О чем молчат телефоны

- Десятый А-А-А-А-А!!! Да чтоб вас… - судя по виду Веры Анатольевны, она желала себе сейчас немедленного увольнения, чтобы не являться больше директором этой школы и иметь возможность высказать все, что думает о нас. Но никакое скорое увольнение этой милой женщины, естественно, не светило, и педагогичность все же взяла верх. Вера Анатольевна поджала губы, изменила цвет лица с возмущенно-красного на бледно-сероватый. Правда пар из ушей от злости пускать не перестала, да и кулаки не разжала. И мы всем классом опасались, что эти самые кулаки на нас сейчас и обрушатся. Завуч, Виктор Степанович, выглядел и того хуже… он бледной болезненной тенью перемещался за спиной директрисы, оглядывая нанесенный очередной ущерб нашей драгоценной школе. А мы вообще не знали, как оправдаться. Я мельком взглянула под потолок. Висевший там буквально на соплях милосердия проектор едва покачивался из стороны в сторону. Но, видимо, не выдержав моего тяжелого взгляда, наконец-таки оборвался под его натиском и с грохотом приземлился между нами и Верой Анатольевной. - Напомните мне еще раз, уважаемый Виктор Степанович, почему я до сих пор их не исключила всех до единого! – взревела женщина, а мы синхронно отступили на шаг. - Они уникумы своего поколения, на счету каждого – по гранту, каждый из них – призер олимпиад и конкурсов высокого уровня, обладающий редким талантом и коэффициентом IQ более 125… - загробным голосом начал напоминать завуч. Хотя больше это походило на зачитывание наших некрологов. - Кажется, мы ошиблись в подсчетах, - процедила сквозь зубы директриса, испепеляя нашу классную кучку взглядом. - А еще, Вы их любите… - вздохнув, едва слышно проговорил завуч и отвернулся к доске, которая под углом свисала со стены, держась лишь на паре болтиков. - Если я еще хоть раз такое скажу – вызовите мне бригаду санитаров! – объявила Вера Анатольевна, - а вы все завтра с родителями ко мне! Сказав это, она твердой походкой вышла из кабинета, громко хлопнув дверью, от чего последние болтики, что удерживали доску, удерживать ее перестали, и предмет классного инвентаря с громким стуком упал на пол, придавив Виктору Степановичу ногу. - Виктор Степанович! Осторожнее! - Вам помочь?! Особо бесстрашные и смирившиеся со своей участью (все равно уже накосячили), рванули к завучу. Я с замиранием сердца обвела взглядом бывший еще пол часа назад кабинет физики. Ну кто ж знал то, что так будет, когда мальчишки решили «по-быстрому» сгонять за «закусоном для физики», а вторую обувь было нести за собой лень. Естественно мы, как верные девушки своих мальчиков-одноклассников, вызвались им помочь… то есть ловить пакеты с обувью из окна. Пока они поочередно их закидывали, кто-то, спустя десять минут бросков начал считать первенство за причиненный ущерб. Победил Сашка, чей пакет, залетев в окно над моей головой, врезался в проектор. Последствия столкновения печальными останками лежали теперь на полу. Как Вовкины шузы сбили доску, я и сейчас понять не могла. В списке «достижений» еще значились: разбитое окно, фингал у Светки, пара шишек у меня и Натахи, фирменные отпечатки подошв на стенах и разбитый амперметр. Ах да, и стеклянная дверца у шкафа. И что-то мне подсказывало, что мама внеплановому сбору в фонд школы никак не обрадуется. *** POV Miroslav Мне показалось, что я никогда в жизни так сладко не спал. По крайней мере, никогда с тех пор, как повзрослел. Старое стеганное одеяло еще времен Сталина, наверное, грело бока, а я с упоением вдыхал запах постельного белья (белого в мелкий такой синий цветочек); ловил каждой клеточкой тела прикосновение свежевыстиранной накрахмаленной ткани и никак не мог насладиться. Я блаженно улыбался в подушку, прислушиваясь к шипению и бряканью посуды с кухни. В комнату медленно, словно крадущийся кот, пробрался запах свежей выпечки, заставляя живот урчать и делая неизбежным мое пробуждение. Я лениво подобрал свисавшую с дивана ногу и перевернулся на спину. Зевнув, потянулся от души, думая о том, что вряд ли сейчас найдется человек счастливее меня. Я сел, растер лицо руками и, откинув с бедер одеяло, потянулся к джинсам. Умываться я пошел лишь за тем, чтобы усилить предвкушение наслаждением бабушкиных булочек. Протирая голову и лицо пушистым синим полотенцем, я вошел в кухню, ведомый чудесным ароматом выпечки, блинов и свежего чая, и невольно улыбнулся, завидев на большой круглой тарелке посреди стола целую гору аппетитных сахарных сдоб. На подоконнике был еще целый тазик их же. - Славка! Проснулся! Садись давай, вон, булочки смотри какие! Свеженькие! - Спасибо, ба! - я без должной скромности плюхнулся на табурет спиной к окну и придвинул себе тарелку с булочками. Взяв одну, разрезал ее, и щедро смазав маслом обе половинки, соединил их назад в целую булочку. - Наливай себе чаю, я пока с блинами управлюсь. - Угу, - кивнул я, медленно пережевывая булочку и жмурясь от удовольствия. За последнее время со мной много приятного случалось, но бабушкины булочки с маслом вновь победили все это. Не считая встречи с друзьями, но это вообще уже другая история. Поставив на стол две кружки с горячим чаем, я обнял бабушку поперек талии и развернул к столу. - Садись, ба. Все утро же с этими блинами и булками возишься! Садись, передохни. - Славка, паразит! Сгорят же блины! – сквозь напущенную строгость пробивались веселые нотки, выдавая то, что бабушка совсем не злилась. - Я сам, ба! Я забрал у нее деревянную кухонную лопаточку и потянулся к блиннице. Перевернутый блин зашипел своим сырым боком. Бабушка за моей спиной лишь посмеивалась. Вскоре к булочкам на столе добавилась стопка румяных блинов. Я же снова потянулся к выпечке. - Ты – волшебница, ба! – я почти стонал от удовольствия. - Скажешь тоже. – Улыбнулась бабушка, скрывая смущение за кружкой чая. Уже совсем немолодая седовласая женщина, чуть ссутулившаяся под гнетом прожитых лет ( а потому, ниже меня на голову), добрая, с серыми глазами и таким же как у меня подбородком. Она была для меня тем самым сказочным образцом бабушки: в меру полноватая, с невообразимо ласковым взглядом, морщинками, заботливая, иногда ворчливая и суетящаяся. Я любил ее, очень любил. В ее квартире всегда было уютно, тепло и безопасно. Гостеприимная бабуля в мгновение ока накрывала на стол, стоило ее детям или внукам появиться на пороге. Отсюда не хотелось уходить. Рядом с ней я всегда погружался в сказку, в тот самый мир из детских книжек, беззаботный и полный чудес. Именно по этому я сразу же рванул сюда, даже не заходя в собственную квартиру. Я все жевал булку, а бабушка с чуть хитрым прищуром смотрела на меня. - Что, Славка, так и ездишь на своем этом мопеде? Купил бы нормальную машину. - А что в ней хорошего? Байк-то круче! - Так невест, поди, неудобно катать. Я едва не поперхнулся. Мое воображение живо так нарисовало эдакую «Аленушку»: светловолосую круглолицую девушку с толстой косой через плечо, в каком-нибудь летнем платье на деревенский манер, задом на перед сидевшую на байке за моей спиной и неловко державшуюся за сиденье. Я тихонько засмеялся в кружку. - А чего, есть невеста – то? – лукавая улыбка заставила меня усмехнуться. Я вспомнил Ингрид, которая осталась в Париже. За пару месяцев до моего отъезда мы как-то чересчур тепло начали относиться друг к другу. Симпатичная девушка из параллельной группы со светло-серыми глазами и каштановыми непослушными волосами. Ничего в ней не было такого, что бы бросалось в глаза: совершенно простая, как во внешности, так и в общении. Наверное, это в ней и привлекало. И, пожалуй, она подходила под бабушкино понимание о моих «невестах». - Где-то в необозримом будущем, - пробормотал я. Под ее-то понимание подходило, а вот под мое…нет. - А Дашенька? Как она? - Хорошо, - пожал я плечами. – Бодра и весела. - Родители так хотели, чтобы вы подружились… - припомнила бабушка. Я наблюдал за тем, как она заворачивает блинчик, обмакивает его в вишневое варенье и… протягивает мне. Я покорно откусил верхушку блина из ее рук. - Ага, спят и видят, как бы нас поженить. – Я прожевал и проглотил блин. И, чуть помолчав, добавил. – Да только фиг им. - Правильно, Славка, - после недолгой паузы вдруг поддержала меня бабушка. Я удивленно уставился на нее, не донеся свою кружку с чаем до рта, - никому не позволяй решать свою судьбу! Без любви ж оно и счастья не будет. Я лишь кивнул. Дашка – подруга, учившаяся вместе со мной. И наши с ней истории шли как по сценарию: оба мы – наследники своих богатых отцов, которым наша с ней женитьба сулила занебесные перспективы. Да только и я, и она плевать на это хотели, и дальше брата с сестрой мы друг друга не воспринимали. Ну… правда, в виду отсутствия реальных родственных связей, мы оставили себе привилегию в виде спасения друг друга от нежелательных пассий: играли роль парня\девушки друг для друга, по необходимости. Погода за окном сулила теплый и солнечный день. Земля почти высохла от снега. Наполненное пением птиц нестерпимо голубое небо навевало предвкушение прекрасного. Как ни хотелось остаться у бабушки, нужно было заехать к себе. За столь долгое время моего отсутствия моя обитель явно выглядела не лучшим образом. Да были и еще дела: навестить, проведать, проверить, набрать, отдать. И очень уж хотелось заглянуть в одно место. Очень особенное место… *** POV Yana Распинывая мелкий гравий, я сквозь стекла солнечных очков наблюдала, как серые камушки отлетают от моих подошв. После взбучки от директрисы настроение все еще было настороженно-боевым, но грустным. В задумчивости я и не заметила, как преодолела половину пути до гаражного комплекса. Я брела, опустив голову, да еще и натянув вплотную к глазам непроницаемые темные очки. Сегодня ловить на себе удивленные и ошеломленные взгляды совсем не хотелось. Хотя, за все свои годы я уже привыкла. Гетерохромия была отличительное чертой нашего рода, что уж поделать. Но, самое забавное, что у моего дедушки, папиного отца, такие же, как и у меня, совершенно разноцветные глаза: карий – правый, и серо-голубой – левый. А вот папе эта черта не досталась! Оба его глаза были одного цвета. У мамы в роду подобной особенности вообще не было. А я вот, то ли от большой любви к дедушке, то ли еще почему, унаследовала это разноцветие. Особых проблем с этим не было. Прозвищ, конечно, было предостаточно, но никто не стремился меня этим обидеть. Ну, кроме того случая, когда пришлось подраться. В остальном, все мои «имена» подчеркивали мою эту уникальность с лучшей стороны. Я свернула к нужному мне ряду, все еще глядя себе под ноги. Дорожная пыль убегала из-под кед, развеваясь в воздухе, а гравий шуршал при каждом шаге. Мальчишки еще были в школе, а я решила дождаться их в гараже. Дома сидеть совершенно не хотелось. В моих планах было засесть за домашку по геометрии прямо на капоте машины, если она там была. Странное обстоятельство… я очень неплохо справлялась с алгеброй, но вообще не дружила с геометрией. Хотя в алгебре мне хуже всего давались задачи, но и с ними воевать долго не приходилось. В конечном счете, по этому предмету у меня всегда выходило «отлично». С русским вообще проблем никогда не было. Да и с биологией. И с химией… и физикой – тоже. Я тяжело вздохнула, осознавая всю нелепость ситуации: в этом году весь мой «отличный» табель портили лишь физра с геометрией! Это подумать только! У меня стоят твердые (и слегка пошатывающиеся) пятерки по всем предметам, и только физическая культура (сожри ее Бездна) и геометрия (чтоб она провалилась, да простит меня Пифагор) зияли злобными трояками в перспективе. Понятия не имела, как все предыдущие годы мне удавалось заканчивать без троек. Ах, да… с меня ж учителя не слазили, пока я не исправляла непременно каждую свою дурную оценку или прогул. Этот год разительно отличался от предыдущих. В том числе и более снисходительным родительским отношением. Только вот несмотря на всевозможные поблажки… МНЕ СРОЧНО НУЖНО ИСПРАВИТЬ ТРОЙКИ! А как это сделать, если ты почти полный ноль что в одном предмете, что в другом. Без должной скромности – у меня было много талантов, но только не к этому! Я тихонько застонала, радуясь, что поблизости нет людей. Вдохнув поглубже, я постаралась отогнать ненужные мысли и настроиться на боевой учебный лад. Но, едва я подняла голову, как тут же застыла на месте, скованная ужасом и негодованием: дверь гаража была распахнута почти настежь. Егор – на курсах по химии. Сенька с Максом – на паре по специализации. Отец Егора – в командировке. Список людей, которым были выданы ключи, заканчивался мной, стоящей посреди выездной дороги и не знающей, что делать. Из гаража послышался шорох, звук чего-то металлического и перетаскиваемого. Я быстро огляделась – никого. Я сделала еще несколько шагов, тщательно вслушиваясь в звуки. Послышалось падение чего-то тяжелого и отборный мат. Ага, мужчина. Правда, как сей факт облегчал мне задачу – это еще неизвестно. И вот что мне делать в этой ситуации? Разумеется, любой нормальный человек сейчас побежит к сторожевому пункту, а лучше - свяжется с ним по мобильному и сообщит обо всем. Но это – действия нормального человека. Я же о таком даже и не подумала. Быстро оглядевшись еще раз, я приметила у дверей гаража дяди Коли небольшую кучу какого-то металлолома. Подойдя ближе, я подняла с земли длинную новенькую арматурину и медленно направилась к гаражу Егора. Я старалась ступать как можно тише и надеялась, что застану неприятеля, посягнувшего на нашу святыню, врасплох. Опустив сумку у входа в гараж, я замерла. Все звуки из него стихли, едва я оказалась на расстоянии трех метров от дверей, но это меня не остановило. Наконец, послышался какой-то скрежет и шаги, и я, решившись, замахнулась железным прутом, словно король Артур Экскалибуром, и пулей влетела в помещение. В гараже был полумрак, так как отрыта была только одна дверь, через которую я и вошла. Экскалибур нашел свою цель сразу, вскользь что-то задев. Точнее, кого-то, судя по весьма неодобрительному: «Что за блять?!». Замахнувшись еще раз, я снова приложила арматуриной, кажется, о его ребра. И в ту же секунду мои руки были перехвачены (правда, перед этим я успела садануть ногтями по его лицу), боевой меч со звоном отлетел вглубь гаража, а меня саму, спустя мгновение, в каком-то неведомом боевом захвате впечатали в стену… POV Miroslav Мне хватило доли секунду, чтобы понять, что нападавший – девчонка, в разы слабее меня. Я успел затормозить, сбив инерцию удара ее тела о стену. Мужчине или парню особого вреда не было бы, но вот ее, не смягчи я ее встречу с кирпичной кладкой, размазало б о стену. Как-то не так я представлял себе возвращение в «родную обитель». Ото лба по виску и щеке стекала струйка крови; еще одна, из той же раны, капала с брови, заставляя чаще моргать. Во рту стоял привкус крови. Девчонка девчонкой, а ребро она мне, кажется, переломила. Вообще-то ее приближение я услышал за минуту до того, как она ворвалась в гараж, и все это время лишь прислушивался, решив, что крадется кто-то из парней или какой-то неудачник решил напасть средь бела дня. Но второй вариант был абсолютно мистическим – гаражи эти охранялись с тщательностью самой строгой тюрьмы, так что никакая посторонняя персона здесь оказаться не могла. Девчонка этого, видимо, не учла… Я вжал ее в стену, что была напротив открытой двери. Лишь попав на освещенное пространство, я смог наконец-то ее рассмотреть. Но, стоило мне только взглянуть на нее, как я сам застыл в недоумении. Очки слетели с нее еще пол метра назад, когда я ее встряхнул, и сейчас на меня, не мигая, смотрели два совершенно разных глаза. Правый – светло карий, и левый – какой-то голубой, с серым оттенком и синим ободком вокруг радужки. Но удивляло не это… я смотрел в ее глаза и узнавал тот самый взгляд, что мелькнул на какие-то пару секунд в толпе у бара в День рождения Макса. Мелькнул и исчез, оставшись в памяти легким наваждением. Те самые глаза, что я неосознанно нет-нет, да высматривал среди танцующих, чтобы убедиться, что мне не показалось. В тот вечер я был немало удивлен, заметив человека с разноцветными глазами. Сейчас, до одури впиваясь в нее взглядом, мне казалось, что на свете нет ничего естественнее. Я продолжал удерживать руки девушки, всем телом ощущая ее сбившееся нервное дыхание. Чуть ниже меня, на пол головы, наверное, с аккуратными и непривычно мягкими чертами лица, темно русыми длинными волосами, разметавшимися по плечам. Она даже не пыталась вырываться, лишь напряглась всем телом, бегая по моему лицу взглядом, каждый раз задерживаясь на глазах и рассеченной ею же брови и, почему-то, губах. Только сейчас, заметив ее взгляд, я ощутил жжение где-то в районе уголка губ, убегавшее поперек щеки. Ах да, она же меня успела поцарапать. В голову закралась, гаденько хихикая, одна идея: а не припугнуть ли эту девчонку? Откуда она вообще взялась? Никогда ее раньше не видел, а тут нападает ни с того, ни с сего, без объяснения причины. Но, едва я обдумал тот самый способ проучения, как к желанию припугнуть почему-то добавилось желание поскорее свершить задуманное. Я приблизился к ее лицу, ощущая, как к запаху ее кожаной крутки прибавляется легкий, почти не ощутимый аромат духов. Разноцветные глаза распахнулись еще шире, едва до нее дошло, что я теперь непозволительно близко. Девчонка зашевелилась, пытаясь отодвинуться. Я лишь усмехнулся: стенка-то каменная, никуда ты не денешься. В ее глазах застыл вопрос: что я собираюсь делать? Мой ответ последовал практически незамедлительно. Ее губы оказались невероятно мягкими и теплыми. На них еще остался привкус чего-то сладкого, кажется, яблочного. Я не пытался настаивать, или переводить поцелуй за грань приличного. Я вообще, спустя мгновение, забыл, ради чего вообще все это затеял, откровенно наслаждаясь моментом. То, что еще пол минуты назад задумывалось как наказание и запугивание, потеряло эту свою цель, вместо этого тая сладковатым яблочным привкусом на моих губах и вызывая внутри нечто невообразимое, но, совершенно точно, очень приятное. Даже более чем. А девчонка замерла, перестав ерзать. Я ощущал ее теплое дыхание и ужасное напряжение, которое вот сейчас все портило. Пискнув, она все же попыталась дернуться, но куда ей. Я, в принципе, если б хотел, обе ее руки мог одной своей удержать, а уж зажатая к стене она точно ничего не могла сделать. Наконец, сдавленно выдохнув, она… сдалась. Я не сразу заметил подвох, когда она вдруг осторожно начала отвечать. Вроде бы и робко так, но, я готов был поклясться, что это был один из лучших поцелуев в моей жизни. Накатило то самое ощущение, когда говорят, что окружающий мир перестает существовать. Он и перестал. Никогда не думал, что поцелуи могут быть такими приятными. Она, словно осмелев, сама вдруг подалась вперед, неторопливо высвобождая свои руки, которые я уже не пытался удерживать, и, со всей силы, сжала свои зубы, прикусывая мою нижнюю губу. От неожиданности я дернулся, но сделал себе этим еще хуже и больнее. Она вдруг оттолкнула меня, при этом еще и пнув, едва не попав по самому драгоценному. Я согнулся, зажав рукой кровоточащую губу. - Ты че делаешь, ненормальная?! На меня злобно смотрели два разноцветных глаза, пытаясь, видимо, испепелить. Быстрый взгляд в сторону валявшейся по среди гаража арматурины – поняла, что не успеет, и рванула к выходу. - А ну стоять! – пересилив боль, я рванул за ней, сразу же перехватив ее за руку. Но в этот раз она сдаваться не собиралась. - Отпусти меня, придурок! – откуда-то и сил в ней прибавилось, а может, это я, от шока и боли, плохо контролировал свое тело, но удерживать ее стало сложнее. - Да успокойся ты! Придурошная! - Отпусти, я сказала! Она брыкалась, попыталась снова пнуть, но на этот раз я увернулся. Изловчившись, я все же смог снова прижать ее к стене, хоть она и вертелась изо всех сил. - Вот только выпусти меня – придушу! – пообещала она, гневно глядя на меня. Она тяжело дышала, впрочем, как и я. Ее волосы окончательно растрепались, а кожанка сбилась на одно плечо. - Руки коротки! – огрызнулся я, поудобнее перехватывая ее запястья. - Мало я тебе врезала! Надо было сильнее! - Янка? Мир? Вы что, уже познакомились? – удивленный голос застывшего в дверях Егора заставил нас синхронно обернуться к выходу. Красноречивое выражение лица Кирьянова радушно распахнуло двери сомнительной догадке. Секундный ступор, и мы с девчонкой в единодушном: «А?!» уставились друг на друга. - Яна?... – недоверчиво уточнил я, глядя на порозовевшие щеки и глаза девушки, выражавшие искреннее недоумение. - Мирослав? – в тон мне поинтересовалась она. Нет, не так я представлял себе свое возвращение сюда, совсем не так.