ф… и мистера Вулфмена в доме жил кто-то еще. Правда юная кухарка никогда не встречалась с этим таинственным человеком, а потому и не могла в достаточных подробностях рассказать о нем. Однако она добавила, что якобы этот кто-то приносит немало проблем мистеру Вулфмену своим тяжелых характером. Девушка также рассказала мне довольно странную историю, которую я записал слово в слово: «Некогда завелось страшное зверье в наших лесах, так что теперь всякий охотник боится его более волков и диких собак, потому что существо это еще никому не удалось извести. Оно похоже на человека, но и не человек вовсе. Умеет ходить на двух ногах, но вся спина его покрыта волчьей шерстью, а лицо как волчья морда, только окостеневшая. Поговаривают, что завелось оно более двух столетий назад, а то и более. И живет оно, как царь, в лесах наших, и все звери боятся и повинуются ему, как рабы служат и не посягают на его место. Рев его, как раскаты грома, и голос точно человека, но дикий, одинокий и обезумевший, так что изредка можно спутать с криком умалишенного. А то странно, что зверь этот не трогает никого кроме тех, кто сам заходит в его леса. И одно говорят от него спасение – крест и серебряный нож, потому что боится он этих предметов». Эта легенда, нужно отметить, не произвела на меня особо яркого впечатления. Она чем-то напоминала легенды об оборотнях оттуда, откуда я был родом, а потому я не счел ее правдивой. Однако, информация о существовании таинственного жителя, с которым меня так же не познакомили, волновала намного больше. «Шестое июня» Было воскресенье, так что я встал до восхода, чтобы пройтись по саду, как привык это делать в своих землях. Погода была чудесная: небо чистое, безоблачное, тумана не наблюдалось, как и тонкого, леденящего ветра, так что я смел предположить, что, наконец, настанет теплое лето. Во дворе, не успел я обойти и половину сада, меня нашел мистер Вулфмен. Сегодня он выглядел как-то иначе, несколько уставшим и даже болезненным. За последние дни он стал рассеян, тороплив и забывчив, а так же нетерпелив, задумчив и весьма странен. Казалось немыслимо то, что в нем уживалось так много противоречивости, так что я стал подозревать в нем раздвоение личности. Вы спросите меня, с чего вдруг такие перемены в моем к нему отношении? И я отвечу вам, не тая, что я все так же люблю и теперь даже уважаю его с большей силой, так что прощаю всякое пренебрежение к моему титулу, однако в последние дни он сам не свой, что пугает меня и очень беспокоит. Дело в том, что я все чаще вижу, как он ночью уходит в лес и возвращается только под утро. Если же в лес не уходит, то запирается в подвале. Мне хотелось узнать, зачем он так делает, и я однажды попытался расспросить его об этом, но он строго настрого запретил мне подходить к тому месту, даже просто проходить мимо хотя бы до тех пор, пока он сам не позволит. Итак, я пишу это не для того, чтобы как-то очернить мистера Вулфмена, но чтобы рассмотреть всю странность сложившегося быта в этом доме. Более того, мне хотелось бы верить, что это не я лишаюсь рассудка по неизъяснимым мне причинам, но сам дом и его жители являются странными. Итак, мистер Вулфмен нашел меня для того, чтобы я поспешно поднялся к хозяину дома, потому что дядя ожидал меня с нетерпением. Я недоумевал, что могло побудить его к встрече в столь раннее утро, еще не было даже шести, но не стал задавать этот вопрос, потому что на все мои расспросы обычно получал кивок головой и легкую, все чаще болезненную улыбку. В комнате мистера Д… было тепло и уютно. Пожилой человек лежал под теплым пледом, укутанный под самое горло, так что только голова его изредка поворачивалась, чтобы посмотреть, кто вошел в спальню. Меня он встретил довольно оживленно, так что я перестал сомневаться в настолько острой необходимости моего присутствия, как это прежде было мне преподнесено. Дело в том, что при моем появлении, мистер Д… словно бы просиял в лице и даже помолодел. В нем нашлось сил не только перевести на меня свой задеревеневший взгляд, но даже приподняться и подать мне руку, уверенно, хоть и слабо, пожимая ее. Я не успел еще осознать всего произошедшего, как дядя послал мистера Вулфмена куда-то, и тот с неохотой, показавшейся на его лице, удалился. Некоторое время мы сидели в тишине, и дядя таинственно улыбался, глядя на меня, так что мне становилось не по себе. В нем пробудилась та властность и сила, которую, я опасался, он потерял под гнетом тяжелой болезни. Но огонь в его глазах и смех чуть хмурящихся бровей торжественно переубеждали меня. Минут через двадцать, когда мы разговорились о моем отце и совсем забыли о том, зачем я был приглашен, в дверь постучали, и мистер Д… принял тут же серьезный, даже отцовский вид. Его соколиные глаза сурово сверкнули, и тонкие губы сжались плотнее, так что совсем исчезли. - Войдите, - прохрипел он, но все с той же властностью, свойственною его голосу. В дверях показался мистер Вулфмен. Он был бледен и изнеможен. Широкие, крепкие его плечи несколько опустились, и он сгорбился, сжался, точно желал и вовсе исчезнуть бы в ту минуту. Вперед него вошел невысокий юноша, как мне показалось, четырнадцати лет. Он был светловолос и смугл, что выглядело до нелепости дико среди белых, усталых лиц. Волосы были аккуратно уложены, хотя я заметил неаккуратность его стрижки, выглаженная жилетка подчеркивала его уже формирующуюся фигуру, штаны визуально увеличили рост. В целом, он выглядел недурно, и даже сквозило от него чем-то возвышенным. - Познакомься, - пробормотал мистер Д…, - этот юноша - приемник мистера Вулфмена. Он встанет на его место и будет верно служить тебе, потому что такова судьба его, предписанная задолго до рождения. Мы переглянулись взглядами, и я заметил недоверие в лице этого юного, светлого существа. Его глаза были настолько черны, что, казалось, солнечный свет, попадавший в них, утопал в этой тьме. Он смотрел с улыбкой на лице, но я чувствовал враждебность и даже отчужденность, и не понимал, как другие этого не замечают. Вскоре дядя утомился, и мистер Вулфмен попросил нас уйти. Мальчик послушно вышел за дверь, пожелав на прощанье хорошего дня пожилому человеку, и хотел было рвануть прочь, как мистер Вулфмен окликнул его, приказав почитать вместе со мной несколько книг. При этом он потребовал, чтобы ребенок дождался его прихода и никуда не выходил. Время было обеденное, и я как обычно читал в библиотеке, однако теперь присутствие маленького гостя, который постоянно отвлекался и печально смотрел в окно, несколько сбивало меня с мысли. Я с любопытством рассматривал мальчишку, который, кажется, был так увлечен своими грезами, что нисколько не замечал меня. Так мы просидели около двух часов, пока нас не позвали к столу. Мистер Вулфмен разливал по кружкам чай, подавал печенье и даже предложил пирог, но я отказался, тем самым, не ведая того, лишив ребенка сладкого куска. Весь день проводить в стенах библиотеки мне не хотелось, однако я был вынужден, потому что мистер Вулфмен очень меня просил дать юноше несколько часов географии и особое внимание уделить французскому, на котором сам мальчик с трудом связывал несколько слов. Когда мы остались одни, ребенок снова взгромоздился на подоконник и оттуда смотрел на меня испуганным, холодным взглядом, ощетинившись, как дикий зверек. - Как тебя зовут? – начал я по-французски, и он весь вытянулся, посмотрел на меня округлившимися глазами и прильнул к холодному стеклу, точно пытаясь вжаться в это окно. – Что-то не так? Я говорю слишком быстро? - Ваш голос, - тихо пробормотал он, но тут же осекся и устремил на меня злобный, недовольный взор, - ничего такого. Пустяки! Monsieur, ne vous embêtez pas, - окончил он, и я замер в приятном оцепенении. - У тебя прекрасное произношение, скажи что-нибудь еще! - Я прекрасно владею языком, но для мистера Вулфмена это должно оставаться в неведении… - Отчего же? Разве ты не хочешь похвастаться своими успехами? - Если я раскроюсь ему, он впредь будет говорить со мной только по-французски, а я не люблю этот язык. К тому же, когда он забывается и говорит по-французски, у меня появляется шанс избегать его указов… Он осекся, замолчал и с недоверием покосился на меня. А мне ничего не оставалось, как сделать вид, будто бы я настолько увлечен глобусом, что даже не слышал его ответа. Что ж, его причина была мне непонятна, потому как я всегда старался получить одобрение за свои заслуги. Он же не искал ничьего признания, и, напротив, таил свои успехи. После мы ни о чем с ним не говорили. Он продолжал смотреть в окно. Погода была чудесна, ласковое солнышко освещало поляну, и птичий звон разносился по округе. Чуть позже завыли волки, и он, подорвавшись с места, покинул библиотеку. Я же наблюдал из окна, как он удаляется в лес, преодолев ограду, словно лань. «Седьмое июня» В последние дни я редко выбирался из поместья, а потому еще вечером вчерашнего дня имел твердое намерение отправиться в близлежащее поселение. От молоденькой кухарки я был наслышан о нескольких книжных лавках. Дело в том, что я прочитал всю библиотеку мистера Д… еще в далеком детстве, когда изредка, но довольно продолжительно гостил у него. А посему, немало удивленный тем, что за последние годы библиотека пополнилась разве что на тоненький томик современного философа, я с твердым намерением решил создать свою собственную маленькую библиотеку. Я заранее выбрал уютную комнатку, которая находилась в конце коридора и была очень мала, так что я мог измерить ее в восемь шагов. Однако она отличалась в своей миниатюрности особенным интерьером, который очень пленял меня. Я был неравнодушен к старой кровати с тяжелым балдахином, к старому столу из черного дерева, которое неистово скрипело всякий раз, когда на него опирались. Маленький книжный шкаф до последней полки загроможденный старыми, пожелтевшими газетами, теперь представлялся мне заполненным прекрасными книгами, выбранными мною лично. Мистер Вулфмен поддержал мою затею только потому, что она казалась ему безобидной, и просил горничную прибрать в той комнате, но ни в коем случае ничего из нее не выбрасывать, потому что я просил оставить все как есть, только убрать пыль. Так что я, сразу после завтрака, окрыленный своей идеей, направился в город. Дорога шла вниз, и я шел легко и быстро, наслаждаясь прекрасными видами. В воздухе пахло хвоей, я всегда любил этот запах, он помогал мне дышать глубже, удаляя мой закоренелый с годами кашель. Иволги вили гнезда, тихо и складно что-то напевая в такт спорящейся работе, белки прыгали с ветки на ветку, внезапно подрываясь с места, точно ужаленные, и сверху вниз смотрели на меня своими маленькими черными глазками. Погода была чудесна, и я имел возможность наблюдать все то, что некогда видел в детстве. К моему восторгу, я не изменял себе и был все так же впечатлителен, так что с детства знакомый мне лес открывался все в более и более чудных красках. Я быстро дошел до плоского камня и, встав на него, принялся оглядывать местность, потому что оттуда открывался прекрасный вид. Я видел подножие гор с деревушкой, пристроенной между дорог, просторные леса и распаханные земли южнее, где земли не имели столь острого рельефа. Ветер дыхнул на меня по-летнему тепло, и я поднял очи к глубокому, голубому небу, стоявшему высоко надо мной. - Сэр? – неожиданно кто-то окликнул меня, с голосом полным изумления, и я обернулся, столкнувшись взглядом с мальчишкой из поместья. Теперь он выглядел совсем иначе, нежели в нашу первую встречу. Впредь аккуратно уложенные волосы торчали во все стороны в каком-то неописуемом хаосе. Я уже замечал, что они были стрижены неровно, но теперь это стало так неприкрыто, что я изумился неаккуратности его стрижки. Он был одет просто и без всякой роскоши, в деревенские штаны в заплатках и застиранную серую рубашку, которая когда-то давно должно быть была бела, как снег. Рубашка держалась на нем свободно, и ветер раздувал ее, что несказанно красило юношу. Он не носил больше одежды, хотя было прохладно, и при виде него я непроизвольно сжался и прочувствовал на себе странный озноб. - Вижу ты часто гуляешь один в лесу, - начал я, потому что он, молча, смотрел на меня, а я не находил иных слов для беседы, - что ж, не составишь тогда мне компанию? Видишь ли, я собираюсь в город, а идти одному очень утомительно и скучно. Он продолжал молчать, тихо рассматривая мои одежды и перебирая в руках мелкие камешки. Потом взглянул как бы мне за плечо, за которым открывался вид на деревню, и странно сжался, печально потупившись. У него были угловатые формы лица, толстые брови и тяжелый лоб, однако в моменты, когда тонкие бледные губы растягивались в улыбке, проявлялись легкие ямочки, заметно красившие его обычно хмурое личико. - Я не могу пойти до деревни, - отвечал он, чуть отступая назад, - сэр, вам необходимо идти туда? Разве вы не знаете, что в наших лесах много диких зверей? Я лишь рассмеялся. Не то чтобы я был бесстрашен или силен. Я не отличался хорошим здоровьем и силы во мне не находилось, но разве мог я сидеть целыми днями в одном только поместье? К тому же, когда-то давно я так же вольно ходил этими дорогами в более раннем возрасте, и сомневаюсь, что с тех пор диких зверей прибавилось. Более того, мысль о новой книге тотчас отгоняла все тревоги и сомнения, когда я представлял в своих руках кожаный, грубоватый переплет, когда мысленно воссоздавал запах кожи и старых страниц. Мне становилось не по себе от такой мысли, и, кажется, ни один волк теперь не испугал бы меня. Но я не стал ничего этого говорить ребенку, потому что знал, что такое недоверчивое создание, относившееся поверхностно к литературе, никогда не поймет этой живой страсти к книгам. Он же молчал, переступая изредка с ноги на ногу, и терпеливо рассматривал мое лицо в поисках ответа на свой вопрос, на что я лишь улыбнулся. И он с досадой шаркнул ногой, гордо расправив плечи. - Зовите меня Эдвард! – уверенно отчеканил он, прибавив пару фраз на французском, - только ни в коем случае никак иначе. Я не терплю иных произношений, - гордо и даже нарочито властно произнес он, так что я с трудом сдержал улыбку, которая тотчас поплыла по моему лицу. Мы разговорились, и он согласился проводить меня до деревни, однако, к моему непониманию, наотрез отказался вступать за порог леса. И мы пошли. Поначалу, мальчишка говорил мало и старался идти за несколько шагов от меня, однако, чуть позже мы сумели найти общий язык. Он не был рассеян и ветрен, как я думал о нем вначале, но умен в математике и географии, а также прекрасно говорил по-французски и даже мог немного по-итальянски. Однако, мои опасения подтвердились - он не любил книги. Даже не столько не любил, сколько не понимал, а оттого и не хотел читать их. Все ему казалось, что писатели слишком много внимания уделяют несуществующим проблемам, притом закрывая глаза на проблемы насущные, тревожащие каждого жителя Англии. Он не любил романов и считал их литературой бульварной, подходящей только для пустоголовых, излишне мечтательных людей. Конечно же, он не причислял себя к подобным, а потому и не терпел всех этих книг. За разговорами мы не заметили, как дорога вывела нас к поселку. Каменная улочка, ограненная некогда прекрасными воротами, теперь казалась несколько заброшенной, облезлой. Мы вместе вступили на каменную кладку, и Эдвард тут же отступил назад, волнительно посматривая на меня из-под косо стриженой челки. - Я подожду вас здесь, - пояснил он, и отошел за ворота, оставшись стоять в тени деревьев, - мистер N…, я совсем забыл вам сказать, - крикнул он мне вслед, когда я уже собирался уходить, - не задерживайтесь слишком. Погода обещает дождь, и скорее всего в четыре часа уже начнет стелиться туман, а потому было бы хорошо вернуться домой до этого времени. Я понятливо кивнул в ответ, в душе посмеиваясь над тем наигранным бесстрашием в его лице, когда голос едва ли не дрожал. Что ж, дабы не беспокоить моего сопровождающего, я решил действительно поступить по его просьбе и быстрым шагом направился в центр города. Нужно отметить, что сам город толком не изменился, только разве что та дорога, ведущая к поместью дяди, заросла и стала совсем заброшена. В центре же городишко казался совсем иным. Он оставался по-прежнему малолюден и беден, но во всем виден был уход и аккуратность. В центре все так же возвышалась старая башня с колоколом, которая теперь не звонила в полдень, потому что старый инструмент повредился, но была все так же красиво убрана. Магазинчики, разбросанные по площади, оставались такими же замысловатыми, с красивыми вывесками и цветными окошками. Словом, этот город по-прежнему жил и расцветал, напротив погоде, которая все хмурилась и хмурилась снова. Я быстро нашел старый домик с красивой вывеской в форме пера и книги, висящей над дверью, и вошел внутрь. В лицо мне тут же дыхнул запах книг, старых, ветхих, запыленных книг! Больших и маленьких, толстых и до удивления тонких! Я не успел осмотреться, как ко мне подошел хозяин лавки и добродушно улыбнулся, так что его поседевшие усы приподнялись, обнажая ряд ровных зубов. Я попросил у него несколько авторов, которых когда-то давно читал, но которых не находил у дяди, на что мне с сочувствием ответили, что таковых не имеется в лавке. Тогда я сам прошелся вдоль стеллажей, рассматривая предложенные книги. Авторы этих книг мне были незнакомы, так же как и сами книги, а потому я боялся брать их, опасаясь зря потратить деньги. Однако, стоило мне об этом подумать, как навязчивая идея собрать разных, не читанных прежде авторов снова отрезвила меня. - А будь, что будет! – сказал я вполголоса, решив, что если книга мне не понравится, я смогу найти ей применение, хотя бы в роли подставки под горшок, а потому взял первую, попавшуюся на глаза, - эту, пожалуйста! Старичок подошел ко мне, оценивая мой выбор, и вновь широко мне улыбнулся. У него была милая привычка, улыбаясь, щурить глаза, отчего те слегка меняли цвет с каштанового на золотисто-охровый. - Прекрасный выбор! – отвечал он, вынимая из моих рук толстую книгу с грубым кожаным переплетом. Он завернул ее в ткань и подал мне, попросив за нее меньше, чем я предполагал, а потом добавил, когда я уже собирался выходить, - если она понравится вам, у меня есть еще работы этого автора. Я улыбнулся ему, отвесив легкий поклон, и поспешно вышел. Мне понравился этот мужичок, и теперь я исполнился сильного желания прочесть книгу как можно скорее, к тому же, она была не слишком длинной. Когда я вышел из домика, то не сразу заметил, что погода действительно поменялась. Чистое голубое небо теперь с незримой скоростью заболачивалось темными облаками. И я поспешил. У леса меня все так же ждал Эдвард, весь бледный и встревоженный. Он задал пару обыденных вопросов о моей покупке и быстро зашагал прочь к поместью. Мы шли действительно быстро, оттого я скоро утомлялся, и мы часто останавливались для отдыха. При этом Эдвард постоянно озирался, как будто что-то не давало ему покоя, а иногда даже напрягался, так что я отчетливо видел, как натягиваются его мышцы. Когда мы прошли почти весь путь, туман неожиданно стал сгущаться. Эдвард бледнел шаг за шагом, дыхание его сбивалось, и какой-то странный, несвойственный человеку рык вырывался из его горла. Ударил гром, и он неожиданно схватил меня за руку, устремив на меня свой голодный, жаждущий крови взгляд. Это было как наваждение, но он тут же отпрянул, что-то бросил про то, что я должен скорее идти вперед, и я, кажется, сказал, что не уйду без него, на что он рыкнул, уверив, что мне лучше позвать мистера Вулфмена немедля. Я всего несколько секунд стоял в оцепенении, не зная как поступить. Наверное, кто-то другой в моем состоянии тут же бросился бы за помощью, но я не мог. Не мог оставить это бледное дитя, покрывшееся испариной в лесу, полном диких зверей, хотя со дня моего прибытия ни одно животное мне лично не встретилось. А потому я в несколько шагов преодолел расстояние между нами и, усадив его на спину, быстро пошел вперед. Откуда взялись во мне силы, когда я сам валился с ног, я не знал. Но, тем не менее, мы быстро дошли до дома. Все то время Эдвард тяжело дышал мне в шею, и тонкие его пальцы с заостренными, нестрижеными ногтями впивались в мои плечи, заставляя ощущать легкую, но отрезвляющую боль. Уже у дверей поместья нас встретил встревоженный мистер Вулфмен, и, видно, он уже давно обыскался мальчишку, потому что под глазами у него пролегли глубокие тени. Он забрал его в сад, а меня попросил присмотреть за дядей. Однако, я случайно подглядел, как они шли к подвалу».