Сьюки
Я проснулась, когда в окно уже лился солнечный свет, а Эрик крепко спал у меня под боком. Протянула руку и погладила его, прощая за то, как мил он был с моим гостем прошлой ночью. — Иуда, — обвинила я его, несмотря на это. Он сверкнул на меня большими зелеными глазами и тут же снова их закрыл; солнце против воли призывало его подремать. У него с вампиром было даже больше общего, чем я думала. Оба падали, как камни, когда начинался день. Я потерла глаза и посмотрела на часы. Одиннадцать пятнадцать. Черт. В час у меня была обеденная смена. Сбросив одеяло, я прокляла удачливых менад, вампиров и всех остальных засранцев, которые имели роскошь жить вечно и могли накапливать огромное количество золота, произведений искусства и денег, а затем в двадцать первом веке инвестировали их, чтобы спокойно сидеть на заднице, пока богатство приумножается. Безусловно, это рядом не стояло с прожиточным минимумом и отстойными рабочими часами. Я смутно задумывалась, сколько денег скопил Эрик. Наверное, миллионы. Возможно, миллиарды. Тем более, я была уверена, что он не гнушался убийством. Или, по крайней мере, зачарованием. Я фыркнула, снимая пижаму и хватая полотенце. Опять же — может, и нет. Эрик, казалось, слишком наслаждался, принимая вызов, нежели просто получая желаемое. Скорее, ложь, хитрость и обаяние прокладывали ему путь к деньгам. Таким образом, он получал плату дважды: один раз наличными, второй — удовлетворением от доказательства того, что люди были простаками, которых легко обмануть. Когда я повернула ручку, душ ожил. Я отступила и дала ему прогреться. И заметила, куда немедленно побрел мой разум. К Эрику. Всегда к Эрику. Он был похож на Рим. Все мысли в конце концов вели к нему. Я ступила под воду и вздохнула, смывая с себя масляные брызги с последней ночной смены… и слабый дымный аромат кожи. Я скребла себя сильнее, чем обычно. Удостоверившись, что снова пахну собой, я сполоснулась и вышла. Я не знала, почему мне было так важно прогнать с тела след куртки Эрика. В конце концов, вчера я поддалась своему влечению к нему. Точнее, я позволила ему узнать об этом, соблазнив его первой, а не наоборот. Думаю, это было как-то связано с тем, что мне просто хотелось побыть собой. Не принадлежать Биллу, королеве, и уж точно не королю. Даже не Эрику, какой бы заманчивой ни казалась иногда эта перспектива. Хотелось побыть обычной Сьюки Стакхаус, странной девушкой и отшельницей. Никого не заботило, что я делала или думала, и уж точно никого не волновали экстравагантные вещи вроде того, какова я на вкус. Может, я тосковала по более простым дням, когда я была единственной странностью в городе. Я набросила свою форму и поспешила вниз. Мне нужно было перехватить что-нибудь поесть перед уходом, и я даже не была уверена, что в доме осталась мука, не говоря уж о готовой еде. Проверила холодильник и обрадовалась. Холодная пицца. Отлично. Я выдернула два ломтика и жадно откусила, попутно захватив ключи. Уже готова была рвануть дверь, когда маленький кусочек бумаги на ручке двери резко меня остановил. Я запихнула остатки еды в рот и подняла его. Меня встретил поразительно элегантный почерк. «Любимая, Я не могу смириться с мыслью о том, что ты придешь ко мне в „Фангтазию“. Автомобиль заберет тебя после работы и привезет в мой дом. Вскоре после этого я встану. Надень белое. Эрик». Я осторожно сглотнула и перечитала записку. Автомобиль? Его дом? Встанет? Надеть белое? Едва ли это было всерьез. Я уже опаздывала, и подумать над этим не было времени. Спешно побежала наверх, схватила одно из своих летних белых платьев и — смущаясь — выбрала нижнее белье посимпатичнее. На мне уже были белые босоножки, так что обувь можно было не менять. Засунув одежду в сумку, я вылетела из дома, запрыгнула в машину и рванула на работу. Смена тащилась, как упрямейший мул. И ничуть не помогло, что клиентов было мало. Я пыталась занять время, протирая столы, которые не обслуживала, и заправляя контейнеры, которые были чуть меньше, чем переполнены приправами, но занятые руки не могли остановить гиперактивный мозг. Эрик-Эрик-Эрик-надень-белое-Эрик-Эрик-Эрик-Эрик-ты-придешь-ко-мне-Эрик-Эрик-Эрик-Эрик-привезет-тебя-в-мой-дом-Эрик-Эрик-Эрик-Эрик… Боже милостивый, ну почему мысли об этом мужчине так мучили меня? Билл никогда настолько не занимал мою голову, даже в самом начале, когда я была наивной деревенщиной, счастливой просто встречаться с кем-то, чьих мыслей я не слышала. Может, это было другое. Точно так же, как я теперь гораздо лучше знала, что из себя представляли вампиры, я знала, на что они были способны. Я была полуфеей. Эрик — непримиримым вампиром. Мы знали друг друга со всеми недостатками. Такого не было с Биллом — до тех пор, пока его ложные намерения не раскрылись одно за другим, и он стоял, дрожа и плача кровью. Он сожалел. Он был неправ. И я все еще не чувствовала ничего, кроме отвращения. С Эриком все пошло в обратном направлении. Отвращение медленно превращалось в… Я перестала наливать горчицу в желтую бутылку и задумалась. Это развивалось. Но во что, я не знала до сих пор. Тем не менее, это было большим. Опасным, с большим количеством последствий и Бог знает чего еще. Я сглотнула и продолжила работу. Сегодня вечером у нас с ним состоится вежливый, предельно честный, лишенный секса разговор об очевидном, на которое мы не обращали внимания, но к которому, наконец, прислушались. Я не собиралась уступать. Ни на йоту. Готовилась стоять на своем и задавать хорошо продуманные, уместные вопросы о нашем будущем, чтобы он отвечал в уважительной и информативной манере. Да. Я решила.***
Когда я вышла на улицу, на парковке меня ждал автомобиль. Я быстро переоделась в платье в туалете и пригладила волосы. И, несмотря на мои постоянные подбадривающие разговоры с самой собой о том, что никаких шашней сегодня не будет, я надела сексуальные трусики и лифчик. Мое объяснение было таково, что девушка, надевая красивое платье, оказывает себе плохую услугу, не надев милое белье. «Хрена с два», — обвинял меня мозг. Я хмыкнула и проигнорировала его. Кого вообще волновало, что он там себе думал? Мой водитель был вежлив и невзрачен. Он открыл дверцу дорогого, элегантного черного седана. Я поблагодарила его и села. Он перешел к своему месту и, не говоря ни слова, поехал по шоссе. Не включил радио. Не смотрел на меня в зеркало. С тем же успехом он мог бы быть роботом. Я поняла, что не возражаю. Я чувствовала себя довольно странно, отправляясь к его работодателю. На меня тут же навалились разные ревнивые мысли об этой регулярной работе моего молчаливого друга на колесах. Если Эрик привык, чтобы к нему привозил женщин шофер, — что ж, хорошо. Я посмотрела в окно, наблюдая за постепенно меркнущим солнечным светом, и задумалась. Лучше бы ему прекратить — вот и все, что я могла сказать. Мы остановились у изысканных кованых железных ворот. Водитель набрал на панели пять цифр, и проезд открылся. Он привел нас к прекрасному дому, который был, должно быть, раз в шесть больше моего. Строгий, белый, с большим количеством каменного декора. Гранит, догадалась я, и это весьма впечатляло. Я знала от Джейсона, что гранит требовал дорогой обработки, его было трудно ваять и адски тяжело перемещать. Тем не менее, из него было выполнено множество элементов парадного входа, в том числе лестница. Выпендрежник. Водитель открыл дверь и жестом предложил мне выйти. Я послушалась, не отрывая глаз от дома. — Хозяин просил, чтобы вы прошли внутрь одна и чувствовали себя как дома. Он присоединится к вам в самое ближайшее время. — Меня поразил его голос. Я слегка подпрыгнула и повернулась к нему. — Там есть кто-нибудь еще? Пэм? Другие сотрудники? Он покачал головой. — Нет, мэм. Мистер Нортман живет один. Это одновременно порадовало и ужаснуло меня. Мы оставались одни для нашего небольшого разговора. И мы были одни для любого невербального действия, которое решили бы совершить. Но я ничем не выдала своего волнения, кивнув ему. — Спасибо, сэр. Я очень благодарна за поездку. Его, кажется, позабавила моя благодарность. — Хорошего вечера, мисс Стакхаус. С этими словами он вернулся в машину и отъехал. Я осталась одна в сумеречном свете перед особняком. Глубоко вздохнула и поспешила вверх по лестнице; от внезапного одиночества в незнакомом месте меня бросило в дрожь. Попробовала ручку, и она повернулась. Либо Эрик оставил дом открытым для меня, либо он видел мало смысла в том, чтобы вообще его запирать. Почему-то я догадывалась, что правильным был первый вариант. Я вошла в холл и закрыла за собой тяжелую дубовую дверь. Мои туфли издавали громкий, далеко разносящийся стук по продолжившемуся в доме гранитному покрытию; его неумолимо твердая поверхность награждала эхом поступь моей обычно мягкой обуви. Я ненавидела шум. Это позволяло каждому в доме узнать, где я нахожусь. Я сбросила босоножки и оставила их у входа, сразу обрадовавшись, когда босые ноги бесшумно заскользили по плитке. Гостиная была прекрасной. Кухня — удивительно большой и хорошо оборудованной. Библиотека оказалась заполненной до отказа. В столовой можно было принимать глав государств. Меня ничто не удивляло в подобной демонстрации богатства Эриком, но, тем не менее, я не могла не восхититься. У него был превосходный вкус. Паркет, металлы, гобелены, планировка. Все великолепно гармонировало. Проходя через комнаты, я прикасалась к поверхностям, книжным корешкам, вазам, спинкам стульев, дверным рамам. В доме пахло такой чистотой, что я была уверена, что у Эрика не возникло бы никаких проблем с отслеживанием моего запаха. Мне хотелось, чтобы он знал, что я там была и смотрела на его вещи. Прикасалась к ним. Думала о нем. Я испытывала странное волнение, воображая, как он идет по моему следу, словно ищейка. Единственным, что я не трогала (но очень хотела), была древняя корона, спрятанная в его рабочем кабинете. Она была странной формы, почти без украшений, за исключением совершенства самой ковки. И выглядела намного старше корон, что я видела в книгах о средневековых монархах. Словно принадлежала королю в те времена, когда еще не сформировались королевства. Страны были всего лишь объединениями племен. У власти стояли богатые старейшины и матерые воины. И так как никакие другие артефакты ее не сопровождали, я заставила себя убрать руки и оставила вещь в покое. Ее не следовало касаться без разрешения хозяина. Я отвернулась от нее и взглянула на часы. Было почти шесть. Солнце должно было сесть примерно через тридцать минут. Я уже устала ждать. Я отыскала лестницу и поднялась на верхний этаж. Жилые помещения. Именно то, что я хотела. Я интуитивно следовала направлению коридора, пока он не привел меня к большой двойной двери. В другие комнаты я не заглядывала. Уже знала, что их наполняло расточительное количество роскоши. Меня поманили сложная резьба и прекрасные французские ручки. Это была его комната. Я была уверена в этом. Не раздумывая, я открыла обе створки и широко распахнула, вошла и захлопнула их за собой. Меня встретила беспросветная темнота. Я стояла неподвижно, пока глаза не привыкли и я разглядела лампу на небольшом столике. Протянула руку и включила ее. Слабый свет пролился в комнату и осветил кровать у противоположной стены. Меня захлестнуло чистое удовлетворение, когда я увидела его, спящего на спине среди океана простыней за две тысячи долларов. Голый до пояса, а может, и дальше, бледный и красивый. Эрик. Я нашла его. Конечно, он пригласил меня сюда. И не запер дверь в спальню, так что явно не беспокоился о том, что я войду. И тем не менее. Я ощущала почти хищное чувство победы, пробравшись в логово моего вампира и найдя его беспомощным, как младенца. Я тут же проверила себя. Логово вампира. С бесстыдным вуайеризмом, который шокировал бы бабушку, я подошла прямо к нему, подтянув большое кресло поближе к постели, и уселась в него, поджав ноги. Расправила платье, чтобы выглядеть пристойно, откинулась на спинку и открыто уставилась на вид, который он не доверил бы большинству людей. Мне понравилось то, что я видела. И даже не по самым очевидным причинам. Мне нравилось, что во сне ошеломляюще красивое тело Эрика не использовалось для устрашения. Мне нравилась его нагота, не прикрытая одеждой, которая обычно вызывала бы у людей благоговейный трепет при виде черной кожи. Мне нравилось, как перепутались его волосы. Нравилось, что его глаза не сужались, а губы не были поджаты. Нравилось, что, несмотря на отсутствие дыхания, я почти видела в нем человека. Не убийцу. Не монстра. Мужчину. И вновь я поразилась тому, как по-разному воспринимала Эрика и Билла. Когда Билл спал, у меня возникало почти комичное чувство довольства. Словно мать с ее спящим ребенком. Это было спокойным, милым и удовлетворенным. Я не чувствовала удовлетворения, глядя на Эрика. Это была жадность. Я хотела броситься на его холодный корпус и шлепками разбудить его. Хотела разорвать его грудь, обхватить мертвое сердце и голыми руками реанимировать его. Хотела кусать, лизать, целовать, кричать, бить и слышать рев его удовольствия, зная, что он ответил бы той жаждой гневной, жестокой, ненасытной потребности. Это не было спокойным. Не было милым. Я больше не была Белоснежкой. Теперь я безраздельно предпочитала красный. Не знаю, как долго я сидела и смотрела на него. Думаю, это продолжалось достаточно долго, чтобы потерять концентрацию. Внезапно его глаза открылись, отвечая мне столь же откровенной оценкой. Его голова повернулась ко мне. Глаза оставались мягкими. Как и рот. — Прекрасный вид, — одобрительно пробормотал он. В голосе не было и следа насмешки. Я оценила непреодолимое видение голого, живого Эрика и приняла решение. — Ты кровно связался со мной прошлой ночью, — тихо сказала я. Выражение его лица не изменилось. — Верно. — Без моего разрешения. Без изменений. — Чтобы доказать свою точку зрения. Со временем это исчезнет, если хочешь. Я сделала вдох, чтобы успокоиться. Произнести решение на три, два, один. — Я не хочу. Он повернулся на бок, мышцы перекатились от движения. Простыня съехала еще ниже. Он подпер голову рукой. — Говори прямо, любимая. Я не люблю поддразнивания. Я фыркнула. Черта с два он их не любил. Тем не менее, я прекратила ходить вокруг да около. — Ты хотел, чтобы я стала твоей. Чтобы кровь соединила нас. Я тоже этого хочу. Ты все еще заинтересован? Температура в комнате упала на несколько градусов. Лицо Эрика окаменело. Он медленно вжал руки в матрас, слегка смещая свой вес в направлении меня, словно готовился к прыжку. — Да, — резко прорычал он. Я кивнула, не обращая внимания на то, как он взвинчен. — Отлично, — ответила я. — Но у меня есть несколько условий. — Ни одного. Я снова проигнорировала его. «Стой на своем, Сук, — напевала я. Стой на своем». — Либо твоя задница их примет, либо я уйду прямо сейчас. Это остановило его продвижение. К сожалению, глаза обрели свой обычный высокомерный блеск, а губы плотно сжались. Часть меня хотела пропустить весь разговор и сосредоточиться на том, чтобы целовать их, пока не станут мягкими снова. Я знала, что могу это сделать. Знала, что могу даже заставить его улыбнуться. Но я не собиралась уступать ни дюйма в этом споре, пока не получу гребаной ясности. Я задрала подбородок. — Я хочу тебя, Эрик. Не буду больше тратить время и отрицать это. И я… чувствую… что-то. Сильное и адски волнующее меня. — Я замолчала и посмотрела в лишенные выражения глаза. Он знал, чего я хотела. Он отвел взгляд и стоически ответил. — Ты тоже мне небезразлична. Ты отвлекаешь меня. Раздражаешь. Мне не нравится, как много я о тебе думаю. Большинство девушек бы зарыдали, услышав от своего дружка столь подлые слова. Я? Я тихонько хихикала, прекрасно понимая, что он имел в виду. Мы чувствовали абсолютно одно и то же. Я прикусила губу при этой мысли. — Так вот мое предложение. Я дам тебе все, что ты просил. Буду кормить тебя. Буду любить тебя. Обменяюсь с тобой кровью и сделаю нашу связь постоянной. Ты согласен? Я чувствовала почти легкомыслие и безрассудную силу. После столь долгой сдержанности я бросала все, что думала, на вампира, не чувствуя ни грамма сожаления. Черт возьми, пускай я буду принадлежать ему. Пусть он защитит меня. Позаботится обо мне. Проявит себя, как он, кажется, мечтал. О чем еще мне следовало беспокоиться? И это сработало. Его глаза изменились. Я шокировала его до потери высокомерия. Хорошо. Он подвинулся ближе ко мне, все еще лежа на боку. Простыня соскользнула. О, он был соблазнителем. — И твои условия? Я подалась вперед в кресле, положила руку на матрас, приблизив лицо к вампиру. — Я не делюсь, Эрик. Отдам себя тебе, и только тебе, но я очень жадная женщина. Никаких больше распутников. Никаких кровавых шлюх. Единственной, кого ты будешь пить и трахать, буду я. И никакой больше лжи. Ты не станешь держать меня в неведении, потому что думаешь, что это разумно или каким-то образом защищает меня. Ты говоришь, что ты не такой, как Билл, и я хочу, чтобы ты это доказал. Хочу иметь возможность доверять мужчине, с которым я буду. — Я опустила глаза. Не хотела говорить ничего столь избитого, но это было правдой. По крайней мере, это не путало меня. — Мы договорились? Я не совсем осознавала, что произошло дальше. Все, что я поняла, — я больше не сидела в кресле. Эрик не был рядом со мной. Я оказалась в его постели, мои бедра прижимались к его, а платье вдавливалось в его голое тело. Его лицо нависало над моим, и такого выражения я никогда прежде не видела. Неверие? Гнев? Удовольствие? Радость? Я сглотнула и осторожно потянулась, чтобы погладить его по щеке. — Ответь мне, — тихо молила я. Почему он выглядел таким красивым, когда я пыталась заставить его дать обещание? — Мы договорились? Его клыки громко щелкнули в тишине комнаты, когда он опустил губы к моим. — Тогда я твой. Только твой. — Он нежно поцеловал меня. Я задрожала, все яснее осознавая, какой бешеный контакт должен был за этим последовать. Он схватил меня за подбородок и дернул голову, обнажая для себя мое горло. — А ты, любимая, — с обожанием прошипел он в мой пульс, — наконец-то моя.