Pretty kitty

Эрик

      Массава настоял, чтобы мы встретились пораньше.       В противном случае я бы остался дома со Сьюки и просто проигнорировал «Фангтазию» и выход в свет. Почтовый ящик был завален электронными письмами Пэм. Списками людей, которое обратились ко мне, а ей пришлось им отказать. Эти просьбы не несли особой значимости. Запросы поступали от граждан-вампиров, которым требовалось посредничество в спорах, разрешения для планируемого бизнеса и еще более мелкое дерьмо. Именно с этим имел дело шериф пятого округа, вставший во главе двух королевств.       Следовало бы сбросить это со своей задницы и просто назначить Пэм новым шерифом. Мне едва хватало времени на королевские обязанности, а терпения было еще меньше. Работа шерифа занимала в списке последнее место, а значит, ей уделялось практически нулевое внимание.       Спрошу ее сегодня ночью, когда останемся наедине. Она, вполне возможно, откажется — учитывая лень и низкую терпимость к административному дерьму. Есть и другой вариант: просто прикажу Пэм взяться за эту работу. Сьюки была очень привязана к этому округу. Став королем, я нуждался в местном шерифе, которому мог доверять, и который не устроит мне геморрой. Получался охуенно короткий список кандидатов.       Я несся по небу, рассекая теплый густой воздух. Одежда резко хлестала по коже из-за высокой скорости. За последний месяц я все реже пользовался машинами. Разлука со Сьюки, пусть даже на несколько часов, настолько меня утомляла, что становилось практически невыносимо сосредотачиваться на ограничении скорости. Полет выходил быстрее. К тому же, в салоне автомобиля возникало ощущение, будто я в ловушке и не могу быстро добраться до Сьюки. В воздухе оно исчезало. Здесь я был совершенно свободен. И быстр.       Я приземлился на своей парковке. Она пустовала, за исключением одной машины, принадлежащей официантке из бара через дорогу. В прошлом году женщина довольно вежливо спросила, не возражаю ли я. Позади ее места работы располагалась уединенная, темная стоянка, и женщина боялась нападения воров или насильников. Она рассудила, что ни один угонщик не рискнет угнать машину с моей отлично освещенной парковки, особенно если автомобиль, предположительно, принадлежит вампиру. Я позволил. Люди, которые обращались к вампирам за помощью в вопросах безопасности, всегда вызывали у меня интерес. Они нас совершенно не боялись. Эта женщина оказалась особенно проницательна: использовала страх других людей, чтобы защитить свою собственность. Уважая ее доверие к нашему виду, я сделал для нее надпись «VIP» на парковочном месте. Женщина посмеялась. Следующей ночью она пришла в «Фангтазию» и вручила мне карандашный рисунок, нарисованный детской рукой. Картинка изображала пляж в яркий солнечный день. Маленькие палочные фигурки играли с грубоватыми лопатами и ведрами. У одной из фигурок были клыки.       — От моей дочери, — объяснила женщина. — В качестве благодарности за парковочное место. Я спросила, какой, по ее мнению, подарок мог бы вам понравиться, а она сказала, что вы, вероятно, скучаете по солнечным дням на пляже.       По правде говоря, мне их очень не хватало. С тех пор как Сьюки меня выбрала, я еще не видел пляж. Я поблагодарил женщину. И при виде ее машины каждый раз вспоминал о картине, которая висела в моем кабинете.       Я прошел мимо автомобиля, чтобы войти через черный ход.       Джинджер накрывала на столы. Увидев меня, она упала на колени, едва не разбив коленные чашечки. И одарила меня болезненной кокетливой улыбкой.       — Мастер, — промурлыкала она, опустив голову. Вероятно, видела этот жест по телевизору в качестве заученного, изящного приветствия королевской семьи. Ебучий BBC с их периодом драмы.       — Джинджер, я же говорил, здесь не верховный суд. Поднимай свою задницу и продолжай работать. Я тебе плачу не за то, чтобы ты жеманничала и ползала.       На ее лице мелькнуло разочарование. Джинджер еще ниже опустила голову, скрывая ярко накрашенное лицо. Поднялась на ноги и торопливо продолжила снимать стулья со столов и расставлять на полу. Честно говоря, я понятия не имел, скоро ли ей надоест так подставляться, получая унизительный отказ. Похоже, ее память была очень избирательна в том, что касалось такого поведения. Каждую ночь Джинджер прикидывалась краснозадым бабуином, и каждую ночь я предельно ясно выражал свое отвращение. Однажды я кормился от нее, отчаянно нуждаясь в человеческой крови, но никогда не прикасался к этому отбеленному пугалу сексуально. Однако ее надежда, казалось, жила вечно. Джинджер собиралась с силами, приходила на работу на следующий вечер в более распутном наряде, намазывала еще один слой макияжа и пыталась попробовать еще раз, ища волшебное сочетание кожи и румян, которое заставило бы меня хотеть ее. Я покачал головой, признавая свое поражение. Она обожала вампиров и могла приготовить приличный мохито. Еще один короткий список в сфере услуг на Глубоком Юге. Так что я не увольнял ее, продолжая терпеть отвратительные предложения киски и крови.       Пэм обнаружилась в моем кресле. Она болтала по телефону, скрестив ноги в красных туфлях на шпильках и закинув на стол. Уставившись в потолок, она по памяти перечисляла наш обширный заказ. Пальцы поигрывали с концами длинных, похожих на кинжалы ногтей, которые сверкали тем же цветом, что и обувь. Закончив, Пэм повесила трубку и выжидатель посмотрела на меня.       — Какой сюрприз, король Луизианы, — она низко склонила голову в раздражающем, подобострастном жесте, который, как она знала, я ненавидел. — Боже мой, сир, что могло привести вас в наше скромное заведение? Посещаете трущобы? Разумеется, у такого великого правителя есть гораздо более важные дела, на которые стоит тратить драгоценное время, чем посещение норы с такой грязной репутацией…       — Продолжай, не стесняйся.       — О, и вы, конечно, должны простите хозяина за то, что он не прибыл, дабы лично вам отсосать. В последнее время он очень плохо справляется со своими обязанностями. По-моему, все дело в его новом хобби. Он, видите ли, стал пчеловодом. Не спрашивайте, почему, — я чертовски ненавижу пчел, но, думаю, он становится зависимым от своего продукта. Его никогда нет рядом, ведь он целыми днями пьет и ебет свой мед, в то время как его бизнес скатывается в дерьмо…       — Достаточно. — Наезжать на меня — это одно. Но ей не разрешалось унижать Сьюки.       — Но, сир, — ее голос так и сочился презрением. — Я просто объясняю, почему я по самые сиськи в делах и не могу предложить вам надлежащее гостеприимство. Мой босс и создатель — полный мудак, неспособный выбраться из медовой пизды достаточно надолго, чтобы ответить на электронные письма или поприветствовать некую VIP-персону. Я начинаю беспокоиться, что он фактически погряз в сладком, липком дерьме, словно в личном ранчо Ла-Брея (ПП: La Brea Tar Pits — район битумных озёр на территории Лос-Анджелеса. Знаменит многочисленными находками вымерших животных позднеплейстоценового периода). Сперва он погрузился только хуем, а теперь его кости выставят на всеобщее обозрение в качестве предостережения. Уверен, он боролся с погружением, но, честно говоря, когда мед хватает тебя за хер, возможности ограничены. Кстати, о пчелках, — она сбросила свою личину, готовясь противостоять мне. — Которая из них ужалила твою задницу, чтобы ты наконец-то появился? Это, блядь, точно была не я. Что значит еще одно сообщение поверх трехсот двадцати девяти других?       — Если от этого станет легче, то тебя повысили. Добро пожаловать в дерьмо, шериф пятого округа Луизианы.       Она сбросила ноги со стола и оттолкнула кресло, словно дерьмо действительно ползло к ней.       — Хуя с два! Я бы к этому геморрою даже твоими руками не прикоснулась. С меня хватит, Эрик. Если ты со мной больше не играешь, я просто возьму мячик и пойду домой. Ты не взвалишь на меня ответственность за эту помойку. Я снова отправлюсь путешествовать, как в сороковые. Слышала, Аргентина — это новое Монако. Можешь оставаться здесь и продолжать пытаться оставить свой член в Сьюки. Уйду, как только найдешь управляющего для этого места.       — Сьюки беременна. Ребенок — мой. Ее свет настолько меня оживил, что это стало возможным. — Я пристально посмотрел на Пэм. — От моего сердца — твоему, — поздравил я на норвежском языке. — Ты станешь тетей.       — Новый менеджер не будет настолько плох.       — Я серьезно, Пэм…       — Я серьезно, Эрик. С меня хватит, говорю тебе. Люди все равно думают, что ты меня балуешь. Я люблю тебя. Я рада, что ты счастлив. Но без тебя тут совсем не весело. Если ты перерос «Фангтазию», я соберу вещи в узелок и пойду своей дорогой. Считай это моей просьбой к королю, чтобы он позволил покинуть государство и поискать более злачные пажити.       Она говорила спокойно, и слова имели смысл, но я чувствовал глубокую печаль, которую она пыталась скрыть от нашей с ней связи. Пэм чувствовала себя покинутой. Словно мне не хватило порядочности освободить ее; я просто побрел прочь при виде чего-то блестящего. Я не винил ее за это. Ведь я действительно бросил ее ради кое-чего блестящего.       Я потянулся за бумажником, не в силах удержаться от смеха.       — Узелок. Ну-ну. За последние сто лет ты единственная женщина, кроме Лиз Тейлор, которая путешествует с прислугой.       Я вытащил фотографию, которую засунул туда час назад, и протянул ей.       — Ты не можешь уйти, Пэм. Мне нужна моя правая рука. Надвигается беда, и я хочу, чтобы… вся моя семья была рядом.       Она наклонилась над столом и взяла фотографию.       — На что это я, блядь, смотрю?       — Ребенок, — повторил я. — Мой сын. Людвиг сказала, что волшебные гены Сьюки ускорили ее беременность, и теперь она примерно на шестом месяце.       Взгляд Пэм впился в фотографию, самодовольство испарилось. Она смотрела на картинку, осмысляя происходящее.       — Так ты теперь бутафорский комик? — тихо спросила Пэм.       Я покачал головой.       — Это реально. Он реален. Я касался его и слышал его сердце. Чувствовал запах. Он пахнет шведской весной — до промышленной революции и, возможно, даже до моего времени. Феи подтвердили это: полуфея и вампир каким-то образом создали жизнь. Теперь они уверены, что это — знак грядущего конца света. Или революции — в зависимости от того, какую из этих нерешительных балерин спрашивать. Они все взволнованы, но не могут сказать, кто еще знает о пророчестве. Или что можно сделать, чтобы остановить это.       Рубиновые губы Пэм слегка приоткрылись, глаза расширились. Она медленно протянула мне фотографию.       — Ты серьезно.       Я взял фото, положил обратно и сунул бумажник в карман.       — Абсолютно.       — Стоит ли говорить, что я предупреждала? Не суй член в мед! Я знала, что ты доставишь Сьюки немало хлопот, но Армагеддон? Раз она так чертовски важна, могла бы быть и повыше ростом. Возможно, когда настанет конец всему, а книги сожгут ради тепла, неграмотные выжившие в своих песнях добавят ей пару дюймов. Может, придумают ей синего быка. (ПП: синим быком владел вымышленный дровосек Пол Баньян).       — Ты просто прелесть, дорогая. А твое прошение отклонено. Ты будешь здесь, когда родится мой сын. Встанешь рядом со мной, чтобы защитить его от любого дерьма, которое обрушат на нас феи или кто-либо другой. Хорошо?       На сей раз Пэм поклонилась с убежденностью, которая стерла мое прежнее неудовольствие.       — Да, — подтвердила она. — И я… поражена такими новостями. И очень рада. Надеюсь, ребенок принесет вам со Сьюки счастье. — Она щелкнула языком, ощутив непривычный вкус искренности. — У нас есть какие-нибудь соображения насчет того, кто мог бы желать ему зла? Ты даешь мне приказ на казнь?       Я быстро объяснил про книгу и повторил то, что нам сказали феи. Рассказал о докторе Людвиг и ее уверенности в том, что Клодин может быть Архивариусом. Пэм внимательно слушала. Забывшись, я сел в кресло напротив нее, не задумываясь, как для возможного посетителя выглядело то, что мое место занял помощник.       — Королева фей еще более чокнутая и бесполезная, чем я себе представлял. Даже если она и знает, кто станет нашим врагом, все равно не говорит. Сказала только, что Пришествие ускорит перемены в сверхъестественном мире, а Наследника породила самая могущественная магия на земле. Мы все можем погибнуть. Или выиграть в лотерею PowerBall. Никто из фей точно не знает, но королева уверена, что другие существа предположат худшее.       — Другими словами, решат убить Сьюки до рождения Наследника, чтобы предотвратить Пришествие?       — Верно.       — Господи, Эрик.       — Знаю.       Пэм сложила руки и поставила локти на стол. Ее глаза потемнели; она начала строить планы. Сейчас, как и много раз в прошлом, я мысленно благодарил Пэм за то, что она убедила меня обратить ее. Она обладала блестящим умом, отлично подходящим для войны.       — Может, что-нибудь еще знаешь об этих Архивариусах? Звучит как полная чушь.       — За исключением легенды — нет. Слышал разные истории. Людвиг порой несет ахинею, но очень хорошо знает вид Сьюки, а значит, посвящена в некоторые тайны. Да и упоминание Клодин звучит подозрительно. Нельзя сбрасывать со счетов их существование.       — Они могущественны? Мы можем как-то связаться с ними? Воспользоваться их помощью?       — Не знаю, однако в историях упоминается, что им поручено только наблюдение и ведение записей. Они больше ни во что не вмешиваются.       — Черт, — протянула Пэм. — Ебучие хиппи-уклонисты. А как насчет властей? Ты ведь согласился королем именно ради возможности призвать армию в случае опасности. Это, блядь, однозначно считается. Может, разыграешь эту карту?       Я откинулся на спинку неудобного стула и задумался.       — Пока не пойму, кто ей угрожает, — нет. Власти не дадут армию просто так. Захотят узнать причину. Я не могу официально заявить, что феи, безусловно, реальны, а заодно сообщить, что женился на одной из них и зачал антихриста. Совет уничтожит штат, разыскивая фей. Массава не сможет подавить их желание иметь самую лучшую в мире кровь. Думаю, им будет похуй на пророчество, но если другие древние создания знают об этом, то велик шанс, что они занимают высокие посты. Как и наши власти. В итоге все закончится либо войной с феями, либо уничтожением Сьюки, нашего сына, меня, тебя и, вероятно, всех, кого мы когда-либо знали, ради устранения угрозы.       — Я только что сделала маникюр, Эрик.       — Заранее приношу свои извинения за то, что придется воткнуть их в чью-нибудь глазницу.       — Еба-а-а-ать, — выдохнула Пэм. Несмотря на прищуренные глаза и стервозное выражение лица, я заметил проблеск возбуждения. — Массава прибудет через полчаса. Что на повестке дня?       — Статистика «Нью-Орлеанских Святых» (ПП: футбольный клуб).       — Иди ты на хер.       — Он сопровождает Лигу, когда они путешествуют по штатам, собирая голоса за равные права для вампиров. Через три месяца состоятся промежуточные выборы. Лига готовится к новой гонке в Сенате — более дружественной к клыкастым созданиям. Усиливают давление в красных штатах. Луизиане и Миссисипи краснее уже не стать (ПП: красные штаты — республиканские).       — Будете болтать о человеческой политике?       — И о том, что я должен сделать на государственном уровне, чтобы помочь делу, да. Я — очень важная персона, Пэм.       — Прибереги это для своих мемуаров, тщеславный засранец.       Не гнушаясь драки, я пролетел над столом и швырнул свое дитя через всю комнату. Она приземлилась прямо рядом с дверью, скользя на высоких каблуках и шипя сквозь улыбку.       — Вон из папиного кресла. У отца есть работа.       — Не забудь, что в следующем месяце в силу вступит повышение налога на алкоголь. Нужно пересмотреть бюджет на выпивку, если тебя все еще волнует прибыль.       — Нет. Я очень занят. Обучи Джессику. Хочу, чтобы эта девушка научилась разводить даже самых скупых.       Бросив на прощание пару колкостей о моей новообретенной привычке собирать женщин, которым нужна нянька, Пэм захлопнула за собой дверь.       В награду за ее непоколебимую, хотя и своевольную преданность я сел и быстро ответил на каждое письмо, которое Пэм прислала за последнее время. Письмо от «Герво и сын» сообщило, что мой новый дом близок к завершению. Я нанял эту компанию через одного из консультантов по недвижимости. Алсид понятия не имел, что строит особняк для нас со Сьюки — даже не подозревал. Чертежи не включали светонепроницаемые комнаты. Ни странных подвалов, ни потайных кладовок. Много окон, бассейн с подогревом в закрытом зимнем саду детский игровой комплекс. Ни один вампир не станет создавать подобный магнит для солнца и детей. Дом оснащался системами безопасности на президентском уровне, но это не вызывало удивления. Богачи всегда строили свои жилища, предполагая, что весь остальной мир был наполнен воровством и насилием и не заслуживал доверия. Я дал Герво работу, зная, что парень мог построить приличный дом, а еще — хотя я ей и не сказал, — потому что это осчастливит Сьюки.       Теперь он просил выслать инструкции по оформлению интерьера. Я собрал журналы и заметки, которые по моей просьбе отыскала Сьюки, и запечатал их в конверт FedEx. Написал в электронном письме, что материалы прибудут на следующий день. Он поблагодарил меня — мистера Курта Копперсмита — и обещал заняться последними штрихами, как только пакет окажется в его почтовом ящике. Я бросил конверт в стопку исходящей почты.       Затем открыл письмо от бухгалтера.       Дальнейшее узнать не получилось.       Грудь стрелой пронзила боль.       — БЛЯДЬ! — завопил я. А потом потерял способность говорить. Меня затопила белая, горячая пелена паники — не моей. Я задохнулся от ужаса, чувствуя, что Сьюки дерется, как зверь. И проигрывает. Наша связь дико разматывалась в моем сознании, вытягиваясь, словно рулон рыболовной лески. Поплавок удалялся с невероятной скоростью. Сьюки двигалась. Ее уносили. На сотню миль в секунду.       Связь напряглась, достигнув своего предела. Леска закончилась и теперь боролась со слишком мощным натяжением. Она начала сдаваться. Тысячи соединительных волокон разрывались с ужасающей быстротой.       А потом, словно по щелчку, связь оборвалась. Сьюки исчезла. Ее вырвали из моего тела. Ее настроение, мысли, счастье, которое так тесно переплелось с моим. Ничто не могло подготовить меня к такой боли. Выдирание позвоночника в сравнении с этим показалось бы благословением.       Я кричал.       И кричал.       Кричал чертовски сильно.       Стул подо мной исчез — Пламя Сьюки взорвалось в груди и швырнуло меня на пол. Я вцепился в поверхность, застонав от боли. Солнечный шарик превратился в уродливую черную дыру. Он защищал мое сердце, потому что я отдал его Сьюки. Теперь я потерял ее, и Пламя жаждало поглотить мое сердце целиком. Сгрызть, разорвать, сжечь, расколоть.       Кровь хлынула из глаз и потекла по щекам.       Я попытался снова взреветь, но лишь выблевал ручеек крови.       Отчаянно сражаясь с натиском Пламени, я пытался вернуть свою кровь в Сьюки, разрывая собственный мозг на части в попытке определить ее местоположение. Я понятия не имел, что происходит, но необходимые действия были ясны. Добраться до нее. Сейчас. Прямо, блядь, сейчас.       С ней случилось нечто в миллион раз хуже похищения оборотнем. Боль и противоестественное разделение привели разум к самому очевидному выводу.       — НЕТ! — орал я сквозь кровь во рту. — НЕ-Е-Е-ЕТ!       «Мертва, — прошептал среди внутреннего хаоса тоненький голосок. — Она мертва, мертва, мертва, мертва. Ты ее бросил. Бросил своего сына. И они забрали ее. Изрезали. Сломали ей руки и ноги. Сломали эту красивую шею. Вырезали из чрева Адама, чтобы забрать в доказательство смерти Наследника. И написали тебе благодарственное письмо ее кровью. Они мертвы. Ты подвел их».       Кол. Мне нужен был кол. Солнце село два часа назад, и я не мог так долго ждать рассвета. Теперь, когда Сьюки ушла, а ее Пламя наказывало меня, я бы с радостью вышел наружу и встретил солнце, но времени не было. Смерть должна была наступить гораздо раньше.       Я попытался встать на четвереньки.       Меня снова вырвало, и я рухнул под собственным весом.       В нескольких футах от меня валялся опрокинутый стул. Четыре деревянные ножки торчали в мою сторону, словно намекали.       Нужно было всего лишь добраться до них. Отломить одну. Найти силы пронзить самого себя. Отыскать Сьюки в загробной жизни. Я не сомневался, что найду ее, несмотря на то, что по ту сторону существовали миллиарды душ. Всего-то и нужно отыскать самого прекрасного ангела из всех.       Потратив все, что имел, я поднялся на три фута. Задыхаясь и постанывая, схватился за ножку и отломил ее. Следовало поторопиться. Глаза затуманивались. Грудная клетка плавилась изнутри. Я все равно умирал, но недостаточно быстро.       Я прижал отломанный конец к груди, вцепившись в деревяшку слабыми окровавленными пальцами.       Всего один сильный толчок. О большем я не просил.       Стиснув зубы, я собрал остатки концентрации, чтобы не промахнуться. Я не задумывался о своей окончательной смерти. Ничего особенного. Словно «лежачий полицейский». Небольшое препятствие на пути, по которому я мог добраться до Сьюки. Тысяча лет жизни — и вдруг я не мог дождаться, когда она прекратится. Я умер семь секунд назад, когда Сьюки оставила меня, но уже казалось, словно прошли годы.       Я взял себя в руки. Сильно надавил, пробивая кожу и прокалывая дюйм плоти. Да. Победа была близка.       Дверь в мой кабинет резко распахнулась. Я взревел, перекрывая чей-то крик боли. Пронесся порыв ветра — и моя внезапно опустевшая рука прижалась к сердцу.       — НЕ-Е-Е-ЕТ! — снова закричал я, падая на спину и ударяясь головой о бетон.       На лицо упала прядь длинных светлых волос.       — Эрик! Боже, ЭРИК!       — Сьюки. — Зрение подвело меня. Я протянул руку и коснулся локона, затем потянулся к лицу. Увидеть его не получалось. Я уже умер? Неужели я нашел ее так легко? Пальцы отыскали щеку.       Холодная, как камень.       Моя Сьюки была теплой. Она была бы теплой даже после смерти.       Пламя и впрямь было жестоким маленьким чудовищем.       Меня поглотила чернота.