Pretty kitty

Сьюки

      Сжав дрожащей рукой обеденный нож, оставшийся с последней трапезы, я вырезала неровную линию на задней стенке шкафа — рядом с шестью такими же. Шкаф, наполненный аккуратно развешанной новой одеждой, снова стоял вертикально. При виде блеклых и мешковатых платьев я тосковала по яркой, красивой одежде, которую купила за несколько часов до того, как оказалась здесь.       Как только царапина стала достаточно глубокой, я бросила нож на пустую тарелку, стоявшую на маленьком столике. Клодин вернется, заставит ее исчезнуть, а к завтраку наколдует новую посуду. Она даже не заметит щепок, застрявших в зазубренном лезвии, прежде чем нож пропадет. Ни разу не замечала.       Протянув руку, я провела по последнему следу на темном дереве, поглощенная горем из-за значения этой метки.       Она означала седьмой день.       Я провела здесь семь дней. Семь дней вынужденно просидела в этом пригодном для дыхания вакууме, слушая оглушительную тишину и порой нарушая безмолвие своим криком. Иногда я выкрикивала имя Эрика. Но чаще всего просто издавала злой, противный визг. Временами пела Адаму, пытаясь окончательно не впасть в отчаяние. Он заслуживал лучшей участи, чем мать, страдающая от клинической депрессии, поэтому я напевала коротенькие колыбельные, которые обычно пела бабушка. «Ты — мое солнышко», «Пикник медвежонка Тедди», «Три слепые мышки», «Сияй, сияй, маленькая звездочка», даже если поблизости не было звезд. Семь дней без ночей. Без ветерка. Без птиц. Без жизни. Однообразие нарушали лишь визиты Клодин, но всегда короткие. Мэб могла что-то заподозрить, если Клодин будет надолго исчезать в месте, где феи не могут ее отследить.       Ничего не менялось. Дни я отмеряла только по своим часам.       Я стала большой. Просто огромной. Безумно, пугающе крупной. Если верить предсказаниям Людвига и размеру живота, то я достигла уровня восьмого месяца. Адам теперь свободно двигался, брыкаясь и кувыркаясь днями напролет. Я пыталась убедить себя, что мы с сыном оказались в одинаковом положении, и он не жаловался. Он тоже находился там, где пейзаж никогда не меняется. Адаму, кажется, нравилось постоянно плавать и спать. Я ему завидовала. Мой ребенок куда терпимее относился к одиночному заключению, чем я.       Клодин появлялась два-три раза в день, чтобы убедиться, что я в порядке, и приготовить еду. Я вела себя вызывающе и даже подумывала о том, чтобы объявить голодовку. Если бы не Адам, то именно так бы я и поступила. Но запас терпения феи оказался неисчерпаемым: она безропотно убирала бардак, который я устраивала из мебели и других вещей, а затем наколдовывала новую еду и воду. Даже стерла дымящиеся дыры, которые я проделала в серой траве, пытаясь выбраться из этой дерьмовой дыры. Увы, мне не удалось разорвать Шов. Появился лишь небольшой черный кратер, ничем не отличающийся от тех, которые делал Джейсон, швыряя вишневые бомбочки на бабушкин газон. Пришлось отказаться от Света в качестве спасательного средства. Следовало бы знать, что все будет не так просто. Когда появлялась Клодин, я старалась сосредоточиться на ярости. Не хотела, чтобы фея поняла, что мои каждодневные детские беспорядки — всего лишь уловка.       Она бы начала с подозрением относиться к тому, чем я занимаюсь целый день, если бы я не психовала, опрокидывая кровать и кресло, которые она для меня наколдовала.       А на самом деле я читала.       Всякий раз, когда не спала, я изучала коллекцию книг, просматривая один гигантский том в кожаном переплете за другим. Сначала я просто сидела на траве рядом с бесконечным стеллажом, разложив вокруг несколько книг и подыскивая текст, который подсказал бы, как отсюда сбежать. Но через пару дней живот стал слишком большим для такого неудобного положения. Спина начала страдать. Пришлось таскать книги в центр газона, где стояло удобное кресло, и прятать их под матрасом. Когда свет сигнализировал о появлении Клодин, я быстро запихивала книгу за спину, и ругалась с феей, пока она не уходила, а затем возвращалась к чтению. Покончив со всей партией, я вразвалку возвращалась к стеллажу, аккуратно складывала все туда, где взяла, а затем брала несколько новых томов.       Я заслуживала гребаной медали.       Не за чтение. Благодаря новообретенной способности к языкам, теперь я могла читать каждую книгу с такой легкостью, словно передо мной была «Магия для чайников». Нет, я заслуживала медали, потому что изучала каждую страницу, ища подсказку о том, как вернуться к Эрику. К настоящему моменту я просмотрела, наверное, не меньше ста тысяч. Уверена, они были полны удивительных записей о потрясающих исторических проявлениях магии, но, если честно, я не запомнила ни единого слова.       Я пролистывала книгу. Затем бросала ее. Пролистывала следующую. И отбрасывала.       Любой ученый на Земле убил бы меня за то, какую возможность я упускала.       «Ну и к черту этих книжных червей» — думала я с горечью, отворачиваясь от шкафа и шаркая обратно к креслу. Кое-как усевшись, я потянула шею и руки, пытаясь уменьшить боль от многочасовых наклонов и перетаскивания книг туда-сюда. Эрик бы очень разозлился, узнав, что я не забочусь о себе.       Эрик.       Когда в мыслях мелькнуло его имя, я вздрогнула и закрыла глаза. Я очень старалась не думать о нем. Каждая проверенная книга приближала меня к тому, чтобы найти способ вернуться к нему. А каждая слеза — нет. Я поклялась себе и Адаму, что не буду тратить время на слезы по его отцу. Видит бог, я очень этого хотела. Ни единая новая минута, проведенная вдали от него, не становилась легче первой. Разорванная нить нашей связи лежала в черепе мертвым грузом. Отсутствующее Пламя продолжало дергать меня. Кровь Эрика безостановочно звала своего хозяина, словно воющий на луну одинокий волк. Что бы я ни делала, кровь оставалась безутешной.       По крайней мере, я пока не умерла, а значит Эрик — в каком бы состоянии он ни был — оставался в живых. Хоть какое-то утешение.       Я не хотела думать о его состоянии. Он не мог есть — вот и все, что мне нужно было знать. Тяжесть разлуки была невыносима для меня, но я, по крайней мере, могла питаться. Не представляю, каково это — терпеть такую боль и голод. Я отбросила эту мысль. Она не поможет сосредоточиться.       Когда я спросила Клодин о ее визите к Эрику, она отвечала очень неохотно. Сказала, что видела его и рассказала о сложившейся ситуации. Судя по суровому выражению глаз, разговор прошел на повышенных тонах. Но ее руки и ноги были на месте, а значит, все удалось.       Прислонившись к спинке, я устроилась поудобнее и выудила из-под подушки последнее чтиво. Открыв книгу на загнутой странице, я поддалась чувству злобного восторга из-за того, что испортила чертов драгоценный текст Клодин. Не разгибая уголка, я снова начала читать.       Мне удалось одолеть ее за час. Как только я успела вынуть из-под матраса следующую книгу, воздух замерцал и задрожал. Видимо, пришло время завтрака. Я сунула книгу под себя и скрестила руки на груди, приготовившись хулиганить. Клодин возникла в пяти футах от меня, прямо рядом с кроватью, которая постоянно пребывала в беспорядке.       — Сьюки, — привычно поздоровалась фея. — Как ты себя чувствуешь?       — Верни меня домой. Сейчас же, — привычно ответила я.       — Скоро, — Клодин смотрела на мой живот счастливее, чем обычно. — Человеческие гены замедлили беременность, но ты прекрасно справляешься. Осталось всего несколько дней, не больше.       — А что потом? Наморгаешь для меня целую больницу? С врачами-манекенами и медсестрами, чтобы она не казалась слишком пустой?       — Не глупи. Феи не рожают в больницах. Сами справимся.       Я состроила гримасу.       — И это факт? Даже если я всего наполовину фея, а Адам — на четверть? Я буду рожать первого в истории гибрида феи, человека и вампира, но ты уверена, что мы обойдемся кипяченой водой и разорванными простынями?       — Если — в крайне маловероятном случае — что-то пойдет не так, мы обратимся за помощью к Мэб, — спокойно ответила она.       Я зашипела от злости и откинулась на спинку кресла.       — Мэб — это… последний человек, которого я хотела бы видеть.       — Значит, если случится что-то непредвиденное, ты предпочтешь умереть здесь?       — Почисти свои долбаные уши и слушай. Я. Предпочту. Оказаться. Дома! Не здесь. Не у Мэб. ДОМА! — заорала я.       Я не планировала беседовать с ней. При одном лишь звуке голоса Клодин мне уже хотелось ее убить. Но я не смогла остановиться. Фея знала о моих желаниях и каждый раз накладывала вето. Я привела все возможные доводы. За семь дней я побыла спокойной, сумасшедшей, рациональной, эмоциональной, разговорчивой и жестокой. Ее ничто не поколебало. Я не могла ни убедить ее, ни запугать. Поэтому я остановилась на режиме «Ядовитая змея Сьюки», шипя и плюясь ядом при каждом приближении феи. Она относилась к этому спокойно.       Как и сейчас. Не обращая внимания на мой крик, она принялась за привычную процедуру уборки. Мебель встала на место, одежда и туалетные принадлежности исчезли. Кровать мгновенно превратилась из скомканной в застеленную с военной точностью. Четвертак мог отскочить так, что убил бы кого-нибудь. Вместо грязных тарелок появились, предположительно, бекон, яйца, тосты и свежая вода. Еда все равно не имела вкуса, поэтому я могла отличить одно от другого только по внешнему виду.       Я умирала от голода, но не двигалась с места, не желая есть в присутствии Клодин. Обойдется.       Закончив, она повернулась ко мне.       — Постараюсь приходить почаще. Роды уже близко. — Она широко улыбнулась. — Знаю, ты ненавидишь меня, кузина, но неужели ты ни капельки не взволнована? У тебя скоро будет ребенок! И все снова будет хорошо. Даже лучше.       Я отвернулась.       — Может, я бы и порадовалась, но ты все испортила. И для Эрика тоже. Это стало самым печальным опытом в моей жизни. Даже издевательства в школе, домогательство, одинокая жизнь в родном городе и потеря бабушки с этим не сравнятся. И все благодаря тебе.       Я ощутила, как от Клодин исходит слабая волна раскаяния.       — Пожалуйста, прими это как доказательство мер предосторожности, необходимых для защиты наследника. Я не мучитель, Сьюки. Мне это не доставляет никакого удовольствия. Как только Адам родится, ты воссоединишься со своим мужчиной, и боль исчезнет.       — Уебывай отсюда. Смотреть тошно, — произнесла я свое обычное прощание.       Фея тяжело вздохнула.       — Береги себя, кузина. Я скоро вернусь, — ответила она, как и всегда.       Как только она исчезла, я набросилась на завтрак. Порции стали более щедрыми — теперь я кормила двоих. Адам, видимо, любил покушать, потому что я никак не могла насытиться. Еда обладала вкусом воздуха, но я лопала ее более отчаянно, чем бабушкины пироги. Затем провела по тарелке пальцем, стряхивая жир, развернулась и изо всех сил швырнула ее в шкаф. Блюдо разбилось вдребезги. От этого звука на душе потеплело. Взяв стакан с водой, я осушила его и отправила в полет через всю открытую спальню, чтобы он составил компанию тарелке. Стекло встретило свой конец с еще более приятным звуком, чем керамика.       Этот разговор — точная копия всех предыдущих — стал последней чертовой каплей.       Гнев перешел в раскаленную добела ярость. Я набросилась на комнату. Вытащила из-под матраса книги. Хватит, хватит, хватит с меня этого дерьма! Прошло уже семь дней. За оставшийся короткий период мне все равно не найти ответа. Я прочесала менее одного процента томов. Хоть я и понимала, что путь будет нелегким, неудача меня разозлила.       Я уставилась на лежавшие на кровати книги. Их я еще не читала. Прятала, пока не закончу ту, которая скрывалась под сиденьем. Ну, не повезло им.       Взяв первый в стопке том, я схватила его за обложки и дернула.       Кожа постарела, бумага рассохлась. Вскоре корешок поддался, и книга распалась в моих руках. Потеряв поддержку, страницы закружились у ног.       Схватив следующую книгу, я проделала то же самое.       И со следующей.       И так далее.       Вскоре на земле валялись клочья всех восьми книг. Я злобно расхохоталась. Клодин больше не сможет похвастаться нетронутой библиотекой, верно?       Считайте меня гребаным разорителем Рима.       Я посмотрела на окружавшую меня огромную коллекцию томов. Руки стали горячими от силы. Человеческие чувства притупились: я смотрела на сказочные запасы сквозь пелену гнева феи.       Я пыталась играть честно, отыскивая текст старомодным способом. И это довело меня до безумия.       — Эй! — заорала я на библиотеку. — Слушай, блядь, сюда! С меня хватит! Слышишь? Мне надоело на тебя смотреть! Я устала здесь быть, устала от сучки-автора и хочу уйти!       Мои руки взорвались светом. Вокруг закружились крошечные кометы, дразня подол скучного мешковатого белого платья. Кончики волос приподнялись. Я еще ни разу не видела, чтобы Свет так кипел. Но я едва обратила внимание. Я еще не закончила.       Вытянув руки вперед, я нацелила на книги невидимый пистолет.       — Дело вот в чем! В одной из вас есть информация, которая мне нужна, и вам лучше выдать ее прямо сейчас! Покажись, блядь, иначе — видит бог — я превращу всех вас в самую большую кучу конфетти, которую когда-либо видел мир! Пошевеливайся!       Свет выстрелил из моих ладоней, словно из пушки. Шары были огромными — больше, чем когда-либо прежде. Ослепительные оранжевые сферы полетели над бесцветной травой, образуя прямую линию, затем слегка отклонились влево. Сначала я подумала, что преждевременно воплотила свою угрозу: выполняя мой приказ, Свет направлялся к первой же секции, чтобы взорвать ее.       Меня бы это ничуть не обеспокоило.       Но этого не случилось.       Изменив направление, Свет помчался вверх, целясь в полку высотой по грудь примерно в трехстах ярдах, и взорвался, достигнув одного из томов. Я думала, книга вот-вот рассыплется в прах — таким сильным получился удар.       Но этого не случилось.       Книга засветилась тем же ярко-оранжевым светом, затем поднялась с полки, зависла на мгновение и опустилась на траву. Услужливее некуда.       — Кто бы мог подумать… — пробормотала я, удивленно разинув рот. Книга снова стала серой. Мои руки потухли. Остальные тома не двигались. Я заметила краем глаза.       Для беременной женщины я бегала на удивление быстро.       Обхватив живот руками, я пыхтела и переваливалась, пока не добралась до дыры в бесконечном потоке книг, обитательница которой лежала на траве. Книга была закрыта. И она была серой. Но отсутствие цвета и пустая обложка не помешали мне сразу же узнать фолиант.       Дрожа, я упала на колени, протянула руку и открыла, просто чтобы удостовериться.       — Да ты издеваешься…       Тот самый том. Оригинал. Тот, который мне показывал Билл. Тот, который я украла из дворца Софи-Энн. Тот, который несколько раз перечитала. Который прочел Эрик. И который забрала Клодин, твердя, что книга вообще не должна была оказаться в нашем мире.       Мои глаза с легкостью пробежали первые несколько фраз, и я снова почувствовала, как растет ярость.       Я уже видела эту книгу. В ней не говорилось ни о Шве, ни о путешествиях между мирами. Мои руки предупреждающе загорелись. Даже я бы не захотела с ними связываться.       Я испустила рычание, которое пристыдило бы Эрика.       — Я тебя уже видела, — выругалась я. — В тебе нет того, что мне нужно. Какого хуя ты приперлась, если ты — не та книга?       Свет усилился, подкрепляя мою угрозу. Я ожидала, что фолиант волшебным образом распахнется на странице, которую я случайно пропустила, или откроет список литературы, где упоминалась бы нужная мне книга.       Но фолиант бездействовал. Лежал передо мной, абсолютно спокойный.       — Ладно, — вздохнула я в ответ. — Ты сама напросилась.       Я вырастила в ладони новый огненный шар, готовая разнести том. Книга стоически восприняла мое предупреждение. Даже не попросила повязку на глаза и сигарету.       Мне не пришло в голову пощадить книгу. Плевать я хотела на пророчество о наследнике. Фолиант меня разозлил, как и все его маленькие книжные приятели. Желания прощать уже не осталось.       Я направила Свет прямо на том. Бум, ублюдок.       Но Свет почему-то не выполнил мою просьбу и не отправил тупую книгу в ад. Я выстрелила довольно мощно, но шар отделился от руки и просто мягко повис в воздухе.       Я еще никогда не видела сферу, которая бы зависала так близко и так надолго. Они всегда очень быстро улетали, убивая деревья или трахая сердце Эрика. Наклонившись вперед, я залюбовалась теплыми цветами, которые закружились внутри шара.       — Что ты делаешь, шарик?       Он сверкнул передо мной, будто ругаясь. Затем медленно поплыл над моей головой, пока не оказался на уровне щели, которая осталась среди книг. Шар сжался, чтобы поместиться, проскользнул между книг и исчез.       Я вскочила на ноги и заглянула в щель.       Свет пропал.       Но в щели не было темно.       Из моей груди вырвался недоверчивый вздох.       Я нерешительно потянулась к дыре. Пальцы скользнули к задней части шкафа. С другой стороны проникали полоски света. Ни одна из книг, которые я доставала, не оставляла после себя свет. Яростно вцепившись в окружающие тома, я швырнула их на землю, стремясь добраться до источника.       И при виде того, что мне открылось, я расхохоталась как сумасшедшая.       Клодин. Чудесный, бездумный, дерьмовый плотник. Она якобы не знала, как книга попала в наш мир и оказалась в руках королевы вампиров, но решила проблему, чтобы такое никогда больше не повторилось.       Я посмотрела на заднюю стенку шкафа, теперь свободную от книг. В ней зияла дыра. Видимо, прореха в Шве. Примерно восемнадцать дюймов в диаметре. Ее заколотили несколькими тонкими кусками дерева, но они не подходили и не полностью закрывали разрыв. Думаю, Клодин не могла просто моргнуть, чтобы это исправить. Свет свободно пробивался сквозь щели. Доски предназначались только для того, чтобы книги не падали в другой мир.       В мой мир.       Рейки великолепно справлялись, удерживая книги от побега, но теперь им предстояло бороться со мной.       Я схватилась за верхнюю и дернула. Она треснула, словно деревянная линейка.       То же самое произошло со второй. И с третьей тоже. И с четвертой.       Оторвав все шесть досок, я схватилась за полку и просунула лицо в отверстие.       Щебетали птицы. Солнце сияло с огромным энтузиазмом. Я чувствовала запах деревьев, воды и чудесного влажного воздуха Луизианы, который узнала бы где угодно. И не могла перестать смеяться. Смеялась до тех пор, пока по щекам не потекли слезы. Обхватив руками свой огромный живот, я обняла Адама изо всех сил.       — Теперь мы можем поплакать, малыш, — сказала я ему, вытирая лицо тыльной стороной ладони. — Можем плакать, пока не надоест.       Я просунула руку в дыру. Тело стало таким огромным, что я бы не пролезла, но мне было все равно. Обнаженная кожа сразу же ощутила разницу. Влагу, свет, вибрацию наполненного жизнью мира.       Кровь Эрика взревела в моей руке, наконец-то найдя направление, в котором могла откликнуться на зов. Я чувствовала притяжение — такое сильное, что оно едва не вытаскивало меня из кроличьей норы. Кровь обезумела, едва не просачиваясь сквозь кончики пальцев, невероятно счастливая от возможности снова чувствовать его присутствие.       Я широко растопырила пальцы, чтобы Эрик услышал.       Он появится. Мне оставалось только ждать. Где бы он ни был, что бы ни делал, он придет за мной.       И я не могла перестать смеяться.