Дневник Рыжика

25 мая       Этот день принес столько впечатлений, что они никак не хотят укладываться у меня в голове. Как я мог так вляпаться! И что теперь мне с этим делать, ума не приложу! Если бы я только знал, что так все обернется!.. Сделал бы то же самое. Это точно! Но обо всём по порядку.       Провожали меня всей деревней. С утра пекли пироги, украшали дома цветочными гирляндами, столы накрыли прямо посреди деревни — и всё это ради меня. Это значит, что теперь я не дитё неразумное, а взрослый, самостоятельный зенна. Ох, как же мне нравится, как это звучит!       Я весь извелся, ожидая, когда же все соберутся, попрощаются со мной и начнут пировать. Свой узелок я собрал ещё вчера. Положил только самое необходимое — книжку с заклинаниями, книжку со сказками и краски с кисточками. Но это было вчера. А сегодня мой узелок увеличился раза в три, и волшебство тут было совершенно ни при чём. Это моя матушка постаралась — уложила туда вязаные шерстяные носки, тёплый свитер, небольшую баночку с мазью от разных болячек, пару дюжин носовых платков, которые сама вышивала, и штук пять огромных пирогов. Ладно, я парнишка не из слабых, донесу, знать бы ещё куда.       Наконец все собрались. Малышня бегала вокруг меня, с восторгом и завистью на меня поглядывала. Они тоже в Большой мир хотят, только им ещё рано, многому научиться надо. Батюшка мой вышел в центр, встал рядом со мной. Я говорил, что он в нашей деревне ещё и старейшина? Он и сам не помнит, сколько ему лет, но на вид ему не дашь больше пятисот. Он обвел всех взглядом. Народ притих, ожидая прощальной речи, и он начал. Говорил он долго, с чувством, с толком, с расстановкой — в общем, как всегда в таких случаях. Я уже успел заскучать, чуть ли не подпрыгивал от нетерпения, но прервать его и тем самым проявить неуважение я не мог. Еле-еле дотерпел до пожеланий легкой дороги и прочего, но когда он сказал: — Не подведи нас, Рэду. Будь достоин того, что родился зенной. И помни, что главная заповедь зенны… — Да помню я, помню! — не выдержал я и отмахнулся. — Батюшка, а можно покороче, а?       Он посмотрел на меня так строго, что я готов был сквозь землю со стыда провалиться. Вдруг батюшка неожиданно подмигнул и обнял меня так, что ребра затрещали. Матушка обнимала меня ласково и нежно и прошептала мне на ухо: — Я назвала тебя Рэду, а это значит «счастливый». Я верю, что ты принесешь детям только счастье. А если тебе самому будет плохо или совет понадобится, то помни, что тут твой дом и тебе всегда будут рады.       Я так расчувствовался, что едва не расплакался у всех на виду. Мне вдруг стало очень жалко родителей. Я ведь последний у них. Мне как-то сразу расхотелось куда-либо идти. А что? Останусь здесь, буду мелочь пузатую учить уму-разуму. Только чему же я их научу, если ещё сам ничего в жизни не видел?.. Я вздохнул.       Однако долго горевать и печалиться мне не дали. Как только матушка выпустила меня из своих объятий, все разом бросились меня обнимать, тискать, прощаться, желать всего-всего. От этого вихря лиц, рук, улыбок и слов у меня голова закружилась. А когда самый маленький зенненок обнял меня за ногу, потому что из-за роста ни до чего другого дотянуться не смог, я уже готов был бежать хоть на край света, лишь бы побыстрее все кончилось.       Спас меня батюшка. — Ну, всё, хватит! — рыкнул он беззлобно, а потом обратился ко мне: — Сейчас, Рэду, я отправлю тебя к одному из лучших моих учеников… — Ты про всех так говоришь, — перебил я, но под серьёзным взглядом батюшки осёкся. Ну кто меня за язык вечно тянет, а? — В Большом мире его зовут Салли, — как ни в чем не бывало продолжил батюшка. — Он тебе поможет первое время. Передай ему от меня поклон и дерни его за левое ухо. — Это ещё зачем? — не понял я. Батюшка лукаво подмигнул: — Он поймёт.       Старшие зенны дружно захохотали. Я понял, что за этим есть какая-то история, которую батюшка мне не рассказывал. Ну, ладно, расспрошу самого Салли.       Когда все снова затихли, батюшка начал бормотать что-то на языке древних зеннов. Я ни слова не расслышал, но и так было понятно, что он снимает охранные заклятия, чтобы меня выпустить. В груди взвился прохладный ветерок, мурашки дружным стадом пробежались по всему телу, перед глазами стали распускаться яркие цветные пятна, а голова закружилась, и не успел я моргнуть, как оказался посреди чужой комнаты, заваленной всяким хламом. От головокружения я не удержался на ногах и позорно грохнулся на пол, свалив на себя кучу всякой дребедени.       Я барахтался, как рыба, выброшенная на берег, но пользы от моего барахтанья не было никакой: встать я не сумел, а только обрушил на себя ещё одну лавину вещей. Кто-то очень сильный схватил меня за шиворот, одним рывком выдернул из-под завала и поставил на ноги. Перед глазами все плыло, и я ничего не видел вокруг, кроме огромного желтого пятна. — Дыши глубже! — сказало пятно вполне себе дружелюбным тоном. — Это всегда так бывает после первой телепортации.       Я немного обиделся. Телепортироваться я научился, ещё когда пешком под стол ходил, но пятно было право — такие длинные расстояния я никогда не преодолевал. Я сделал так, как велело пятно, и через какое-то время увидел перед собой добродушного толстяка в синих штанах, безумных радужных подтяжках и желтой полосатой рубашке. Он смотрел на меня с веселым любопытством. — Привет! Я Салли! — бодро выпалил он, поняв, что я тоже его разглядываю с головы до ног. — А ты кто? — Салли? — тупо переспросил я, и тут вспомнил. — Салли! Вот тебя-то мне и нужно! Я Рэду, меня батюшка к тебе послал.       На радостях я схватил его за руку и долго-долго тряс, а потом вспомнил наказ батюшки и резко дернул его за левое ухо. На его лице мелькнуло возмущение, но потом он расплылся в улыбке. Улыбался он, надо сказать, с профессионализмом опытного зенны, то есть всем своим телом. У меня пока так не получается, но я точно знаю, что научусь. — Ух, ты! — с искренним восторгом воскликнул он. — Так ты младший сын Скендера?       Я закивал так, что голова снова решила закружиться. — Ну, добро пожаловать, Рэду! Пойдем, я тебе сейчас все покажу! Сейчас ты находишься в главном нашем офисе.       И он повел меня какими-то неведомыми тропами между шкафами, тумбочками, табуретками, этажерками, полками, столиками и креслами, и везде были разбросаны книги, ленточки, коробки, цветные камешки, сломанные игрушки, гуделки и прочая ерунда, о назначении которой я не смог догадаться. Я удивлялся, как легко и просто Салли лавировал между всеми этими предметами, тогда как я постоянно спотыкался обо что-то. — Здесь всегда так? — спросил я, протискиваясь между очередными шкафом и креслом. — Это только на первый взгляд здесь царит беспорядок, — ответил Салли, завернув за этажерку. — На самом деле это всё нужные вещи. Рабочий инвентарь, так сказать. — Чего? — не понял я. — Вещи, которые могут понадобиться для игр, — пояснил он. — Я один раз разложил всё по порядку, но потом никто ничего не смог найти, и пришлось оставить всё как есть.       Знакомо. Мою матушку хлебом не корми, дай поубираться, а я потом ничего найти не могу. Это, наверное, в природе зенны заложено. Нельзя сказать, что мы неряхи, мы очень даже бываем ряхами, в смысле, аккуратными, но только в особенных случаях. — Как же ты вовремя прибыл к нам, Рэду! — сказал Салли, обходя вокруг маленького чайного столика. — Детей становится всё больше и больше, и кадров нам очень не хватает. Особенно после того, как в прошлом году…       Он горестно вздохнул и покачал головой. Я всё ждал, что он продолжит и расскажет мне всё, но он замолк, погрузившись куда-то в свои мысли. Через пару минут он спохватился и улыбнулся мне: — Но теперь у нас есть ты! Сегодня отдохнёшь, освоишься, с ребятами познакомишься, а завтра я подберу тебе ребёнка под твои способности. Что ты лучше всего умеешь делать? — Ну, я не знаю, — стушевался я. — Я умею бегать, плавать, песни петь, рисовать.       На каждое моё слово он удовлетворительно кивал, как будто что-то прикидывал у себя в голове. У него даже губы шевелились.       Кое-как мы добрались до большого письменного стола. Вот где был идеальный порядок — ручки и карандаши лежали в резном пенальчике, белая и цветная бумага лежала в разных папочках, а большую часть стола занимал ящик с множеством ячеек, в каждой из которых были аккуратные стопочки цветных бумажек с именами. — Вот сейчас я запишу тебя в нашу команду, — пробормотал Салли, беря чистый лист бумаги и ручку. — А это что? — спросил я, указывая на ящик с цветными бумажками. — Это заказы, — ответил он, не поднимая головы и старательно выводя моё имя. — Дети, они ведь разные бывают. Желтые бумажки — это непоседы, зелёные — застенчивые, синие — это спокойные умники… — А красные?       Красная бумажечка была одна. Я взял её и повертел в руках. На ней было написано только одно имя. — Красные — это особые дети. Их я поручаю только самым опытным, но таких мало осталось. — Он ещё раз тяжело вздохнул и спросил меня: — Так что ты ещё умеешь делать?..       Особые?! Это ж как раз для особенного меня! Я вслух прочитал имя на карточке: — Молли Ричардс.       Я только успел услышать испуганное «Стой!», но было поздно. Меня закружило вихрем, и уже через мгновение я очутился в совершенно другой комнате. Было темно, и первое время я ничего не мог разобрать, но потом глаза привыкли, да и лунный свет просачивался сквозь занавески. И я увидел её — моего первого ребёнка, моё первое взрослое задание. Она спала в маленькой кроватке, укрытая одеялом, как будто облаком. У меня сердце зашлось от волнения. Без сомнения, она была самым прекрасным ребёнком на свете! Интересно, как она представляет себе своего друга?       Я закрыл глаза и мысленно потянулся к ней. Как только я прикоснулся к девочке, меня едва не сбило с ног бурной волной её воображения. Оно ласкало меня, щекотало, обдавало теплом и солнечными брызгами. Я чувствовал, что меня складывает пополам, а потом ещё раз пополам, потом меня растянуло вверх и вширь и в довершение стало натирать мелкой наждачкой. Преображение — это одно из самых восхитительных ощущений! Я всё гадал, на кого я буду похож в итоге. Процесс уже почти подходил к концу, когда от девочки вдруг хлынуло чем-то тёмным и холодным. Я едва успел увернуться от этого потока, но он как будто искал меня. Сказать, что я испугался, значило ничего не сказать. Я был в таком шоке, что отключился от девочки. Я выровнял дыхание и кое-как нашёл в себе силы открыть глаза.       Передо мной стоял Салли и встревоженно смотрел на меня. Он был такой забавный в своём беспокойстве, что я не удержался и, горделиво выпрямившись, спросил: — Ну, как я?       Через секунду его лицо уже не казалось мне забавным, а появилось ощущение, что мне вот-вот устроят хор-р-роший такой нагоняй. Я даже зажмурился. Ничего не произошло. Я приоткрыл один глаз. Салли был необычайно серьёзен. — Что же ты наделал… — устало сказал он.       От его тона мне стало тревожно. — А что? — осторожно спросил я, приоткрывая второй глаз. — Пойдем. Пусть Молли спит.       Я спорить не стал, и мы снова оказались в кабинете Салли. — Сначала чай, — сказал он так, словно решил сложную задачу.       Пока он суетился, накрывая на чайный столик, покрытый белой ажурной скатертью, я украдкой разглядывал себя в зеркале. Ну любопытно же, что получилось! Я теперь был щуплым мальчишкой лет двенадцати, с рыжей копной волос, торчащих во все стороны, россыпью веснушек и большими синими глазами. На мне была яркая, цветастая футболка и зеленые штаны, весящие на одной лямке через плечо, а на левой штанине красовалась пестрая заплатка, грубо пришитая белыми нитками. А что, мне нравится! Хорошо хоть не нужно было бороду отращивать или (тьфу-тьфу-тьфу!) хвост. Брр! — У тебя там из узелка вкусно пахло…- задумчиво сказал Салли.       Я хлопнул себя по лбу. Пироги! Как же я о них забыл! Я все свои запасы выложил на стол. Салли съел первый пирог, по-моему, даже не осознавая, что он ест, настолько погружён был в свои мысли. Я молча пил чай и ёрзал на стуле от нетерпения, а спрашивать боялся. Зато спросил Салли: — Рэду, что ты почувствовал, когда преображался? — Как обычно, волну воображения, — пожал я плечами. Посмотрел на серьёзного, сосредоточенного Салли, и мне стало совестно перед ним. Я тихо добавил: — Там было ещё одно… — Что? — Темное, ледяное, страшное. — То-то и оно, Рэду. Она из тех, детей, что переживают нечто ужасное и необъяснимое в своей жизни. К таким детям нужен особый подход. Не всякий зенна сможет с этой чернотой в её душе справиться.       Я отставил чашку. Пить и есть резко расхотелось. Я понял, что влип в очень непростую историю — как всегда, из-за моей фантастической способности не дослушивать до конца, что говорят старшие. — И что мне теперь делать? — Мой голос предательски дал петуха. — Теперь уже ничего не сделаешь, не переиграешь. Вы связаны между собой, и теперь, что бы ни случилось, ты будешь обязан пройти с ней всё до конца.       Он посмотрел на меня. Видимо, я очень жалко выглядел, потому что Салли очень тепло и по-доброму улыбнулся. — Не переживай, Рыжик, ты справишься! Я в тебя верю. — Почему? — пискнул я. — Потому что ты сын своих родителей. — Я не про это. Почему Рыжик? — тупее вопроса я придумать не мог, но меня почему-то волновал именно он.       Салли усмехнулся и развернул меня к зеркалу. — Рыжик и есть, — сказал он. — Был ты Рэду — Счастливчик, а стал Рэдди — Рыжик.       Когда мы допили чай, Салли определил мне диванчик, на котором я мог отдохнуть, а сам отправился по своим делам. Я попытался успокоиться и привести в порядок свои мысли. Что же теперь будет со мной и Молли? Одно я знаю точно — я её не брошу, какая бы темнота ни жила в её душе. Я обещаю!