***
Кажется, я просидел на полу тюремной камеры около своей так называемой постели около суток. За это время я моргнул 29 947 раз. Это на несколько тысяч меньше положенного. Но на самом деле, этим я старался отвлечь себя от мыслей об Эм. Какого черта ее не пустили на суд? Почему ее вообще ко мне не пускают? Неужели, кто-то хорошенько позаботился о моей изоляции? Я бы был уверен на все 200 процентов, что это Джин, если бы он не сидел вместе со мной здесь, в этом страшном месте, где дают столько лет на раздумья. Мне было чертовски неспокойно. Я каждый раз кусал ногти до крови и шагал по комнате, когда сидеть уже не было сил. Почему все случилось так внезапно? Неужели вариант концовки истории Фауста, где он отправляется в ад из-за выигранного с Богом пари Мефистофеля, считается правдивым? Но не это место я считаю адом, нет. Ад — это то, что творится внутри меня. Я отломал кусок потрескавшейся белой стены и заточил его о решетку. Теперь заостренная конечность напоминала мел, и тогда я впервые нарисовал на темной стене белый штрих — первый день из 1826. Минуты ожесточенно сменяли часы, часы сменяли сутки, а сутки сменялись неделями. Однажды я случайно увидел свое отражение в уборной и заметил, как впали скулы и образовались темные пятна под глазами. Я сильно исхудал, учитывая мой рацион питания и ежесекундное самопоедание в сопровождении с моей замкнутостью и отстраненностью от людей. Я стал совсем диким и не разговаривал абсолютно ни с кем. Лишь кивал или бросал отчужденный взгляд, если один из надзирателей звал на обед и ужин через маленькое окошечко моей железной двери. Я и куска хлеба не брал в рот, потому что чувствовал пустоту внутри и нежелание восполнять ее. Здесь никто не будет с тобой сюсюкаться и советовать поесть из-за «впалой рожи» и «чертах в моргалах». Всем плевать. Однажды я все-таки пересилил себя и взял небольшую порцию полусырого риса. Нехотя я запихивал в себя еду и сдавленно глотал, на что мой живот скручивался дикими спазмами и наотрез отказывался что-либо переваривать. Так хреново мне не было еще никогда. — Надо же, одиночка Ви вдруг решился покушать, — за стол, где сидел только я один, присел Джин в такой же полосатой пижаме, что и я. — Составлю тебе компанию. Рис комом встал в горле и не желал никуда проходить. Я прокашлялся и резко перевел взгляд в сторону парня; неотрывно смотрел на то, как беззаботно он ест какую-то кашу и пьет кисель. — Что? — вопросительно изгибает бровь и всматривается своими подлыми глазами Сок Джин. Я продолжал молча изучать его лицо. В нем тоже что-то изменилось, но я бы не сказал, что он похорошел. Скорее, стал еще более безумным. — Кажется, у тебя что-то на лице, — едва слышно прохрипел я, склоняя голову набок. — Да? Что же? — Дерьмо, в которое ты вляпался, садясь сюда! Для меня было несвойственно драться и начинать драку первым. Но сейчас это делал не я. За меня лицо этому долбанному психу набивала злость, скопившаяся за все три года, а особенно за последний. Все чашки с грохотом повалились на пол и разбились на осколки, которые впились мне в колени, когда я набивал лицо Джину, сидя в таком положении на полу. Охрана незамедлительно примчалась в столовую и принялась разнимать нас, но Джин попросил их подождать, когда я закончу. Как и ожидалось, мужчины в форме даже не думали повиноваться просьбе Джина и заломили мне руки за спину, скрепляя наручниками. — Говори мне, что ты делал с Тхи Хйун всю неделю! — кричал я и рыпался так, что едва мог сам узнать себя. — Ничего особенного, — на его лице появилась ухмылка и струйка крови. — Я всего лишь насладился ею в полной мере, ведь она так похожа на свою мамочку, красавицу Кин, которая никак не захотела отвечать мне взаимностью. — Ты просто пользовался ею! — меня стали насильно вести в сторону выхода, но я даже не намеревался молчать. Многие заключенные были в шоке, узнав, что я умею говорить, да еще и так громко. — Да, пользовался везде и всячески, как только хотел. И в эти сладостные моменты я рассказывал бедняжке Хйун о ее матери, о которой она никогда не слышала. Шептал ей на ухо, как ненавижу Кин и ее копию-дочь. А потом рассказал о твоем папаше и о тебе. Вы — самые настоящие ошибки природы, и я сделал достаточно для того, чтобы полностью уничтожить вас, растоптать и разрушить вам жизнь, — он говорил так спокойно и размеренно, будто бы на самом деле это сущий пустяк. Я копил в себе силы больше недели, что отбывал здесь. Я копил в себе силы с того рокового года, когда умер отец, чтобы сейчас все их потратить на этого ублюдка. Применив некоторые классические приемы, я на время избавился от цепких рук мужчин и рванул к Джину, хватая его за горло. — Кто… — мои глаза залились кровью, по подбородку стекала слюна. — Кто смог поймать и посадить тебя?! Джин засмеялся сначала приглушенно, а потом так громко, что уши сворачивались в трубочку. Как он смеет смеяться… — Я уничтожу тебя! Заставлю страдать! Ты не будешь отбывать свои дни так легко! — отчаянно кричал я, когда охрана порядка тут же применила силу и вытащила меня со столовой. Здесь мне не удастся разобраться с Джином из-за строгого порядка, но у меня есть достаточно дней, чтобы придумать, как насолить ему. «— Нет, прошу тебя, не мсти! — голос воспоминаний прозвучал в моей голове, пока меня вели в камеру. — Жить ради мести поистине глупо. Ты потеряешь столько нервов и времени, а в итоге не почувствуешь ничего. Жизнь их сама накажет, уж поверь. Давай просто будем счастливы?» Ох, моя крошка Эм, как бы мне хотелось быть просто счастливым. Даже не так. Как бы мне хотелось осчастливить тебя… забрать в свои оковы и не отпускать. Не показывать никому и ни с кем не делить. Дышать только тем воздухом, что дышишь ты. Смотреть в твои глаза и тонуть в них как можно глубже и глубже. Я нуждаюсь в тебе, как в наркотике, но мою ломку по тебе невозможно усмирить. Я зависим. Зависим настолько, что даже спустя столько лет не смогу отпустить тебя. Я желаю тебе счастья с другим, верным человеком, но, черт, я не могу это принять, Эм. — Пошел! — рывком толкает меня один из дежурных в камеру и закрывает холодную железную дверь на замок. — Остаешься без ужина за драку, — рявкает он и закрывает окошечко.***
— К вам посетитель, — оповещает меня кто-то за дверью и выводит в коридор, скрепляя руки в наручники. Теперь для меня железные браслеты были неотъемлемой частью. Я считался одним из опасных преступников, и меня даже хотели перевести в другую, более защищенную камеру, но майор распорядился оставить меня одного и просто наблюдать за мной. Новость, которую мне сообщили впервые за две с половиной недели, вызвала подозрение. Кто станет навещать меня? Хйун не пускают по каким-то причинам, впрочем, как и мою сестру и Гука. Наверное, меня считают слишком опасным и резким, особенно после того случая в столовой. Размеренным шагом мы идем в комнату краткосрочного свидания для осужденных, где за прозрачным стеклом меня ждал аноним. Признаться честно, не знаю, как бы повел себя, увидев там свою сестру или… девушку. Я ведь все еще могу называть ее своей девушкой? Айщ, нужно отвыкать, Тэхен, нужно отвыкать… Меня завели в более светлую комнатку, нежели моя камера. Усевшись за деревянный стол, я развалился на стуле и скрестил руки на груди в ожидании, когда ко мне придет мой гость. Один сотрудник стоял у меня за спиной до тех пор, пока этот самый гость не появился напротив, и нас разделяло лишь тонкое стекло. Честно сказать, этого человека я ожидал увидеть самым последним. Отец Тхи Хйун был одет в полицейскую форму, причесан и побрит. Он выглядел уставшим и огорченным, и тогда я подумал о его причине расстройства… что-то с Эм?! — Здравствуй, Ким Тэхен, — хриплым голосом произносит мужчина и снимает с себя фуражку, на что я мысленно прошу вернуть ее обратно на голову, чтобы стереть все мои подозрения. Я хмыкнул ему в ответ и перевел взгляд на стену. — Ты очень изменился с нашей последней встречи, — продолжил он вытягивать меня на разговор, которому было выделено всего пять минут. — Вы тоже, — я кивнул на его форму и перекинул одну ногу на другую. — Я до сих пор не верю, как ты мог оказаться здесь, но я могу тебе помочь. Теперь я при службе, так что… — С какой целью? — я выгнул бровь и кинулся на стол, расставив руки по бокам. — Ты покрыл мой долг… — Я это сделал не ради вас. — … И все же. Ты помог осознать мне, что не все потеряно, и что у меня есть дочь. Мы помирились с ней, и она вернулась домой. Как же я был рад это услышать! Эм жива! Она в порядке! Она живет с отцом, так что теперь мне намного спокойней. — Я правильно вас понял? Вы хотите помочь рэкетиру выйти из тюрьмы ради своей дочери? — мужчина неуверенно кивнул. — Ха, да вы больны, мистер Ко! Я открыто ухмыльнулся его безрассудству и снова откинулся на спинку стула. — Тэхен, то, что ты мне сказал тогда, это шло от сердца. Ты любишь ее больше жизни, признай. — Да, но вы подумали о своей дочери? Вы спросили ее, захочет ли она увидеть в своей жизни преступника, лгуна и труса? Деньги? Да, я заплатил грязные деньги, и что с того? Это лишь бумажки, которыми не сотрешь мое прошлое и нынешнее. Я заключенный, и этого не отнять. — Все верно, но… — Мистер Ко, давайте договоримся. Если вы хотите мне помочь, то запихнете одного из заключенных по имени Ким Сок Джин в психушку и найдете его напарника Ким Намджуна. Если сделаете это, я буду считать, что мы квиты. И, прошу, не нужно больше прикрываться дочерью, чтобы как-то меня отблагодарить за этот чертов долг. Ваша дочь не вещь, которой можно распоряжаться, запомните это наконец. Я желаю ей только счастья, так что и вы последуйте моему примеру. Скажите ей, чтобы она не ждала меня. — Тэ… — Хватит. Уходите! — я с силой нажал на черную кнопочку под столом и вызвал охрану, которая мимолетно вывела меня из комнаты и повела по пустующему темному коридору. Надеюсь, мужчина услышал меня и сделает то, что я попросил. Если у меня не получится избавить мир от мафий, то это сделает сотрудник полиции и отец Эм. Обещаю, малыш, я не буду мстить. Я стану существовать. Ради тебя. Я буду твоей тенью, когда выберусь, и буду всегда рядом, когда понадобится помощь. Ты только будь счастливой…17 дней из 1826.