Проклятая

Я не могу поверить в происходящее. Даже теперь, сидя в старой палатке посреди леса, я все еще надеюсь, что мне снится сон. Или я подхватила малярию, и у меня галлюцинации. Но все настолько хреново, что происходящее может быть только реальностью. На похоронах Дамблодора были все, кроме меня. Я хоронила родителей. Сама договорилась с маггловским агентством, потому что профессор Макгонагалл была занята совсем другими делами. Теперь меня ничто не держало в Хогвартсе. И я навязалась помогать Гарри в поиске хоркруксов. Заняться чем угодно, лишь бы не видеть Северуса, лишь бы не думать о том, насколько его слова разошлись с делами. Не мог же Дамблдор на самом деле попросить убить себя? Или мог? Северус. Я обещала ему верить. Что бы ни случилось. И вот теперь у меня, похоже, не получится исполнить свое обещание. Я же не знала, что случится такое. В это почти невозможно поверить. Но пока у меня еще есть это маленькое "почти". Где-то в глубине души я знаю (не думаю, не догадываюсь, именно знаю), что он говорил мне те слова совершенно искренне. Но жить сейчас с подобным знанием - слишком больно. Поэтому я делаю вид (даже для себя самой), что верю в предательство Снейпа. И у меня получается не вздрагивать, когда Гарри в очередной раз говорит то, что говорит сейчас. - Я знал, всегда знал, что он сделает что-то подобное. Но меня никто не слушал! Никто! Даже директор. Я ничего не отвечаю. Да ему и не нужен ответ, Гарри теперь частенько говорит сам с собой. С тех пор, как от нас ушел Рон. С тех пор, как сломалась его палочка. И объяснить Гарри, что его жизнь ценнее палочки - почти невыполнимый квест. Так что я даже не пыталась оправдаться. Мы вдвоем уже достаточно давно, но от этого не становимся ближе. Медальон испортит характер любому, так что мы по очереди бросаемся друг на друга с обвинениями, а чаще всего - отсиживаемся по разным углам палатки, пытаясь не поцапаться. Предательство Рона сильно задело нас обоих. Не последняя капля, но что-то очень похожее. Порой мне начинает казаться, что Гарри сдался, что он больше не хочет ничего искать, не хочет сражаться. Но это, конечно, не так. Просто у него почти не осталось на это сил. А у меня - не осталось совсем. Я двигаюсь, готовлю, читаю, разглядываю карты - только для того, чтобы не думать о Нем. О мотивах его поступков, о том, каково сейчас приходится ему. Потому что, если Северус не соврал мне, то не хотела бы я оказаться сейчас на его месте. И это учитывая тот факт, что мне тоже несладко. Меня бесит, что Рон приревновал меня к Гарри. Как будто я давала ему повод считать себя его собственностью. Нет, я, конечно, люблю их, своих мальчишек, но только как друзей или братьев. Впрочем, думаю я со злорадной ухмылкой, в чем-то Рон прав. Если бы я выбирала себе мужчину из них с Гарри, то это был бы не Уизли. Сто процентов из ста. - Гермиона, - прерывает мои мысли Гарри, - давай сюда медальон. Хватит на сегодня, на тебе уже лица нет. - На мне его и так нет, - криво улыбаюсь я. Но медальон отдаю, конечно. Задумчиво наблюдаю, как Гарри кладет его на стол. Не вешает себе на шею. Странно, но вполне объяснимо. Нам обоим нужен отдых, и уже давно. Какое-то время мы молчим, приводя мысли и чувства в порядок - насколько это вообще возможно в данных обстоятельствах. Но Гарри нарушает молчание. - Знаешь, иногда мне начинает казаться, что все это бессмысленно. Мы не знаем толком, что искать и где. Мы не настолько сильные волшебники, чтобы справиться своими силами даже с кучкой Упивающихся, не то что с Волдемортом. Я не понимаю, на что рассчитывал Дамблдор? Как я смогу победить? Я же просто подросток, которому однажды повезло. - Ты сможешь, Гарри, - говорю я, сдерживая слезы. Потому что я полностью согласна с его высказываниями. Но ему этого знать нельзя, иначе... даже подумать страшно, что будет, если Гарри Поттер лишится последней поддержки. - Ты сделаешь это ради всех нас. И, в первую очередь, ради себя самого. Чтобы ты мог жить, не оглядываясь по сторонам, чтобы твои дети никогда не ощутили того ужаса, что ощущаем сейчас мы. Ты сможешь. И ты должен. - Да, должен, - кивает он, подсаживаясь ближе и укладывая голову мне на колени. Я снимаю с него очки и запускаю руку в спутанные черные лохмы. Надо бы его подстричь. Или расчесать хотя бы. Его глаза без очков оказываются больше и зеленее, чем я привыкла их видеть. Надо же, никогда не видела его глаза так близко. Он смотрит на меня, почти не мигая, левый глаз слегка "плавает". Без очков Гарри кажется милым и беззащитным. - Давай спрячемся, - шепчет он, - в этом лесу или в каком-нибудь другом. Вообще сбежим из Англии. Куда угодно. Хоть в Мексику. В маггловских фильмах преступники почему-то убегают именно в Мексику. Будем скитаться по прериям и питаться кактусами. - Кактусами и неудачливыми одинокими путниками, - подхватываю я, начиная хихикать. - Согласна. Конечно, запросто. Я и сама не против. Гарри приподнимается на локтях, и теперь его лицо опасно близко к моему. - Гермиона, - снова шепчет он, на этот раз немного хрипло,- я так устал. . . - Я тоже, - шепчу я, легким нажатием руки на макушку возвращая его голову к себе на колени. - Я тоже. Но это не повод. Ты не со мной хочешь быть, с Джинни. Вспомни о ней. Вспомни, чего ты хочешь на самом деле. Мы слишком долго наедине, в изоляции. Мы начинаем забывать о тех, кто далеко. Но это неправильно. - Вообще-то, - обиженно бормочет Гарри, не пытаясь снова подняться, - вообще-то, сейчас я хочу быть именно с тобой. - Сейчас - главное слово в этой фразе, - улыбаюсь, пытаясь сгладить возникшее напряжение и неловкость. - Наверное . . . - неуверенно отвечает он. И тут же подскакивает, чуть было не наткнувшись лбом на мой подбородок. - Смотри, Гермиона, там какой-то свет за деревьями. Дай мне свою палочку. Я пойду, проверю, что это, а ты оставайся здесь, - шипит он и растворяется в вечерних сумерках. Возвращается он нескоро, весь мокрый и не один. Рядом с ним стоит, неловко переминаясь с ноги на ногу, Рон Уизли, сжимающий в руке меч. Не хочу вспоминать о том, что было дальше. Это как-то слишком даже для меня. Зато теперь, Грейнджер, у тебя всегда будет при себе напоминание о том, кто ты такая, - горько ухмыляюсь я своему отражению в зеркале. На левой руке чуть выше кисти навсегда останется клеймо. Грязнокровка. Непроизвольная улыбка скользит по лицу. Так звал меня Сириус. Медленно застегиваю пуговицы на пиджаке белого брючного костюма - моего свадебного "платья". Миссис Рон Уизли. По-идиотски звучит. Но я слишком хорошо осознаю, зачем я иду на это. Северус, чертов, блядь, долбаный Северус Снейп умер на руках у Гарри в тот день, день Последней Битвы, как его теперь величают репортеры и политики. Глядя в его, Поттера, зеленые, блядь, глазищи. Оставив ему свои воспоминания, полные розовых соплей, пролитых по Лили Эванс. Но это бы все ничего, но, как выяснилось, Северус таки не соврал мне тогда, после нашей первой и последней близости. Дамблдор сам попросил его. Эвтаназия по-магически, мать его. А значит, он не соврал и в другом. "Если тебе когда-нибудь кто-нибудь скажет, что в своей жизни я любил только одну женщину - Лили Эванс, знай, что это не так. Лили осталась в прошлом", - звучат в моей голове его слова, и теперь я точно знаю, зачем он мне это сказал. Но уверенности нет все равно, хоть бейся об стену головой. Да и к чему мне теперь эта уверенность, если его больше нет в этом мире. Как Сириуса. - Ты тоже бросил меня, - злобно шепчу я его надгробному камню, - сначала Сириус, потом ты. Сволочи. Это что же, прямо проклятие какое-то. И тут я замираю, испуганно вслушиваясь в эхо собственных слов. Проклятие. А вдруг? Может, и в самом деле? Мужчины, котрые были мне небезразличны, которые были важны для меня (не знаю уж, как я для них), они оба умерли. О, если это так, то мне и впрямь стоит быть осторожной. Не хотелось бы, чтобы по моей вине погиб кто-то еще. Может, это и глупость, кто знает. Спустя пару месяцев после победы мне делают сразу два предложения. Как ожидаемо. И я отвечаю "нет" тому, кому с радостью бы ответила согласием. Потому что на свете не осталось более близкого мне человека. Я устала терять. Нет, я конечно же волнуюсь за Рона, но... уверена, с ним точно ничего не случится. А быть одной... кажется, я уже говорила об этом. Ну не умею я, и все тут. Хорошее дело браком не назовут. Вскоре я убеждаюсь в справедливости и этой поговорки. У нас с Роном не клеится совместная жизнь. Вернее, все хорошо, но вот в постели... Нет, первый год совместной жизни все было неплохо: юные организмы, гормоны, фактор новизны. Правда, я ни разу не получала оргазма во время секса, но это на тот момент не казалось мне таким уж важным. В конце концов, всегда есть душ и собственные пальцы. А потом родилась Рози, и я какое-то время занималась только ею, отставив в сторону наши с Роном потребности. А когда решила возобновить сексуальную жизнь, выяснилось, что теперь муж лишь раздражает меня и, порой, даже вызывает чувство брезгливости. Он слишком... нежный, что ли? Слишком милый, боится причинить мне боль, все такое. Его поцелуи - слишком влажные, объятия - неуверенные, будто он не считает меня полностью своей. В нем слишком много этих "слишком" и неуверенности. И мне все чаще вспоминается поцелуй Сириуса, собственнический, властный. И секс с Северусом - на грани изнасилования (вот только кого кем?), с крепкими объятиями, болью, которой мне теперь так не хватает, и полным единением душ и тел. Болью, вот именно. Именно она была воспринята мною как доказательство принадлежности любимому человеку. И что мне делать теперь - непонятно. Видимо, жить, как живу. Ведь в остальном Рон - идеальный отец и муж. И мне приходит в голову очередная идиотская мысль: может быть, после рождения второго ребенка все вернется на круги своя, и меня хотя бы перестанет тошнить от своего супруга?