Pretty kitty

Сьюки

      Прошла неделя после объявления властей о восхождении Эрика на трон Луизианы и Миссисипи. Как устало предсказывал Эрик, нас швырнуло в такой водоворот внимания, которого никто не пожелал бы самой ярой медиашлюхе.       Сперва появились подхалимы. Тысячи их. Выстроившись вокруг квартала «Фангтазии», они желали присягнуть новому королю. Подобное, конечно, требовалось в той или иной форме от всех вампиров (хватило бы искреннего письма или красивой безделушки), но на сей раз буквально каждый вампир в радиусе пятисот миль желал приехать в Шривпорт, притащиться в бар и истощить остатки нервов Эрика льстивыми клятвами в вечной верности.       В редкие украденные моменты, лежа под солнцем глубоко в траве в нескольких милях от Шривпорта, Эрик ласкал мою голую спину и ворчал, что идиоты даже не удосужились переписать клятву, зачитав перед ним тот же текст, которым присягали Софи-Энн и Расселу.       Я не стала напоминать, что именно Эрик нес ответственность за их гибель и что нам чертовски повезло, что ни один из идиотов не возжелал помочь «любимым» монархам.       Когда отвращение затмевало для него все остальное, я целовала его в грудь и делилась с ним умиротворенными мыслями, пока он не успокаивался и не возвращался ко мне и солнечному свету. В один особенно тяжелый день, после сорока пяти минут разглагольствований о подхалиме, который отказывался уходить, не лизнув как следует задницу короля, пришлось поднять ставки. Я уложила его в одном из наших многочисленных лесных укрытий, обнажила кулон-кинжал и порезала его бедро. Ворчливый гнев сменился хриплыми стонами на шведском, пока я потягивала, покусывала и лизала. После этого он сумел сохранить менее мрачный вид, проходя через процессию.       Вторым, с чем он был вынужден столкнуться, оказалась перспектива коронации. Эрик отказался наотрез. Власти настаивали на том, что всем монархам следовало вступать в должность с соответствующей официальной помпой и церемонией. Вампиры любили публичное соблюдение ритуала. Но мой вампир, как и всегда, не следовал за толпой.       — Нет, — объявил он Доминго, когда тот стоял посреди его кабинета.       Испанец покосился на меня. Я изо всех сил притворялась невидимкой, читая на диване книгу. Эрик сполз в кресле так низко, что почти исчез под столом.       — Боюсь, мы вынуждены настаивать. Каждый соблюдает церемониал. Подданные успокоятся, если порядок восстановится.       — Им не нужен торт, чтобы знать, что у меня день рождения, Пауло. Я не собираюсь праздновать свои юные шестнадцать. И не жажду прихорашиваться, как дебютантка, ради недомерков, которые надеются впервые облапать сиськи. Мои подданные знают, что я их король. И если я им понадоблюсь по серьезному поводу, они знают, где меня найти.       Я подавила улыбку, вообразив все сказанное, и подняла книгу повыше, скрывая лицо. С того момента, как Доминго десять минут назад вошел сюда, я не произнесла ни слова.       Доминго нетерпеливо прочистил горло.       — Многие воспримут это как оскорбление. Словно вы слишком хороши для своих подданных. Другие сочтут это признаком слабости — как будто вы не принимаете свое назначение всерьез. Вы этого хотите?       — Я хочу править своими королевствами, — холодно ответил Эрик. — Если вы помните, я получил под управление довольно большую территорию. И я не смогу управлять эффективно, если каждые полчаса придется прерываться ради очередного словесного минета. Я хочу прояснить все с самого начала: возвращайтесь к работе и не тратьте мое гребаное время без причины. Следовательно, никакой коронации. Никаких оргий. Никаких вечеринок у бассейна с джакузи, наполненными кровью. Никаких королевских милостей. И никаких ебаных придворных. — Он сделал паузу. — Я предлагаю властям самое скучное, эффективное и законопослушное королевство в стране. Как вам это нравится, Доминго?       Я сильнее вцепилась в обложку. Мне было трудно держать себя в руках и не ржать перед важным гостем.       Размытые печатные буквы закрывали мне обзор, но тишина казалась напряженной.       Наконец мужчина вздохнул.       — Магистр не будет счастлив.       — Я абсолютно уверен, что вы способны его убедить.       Я рискнула взглянуть поверх книги.       Доминго заметил. И легким поклоном дал понять, что встреча окончена.       — Надеюсь, вы зачаруете свою спутницу. Наша беседа конфиденциальна, ваше величество. Уверен, вы понимаете.       Эрик склонил голову, демонстрируя искренность с мастерством истинного лжеца.       — Как пожелаете. Моей Сьюки можно полностью доверять, но я готов сделать это ради вашего спокойствия. Я позабочусь об этом, как только вы уйдете.       Мне удалось не отреагировать и на это. Доминго с сомнением посмотрел на нас.       — Вы уверены, что не хотите сделать это сейчас?       Эрик жестом указал на меня.       — Можете сделать это сами, если опасаетесь, что я солгу.       Вот черт. Моя способность сохранять невозмутимый вид еще никогда не подвергалась столь суровому испытанию. Мне кое-как удалось взглянуть на Доминго, изобразив спокойное согласие с тем, что эти вампиры решат сделать с моей памятью.       К счастью, предложение его удовлетворило. Он отмахнулся:       — Нет, не нужно, mi rey (ПП: «мой король» — исп.). Я уверен, вы просто прекрасно справляетесь со своим домом.       Затем он без лишних слов повернулся и вышел, закрыв за собой дверь.       Я начала лениво перебирать пальцами каллу, стоявшую рядом в маленькой вазе, и быстро заморгала:       — Что сейчас произошло? Где мы? Кто ты и чего хочешь от меня?       Он фыркнул и бросил бумаги на стол.       — Я только что продал тебя Графу Знаку (ПП: Граф Дракула фон Знак или Граф Знак — персонаж «Улицы Сезам». Вампир, помешанный на подсчете предметов). Теперь ты принадлежишь ему. — Он жестами изобразил, будто накладывает на меня заклинание. — Ты не будешь насмехаться над его манией считать и над пидорским плащиком. Ты будешь хорошим питомцем. Сла-а-а-авным питомцем.       Я невольно улыбнулась, слушая его мурлыканье. Подняла цветок и погладила лицо мягкими лепестками.       — Да, Эрик. Но я склонна пожаловаться. Неприятно, когда тебя спускают вниз по карьерной лестнице. От короля к графу? Злые языки заговорят о моей неспособности угодить тебе.       Он смотрел, как цветок скользит по моей щеке и подбородку.       Я спрятала за ним улыбку.       Эрик, безусловно, был очень занят, но я ни на мгновение не чувствовала себя забытой. Мы занимались любовью каждый день. Он брал меня с собой всюду, куда бы ни шел — при условии, что я хотела пойти. Конечно, я хотела. Он спрашивал мое мнение о многих вещах: например, содержание его королевского контракта, новый режим, его гардероб, планы о том, где мы будем жить, возможные наказания для вампиров-нарушителей, — и спрашивал, не беспокоясь о том, кто еще присутствовал при разговоре.       Но прежде всего он оставался подлым сукиным сыном.       На следующий день после его назначения на меня обрушилась волна африканских ромашек. Я прочитала ему серьезную лекцию о бережливости и излишествах. Он пришел в восторг от моих упреков и того, что он считал «напрасной скупостью», и решил бороться с этим. Грубо.       Его дом и офис стали минным полем. Я доставала носки из ящика, искала ложку или помогала ему с мелкими административными делами вроде картотеки — и натыкалась на стратегически размещенную фотографию. Сперва были цветы. Я нашла фото ирландских колокольчиков, приклеенное к моей зубной щетке. Недоуменно улыбаясь, я полюбовалась прелестными зелеными цветами, потом отложила картинку и почистила зубы. На следующий день повторилась та же история, что и с ромашками, но теперь с колокольчиками. Несчастный курьер приходил каждые несколько часов, сгибаясь под тяжестью букета. Каждый раз я благодарила его, а после четвертого стука в дверь начала извиняться. К концу дня у меня было больше двух сотен цветов.       Я прокляла Эрика прямо в лицо. Но мой гнев встретила только вкрадчивая гордость.       Следующей ночью, когда котенок Эрик спустился поужинать, я обнаружила фотографию одинокой красной розы, прикрепленную к ошейнику. Я наклонила голову, ошеломленная мощным стеблем с алым, слегка склоненным венчиком. Этот цветок никогда не был в числе моих любимых. Я всегда считала, что это просто ленивый запасной вариант для мужчин, которые не задумывались, что подарить подружкам на день Святого Валентина. Словно они были ближайшим к дому цветком: не нужно отыскивать какого-нибудь девчачьего флориста, достаточно купить дюжину роз, бросить даме за прилавком пару смятых двадцаток — и можно покончить со всем дурацким событием. Мне это казалось преступлением, учитывая, сколько в мире было прекрасных цветов. Роза не несла никакой фантазии — один лишь вид. Я пожала плечами, отцепила от кота фотографию и покормила его.       Роз на следующий день не было.       Было новое фото. Калла. Найдя ее под подушкой, я сразу улыбнулась. Бабушка их очень любила, и я вспоминала о ней каждый раз, когда видела эти цветы. Их крупные необычные лепестки напоминали мне о ее простоте и изяществе. Я держала фотографию, поглаживая пальцами белый конический цветок. Сильнее всего в жизни я сожалела, что так рано потеряла бабушку. Я поцеловала картинку и положила обратно под подушку.       К концу следующего дня меня засыпали каллами. Не меньше пяти сотен. В коробках. В вазах. В садовых горшках. Белые. Розовые. Желтые. Оранжевые. И последний букет из калл такого насыщенного фиолетового цвета, что они казались почти черными. Окруженная таким количеством цветков-рупоров, я могла почти слышать, как бабушка смеется, говоря, что «мой красавчик был так обходителен».       Слезы одолели меня. В тот день я не кричала на Эрика.       Мой смешной, замечательный вампир чувствовал мои эмоции и оценивал интерес к каждому цветку, когда я находила его маленькие визуальные подсказки. Он знал, что если снова спросит о моих предпочтениях, я ему не скажу, — иначе он со своим обычным размахом купит слишком много. Но я не могла скрыть свою реакцию, когда смотрела на картинки. То есть уже не могла. Хитрый ублюдок.       Теперь я повсюду находила фотографии. По несколько штук в день. К моему ужасу, уже не только цветы. Журнальные вырезки со спортивными автомобилями. Глянцевые изображения бриллиантовых колье и браслетов на щиколотку. Брошюра об уходе за лошадьми. Карта с обведенным на ней Карибским морем.       Каждый раз я закрывала глаза и связь, стараясь не думать о пони и тропических островах, и убирала злополучную маленькую ловушку в ящик тумбочки. Несколько раз я пыталась их выбросить, но чувства, вложенные в них, были слишком чудесны. Я оставляла фотографии. Мягкая глянцевая бумага значила больше, чем сами разрекламированные вещи.       Сейчас я чувствовала его взгляд за опущенными веками. Он сузил глаза.       — Никто не сомневается в твоей способности угодить мне, — тихо сказал он. — Я бы трахнул тебя на своем троне на глазах у сотен вампиров, если бы ты позволила.       Я ухмыльнулась.       — Нет, ты бы не стал. — Нет, он не стал бы. С тех самых пор, как влюбился в меня. С тех пор, как испытывал ревность, когда кто-то на меня смотрел. Готова спорить на пять сотен лилий.       Он фыркнул на другом конце комнаты.       — Может, и нет. — Сложив пальцы домиком, он сменил тему: — Беспокоишься о том, что будет позже?       Я отложила непрочитанную книгу и вытянула руки над головой.       — Да, — просто ответила я.       Поднявшись из-за стола, он сделал два больших шага и внезапно оказался надо мной, задумчиво глядя вниз. Я вытягивала шею, пока голова не запрокинулась.       — А ты разве нет?       Он моргнул.       — Не знаю.       — Сегодня вечером придет доктор Людвиг. Она может сообщить тебе, что ты отец моего ребенка. И для тебя это совсем не странно?       — Конечно, странно. Но еще она может сказать, что моя спутница совершенно здорова и бездетна. — Он сделал паузу. — Мы не скажем ей, что твой потенциальный ребенок от меня, Сьюки. Я не стану подвергать его опасностям сверхъестественного мира. Для всех остальных он будет человеческим ребенком, рожденным людьми.       Я потянула его за руку, призывая сесть рядом со мной и дать моей шее немного отдохнуть. Он так и сделал. Меня непрестанно беспокоило напряжение в чертах его лица. Я сжала его пальцы.       — Я не хочу, чтобы сверхъестественный мир думал, что я ходила налево, Эрик. У меня точно возникнут проблемы с тем, чтобы не убить каждого, кто обвинит меня в измене человеку, которого я люблю.       — Я бы избавил тебя от этой проблемы, — пообещал он. — Связал бы их ноги виндзорским узлом в наказание. Наша связь и отношения довольно новы. Я позабочусь, чтобы все узнали, что ты была беременна еще до того, как мы сошлись.       Я надулась. Он улыбнулся.       — Я скажу всем, что ты так помешалась от любви ко мне, что трахнула какого-то блондина, чтобы просто притупить боль. И очень старалась не кричать мое имя, когда он тебя трахал… но с треском провалилась.       Я высунула язык.       — Не смогла не кричать твое имя? Или он не смог меня как следует трахнуть?       — Учитывая, насколько идеально мы с тобой подходим друг другу, Сьюки, я полагаю, что до меня никто не мог тебя как следует трахнуть.       — Закроем тему. Ты знаешь, что до тебя был лишь один мужчина, и я не говорю плохо о мертвых.       — Значит, он не смог трахнуть тебя как следует?       Я вздохнула, уставившись на его колени.       — Он познакомил меня с сексом. И это все, что я скажу.       Мне не нравилось говорить о Билле. И особенно о нашей близости. Эрик в какой-то степени отпустил мое прошлое и чувства без особого ревнивого вмешательства. Но сейчас он поднял мой подбородок, заставив посмотреть в его холодные требовательные глаза.       — Я — единственный, кто может вытрахать из тебя свет.       После всего, что мы разделили, меня удивляло, насколько часто он хотел услышать о моей преданности.       — Да. Единственный, — повторила я. — Моя идеальная вторая половинка.       Его взгляд удовлетворенно потеплел. Пространство между нами наполнила приятная тишина. Он продолжал ласкать мою челюсть и горло. Я ощутила в его мыслях медленно нарастающий знакомый прилив голода. Моя кровь дразнила его из-под кожи. Я позволила ему немного поиграть и спросила:       — Проголодался?       Он хмыкнул, пристально глядя на местечко у меня под ухом, куда он любил зарываться лицом и подолгу дышать.       Я не стала взбираться к нему на колени. Вместо этого опустилась на подушку и потянула его, призывая наполовину лечь на меня. Он растянулся сверху, приподнявшись на локте. В его разуме ощущалось удивление от моих предпочтений. Обычно я садилась на него. Но сейчас хотела спрятаться под его тяжелым и крупным телом. Я выгнула спину, привыкая к окутавшему меня массивному теплу. Грудь и живот оказались зажаты под его торсом, а его голова нависала прямо над моей. Я отвернулась и посмотрела на его стол.       Он заворчал от удовольствия, нюхая мой пульс.       Щелчок. Укол. И мой долгий вздох.       Как и всегда, гудящий улей мыслей Эрика утих. Словно разом опустел от наслаждения. Потрясение от идеальной еды притупляло его острый ум и ослепляло древнюю душу. Я удовлетворенно забормотала, скользя руками по мышцам его спины. Это всегда восхищало меня. Каждый раз, когда он ел, он радовался. Даже самые холодные и расчетливые грани его характера переворачивались на спину и мурлыкали, позволяя моей крови почесать им животики. Он упоминал это прежде — моя кровь пьянила его.       Веки опустились. Я чувствовала себя восхитительно согретой и придавленной.       Грубая рука выскользнула из моих волос и прошлась по телу, отыскивая подол платья. Пальцы пробрались под ткань, и я не смогла удержаться от смеха. Он был ненасытен.       Но хихикала я недолго. Он миновал трусики и положил ладонь на живот. Кончики пальцев впились в плоть. Эрик похотливо заворчал мне в ухо, многозначительно прижимая руку между тазовых костей.       — Мое, — рассеянно пробормотал он между глотками.       — Само собой.       — Нет. — Он высвободил клыки, облизал горло и начал мягко покачиваться, прижимаясь ко мне. — Он. — Он сильнее надавил на живот. — Он мой.       Воздух вылетел из легких; меня прижимал к дивану вампирский король, слишком ошеломленный, чтобы слышать, что он говорил. Я гладила его, молчаливо соглашаясь. Если во мне и было нечто, что смогла бы отыскать добрый доктор, то было оно от Эрика. Касаясь его твердого, сурового, закаленного в боях тела, я гадала, унаследует ли малыш рост и красоту своего отца.       С Божьей помощью.       — Если ты продолжишь присваивать Стакхаусов такими темпами, у тебя будет зверинец.       Он вдавил меня глубже в диван.       — Он — Нортман.       — Можем поставить дефис. Стакхаус-Нортман.       — Нихуя. Моя сперма — мои правила.       — Неужели я должна объяснять, что твоя сперма сейчас арендует место в моей утробе? Моя матка — мои правила.       Я ахнула: он резко разорвал мое платье прямо посередине (снова!). Эрик скользнул ниже и склонился над моим животом. Я потеряла его внимание. Он прижимался носом, глазами, щеками и ушами к моему пупку. Нюхал, слушал и искал выпуклость, которой там не было, но он, тем не менее, не сомневался.       — Я король всего обозримого, черт подери. Луизиана — моя. Миссисипи — моя. Хедли — моя. Хантер мой. Пэм моя. Ты — моя. И он, — он поцеловал меня в живот, — полностью мой.       — Никто не возражает, ваше величество. Кстати, кроме вас, никому и не интересна эта куча белого мусора.       Я лгала, и он это знал. В документах беднейшие южные штаты и клан Стакхаусов не имели ничего примечательного. Но ни один амбициозный вампир не отвергнет права на престол, и ни один вампир в мире не откажется от моей семьи, как только унюхает нас. Тем не менее, я не могла не дразнить его. Он ведь так раздражался, когда я недооценивала себя.       — Кроме того, — быстро продолжила я, — возможно, это просто много шума из ничего. Через несколько дней станет ясно. Если доктор ничего не сможет сказать точно, то последнее слово за тетей Фло (ПП: «приход тети Фло» означает наступление месячных).       Я подняла глаза, надеясь увидеть «улыбку Сьюки». Он странно посмотрел на меня, не интересуясь обнаженным телом и сосредоточившись только на шее.       Я вопросительно подняла брови.       — Что?       Он слегка приподнялся, продолжая смотреть.       — Твое горло.       Я положила руку на шею. Все было нормально.       — И что с ним?       — Моя метка исчезла.       Пальцы прошлись там, где он кусал меня. Ни крови, ни ранок. Ничего, кроме гладкой кожи.       — Ну и что?       — Я не исцелял тебя.       Теперь он привлек мое полное внимание. Я приподнялась на локтях.       — Должно быть, исцелил. След полностью исчез, а я уже два дня не пила твоей крови.       Он не ответил. Лишь продолжал смотреть на меня с пугающей серьезностью.       Я дернулась под ним.       — Кыш.       Он приподнялся, и я выскользнула из-под него, кое-как соединив разорванные части платья. Подняла с пола сумку и начала искать пудреницу.       — Ты уверен, что не мог просто машинально уколоть палец? Ты становишься немного «ку-ку», когда кушаешь.       Он уставился на меня с дивана, как ястреб.       — Твоя кровь — амброзия, любимая. А не Рогипнол. Я не теряю сознание, когда питаюсь.       Я нашла зеркальце и открыла его. Убрав волосы с шеи, я осторожно осмотрела ее со всех сторон, наклоняя пудреницу так и этак. И не увидела ничего, кроме крохотного пятна крови там, где Эрик меня лизнул. Сам укус исчез. Я прикусила губу в недоумении. Эрик часто и обильно кормил меня своей кровью, но даже это не объясняло, как я исцелилась за считанные минуты, если последний глоток был сорок восемь часов назад.       Я захлопнула коробочку.       — Ну, думаю, мы можем списать это на счет твоей крови и нашей связи. Дополнительный бонус. Целебные силы Сьюки. Очко команде Стакхаус-Нортман.       Он не двигался и не казался убежденным.       — Мы спросим доктора и об этом, — сухо сказал он.       — Ладно. — Я посмотрела на часы. — Через несколько часов рассветет. Тебе нужно понаблюдать за закрытием.       Бормоча себе под нос, он встал и пошел в кладовую. Принес оттуда новую коробку с очередным симпатичным платьем, запас которых, казалось, никогда не иссякал, сколько бы он их ни рвал. Я приняла упаковку и поблагодарила, заподозрив, что за наполнение кладовки одеждой отвечала Пэм. Сняв крышку, я отбросила оберточную бумагу.       И подняла взгляд на Эрика.       — Еще одно?       Он посмотрел на точно такое же платье, как то, что он дал мне в первый раз, когда порвал на мне одежду в своем кабинете. Телесный цвет, прилегающий силуэт и самый мягкий материал, который я когда-либо трогала. Он пожал плечами и натянул на свою футболку кожаную куртку.       — Мне не удалось насладиться тобой в первом.       Я скинула изодранный сарафан и натянула новый. Набросила на шею лямку и покружилась.       — И как, по-прежнему нравится?       Он демонстративно не поворачивался, остановившись у двери, ведущей в бар. Его спина напряглась. Он повернул голову настолько, что мне стал виден его профиль, но не глаза.       — Ты так красива, что один взгляд на тебя — испытание. Встань с Пэм за стойкой. Надеюсь, сегодня больше не будет доброжелателей и все остальные просто разойдутся по домам. — Он отвернулся к двери и продолжил: — Прошу, мой ангел.       В его голосе звучали такая усталость и желание побыть только со мной, что от этого становилось больно.       — Хорошо, — был мой единственный ответ.       Он благодарно кивнул и вышел; злой вампирский «съеби-с-моего-пути» король Эрик прошествовал к своему трону и с пренебрежением уселся. Толпа была все еще в разгаре веселья. Люди убегали с его пути. Вампиры склоняли головы. Эрик взмахнул рукой в одновременном жесте «идите нахуй» и «продолжайте!». Все вернулись к питью и охоте.       Я проскользнула за стойку. Пэм кивком поприветствовала меня.       Я скромно пристроилась на табурете рядом с бутылками. Пэм приняла заказ дородной женщины на Кровавую Мэри. Как оригинально. Пэм пыталась не закатить глаза, пока покорно смешивала томатный сок с табаско. Я передала ей водку.       — Как идет бизнес?       Она подвинула женщине стакан, не обратив внимания на ее благоговение перед великолепной мертвой барменшей.       — Не так весело, как поедать фею всю ночь.       — Знаешь, я не единственная в мире. Если ты так сильно хочешь кого-то из нас, найди и трахни свою Динь-Динь.       Она зарычала.       — Ага, если бы я могла. Что за чертова фея-самоубийца придет туда, где я работаю всю ночь?       Я улыбнулась.       — Бедняжка. Попробуй «Крэйгс-лист».       — Отъебись, пизда с блестками.       Я рассмеялась, наблюдая за Эриком. Он с головокружительной скоростью набирал что-то на клавиатуре телефона. Сгорбленная фигура излучала раздражение окружающей обстановкой. Мой телефон прогудел в сумочке. Я вынула его и открыла сообщение.       И улыбнулась. Эрик прислал мне смайлик. Два маленьких крыла мягко хлопали. Они выглядели как крылья ангела, за исключением привычного жемчужно-белого цвета. Вместо этого они были черными, как крылья летучей мыши. Я поскорее отыскала смайлик поцелуя и отправила его в ответ.       Пэм небрежно глянула на экран, вытаскивая кожаный гроссбух, чтобы обновить бухгалтерию.       — Крылья летучей мыши?       Я покачала головой.       — Ангельские крылья. Эрик все время зовет меня своим ангелом, Бог знает почему. Я далека от этого, насколько это вообще возможно. Я убиваю, ругаюсь, у меня ужасные мысли о некоторых людях и тонны секса вне брака. Господь устроит мне до-о-о-олгую беседу, когда я с ним встречусь. Но Эрик все равно настаивает на том, что я ангел. — Я снова посмотрела на его сообщение. — Не знаю, почему крылья черные. Наверное, вампирское предпочтение.       Пэм странно посмотрела на меня, затем открыла книгу и отыскала нужную страницу.       Я вопросительно наклонила голову.       — Что?       Она слегка пожала плечами, строча быстрее, чем я могла видеть.       — Ничего.       — Но твой взгляд говорит о другом.       — Ну так не смотри на меня.       — Прекрати выебываться и скажи, о чем ты думаешь.       Она повернулась ко мне и положила руку на бедро.       — Хорошо, — протянула она, оглядываясь на Эрика и указывая на него подбородком. — Ты просто неправильно поняла, что это за ангел.       — И что же это за ангел?       Всю ночь она сдерживала глаза от закатывания и сейчас закатила их так, что они чуть не выскочили из орбит.       — Когда Эрик зовет тебя ангелом, Сладкая Пироженка, он не имеет в виду твоих отсталых христианских ангелов, которые выпали из задницы Уолта Диснея. Он имеет в виду, что ты его ангел. Ангел викинга. — Она прервалась для раздраженного вздоха. — Его валькирия.       Я прищурилась. Она заметила мое недоумение.       — В общем, — пояснила она, — когда Эрик обратил меня, он первым делом обучил меня своему родному языку. Включая скандинавскую мифологию. На древнескандинавском «валькирия» буквально означает «выбирающая убитых». Это женщины-ангелы, которые решают, кто выживет и умрет в битве. Если она выбирает воина, он отправляется в Вальгаллу — рай викингов. Там они часто становятся любовниками. Валькирия наливает ему медовуху, приготовленную из лучшего в мире меда.       Ее взгляд на мгновение переместился на мое горло, и она продолжила:       — Быть избранным валькирией — высшая честь, на которую может надеяться викинг-воин. Она будет трахать его и кормить амброзией целую вечность в награду за храбрость в жизни. Викинги верили, что их валькирии следили за ними при жизни в виде воронов.       Она медленно закрыла книгу и подвинула ее к кассе. Наконец она посмотрела на мое шокированное лицо, повернулась и взглянула на своего сварливого создателя. От моего мультяшного поцелуя на его лице появилась «улыбка Сьюки».       — Черные крылья, — тихо заключила она.