Pretty kitty

Эрик

      Я был раздражен.       Признаю.       Встреча с Джессикой прошла быстро и без осложнений, как я и планировал. Я говорил искренне, когда назвал ее умной и яркой. Это было весьма желанным сочетанием для нашего вида, к тому же редким. Судьба молодой вампирши в основном была мне безразлична, но я просто не мог предоставить ее самой себе. Я уже начал рассматривать пути развития своего королевства. Если я проведу на этом троне приличный отрезок времени, сумею превратить оборванцев в видных и уважаемых членов вампирского сообщества. С любым, кто предпочитает оставаться мусором, я обойдусь соответствующим образом: выброшу в дрянной соседний штат или сожгу. На их выбор. Мне следовало изложить закон в быстрой и жесткой форме — на случай, если Джессика действительно планировала отомстить Хедли. Как бы меня ни раздражала эта глупая девчонка Стакхаус, она была моей. Если Джессика или кто-то другой решит, что может испортить хоть один волос на ее голове, я сорву голову целиком за оскорбление.       Тупая сучка была моей тупой сучкой. К тому же она пыталась стать лучше по всем фронтам.       Я сказал правду о том, что испытывал некоторую симпатию к Джессике. Если она будет упорно трудиться и держаться от греха подальше, я, вероятно, смогу полюбить ее.       Время покажет. Так было всегда.       Впрочем, когда она спросила Сьюки о ее чувствах к Биллу, это сыграло не в ее пользу (хоть и не совсем по ее вине). Я ощутил, как Сьюки заверяла меня в своей любви, но знал и то, что она не решалась ответить.       Неужели чувства к нему были сильнее, чем она признавала? Я знал, что ее опечалила его кончина. Она чувствовала, что Билл предал ее. Я знал, что она всем сердцем любила его, но в прошедшем времени. И это чувство серьезно омрачило отвращение из-за его лжи.       Я никогда не задавался вопросом, перестала ли она любить его.       Она любила меня. Хотела меня. Принадлежала мне и только мне. Я знал все это без малейшего намека на тщеславие. Просто все так и было. И все же. Эта возможность разозлила меня больше, чем следовало. У меня было все, о чем Билл мог только мечтать и даже больше. У меня была Сьюки, в ней рос мой ребенок. Нас соединила беспрецедентная в истории обоих наших видов связь. Когда она смотрела на меня, она испытывала только преданность.       Я все это знал. И все же…       Чертова Пэм с ее умением испортить момент.       — …пришла твоя шарлатанка, — крикнула она мне.       Сьюки взяла меня за руку. Несмотря на все время, проведенное нами вместе, я все еще находил любую другую компанию утомительной. Я хотел поговорить с ней о Билле. Нет, я не хотел этого слышать. А может, хотел.       Гребаное светоносное сердце. Я был воином, черт возьми. Как правило, я плевать хотел на желания женщин, как только заканчивал проводить с ними время. Теперь я был близок к тому, чтобы нацарапать имя Сьюки на моем учебнике математики, дрожа от страха при мысли, что другой мальчик может понравиться ей больше, чем я. Что, черт возьми, со мной случилось?       Я посмотрел на ее руку — крошечную в сравнении с моей. Кожа цвета слоновой кости рядом с бронзой. Я поднес ее к губам и поцеловал.       — Ты расстроен, — тихо сказала она.       — Без всякой причины, любимая. Я тебе обещаю.       — Хочешь поговорить об этом?       В дверь раздался одиночный резкий стук, затем ее сразу открыли, не дожидаясь ответа.       «Позже», — мысленно сообщил я. В дверном проеме появился миниатюрный силуэт доктора, и я кивнул ей в знак приглашения.       — Нортман, — коротко поприветствовала она.       — Какие новости?       — То, что мы все и подозревали. Мисс Стакхаус беременна. — Она посмотрела на мою возлюбленную. — Мои поздравления.       Сьюки быстро моргнула и перевела взгляд на колени.       — Спасибо.       Старуха склонила голову набок.       — Вижу, ты уже приняла это. Это хорошо. — Она посмотрела на меня. — Ты поддерживаешь наше соглашение с прошлого раза?       — Я уже сказал, что ребенку не грозит опасность. В том числе от меня. Ты почерпнула что-нибудь хоть отдаленно полезное из тестов, кроме положительного результата?       Она поджала губы, сморщив кожу вокруг рта. Вытащила из кармана маленький пузырек с кровью и слегка встряхнула его.       — Ты всегда щедро жертвовал кровь своих людей для моих пациентов. — Она остановилась, задумавшись на мгновение, затем сказала: — Скажи мне, вампир, что случится, если я возьму склянку с кровью Сьюки и вскрою на твоем танцполе?       Я почувствовал, как моя голова медленно склонилась набок, пока я оценивал ее и ее вопрос, который мог быть запросто истолкован как угроза моей жене.       Судя по самодовольному взгляду, она уже имела очень хорошее представление о том, что произойдет, если она распылит в вампирском баре этот образец. Первой возникла мысль солгать ей. Сказать, что проливать кровь — неважно чью — это плохая идея, если вокруг мои сородичи. Она смотрела на наши сцепленные руки. Была ли она права в своих подозрениях? Она уже знала? Я хотел посмотреть на Сьюки и безмолвно прочесать ее мысли, но сопротивлялся этому желанию.       Меня разрывало.       Эта карга была единственной, кто мог засвидетельствовать беременность Сьюки — как я и хотел. По нескольким причинам. Она понимала наш сверхъестественный мир, в отличие от любого гинеколога, которого мы могли бы найти в телефонном справочнике. В прошлом она проявляла себя как профессионал. Быстро адаптировалась к ситуации. Никто больше не отвечал этим критериям. Но доверял ли я ей? Был ли у меня выбор? Что, если Сьюки заболеет? Если будут осложнения? Беременность слишком далеко зашла, чтобы можно было ожидать нормального сороканедельного цикла. Что угодно могло пойти не так, а я никак не смог бы ей помочь. Знаний в области акушерства у меня было не больше, чем у Джейсона Стакхауса, но гораздо меньше оправданий этому невежеству. Джейсону было тридцать. Он был глуп. Верил, что женская репродуктивная система начинается и заканчивается приемником спермы. Я был стар и умен, но не менее бесполезен.       Доктор ждала.       Я одарил ее самым угрожающим взглядом и сообщил правду.       — Это вызовет безумие, подобного которому ты никогда не видела.       Лицо Людвиг разгладилось. Её порадовала моя честность. Она тут же снова сунула флакон в карман и ободряюще похлопала по нему.       — Как ты узнала?       — Кровь не лжет, — ответила она.       — Кровь ничего не делает. Разве что коагулирует на предметном стекле. Что конкретно идентифицировало ее? — Мы еще не сказали слово «фея». Я ждал, пока она откроет свои карты, прежде чем открою свои.       Она проигнорировала вопрос и вместо этого указала на Сьюки.       — Встаньте, Мисс Стакхаус.       Сьюки отпустила мою руку и одернула юбку.       — Зачем?       — Нет нужды прятаться от меня. Я хочу провести еще один медосмотр, и мне нужно, чтобы ты встала и сняла платье. — Она сделала паузу и решила прервать наш молчаливый танец. — Я никогда раньше не видела волшебной беременности и хотела бы увидеть твой прогресс.       Сьюки испуганно вздохнула, хотя знала, что это было неизбежно. Мысленно она разделяла мою уверенность в том, что нам нужен доктор, несмотря на секретность. Тем не менее, Людвиг оказалась первым человеком, который все понял. Который говорил об этом открыто. Инстинкт приказывал убить ее. Заставить ее замолчать. С каждым новым осведомленным человеком опасность для моей спутницы возрастала.       Сьюки посмотрела на меня, чувствуя мою нерешительность, затем высоко подняла голову и приняла решение за нас обоих. Не говоря больше ни слова, она расстегнула молнию на своем прекрасном розовом платье, стянула его до бедер и выскользнула из него. Вышла из лужи ткани, сняв при этом туфли.       Она встала рядом со мной, оставшись в кремовом нижнем белье, нервно обхватив маленькую, удивительную выпуклость ниже пупка.       Мои клыки щелкнули. Я хотел ее. Мне было больно даже смотреть на нее. Она была такой сочной и зрелой. Животное во мне хотело убить сидящую напротив незваную гостью, а затем вонзить член в моего ангела — куда угодно. Её смущенные глаза — она сомневалась в собственной красоте — делали все только хуже.       Доктор издала совершенно нехарактерный для нее вздох удивления.       — Невероятно, — тихо прошептала она. — Я видела тебя всего неделю назад. — Она слегка приподнялась со своего места, наклонившись вперед, как будто собиралась встать и дотянуться до Сьюки.       И подскочила от испуга. Я ударил по столу настолько сильно, что дерево треснуло.       — Ответить мне. Как ты узнала?       Разозленная моей агрессией, она уставилась на меня своими маленькими стальными глазками-пуговицами.       — Как я уже упоминала, дело в её крови. Она не имела группы, но за исключением этого не отличалась от любой другой… пока я не вынесла ее на солнце. Красные кровяные тельца пульсировали. Белые — процветали и множились. Гемоглобин повысился. Несмотря на то, что я взяла кровь несколько дней назад, она оживилась на свету. И не только оживилась. Она танцевала.       — Какого хрена ты вообще вынесла ее на улицу? — Для человека, который хотел получить помощь от этой женщины, я с завидной частотой обливал бензином наш и без того шаткий мост.       К счастью, она проигнорировала мой тон.       — Я сверилась с текстом. Кровь без группы невероятно редка. Настолько редка, что принадлежит только одному виду. В лаборатории ее кровь казалась совершенно обычной, поэтому, чтобы подтвердить, что Мисс Стакхаус — фея, я вынесла оборудование наружу и снова проверила. Будь у меня было майское дерево, ее кровяные клетки оплели бы его лентой.       Сьюки надоело стоять в нижнем белье. Она сняла со спинки стула мою кожаную куртку и спросила:       — Я думала, люди не знают о феях?       Она набросила куртку, и моё ворчливое настроение ушло. Я сразу почувствовал себя спокойнее, как только ее беременность была скрыта. Инстинкт убийцы уступил место холодной рациональности.       — Гален написал несколько книг на эту тему.       — Римский врач? — мой голос звучал гораздо вежливее.       — Вампирский медицинский гений. Я не могу считать его римлянином. Он, вероятно, жил задолго до этого периода времени. Но да, мы говорим об одном и том же человеке.       Она завладела моим вниманием. Для нас, древних существ, присвоение великих имен вампирам было забавным времяпровождением. Почти каждый примечательный человек в истории причислялся к вампирам — в зависимости от того, как вампир рассказывал историю и как поддерживал собственную значимость, ассоциируя себя с этим человеком. Имя Галена, однако, было ново для меня.       Она заметила, что я наморщил лоб.       — Он блестяще разбирался в анатомии. Без сомнения, благодаря исследованию своих жертв. Он просто взял на себя труд записать это. Но он также был членом очень элитного сообщества. Гален был не простым вампиром, он был Архивариусом.       Поправка: теперь она привлекла мое внимание.       — Легендарным хранителем знаний. — Я слышал эту историю. С незапамятных времен, даже когда я еще был человеком, ходили легенды о группе сверхъестественных существ, уставших от постоянных и нескончаемых войн между своими народами, которые связали себя клятвой жить в мире рядом друг с другом. Рассказы о том, насколько они преуспели, периодически менялись. Со временем клятва превратилась в миф, а наши народы вернулись к выбиванию дерьма друг из друга. Но им удалось взрастить во всех нас стремление скрываться от людей.       Многие из видов уже вымерли: ааше, киджо, адаро, манди, корриганы, минотавры, ронги. Некоторые были огромны — особенно два последних. Людям они казались чудовищными. Перепуганные жители деревни, убежденными в злонамеренности этих существ, находили и убивали полубыков и гигантских вьетнамских драконов. Остальные — вампиры, оборотни, демоны, феи, менады, полубоги, духи, призраки — были быстрее, меньше, могли становиться невидимыми, походили на людей. Ну или им просто везло.       Число Хранителей уменьшалось, а драгоценные истории и информация терялись, возникла потребность в архивариусах.       Архивариусы, как гласила легенда, были выбраны из числа Хранителей. Из трёх видов: вампиры, демоны, феи. Оборотней и перевертышей исключили по практическим причинам: для этого лучше подходили бессмертные. Работа требовала, чтобы они учились. Узнавали и записывали магические истории и открытия, их даты и обстоятельства. За каждую крупную категорию достижений отвечал определённый архивариус. Война. Искусство. Философия. Литература. Математика.       И, видимо, медицина.       Конечно, большинство людей думали, что вся эта история была столь же реальной, как дерьмо единорога.       — Ты посвящена в тайну Архивариусов, — мягко предположил я. — Это серьезное дело.       — Я слышу твой скептицизм. Но это правда. Гален вел хронику физиологии любого существа, до которого мог дотянуться. Согласно тексту Кадуцея, Гален отметил, что когда он оставил кровь фей на улице перед дневным сном, в сумерках она оказалась гораздо живее. Она провела весь день на солнце. Его вампирские способности включали микроскопическое зрение. Он буквально видел ее радость.       Она снова посмотрела на Сьюки, выражение ее лица было почти мягким.       — Его описание было идеальным.       Сьюки искренне улыбнулась ей.       — Звучит интересно.       — Так оно и было.       Верно.       Я медленно наклонился вперед.       — А если бы я сам захотел увидеть этот текст Кадуцея?       — Нет проблем, — снисходительно протянула она. — Достаточно лишь поступить в медицинскую школу, получить диплом, а затем принести клятву Гиппократа. Текст — не что иное как кипа пустых страниц, пока читатель не даст нерушимую клятву не причинять вреда. — Она ласково посмотрела на меня. — Собираешься поклясться не убивать, сестра Найтингейл?       — Это обещание я не смог бы сдерживать даже в течение месяца.       — Заклинание, защищающее тайны книги, знает это. Все тексты Архивариусов защищены таким образом. Я не могу читать другие, относящиеся к искусству, музыке и прочему. Я даже не знаю, где их найти. Но даже если мне повезет, и я куплю весь набор на блошином рынке за десять долларов, содержимое никогда не откроется, а у меня прибавится пылесборников на полках.       Интересно.       Некоторое время мы молчали.       Сьюки скромно опустила глаза и выскользнула из моей куртки, снова обнажаясь перед нами.       — Где вам будет удобнее?       Доктор жестом попросила её подойти к стулу. Сьюки подошла, стараясь не напрягаться, когда Людвиг поднесла руки к драгоценной маленькой выпуклости. Сьюки поколебалась, потом позволила ей прикоснуться к животу. Я напрягся, наблюдая за взаимодействием с еще большей бдительностью, чем во время первого осмотра. Доктор, возможно, была в восторге от нашего чуда, но исследование проходило исключительно профессионально. Осторожные пальцы изучали ее живот, выполняя ту же задачу, что и тысячу раз прежде.       — У тебя бывала утренняя тошнота?       — Нет.       — Тяга к еде? Чувство раздутости? Сонливость?       — Нет, мэм.       — Ты чувствовала трепет в животе? Словно рыбка в пруду? — спросила она.       Сьюки покачала головой.       — Думаю, нет.       — Скоро почувствуешь. Формирование плода уже выражено. Руки, — она обвела средним пальцем небольшое местечко рядом с тазом. — Голова. Ноги. Живот. Она невероятно развита для месячной человеческой беременности. Я очень рада. Меня бы обеспокоило, если бы анализ крови подтвердил твою сказочную природу, но беременность протекала бы обычно.       Сьюки недоверчиво выдохнула.       — Она?       Доктор махнула рукой.       — Выбери какое-нибудь местоимение. Ненавижу использовать при осмотре неопределенное «плод», а местоимением «он» слишком злоупотребляют. Мы не узнаем пол без УЗИ. — Она подняла взгляд от своей задачи. — Вы бы хотели провести его?       Сьюки посмотрела на меня.       — Э-э… милый? Мы хотели бы провести УЗИ?       Я тупо уставился на них.       Она. Девочка.       Желание защитить во мне мгновенно выросло — как будто такое было возможно. Маленькая Сьюки. Два ангела, вложенные друг в друга, как драгоценные матрешки. Мне наступал славный и окончательный пиздец. Если родится девочка — с глазами ее матери — я точно умру от разрыва сердца. Что мне делать с девочкой? Отречься от моего трона и вести все важные дела, играя с пластиковыми куклами, строя маленький деревянный домик, чтобы она поселила их в нем, вот что. Я мог бы научить ее заплетать им волосы. Научить ее ловить рыбу на берегу реки, пока Сьюки накрывает в траве пикник… средь бела дня. Я посвящу ей каждый час своего бодрствования. А потом ей исполнится тринадцать — и она простит меня, когда я запру ее на всю оставшуюся жизнь, не желая впускать в ее жизнь ни одного мальчика, который может украсть у меня ее любовь.       Женщины смотрели на меня.       — Да, — вот и все, что я позволил себе сказать.       Людвиг еще немного пропальпировала живот Сьюки, прежде чем сочла исследование завершенным. Достала из сумки блокнот и начала делать пометки.       Мой телефон запищал из кармана куртки, сообщая об смс. Я проигнорировал его.       — Нет, — произнес я.       Людвиг подняла голову.       — Никаких записей. Уничтожь этот страницу. Если тебе нужно что-то запомнить, либо фиксируй в памяти, либо просто скажи мне. Я не забуду. Записей об этой беременности нигде не будет.       Она фыркнула.       — Я должна это задокументировать. Я не могу доверить сказочную беременность памяти. Слишком много переменных. Мне нужны заметки для наблюдений.       — Очень жаль. Запомни, что тебе нужно, или запиши сейчас и дай мне. Я запомню, а потом сожгу страницу.       Она недовольно фыркнула.       — Это твоя попытка сохранить лицо? Ты не первый компаньон, который собирается воспитывать ребенка от другого мужчины, Нортман. Я не буду упоминать о феях, а мои файлы в офисе хорошо защищены. Поскольку мы имеем дело с концепцией человека-феи, люди через пару дней заметят, что она беременна. Ты не сможешь это скрыть.       Разумеется. Она все еще считала, что Сьюки беременна от человека. В прошлый раз казалось неразумным поправлять ее. Теперь же было неразумно позволять ей посещать Сьюки, не сообщив правды. Возможно, такого союза, как наш, никогда не существовало, но доктор с доступом к книге Архивариусов могла предвидеть проблемы, о которых я еще даже не думал.       Один кот уже вылез из мешка. Теперь можно было с тем же успехом сообщить и о выходящем из него прайде львов.       — Сьюки никогда не была с человеком, доктор. Ребенок — мой. — Я стиснул зубы и пустился во все тяжкие. — Биологически мой.