Что неподвластно королям

      Боль в ноге становилась невыносимой. Каждый шаг давался с трудом, но маленькие детские ножки в неудобных туфельках продолжали измерять пустые коридоры королевской резиденции. Для Неллиель лучше было идти вперед, чем оглядываться назад; лучше продолжать искать выход из этого мрачного лабиринта, где она блуждала, казалось, целую вечность, или найти хоть кого-нибудь, кто мог ей помочь. Снова и снова.       Но — помочь? И в чем? Уже никто не мог ей помочь. От этого становилось горько, а на глаза наворачивались злые, отчаянные слезы. Самые титулованные и известные врачи лишь пожимали плечами, качали головой и смотрели на нее с нескрываемой жалостью.       Как же Неллиель не любила эти взгляды и всех их обладателей. Она знала. Знала, что ничего уже не исправить. Не вернуть назад. Но только… Зачем так?       — Папа? — с надеждой звала она, окутанная одиночеством и страхами. — Братик? Кто-нибудь?       Ответом стали шаги — неторопливые, с некой ленцой, но уверенные и четкие. Шаги, которые уже никогда не раздадутся в стенах королевской резиденции. Они принадлежали той, что с десяти лет и по сей день являлась к Неллиель в самых жутких и злых снах.       Принцесса уже начала осознавать, что происходящее всего лишь ночной кошмар, но не имела сил его остановить. Могла лишь беспомощно наблюдать за собой со стороны и видеть, как маленький и ни в чем не повинный ребенок, тянется к маме за поддержкой:       — Мама! Мамочка? Это ты? Ты пришла за мной?       Женщина брезгливо взглянула и жестоко ответила:       — Кто здесь «мама»? Не смей так меня называть! Такая хромоножка, как ты, не может быть моей дочерью. Само твое существование оскорбляет мой взор. Запомни — тебе здесь не место.       Каждое слово матери причиняло боль, но девочка не отступала.       — Мама! Мамочка, я буду стараться! Мамочка, пожалуйста, погляди на меня. Мамочка!..       Даже слуги смотрели на маленькую принцессу с участием, но не могли противиться приказам хозяйки, остающейся глухой к мольбам ребенка. Они подхватили Неллиель и увели прочь.       Образ королевы Йоши становился все дальше, медленно утопая в темноте. По коридорам продолжал разноситься только ее холодный, безжалостный смех. Многократно повторялись отголоски неприятного слова, которое клеймом припечаталось ко всей жизни юной принцессы:       — Хромоножка…       Шумно втянув воздух, Неллиель открыла глаза.       Сев на постели, девушка некоторое время приходила в себя. Глупо, но в такие моменты она продолжала ощущать себя маленькой, потерянной и предоставленной самой себе девочкой. Малышкой, что тянула к матери руки, стремилась к ней всем своим существом, лелеяла надежду стать прежней — стать любимой. Но больше никогда не слышавшая от нее ни одного ласкового слова, не получившая ни одной нежной улыбки. Лишь злое прозвище, что заставляло страдать.       Хромоножка.       Как бы Неллиель желала забыть все, что случилось после происшествия. О том, как презираемая собственной матерью и подгоняемая злыми насмешками придворных, была выслана из столицы без права возвращения. О том, как все, кого она любила, оставили ее или были вынуждены это сделать. О том, как в одночасье она лишилась семьи, круга общения, всего знакомого, привычного и родного.       Ее упрямо бьющееся в груди сердце, не желающее останавливаться от разрывающего его горя, с которым она не знала что делать дальше; ее увечье, причиняющее боль, из-за которого она пролила немало слез; титул герцогини Трес и поместье Пеше, пожалованное отцом, — вот и все с чем ей пришлось начинать новую жизнь. Для того, кто ничего не имел, это покажется огромным даром, для того, кто мог иметь все — ничтожной малостью.       Неллиель же считала произошедшее предательством и насмешкой. Обида, злость и ненависть долго терзали ее и только спустя годы перегорели в сердце, оставляя место холодности и безразличию.       Именно поэтому принцесса не любила Блейз со всем его великолепием. Еще меньше симпатии она испытывала к королевской резиденции, что хранила слишком болезненные воспоминания. Ведь они возвращались каждый раз, стоило ей переступить порог этого дома. И наконец, она на дух не переносила подавляющую часть придворных, коих заботили лишь чины и привилегии, а забавами являлись интриги и разврат.       Отвратительно. Мерзко. Невыносимо больно. И отчаянно одиноко. Так Неллиель описала бы свою предстоящую жизнь в столице.       Если бы не Старк, который бесспорно желал ей добра, но видел его немного иначе, чем сама принцесса. Если бы не Лилинет, которая была слишком мала и нуждалась в ней больше как в матери, нежели в сестре. Если бы не ее проклятое положение и титулы, что теперь имели при дворе немалое значение. Если бы не все это, то Неллиель никогда и ни за что не вернулась в Блейз снова.       Солнце, показавшееся над лининей горизонта и озолотившее ласковыми лучами окна королевской резиденции, застало Неллиель бодрствующей. Отчего-то ей захотелось перечесть полученное недавно письмо, что она и сделала.       Раньше молодая женщина не задумывалась об этом всерьез, но теперь ей вдруг стало интересно, изменятся ли ее чувства за пределами Яссори? Что она ощутит, оказавшись освобожденной от груза воспоминаний, тревог и ожиданий? И будет ли она освобождена от этого?       Подобные размышления помогли Неллиель отвлечься от неприятных сновидений. Развеять их практически полностью удалось Сун, явившейся на зов и начавшей ежедневные приготовления. Ванна, массаж, выбор подходящего туалета. Попутно с этим принцесса выслушала порцию последних сплетен и слухов, что гуляли среди придворных и соответственно слуг.       К счастью, поздний визит Мурамасы в королевскую резиденцию нигде не обсуждался, что, несомненно, радовало принцессу. Она не любила врать Старку, поэтому ту встречу хотела сохранить в секрете как можно дольше.       — Хорошо, Сун. Этого достаточно на сегодня.       — Что-то не так, госпожа? — удивилась девушка. Она почти закончила с прической принцессы и вплетала теперь в темно-русые и немного вьющиеся пряди белые и голубые ленты и закрепляла их на затылке. — Я что-то не то сказала? Прошу меня простить.       — Нет, не в этом дело. Я хочу поговорить о другом.       — О другом? — переспросила служанка задумчиво, поднимая глаза к потолку. — О чем же, госпожа?       Принцесса улыбнулась, взглянув на Сун через отражение в зеркале.       — Я кое-что заметила. В последнее время ты стала немного рассеяна. Вероятно, частенько о ком-то думаешь?       Девушка покраснела до корней волос и поспешила прикрыть лицо ладошками.       — Простите, госпожа… Я… Я… Это непростительно и я буду стараться еще усерднее!       Милая реакция вызвала очередную улыбку Неллиель.       — Ничего, я понимаю, Сун. Ведь тоже жду дорогого для себя человека… Хочу, чтобы ты знала, когда Цан приедет, я могу освободить тебя от обязанностей на пару дней. Только держите себя в руках, хорошо? Я все еще нуждаюсь в тебе.       — К-конечно, госпожа, — заикнувшись, выпалила девушка. Когда же сообразила с чем согласилась, то бросилась оправдываться и окончательно смутилась. — В смысле, я, конечно, останусь с Вами, госпожа! Я не оставлю вас и на день! Я… Мы… Глупый Цан совершенно не достоин Вашей милости…       Наблюдать за искренне влюбленным сердцам было забавно. И немножко больно.       — Ах, ты опять споришь со мною, Сун, — мягко попеняла Неллиель за лишние разговоры. — Что ж, несносный ребенок, заканчивай с прической и помоги мне с платьем. Нам нужно еще поторопить Лилинет.       — Конечно, госпожа! — с готовностью откликнулась служанка, возвращая себе самообладание.       Когда приготовления были закончены, принцесса несколько минут критично осматривала себя в большом напольном зеркале и, в конце концов, осталась довольна. Платье нежного небесно-голубого цвета шло ей, делая свою обладательницу более юной, чем она была на самом деле. Совсем не плохо для той, чьи «лучшие годы» остались позади.       После приведения себя в порядок молодая женщина прошла в комнаты сестры, поприветствовать и поторопить со сборами.       — Сестрица, доброе утро! — воскликнула Лилинет, соскочив со своего места за туалетным столиком, вырываясь из рук нянюшки и губя старания последней в надежде собрать волосы девочки в косы. — Ах, сегодня ты такая красивая! Самая-самая красивая!       Юная принцесса метеором пронеслась по спальне, обняла старшую сестру за талию и крепко прижалась лбом к её животу. Незатейливые слова согрели Неллиель, не смотря на то, что так Лилинет реагировала практически на любой её наряд.       — Доброе утро, милая, — ответила молодая женщина, нежно обнимая девочку за худенькие плечи. — Вот, посмотри, ты опять не усидела и твои косички распались. Разве ты не хочешь быть красивой?       — Мне никогда не сравниться с тобой, сестрица, — девочка беззаботно признала свое поражение и тряхнула светлой головкой, освобождая себя от остатков неудавшейся прически. — И мне нравится, когда ничего не мешает.       Неллиель пригладила соломенные, прямые волосы девочки. Вздохнула, понимая, что ничего не может поделать с ней. Похоже, упрямство — их не лучшая, но и не худшая семейная черта.       — Тогда спускаемся завтракать?       — Да! — кивнула девочка, хватаясь за руку Неллиель и потянув ее за собой. — Пойдем. Скорее пойдем. Может быть, братик приедет уже сегодня!       Принцесса поддалась веселой оживленности неугомонной Лилинет. Улыбнувшись робкому и неуверенному отголоску радости в груди, девушка пошла следом.

***

      Оставив свой кортеж под надзором хладнокровного герцога Сифера, и игнорируя его чрезмерно рассудительные наставления, король возвращался в столицу инкогнито. После пересечения границы между Анлией и Яссори Старк не мог допустить ни дня промедления. Слишком сильным было его корыстное желание увидеть сестер и убедится в их благополучии. К тому же он считал забавным и познавательным взглянуть на некоторых своих придворных в неофициальной обстановке.       Что же касается безопасности, то не было ничего проще, чем затеряться среди тысяч возвращающихся на родину воинов разных сословий и достатка. Да и с такими компаньонами, как у него, грех было опасаться разбойников или диких зверей. Герцогу провинции Хирако и другу детства герцогу Файфу король без промедления доверял свою жизнь.       Третьему сопровождающему Цан Ду — в прошлом чайянскому рабу — благоволила Неллиель. Этого Старку вполне хватило, чтобы принять парня на службу, а затем и приблизить к себе. За время военной компании Цан полностью оправдал оказанное ему доверие. Король даже успел привязаться к всегда немногословному, но исполнительному молодому человеку.       Разбираться в людях, видеть их насквозь — это, помимо всего прочего, было особым даром его драгоценной Неллиель. Благодаря нему она окружила себя достойными, верными людьми. И если считала нужным оказать кому-либо помощь или свое покровительство, то не взирала на чины и сословия. А если желала поставить кого-то на место, то выражалась зачастую предельно четко и прямолинейно.       Нелли. Его маленькая Нелли так быстро выросла. Старк гордился своею любимой сестрой и немного грустил, что не смог стать для нее защитой и опорой, когда она нуждалась в этом больше всего. Теперь же она уверенно стояла на своих собственных ногах и, казалось, ни в ком не нуждалась.       Король легко натянул поводья разгоряченного от бега гнедого жеребца и аккуратно перестроил животное с галопа на рысь, а затем на шаг. Потрепал его по черной гриве, шепнув:       — Хорошо, Соледад. Молодец!       Немногим позже рядом с государем вороного коня остановил герцог Файф. Затем будто бы и вовсе не прилагающий никаких усилий для победы в их импровизированной гонке на изящном белогривом в яблоках подоспел герцог Хирако.       — Ваше Величество, поздравляю с победой, — отсалютовал последний с улыбкой. — С вами сложно соревноваться.       — Кто-то даже не пытался, — усмехнувшись, заметил герцог Файф, бросив на приятеля негодующий взгляд.       — Можно подумать, ты был серьезен, Нноитора? — в свою очередь высказал обвинение неунывающий блондин и указал на только подъезжающего к ним черноволосого и угрюмого парня с тонким шрамом, пересекающим краешки губ. — Более всех не старался здесь разве что Цан.       — Льстецы, — рассмеялся Старк, переводя взгляд между своих спутников. — Льстецы и пройдохи!       Уж он-то знал, что никто не соревновался с ним всерьёз. Нноитора был для таких забав слишком мрачен, Шинджи — беззаботен. Цан просто не желал проявлять своих истинных навыков, чтобы ненароком не обойти господ и нечаянно не нанести им оскорбление. Поэтому они втроём пропустили короля вперёд, позволив ему выиграть не напрягаясь. А дальше выбрали себе места, которые нисколько не уязвили их гордость.       Отсмеявшись, Старк бросил взгляд на солнце только поднявшееся над кронами деревьев. Он рассчитывал, что успеет в свою резиденцию к обеду. До столицы оставалось всего ничего. В подтверждение этому Цан приблизился к королю и тактично предостерег:       — Ваше Величество, Блейз близко. Скоро мы попадем на тракт. Простите за дерзость, но, несмотря на принятые меры, Вам стоит поостеречься.       Парень был прав. Для путешествия благородные господа облачились в разноцветное тряпье обычных искателей приключений, но лишняя осторожность не помешает. Король желал сохранить инкогнито.       — Да, пожалуй, стоит, — ответил Старк, покрывая голову глубоким капюшоном. — Хм… Моих герцогов это тоже касается.       Нноитора последовал примеру государя, имея в арсенале маскировки лишь капюшон и высокий воротник. Шинджи применил более изощренные средства и уйму артистизма. Связав шнурком волосы на затылке он выудил из седельного мешка тёмный берет с помятым пером и надвинул его на самые глаза.       Если бы Старк не знал наверняка, то и он бы усомнился в том, что под образом неряшливого искателя приключений, обряженного в грубо сшитую разбойничью красную рубаху, коричневый кушак и чёрную жилетку, скрыт первый франт, модник и ловелас королевства Яссори — герцог Хирако. Но таким уж он был человеком — неординарной личностью, веселым паяцем, проницательным интеллектуалом, мастером маскировки и министром тайной канцелярии короля.       На въезде в столицу грамота, заверенная особой королевской печатью, что предъявил Цан страже, позволила четверым весьма подозрительным путникам попасть в Блейз без проблем и лишних вопросов.       — Послушайте, вам не кажется, что они должны были взглянуть на наши с герцогом лица? — поинтересовался Старк у своих попутчиков, когда они протолкнулись в город через широкие западные ворота.       Настроение короля заметно улучшалось с каждым проделанным шагом, приближающим его к резиденции.       — Вашество, — беззаботно отвечал Шинджи безбожно сокращая обращение к государю по своему усмотрению и вовсе не боясь его гнева. — Для этого и созданы специальные грамоты. Главное, чтобы они попадали в верные руки, не так ли, Ной?       Герцог Файф, не проронивший за последние несколько часов ни слова, казалось, наперекор государю становился отчего-то все мрачней.       — Не называй меня так. Раздражает.       — Ах, ты ранишь мои чувства, — театрально продекламировал блондин и хитро добавил: — Знаешь, ни одна женщина не вынесет такого вечно угрюмого грубияна, как ты.       — Просто замолчи, — с едва скрытой угрозой ответил Нноитора приятелю. — Иначе вывалишься из седла.       Король, давно привыкший к внезапным сменам настроения Нноиторы, а так же к их постоянным словесным пикировкам с Шинджи, снисходительно наблюдал за ними.       — Ох, напугал-напугал, — в ответ звонко рассмеялся герцог Хирако, но больше сердить друга не посмел и нашел для своего остроумия более легкую добычу:        — Эй, Цан, скажи, а твоя угрюмость тоже мешает тебе знакомству с прекрасными девушками? А?       — Нет, господин.       — Что ж, если не мешает, то должно быть ты со многими знаком? Может быть, у тебя и возлюбленная есть?       — Есть, господин, — спокойно отвечал Цан, словно бестактные вопросы нисколько не задевали его чувств.       Король не понимал так это или нет, поэтому решил вмешаться в своеобразный допрос.       — Возлюбленная, что скоро станет женой, Шинджи. Не шути с этим.       — Ах, Вашество, Ваши слова причиняют боль. Почему лишь я остаюсь одинок?       — Так в чем дело? Сейчас самое время обзавестись прекрасной герцогиней… Ну, а если подумать, то никто из моих герцогов не женат. Ни ты, ни Нноитора, ни Улькиорра. Даже Мурамаса, обитавший в столице, не удосужился подыскать себе супругу. Быть может, я всему виной?       По лицу светловолосого герцога скользнула дерзкая, хитрая полуулыбка и он не постеснялся согласиться:       — Действительно, Вашество. Не бережете Вы нас и чрезмерно нагружаете. Правда, Ной?       Последние слова переполнили чашу терпения угрюмого герцога Файфа. Легко натянув поводья, мужчина заставил своего коня резко шагнуть в сторону коня Шинджи. Совершенно не ожидая такого грубого нарушения личного пространства, нежный белогривый испуганно скакнул вперед, заставив своего наездника опасно покачнуться в седле.       — Эй! — возмутился герцог Хирако, остановившись. — Какого черта?!       — Я предупреждал, — раздраженно бросил Нноитора, медленно проезжая мимо и не чувствуя никаких угрызений совести. — Ты слишком много болтаешь сегодня.       Старк вздохнул и безнадежно покачал головой. Порой шутки его друга граничили с жестокостью и наоборот — жестокость могла стать для него забавой.       — Кажется, наш дорогой герцог, действительно не в духе, — проговорил король. — Сегодня он просто не в состоянии оценить твоих шуток, Шинджи.       Герцог Хирако двинул белогривого следом за государем и произнес с досадой так тихо, что его слова не могли достичь никого вокруг:       — Вот и дурень. Если хоть немного присмотреться, то все становится слишком очевидно…       С маленьким происшествием, за беседой и в раздумьях путники оставили позади себя нижний город. По-другому его еще называли — «рабочими кварталами». Они опоясывали центральную часть столицы и состояли в основном из домов наемной прислуги, мелких и средних торговцев и ремесленников, в редких случаях — зажиточных крестьян.       Средний или «белый» город образовывал собой самую обширную часть столицы и значительно отличался от «рабочих кварталов». Дороги здесь становились шире, на некоторых в один ряд могли проехать три кареты разом. За места на просторных площадях боролись лучшие местные и приезжие торговцы. Дома мелких помещиков, купцов, баронетов, баронов и виконтов вне зависимости от достатка щеголяли друг перед другом красотой и пышностью убранства.       Преодолев две трети пути по «белому» городу, на фоне безоблачного неба путники могли увидеть очертания возвышающихся и тянущихся ввысь роскошных двух- и трехэтажных домов-дворцов высшей знати верхнего «золотого» города. Владения графов, маркизов и герцогов были настолько самобытны, что не имело смысла сравнивать их друг с другом. Они создавались лучшими архитекторами. Каждый дом запечатлел и сохранил в своих стенах частицу, само дыхание того времени, в которое он был построен.       Проезжая по столице от окраин к центру и оглядываясь по сторонам, король отмечал как нечто знакомое, так и новое, чего не помнил раньше, но это ощущение не коснулось верхнего города. Там все оставалось по-прежнему, не меняясь на протяжении десятилетий. Это успокаивало Старка и возвращало прежнее приподнятое настроение.       — Кстати, Шинджи, эта идея про женитьбу… Могу рассказать об этом Нелли. Верю, что она подыщет для тебя прекрасную супругу.       — Государь, этим Вы укоротите мою прекрасную молодую жизнь, — печально проговорил блондин. — Пожалуй, Ее Высочество не оценит моей дерзости. Тогда меня не спасет и вся моя неотразимость.       Герцог Файф мрачно усмехнулся. Этот жест не остался незамеченным.       — Не удивлюсь, если сейчас ты пожелал мне смерти, Нноитора, — проворчал герцог Хирако. — Нет, прежде моя прекрасная молодая жизнь будет загублена твоими проклятиями.       — Решено! — воскликнул Старк, не обращая внимания на жалобы друга. Весело рассмеявшись забавной идее, он чуть тронул коня, вырываясь вперед. — Подыщу для каждого из вас отличную партию!       — Вашество! — бросил ему в след Шинджи. — Постойте! Подождите! Я не это имел в виду!       Дорога петляла дальше и за пятьсот шагов до королевской резиденции превратилась в аллею, обсаженную старыми и относительно молодыми кленами. Их ветви образовывали над головами гостей высокий свод, избирательно пропускающий внутрь солнечный свет. Проскальзывающий между стволов деревьев шаловливый ветер перекатывал и тревожил яркую багряно-желтую массу опавшей резной листвы.       Только здесь Старка настиг отголосок понимания — он возвращался домой. После, кажется, пропасти дней и ночей, приправленных горьким отчаянием и приторной, тошнотворной радостью. Он возвращался домой. Не в безмолвные стены королевской резиденции, а к живым людям, что олицетворяли и оживляли это понятие. К Нелли — ласковой и любящей; к ее нежным рукам и улыбкам. К Лили — непосредственной, дерзкой и звонкой.       — Цан! Цан, скачи вперед, — нетерпеливо приказал Старк молодому человеку, ни на шаг не отстающему от него. — Найди леди Неллиель и сообщи о моем приезде.       — Да, Ваше Величество, — с готовностью ответил он и пришпорил коня, оставляя господ одних.       Через время на широкий квадратный двор резиденции выехали отставшие герцоги и король. Дорога, выложенная серым и бурым камнем, тянулась как прямиком ко входу в дом, так и, разветвляясь, огибала двор по периметру.       Герцог Файф остановил коня посередине дороги, словно преодолеть весь путь до конца стало бы для него невыносимым испытанием. Коротко взглянул на добротное, величественное здание из светлого камня, он проговорил:       — Государь, разрешите мне оставить Вас здесь.       — Нноитора, желаешь сейчас же покинуть Блейз? Уверен, моя дорогая сестра не будет против гостей.       — Прошу прощения, Ваше Величество. Я дал слово не задерживаться в пути и прибыть так быстро, как смогу, — ответил герцог вежливо, но решительно.       — Леди Ретцу строга, — проговорил Шинджи. — Отпустите нашего милого герцога восвояси. И меня, Вашество. Наше веселое путешествие окончено.       Король кивнул. Следом за Нноиторой и он окинул взглядом дворец. Свое владение, свой «дом». И мысленно признал, что до сих пор совершенно не понимает, о чем думает и как себя чувствует его близкий друг в этом месте. Какие мысли одолевают его? Отвращение? Сожаление? Наверняка что-то неприятное и совершенно отличающееся от того, что чувствует сам Старк.       Но лучше об этом не думать. Не сейчас, во всяком случае.       — Ну, а ты, Шинджи? Ты останешься в столице?       — Буду к вашим услугам, Вашество. Можете положиться на меня.       — Что ж, коль Нноитора отклонил все мои гостеприимные предложения, то от тебя, Шинджи, я отказа не приму. Пока Мурамаса не прознал о моем тайном возвращении и не принялся надоедать визитами, приезжай к нам на ужин.       — Непременно, Вашество.       — Тогда, простимся, друзья. Благодарю вас за приятную компанию, — король по привычке обменялся с ними рукопожатием. — Поезжайте. Счастливого пути.       Герцоги в знак уважения поклонились и, развернув лошадей, оставили своего государя добираться до порога дома в одиночестве. Впрочем, уже через несколько минут Старк принял помощь подоспевшего лакея и вверил своего коня его заботам. Успевший обернуться по поручению Цан тоже оказался рядом.       — Ну, ты разыскал ее? — уточнил король. — Нелли здесь?       — Да, Ваше Величество. Госпожа спускается.       Спускается? Последние минуты перед встречей казались пыткой.       Первой, как и ожидал король, из парадных дверей дома маленьким чертиком выскочила Лилинет. Клубочком скатилась по ступеням полукруглой лестницы и бегом бросилась к нему:       — Братец! Мой дорогой братец! Ты вернулся!       За два года она подросла и похорошела. Но совсем не изменилась. Все такая же шумная, быстрая и беспокойная. Старк с лёгкостью подхватил младшую сестру на руки, закружил и прижал к груди. Девочка радостно засмеялась, обнимая его за шею, и подначила:       — Ещё! Еще, братик! Покружи ещё!       — Ох, братику становится тяжело кружить тебя, Лили, — ответил Старк, стараясь выглядеть серьезно.       Сестренка вспыхнула, ударила его маленьким кулачком в грудь и строго произнесла, сдвинув брови и надув губки:       — Никогда не говори так девушке! Никогда, братец, слышишь? Иначе никто тебя не полюбит!       — Так уж никто? — уточнил король. — Ты же будешь меня любить?       — Буду, — произнесла она, одарив его чуть смягчившимся взглядом. — Только если ты будешь кружить меня!       Старк улыбнулся и уступил. Когда отпустил сестру на землю, то голова шла кругом. А маленький сорванец побежал кружиться по двору, весело смеясь и нарочно заставляя юбки платья обвиваться вокруг худеньких ножек.       Пока Старк занимался с юной принцессой, Неллиель стояла поодаль и терпеливо ожидала своей очереди. За ее спиной, словно вторая тень хозяйки стояла невысокая Сун. Еще дальше старшая дворцовая прислуга во главе с пожилым дворецким и экономкой. Все, включая его сестру, низко поклонились, когда его взгляд упал на них.       — Подойди, Нелли, — позвал Старк. Получилось строго, хотя в этот момент ему было печально и больно.       Чем больше времени проходило, тем сильней ему досаждала сдержанная вежливость Неллиель. Ему она казалась отчужденностью и холодностью. Лучше бы сестра просто вышла навстречу, припала на грудь и крепко обняла. Так же она была ему словно чужой. Словно до сих пор не могла смириться с произошедшим. Не могла простить. Да, и его тоже.       — Так долго тебя не видел, — тихо проговорил Старк, крепко обнимая свою драгоценную сестру.       Его окутал горьковатый запах грейпфрута и едва уловимый цветочный аромат духов. Ее нежные руки сомкнулись на его шее, и Старк вдруг понял — теперь он оказался дома.       Несколько минут простояли в молчании. Но и без слов становилось понятно, как сильно по нему скучали, проводили бессонные, беспокойные ночи и с нетерпением ждали новостей. А потом считали дни до его возвращения.       — Жив и невредим, — прошептала Неллиель, будто только поняла реальность происходящего. Голос ее дрогнул. — Я так рада. Думала, что… Старк, я больше не смогу вынести подобной пытки.       — Что со мной будет, моя дорогая? — бодро заявил мужчина, больше всего опасаясь слез своей сестры. Потому что не знал, как утешить и развеять ее печали. — Я же король. Тот, кого оберегают. Со мной ничего не могло произойти.       Неллиель подняла голову и взглянула на него сквозь слезы.       — Я знаю короля, который желает оберегать других. Как мне не волноваться о нем?       Мужчина осторожно коснулся ее щеки, отирая капли соленой влаги. Ответных слов не нашлось. Разве мог он признаться в том, что ее слезы делают его беспомощным и ничтожным? Поэтому просто смотрел на сестру с тем же изучающим вниманием, что и она на него.       — Отпустил волосы… — заметила она, дотрагиваясь до темно-каштановых прядей брата, и нежно очерчивая овал его лица. — И колючую щетину. Изменился.       — Верно, постарел? — попытался отшутиться Старк, позволяя её взгляду и ласковым пальцам внимательно исследовать каждую черточку своего лица.       — Стал серьёзнее, — возразила Неллиель. — Теперь еще больше похож на отца.       — А ты стала ещё прекраснее, моя дорогая, — король взял ладони сестры в свои и поднес к губам, целуя каждый пальчик.       — Люблю, когда ты мне льстишь, Старк. В этом хочу верить только тебе…       Сомкнутые руки старших брата и сестры нетерпеливо разбила Лилинет, оставленная без внимания обоих и посчитавшая это уж очень несправедливым.       — Братец! Сестрица! Я тоже хочу поцелуев и объятий! Вы про меня забыли!       Неллиель, наконец, улыбнулась. Старк поднял ребёнка на руки и удобно усадил на согнутом локте. Девочка утихомирилась, крепко обняв брата за шею. Старшая из сестер оглянулась назад, на уже пустую аллею.       — Кто тебя сопровождал? Не пожелали остаться у нас и отдохнуть с дороги?       — Нет, — покачал головой король. Свободной рукой он привлек к себе Нелли и поцеловал в волосы. — Шинджи обещал приехать на днях. Нноитора сейчас же отправиться домой, к леди Ретцу.       — Провинция Кенпачи — не близкий путь. Он по-прежнему избегает этого места?       — Кто знает, — ответил Старк неопределенно и внимательно взглянул на сестру. — А что?       Принцесса едва заметно пожала плечами и ответила на вопрос не так, как того хотел король:       — Лили была бы рада увидеть герцога. Ты знаешь, что теперь она боготворит его больше прежнего? Заявила мне, что выйдет за него. Правда, Лилинет?       — Сестрица! — пристыжено воскликнула прислушивающаяся к разговору взрослых девочка. — Как ты могла? Это же был наш секрет! Мальчикам о таком знать не следует!       — Правда? — виновато улыбнулась Нелли. — Прости, милая. Я подумала, что исполнить твое желание во власти короля.       — Это секрет, ясно? Теперь вы оба не вздумайте проболтаться. Особенно ты, братик, — бескомпромиссно заявила юная принцесса. — Иначе обижусь на вас!       Старшие брат и сестра заговорщицки переглянулись. Старк склонился к уху Нелли и тихо шепнул:       — А ты, моя дорогая? Тоже желаешь его увидеть?       — Пустое, милый брат. Для счастья мне достаточно видеть лишь вас с Лили. В целости и сохранности, — вновь ловко ушла от прямого ответа молодая женщина и сменила тему:       — А теперь давайте обедать. Я прикажу сейчас же все подать.       Мягкая улыбка на ее губах, ни грамма волнения и спокойный взгляд прекрасных глаз мог ввести в заблуждение кого угодно. Старк не был исключением.       Сестра научилась прятать свои чувства и желания так глубоко, словно у нее их и не было. Чтобы больше никто и никогда не смог причинить ей боли. Она подпускала к себе настоящей лишь горстку людей, от остальных же отгораживалась в лучшем случае холодной и неизменной вежливостью, в худшем — равнодушным снисхождением.       Но и те, кто был удостоен ее любви и ласки, не могли пробиться к страдающей части ее сердца. То ли унять ее боль никто не мог, кроме той, что ее причинила; то ли сама Нелли не верила, что кому-либо это под силу.       Одаривая заботой других, она никогда не принимала ничьей помощи. Разделяя с близкими людьми радость, грустить и страдать она предпочитала в стороне ото всех. В глубине своего существа, Неллиель по-прежнему оставалась одна.       Это огорчало и печалило Старка. Он желал изменить это, но пока совершенно не представлял с чего начать.