Только глупец

Ветер хлестал окна кареты, испытывая створки на прочность и заставляя струи дождя отскакивать от колес и бедняги-кучера. Время от времени раздавался раскат грома, от которого по земле проходила сильная дрожь, тревожащая певчих птиц, до этого полагавших, что зима была не так уж и сурова. Теперь они наверняка готовы были изменить свое мнение. На обсидианово-черном небе ни проблеска звезд – в такую ночь покидать дом было бы не самым удачным решением, но Королева позвала его. А когда Королева желает кого-то видеть, никто не остается дома. В особенности это касалось Премьер-министра, которого долг обязал покинуть дом в одну из самых неспокойных ночей. Долг, говорил он себе, но ведь это его сердце вело его сейчас, повторяя как заклинание: люби ее, люби ее, люби ее. Его разум, обычно взывающий к его здравомыслию и спокойствию, сейчас онемел. Дворец светился множеством огней, они сверкали в маленьких окнах и стоящих подле каретах. Улицы вокруг просто терялись на фоне такого великолепия. Даже издалека можно было почувствовать звучащую внутри музыку, гомон разговоров, свет миллионов свечей, проникающий в каждый уголок, и ощутить незримый королевский флер всего происходящего. Лорд Мельбурн успел слегка промокнуть, пока дошел до парадного входа. Его влажные волосы падали на лоб, и иногда на его переносицу с них капала дождевая вода. Порой, скатившись по его носу, капля падала на землю прямо ему под ноги, пока он торопливо поднимался по ступеням. Наверняка, он напоминал мокрого пса. Что ж, в таком случае ему повезло, что королева любит собак. Однако не все ее гости разделяли подобную симпатию – потому Лорд Мельбурн удостоился немалого количества перешептываний, когда вошел в бальную залу. Все гадали, почему он, едва оправившись от болезни, снова был на ногах, особенно в такую ужасную погоду. И все пришли к выводу, что единственной причиной для всего этого было то, что лорд Мельбурн находился в полной власти Королевы. Он слышал шепот. Но он не знал, были ли это голоса гостей или ветер за окном. Лорд Мельбурн был сильно удивлен, не увидев в зале королевы. Обычно она была центром всех приемов, сияющая, словно маяк в толпе гостей, одетая в свои лучшие наряды, держащая свой подбородок выше всех. Но сейчас ее не было видно. Лорд Мельбурн заметил много лиц, которые бы счел важными, но ни одно из них его не интересовало. Герцог здесь, и Лорд тоже, но нет Виктории. ─ Она будет очень рада увидеть тебя, Уильям. Мельбурн обернулся и увидел леди Эмму, на ее лице блуждала все та же проницательная улыбка, к которой он так привык, ее брови были все так же слегка насмешливо изогнуты, пока она стояла здесь, рядом с ним, наблюдая за гостями. Она знала, кого высматривал Мельбурн. Он даже не представлял, что сказать в ответ на такое заявление. Любая фраза, приходящая ему на ум, казалась так или иначе неподобающей. А он слишком хорошо знал, сколько ушей было в этой комнате. ─ И я рад этому, ─ ответил он настолько вежливо, насколько смог. Правда, его голос слегка дрогнул. Он проклинал свою слабость. ─ Я так понимаю, ты пришел в себя, ─ сказала леди Эмма и, помолчав, добавила с сердечностью, граничащей с печалью. ─ Я волновалась за тебя. ─ Я чувствую себя много лучше, леди Портман, благодарю, ─ его ответ получился резче, чем хотел лорд Мельбурн. Леди Эмма вздохнула, наблюдая за Премьер-министром. Он разговаривал с ней, не до конца повернувшись, все еще внимательно вглядываясь в толпу гостей, словно королева могла появиться из ниоткуда среди вальсирующих пар. Это было бесполезно и безнадежно. Его взгляд был печален, а брови нахмурены, словно в нем бушевало какое-то едва понятное ей чувство. Впрочем, она сомневалась, что он и сам до конца осознавал его. Она попыталась поддерживать разговор с Премьер-министром еще какое-то время, но все еще вопросы наталкивались на все те же вежливые, но краткие ответы и тоскливые взгляды в сторону танцующих с его стороны. С ним было невозможно говорить – его сознание было целиком и полностью сосредоточено на королеве. И, словно сердце Мельбурна и без того недостаточно мучилось, парадные двери открылись, музыка затихла, и вошла королева. По зале пронесся всеобщий вздох. Лорд Мельбурн не дышал вовсе. Она выглядела такой миниатюрной, в своем коралловом шелковом платье, отделанном кружевами, и с кремовыми гардениями в волосах. Ее прическа была восхитительна. Виктория казалась такой маленькой, такой изящной, такой нежной, что могла бы сойти за куклу, если бы не выражение ее лица, выдававшее высокородную леди. Такое высокое достоинство. Она обвела глазами своих подданных, одаривая каждого благожелательными, но повелительным взглядом. Когда она встретилась с такими знакомыми зелеными глазами лорда Мельбурна, ее выражение лица сразу изменилось, превращаясь в не читаемую маску. Торжество продолжилось, музыка зазвучала вновь, и всеобщее внимание слегка рассеялось, хотя королева продолжала привлекать к себе частые взгляды гостей – больше от одних и меньше от других. Сознание некоторых и вовсе было поглощено только ею. ─ Лорд М, вы не посещали дворец в последнюю неделю, ─ заявила Виктория дерзко, словно обиженное дитя, подходя к своему Премьер-министру. Ее сердце бешено забилось в груди при воспоминании об их последней встрече. Она так нервничала, будто ее сердце боялось снова разбиться по его воле. Но ее разум, более быстрый и настойчивый, чем ее сердце, отчаянно нуждался в том, чтобы скрестить шпаги с его умом. Мельбурн, не до конца уверенный в настроении королевы, ответил, мягко улыбнувшись: ─ Прошу прощения, мадам. Я был нездоров, но, думаю, сейчас все стало гораздо лучше. Виктория пропустила вздох. Ее зрачки расширились. Имел ли он что-то в виду под этим? То, что она увидела в его глазах, напугало ее. Раньше она видела в них сдержанность и сомнение, а теперь там была твердая уверенность. Или ее воображение придумало это? Взгляды и перешептывания гостей мешали их разговору, поэтому им пришлось обратить свое внимание на других собеседников. Не по своей воле, а по необходимости. Виктория танцевала с несколькими кавалерами, но не могла удержаться от того, чтобы постоянно искать глазами лорда Мельбурна во время этих танцев. Он стоял в стороне, практически не разговаривая ни с кем, а посвятив все время ее неотрывному созерцанию. Он следил за ней, как мореплаватель следит за Полярной звездой. Это было в высшей степени неосмотрительно, но ни один из них не заботился об осмотрительности. Когда их взгляды встречались, соединенные невидимо и крепко в этом тумане из танцев, шампанского и музыки, они оба представляли, каково было бы танцевать только вдвоем в этой зале. Виктория думала о том, какую мелодию бы хотела слышать, когда он обнял бы ее за талию и прижал к себе. Мельбурн воображал, что ему бы сказали ее глаза и во что они могли бы вовлечь себя вдали от жадных посторонних глаз. Виктория видела все думы Мельбурна в его зеленых глазах, а он следил за ее мыслями, мелькающими в ее голубых очах. И они оба гадали, одна и та же ли фантазия пришла к ним на ум. Вечер сменился ночью, а ветер за окном бушевал все яростнее. Виктория не была приглашена на следующий танец, и Мельбурн, наконец, решил испытать судьбу. Приближаясь к ней, он усилием воли попытался успокоить дрожащие руки. Ему даже не нужно было произносить обычные слова, она сама подалась к нему. Это было безрассудно и глупо. И не осталось незамеченным. Веллингтон был рядом и точно принял это во внимание. Он не мог определить, было ли дело в его внезапной сдержанности от понимания их общей безрассудности, или в том волнении, которое он вызывал у нее, но сегодня вечером они танцевали не так плавно, как обычно. Когда-то они кружились, не отрывая глаз друг от друга, ища поддержку только в своем объятии, оставляя весь остальной мир без внимания. Их души оказывались единственным, что было существенно. Но сейчас они вальсировали, остро осознавая каждый брошенный на них взгляд. В этот раз мир не мог исчезнуть из их сознания, не позволял им сфокусироваться только на них двоих. И поэтому их танец не был непринужденно-элегантным. Но, несмотря на это, Виктория еще никогда до этого момента не ощущала их танец с такой остротой. Она чувствовала в себе весь мир. Гардении в ее волосах жгли ей затылок, а холод его руки проникал сквозь все слои одежды и посылал мириады мурашек по ее телу. Его глаза были полны чувств, а у нее в груди была пустота. Мельбурн действовал с опрометчивостью Уильяма Лэма, а не лорда Мельбурна. ─ Я должен поговорить с вами, мадам, ─ произнес он, почувствовав, что музыка скоро закончится. Он прошептал эти слова ей на ухо, и Виктория почувствовала, как все переворачивается у нее внутри. Она должна сохранить ясную голову. Она должна подумать. ─ Мы не можем покинуть торжество вдвоем, Лорд М, ─ прошептала Виктория. ─ Ждите меня в восточном коридоре. Через пять минут. ─ Да, мадам, ─ ответил Лорд М, опьяненный ее согласием. Они оба горели как в лихорадке, но отчаянно старались не показывать виду. Виктория вышла через дверь, ведущую в западный коридор, и Мельбурн гадал, сколько времени ей понадобится, чтобы обогнуть весь дворец и встретиться с ним в восточном крыле. Но он пойдет туда через пять минут, как и обещал. Пять минут еще никогда не тянулись столь мучительно. Каждая секунда этого времени расходилась по его венам. Он мог поклясться, что слышал ее шаги в лабиринтах дворца. Он ощущал ее дыхание по ту сторону двери. Он мог прочесть слова в ее голове. Его мутило от сдерживаемых эмоций. Четыре минуты. О, боги, почему время течет так медленно? Он начал представлять, что она скажет ему. Он обдумывал свои ответы на ее воображаемые вопросы. Он сочинял невообразимо романтичные фразы. Он знал, что им никогда не суждено быть сказанными вслух, но он упивался хотя бы призрачной перспективой этого. Это было волнующе и странно – он не чувствовал себя так с тех пор, как ухаживал за Каролиной – но даже тогда это не сводило его с ума. Три минуты. Успели ли высохнуть его волосы после дождя? Должно быть, он выглядит ужасно. Он поправил свой галстук и манжеты и бегло посмотрел на начищенные туфли. Он размышлял о том, считала ли она его старым. Он едва ли вообще спал за последние несколько дней, и его запавшие глаза наверняка выделялись на изможденном лице. Две минуты. Она выглядела такой прекрасной сегодня, как самая яркая звезда, как самая восхитительная гардения в его саду, упоительная в своей порывистости и дерзости. Одна минута. Прошу, прошу, прошу, позволь мне быть счастливым, думал он. Позволь мне это. Позволь мне получить ее. Не привлекая лишнего внимания, он твердым шагом направился к восточному выходу из залы и вышел в коридор. Ветер бесновался за плотно закрытыми окнами. Дождь неустанно барабанил по стеклам. Виктория стояла у окна спиной к нему, плечи вздымались от ее дыхания. Она слышала, как открылась и закрылась дверь, но не обернулась. Он подходил ближе. Вдох. Он подходил еще ближе. Выдох. ─ Мадам, ─ пробормотал он. Его голос прозвучал совсем близко, так что она вздрогнула от неожиданности. ─ Лорд Мельбурн, ─ последовал ответ. ─ Что вы… ─ ее голос дрогнул и прервался. Она сделала пару тяжелых вдохов и продолжила. ─ Что вы хотели сказать мне? Лорд Мельбурн никогда в своей жизни не чувствовал такой храбрости. Не желая больше ни секунды позволять бессмысленным словам отсрочивать его счастье, он сказал: ─ Мадам, я поступил с вами несправедливо. Нет, не несправедливо. Я поступил с вами жестоко, ─ Виктория хотела бы запротестовать, но он, почувствовав это, остановил ее, положив руку ей на предплечье. ─ Но больше я не намерен продолжать это. Виктория, вы… Что сказать его Королеве? Его губы не могли выразить его душу в словах. ─ Вы значите всё для меня, ─ хрипло сказал он, она никогда не слышала от него такого глубокого и дрожащего голоса. Сейчас он был уязвим как никогда, и это делало его еще более привлекательным. Ветер угрожал заглушить его. Виктории показалось, что она оглохла. Она просто не могла слышать эти слова, потому что Мельбурн не мог их сказать. Она никогда не думала, что он способен на столь глубокое переживание. Здесь не было масок, прикрас, двойного смысла, кривых усмешек, лжи и ширм. Он был просто ее спутником. Тем, кого она желала больше всего на свете. Должно быть, она грезила. ─ Вы всё для меня. ─ Как и вы для меня, ─ задыхаясь, произнесла она. ─ Как и вы для меня, Лорд М. Всегда. Всегда. Всегда. Бушующий за окном ветер только разжигал их жажду, усиливал их потребность друг в друге. И руки последовали за своими сердцами. Их губы нашли друг друга, как ищут спасительную нить в лабиринте, отчаянно желая ощутить что-то близкое и реальное. Они целовались с пылом и самоотречением. Любой мог увидеть их в этот момент. Увидеть, как они льнули друг к другу, обмениваясь лихорадочными прикосновениями ко всему, до чего могли дотянуться их руки. Их сознания заполнял только тот дурман, в котором они тонули. Виктория застонала, и этот звук ясно прозвучал в тихом коридоре, за стеной которого властвовала гроза. Мельбурн чувствовал себя опьяненным, и это ощущение кружило ему голову. Рука Виктории коснулась стекла. Оно было ледяным, и кончиками пальцев она чувствовала, как капли дождя стучат по нему. От ее руки окно запотевало, капельки воды быстро скатывались вниз. Влюбленным пришлось оторваться друг от друга только для того, чтобы сделать вздох. Гардении упали из прически Виктории, оставив в каштановых прядях только несколько нежных лепестков. Покрасневшая и тяжело дышащая, она, наконец, смогла пробормотать: ─ Я должна встретиться с вами завтра. ─ Нет, мадам, вас могут увидеть. Его беспокойство выглядело забавно, учитывая то, какими поцелуями они обменивались только что, стоя в коридоре рядом с залой, полной любопытных сплетников. ─ Не увидят, лорд Мельбурн. Не сомневайтесь во мне. ─ Я не могу подвергнуть вас такому риску, если вы опять приедете ко мне домой. ─ Тогда я увижусь с вами в Брокет Холле! ─ воскликнула она, схватив лацканы его фрака и притягивая Мельбурна ближе к себе. Она вглядывалась в его лицо, в его глаза, ища в них отблески той страсти, которую он только что показал ей. ─ Там мы будем совершенно одни, не так ли? Вы согласны на это? Ее голос прерывался от недостатка воздуха, от порывистого дыхания, но надежда в нем затмевала все. Она еще никогда не испытывала страсти, и это ощущение сейчас приводило ее в оцепенение. Она сама не понимала, что приводило ее в такое возбуждение – и поэтому оно заставляло ее действовать именно в это новой, странной манере. Он улыбнулся ей особенной мягкой улыбкой. ─ В Брокет Холле, мадам? Всегда. Виктория взяла руки Мельбурна в свои ладони, отнимая их от своего тела, как восковую печать от пергамента, и сжала их. Она смотрела на них и думала, что в этих руках заключены величайшие сокровища Короны. Страх заставлял их дрожать. Если бы у нее была власть над его телом, она бы успокоила их, прогнала бы эту дрожь, чтобы они вновь были тверды и уверены. Но у нее не было такой власти. И все же, этот трепет показался ей необычайно милым. Она улыбнулась, в ее груди зародился нежный легкий смех, согревающий ее сердце, поднимающийся с ее дыханием и замирающий на губах маленькой усмешкой. Очаровательно. Она наклонилась, все еще не отрывая глаза от его рук, и поцеловала костяшки его пальцев. Ее прикосновение было исцеляющим. Ее губы – бальзамом для него. Он не мог вымолвить ни слова, его красноречие давно иссякло. В нем не осталось пламени – он отдал все ей. Она владела им полностью. Она забрала его сердце с собой. ─ Я так устал быть несчастным, мадам, ─ сказал он, одурманенный ее чувствами и потому не способный мыслить здраво. Она сжала его руки еще сильнее, нежно лаская большими пальцами их тыльную сторону. ─ Вы больше никогда не будете несчастны, милорд. Обещаю вам. Она поцеловала его снова, быстро, но от этого не менее нежно коснувшись губами его скулы. Он наслаждался этим коротким прикосновением, ощущая его еще долго после того, как она отодвинулась. Прикосновение к его щеке. Прикосновение. ─ Я должна вернуться к гостям. Я ведь увижу вас завтра в Брокет Холле, да? ─ Я поеду туда рано утром и встречу вас. ─ Я буду думать только о вас до тех пор, пока мы не встретимся вновь, ─ пообещала Виктория. И это было правдой. Она не могла и помыслить ни о ком другом. О другом голосе, других глазах, других руках на своем теле, другом разуме и душе. Он приснится ей сегодня ночью. Виктория, наконец, отпустила его руки. Была ли польза от его рук, если они больше не держали ее? Он остался стоять в коридоре, бесцельно слушая бушующую за окном грозу. Его рукам не хватало ее тела, его губам не хватало ее поцелуев, его глазам не хватало ее лица, а она уже ускользнула от него, вернувшись к своим обязанностям. Женщина осталась в этом коридоре, со своим Премьер-министром. Женщина, которой принадлежали упавшие на пол гардении. Эта женщина была заключена в нектарной сладости этих цветов, в бархатных лепестках, что тоньше и нежнее шелка. А Королева вернулась к своим подданным. Мельбурн наклонился и бережно поднял цветы. Выпрямившись, он поднес их к лицу, вдыхая тонкий аромат и глядя на не желающий затихать ливень за окном. Запах был таким же сладким, свежим и легким, как и весна, как и возлюбленные, носящие их. Но за всеми этими такими знакомыми нотками он уловил другой аромат, который не принадлежал цветку. Это был запах духов, дорогих масел, свечей и пудры: это был ее запах. Он забрал цветок с собой. Но ни он, ни Виктория не заметили лорда Веллингтона. Лорд Веллингтон наблюдал за ними. В безмолвном изумлении.